КВИР - Новолунье

Новолунье

Начало июля было холодным. От моря лагерь был далеко, так что детишек повезли к морю за смену лишь раз. Мне девятнадцать, им - меньше совсем не намного. Так что вопрос, кто кем руководил.

Тем более их тридцать, а я один. Правда, официально со мной была одна местная, длинноногая, но состояла она при начальнике, а когда к тому заявилась семья, перешла к физруку по наследству. В лагерь я попал волей стесненных денежных обстоятельств. А что в такой - это по блату.

Детки были сволочные, детки родителей, хотя не ого-го, тем не менее, всё же. Отнюдь не дармовым был этот лагерь. Война между мной и детишками длилась недолго, мирным соглашением завершившись: делайте что хотите, но в одиннадцать все в кроватях, в восемь все на линейке. Условия исполнялись. Так что начальство, занятое своими делами, меня не трогало, а я деточек и подавно. Но памятен лагерь мне вовсе не этим.

У парня было какое-то темное интернациональное прошлое. То ли дед чьим-то был коммунистом, то ли бабка - импортной комсомолкой, но кожа у него была не по-здешнему смуглой. Тихий, ни во что не встревающий, но не дичащийся. Когда гонцы приносили - со всеми через забор. Но не пил - то ли не приучен, то ли привык таскать не из местного магазина, а из бара родительского.

Славный был мальчишка, нездешний. Главное - взгляд. Глядит изнутри, всего тебя охватывая, словно заглатывает. Славный нездешний вампирчик. Этот взгляд я впервые в душе засек. Дали горячую воду, и погнали всех мыться - пока не отключили. Согнали - самые резвые в душ, другие очереди своей дожидаются.

Высокий блондинистый уже сложившийся парень торопливо стал раздеваться, хотя его очередь не дошла. Расшнуровывает ботинки, а нездешненький его со шнурками заглатывает. Взглядом нежно и осторожно помогает тому раздеваться. Я на мгновение оторвался - кто-то отвлек. А когда повернулся, блондинистый был уже в душе. А у того взгляд потух. Сверкнул - и погас. Потом не раз картину пытался восстановить в измерениях разных: непонятно, то ли блондинистый раздевается, то ли смуглый с него совлекает покровы.

В другой раз - на море, куда долго тащились, а потом ожидали, пока Кощей - начальник лагеря - купаться всем разрешит. Изглоданный жизнью Кощей всего на свете боялся. Этот человек когда-то себя потерял и никак не мог отыскать.

Пляж, хоть не дикий, но ни кабинок, ни душевых - ходили потом неделю солеными, горячую, понятное дело, опять отключили. Мальчишечки, сволочи, дернули для приличия за ближайший жидкий кусточек. Раз-два - попки мелькнули, у зазевавшихся - остро вздернутые, еще не обвисшие малыши под пучком недавно пробившихся волосков. Пока пытался мысленно сфотографировать, они уже орали в воде, топая по мелководью. Ехали-то за морем. Всё остальное, в том числе полапать девочкам выбегающее из прошлогодних маек, можно было и дома.

Кощей разделил нас, вожатых, на две равные группы. Одна, за детишками поспевая, быстренько за тем же кусточком сбросила лишнее и в воду полезла. Вторая оставалась на берегу: по одному не спеша ходили переодеваться - лезть в воду на смену. Я подгадал во вторую. Главное, не раздеваться со всеми. Уже года три минуло с тех пор, как обнаружилось, что набухает у меня не на девчонок. При случае я не отказывался попридержать их за какое-нибудь выдающееся место - из любопытства и не отстать от других. Но это было не настоящее.

При виде голого мельтешения за жидким кустом тотчас набухло, но джинсы были хорошей защитой - всегда в них топорщится. А для купания я припас нечто очень уж широченное. Умудренный предыдущими опытами маскировки я всё вычислил правильно и мог, вперившись в мелководную даль, помечтать о том, как в воде подберусь поближе непременно спиной, чтобы не было подозрений, к одному из мальчишек и коснусь ненароком.

Уже всё знал о себе, но ни разу, ни с кем. О специфической функции общественных туалетов и не догадывался. Весь опыт был, так сказать, высокохудожественный. Микеланджеловский Давид, например. Дополнялось соседом по парте - лучше всего затеять возню. За карандаш, например, который иногда падал туда, и можно было без всяких подозрений коснуться. Дома это упоительно продолжалось: расстегивая пуговицы, сквозь тесноту пробираясь, неторопливо, растягивая ожидание, скользнуть вниз, зажать в руке - и все линии и выпуклости в тебя распускаются, обессиливая и преображаясь в усталую терпкость.

Встать - аккуратно. Подошла очередь, переодевшись, лезть в воду. Джинсы джинсами, но черт его знает. Лениво за кульком потянувшись - он увеличивал площадь защиты - на ходу песок начал отряхивать. Конечно, никому до меня не было дела. До резвящихся детишек в воде, разумеется, тоже. Первые минуты бдительности прошли, далеко велено не заходить под страхом "больше не повезем", утонуть здесь сильно захочешь - никак не получится. Не торопясь, добрел до куста, постоял, крутанул головой и дальше побрел.

Уже расстегнул молнию, когда в куст-раздевалку впорхнуло и, стащив плавки и друг друга подзуживая, заплясало. Заставив взгляд отвести, двинулся дальше, за густые кусты: точно никто не увидит, да и минута-другая измученному воздержанием только на пользу. Лишь в воде сложил воедино увиденное. А в тот момент всё надвое разломилось, каждая половина сама по себе.

Впился в меня, в мою девственную обнаженность изнутри тянущим взглядом. Касался, лаская, скользил от плеч к груди, медлил у набухших сосков, чтобы зигзагом - вниз, к животу, и - тягуче, медленно овладеть налившейся силой, вздернувшейся юно к пупку.

Только пробыв две смены в воде, вторую половину восстановил: нездешнее лицо, потное блестящее тело, дрожащая бесстыжая выгнутость бедер и ног, белесая биссектриса, падающая в траву.

После разъезда двое моих оставались: нездешненький и блондинистый, на два месяца оба. После прощального костерка под гитару (явно) и водку (вроде тайком) пошел я к себе. Жили в одном доме с детишками: они в палатах по несколько человек, у вожатых - отдельная комната на втором этаже. Перед тем, как подняться, украдкой глянул в окно. Стояли в дальнем углу и шептались.

Отвернулся. Выкурил сигарету. Шум. Вновь заглянул. Нездешненький лицом в подушку вжимался, под блондинистого выгибаясь, и скоро в лунном свете красный, как сырое мясо, мелькнул, и - дрожащая биссектриса.

Поднялся к себе. Внизу что-то скрипнуло. Глянул в окно. Навстречу - белая узкая, только что родившаяся луна глумливо мне подмигнула.

Иллюстрация instagram Md @aleksei_d.e.m Ph @vagaytsev_anton

02 ИЮНЯ 2019 М. ЗЛОЧЕВСКИЙ

Ссылка:

Смотрите также