А интересные эти кумиры-символы 80-х - Бредбери, Кинг, Крапивин, Берроуз (я полагаю, они все в 80-е получают полное признание, в этом их единстве я опираюсь на их обильную экранизацию именно в эти годы).
Не сочтите за иронию или провокацию, но это прекрасная сумрачная лирика сублимированной гомосексуальной педофилии, разлитая в их произведениях, она точно соответствует той золотой диско-эпохе с её верой в технику, в детей галактик, в бессмертие, в научную фантастику, в вечное детство, естественность, соединённую с техникой. Эта вся лирика на своём пике, как и каждая лирика в своём апофеозе, должна быть соединена уже с чем-то скрепным, древним, подкорковым, групповым, семейным, животным, увенчана, то есть, должна быть уже архаикой, подживлена, подключена к ней. Но лирика восьмидесятых, синтетических и с верой в роботов, она не могла быть вписана в традиционную архаику домостроя, патриархата, а потому запрыгнула ещё глубже - вернулась к доисторическому, к сверхчеловеческому - к головокружительному обаятельному сказочному инцесту. Так часто происходит, когда нужно пометить что-то совершенно взрывающее ум, историю. Инцест и гомосексуальность - это и есть сексуальность техники и роботов, кстати: плоть от плоти, повтор и отражение друг в друге, мать становится женой и рождает тебе сына, твоего братика. Такая вот фантастика (кстати, вот в таком вот изложении, как я только что сказал, и ставшая сюжетом пяти, по крайней мере, мне известных, романов тех лет о клонах и роботах).
Такой взрывной и казалась себе эпоха диско, ну а перечисленные писатели смогли уловить ей соответствующий нутряной сюжет (стоящий же сюжет - это всегда отношения в архаической, в маленькой группе - в семье, между родителями и детьми, и между сверстниками, в данном случае потому закономерно получается инцест), который я и определяю как гомосексуальный инцест (мальчики с мальчиками плюс писатели постоянно любуются выписываемыми ими пацанами, потому произведения Брэдбери, Кинга, Крапивина - это хиты на сайтах бойлаверов, а особенно экранизации их произведений, все эти полуголые, а то и голые мальчики тонкой кости, проводящие время вместе).
Здесь очень к месту мечта Брэдбери об остановленном детстве, он всегда мечтал остаться десятилетним мальчишкой, и его рассказы полны эротики мальчишек, равно как и произведения певца мальчишек эпохи позднего брежневизма Владислава Крапивина. У обоих писателей мальчики постоянно спят вместе, клянутся в вечной любви друг другу, вспоминают по три страницы прикосновения друг к другу, раздеваются друг перед другом, краснея, и так далее, что хорошо ложится именно на темы дома, детства, возвращения.
Остаться дома, в постоянном повторении, остаться законсервированным в родном кленовом сиропе, остаться ребёнком, остаться среди сверстников, остаться со своим отражением, остаться в совершенном зеркальном мире братского инцеста и взаимоотражения - эта терпкая, но нежная, атмосфера возрастного подросткового гомосексуализма, совместной дрочки и других игр в пионерлагере, пропитывающая произведения Брэдбери и Крапивина, дополненная нуаром Стивена Кинга о мальчишеских сектах из кукурузной глубинки (то же самое, но неприкрытым сексуальным текстом у Уильяма Берроуза, в его бесчисленных повестях о бандах голых, друг с другом группенсексом совокупляющихся, мальчиков, терроризирующих благополучную глубинку Америки), равно как и закомплексованные советские пионеры с конца семидесятых были регулярно дополнены живым сексуальным нуаром чикатил - это песня-гимн зацикленности восьмидесятых на себе самих, когда до СПИДа и терроризма ещё хотя и совсем недолго, но этого ещё нет, а цены на нефть стабильны, и все впадают в детство, а война в Афганистане - это война с басмачами за ценности европейской культуры, чтобы женщины не носили бурку (и славная революция в Иране и т.п.).
#ПРОЗА, #ФАНТАСТИКА
МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
