 |
|
Вылет поэта Константиноса Кавафиса из пули Дантеса
Выдающимся поэтом великий Кавафис был признан только после смерти. Стоит сказать, что его творчество повлияло на поэзию У.Х. Одена, Луиса Сернуды, Бродского.
 Статья Евгения Понасенкова о поэте Константиносе Кавафисе. Первая публикация в печати - "Квир" №70 (май 2009 г.) Кавафиса критиковали за прозаический стиль, но поэзия у него в смысле, а не в формализме. Можно написать "Саша любит Дашу", и это не будет поэзией, я вам больше скажу: можно написать "Саша любит Мишу, а затем и Гришу", и это будет еще меньшей поэзией, не засматриваясь на наличие догнавшей Сашу рифмы и яркую антиобщественность высказывания. А вот, если рассказать, почему именно этот Саша любит этого конкретного Мишу, причем в контексте полного безразличия к Даше, обществу и редактору поэтического и прочих журналов - вот это уже будет то, что надо! Виват, Поэзия! Вообще не только события государственного уровня не влияли на поэта: даже и события семейной жизни - тоже не особенно брали за душу. Кавафис был девятым ребенком, и по ходу его биографии у Константиноса постоянно умирали братья. На четвертом грустить и убиваться, наверное, уже было сложно. У Пушкина вот тоже - про няню один раз и явно для школьной хрестоматии (для него была важнее рифма: с тем же успехом он мог бы написать и так: "Что же ты, моя избушка, приуныла у окна"; тут важна не личность, а предмет). Я, кстати, сделал открытие - Дантеса он подсознательно описал в "Онегине" - ведь автор не объясняет, почему Евгений отписался от Татьяны: очевидно, у него уже были виды на какого-нибудь Геккерена Усыновленного. Кроме того, оба они (и Онегин, и Жорж) красивы, праздны и оба застрелили по неуравновешенному поэту-брюнету (хотя изначально в образе Ленского Алесан Сергеич хотел высмеять малоумного приятеля своей полоумной юности Кюхельбекера). Вообще, быть убитым не сифилисом, подцепленным от какой-нибудь жирной пизды, а острой пулей похожего на Джо Блэка красавца-француза (да еще и будущего пэра), на мой искушенный взгляд, значительно приятнее, поэтичнее и биографически выгоднее. Ну, вы можете себе представить, чтобы кто-то даже и по молодости написал бы "На смерть поэта" со строками "погиб поэт - невольник пизды"? Да и одна эстетика фамилии, чего стоит: Дантес! В этом слышится божественная комичность "Данте", а не какое-нибудь пролетарское занятие - типа гончарного. Почему, между прочим, я в этой статье срываюсь на вульгарность? Потому что иногда надо перейти в иную стилистику, чтобы прочистить аудитории мозги. И сам Пушкин писал матерные поэмки. Это просто дозированный и местный укол своеобразной прививки (что не появились маргинальные болезни - типа той чернухи, что сейчас навалилась на ТВ и даже на театр - про "Квир" уже просто молчу!). Итак, Пушкин, Лермонтов, Кавафис... Нет, умнее всех был, конечно, Тютчев, который людей не касался, писал лишь про природу, причем так восхитительно, что остается только жалеть о том, что дипломатическая служба делала его слишком благоразумным и не позволила написать хоть чего-нибудь, связанное с уранической любовью (хотя про природу написал...). Чтобы любить поэта, его надо сначала разглядеть. Гончарова Пушкина не видела в упор, потому что "на призрак надо иметь не те очи" (сама бы Цветаева Пушкина, очевидно, поняла, но, я уверен, непременно бы влюбилась в Дантеса, причем по уши!). А что же Кавафис? Он эхо древнегреческой симфонии - Феникс великой идеи! Но писал он как-то прямо, как-то линейно. Кажется, что не рвал себя в клочья, а рассказывал - представляется, что автор пьет нектар удовольствия. А Цветаева рвала - и Бродский своим умом поставил ее вперед себя: "Так, как Цветаева, я писать не могу". Умом Иосиф был крепок - это этническое (хотя был над всеми этносами - масштаб!). Но любить умел, отчего и записал: "Вот след Пегасова копыта на том, где двадцать лет убито" (у меня на "том" месте пока убило из моих 27 только пять лет: ох, я однажды в центральной прессе все расскажу - мало не покажется!). Да, не болит боль у читающего эти строки - зато причина бесит пишущего! Имеет право. Он чувствует умом. Поэтому больше всех прочих поэтов он любил любившего юношей Кавафиса и любившего юношей Одена: знал, что они гении, а гениев Иосиф любил. Но гением редко, но может быть и женщина (к примеру, Цветаева писала гениальные стихи), хотя гений не имеет пола, а поэт пола не имеет вдвойне - он дважды (как минимум) бесполый, значит, переполнен полом, следовательно, он дважды, то есть он - двое: так, чего же он пишет об одиночестве?!? Итак, Бродский: он любил юношей любивших. Филология великая вещь: он любил юношей... остальное, предположим, в рукописи сгорело. Стоит произойти техногенной катастрофе (уже не за горами), случайно останется половина несгоревшего журнала "Квир", откуда инопланетяне узнают, что некий Бродский любил юношей. Но им, правда, уже будет все равно, и они не смогут порадоваться или возмутиться (интересно, а у инопланетян есть "пунктик" по поводу евреев?). Вот так всегда: кто может радоваться - тому уже все равно. Продолжаем. Кавафис не написал: "Что до собственной мне жизни?/ Не моя, раз не твоя". Кавафис не написал: "Из лепрозария лжи и зла/ Я тебя вызвала и взяла". Кавафис не написал: "Ты духом был, ты прахом стал". Потому что так может писать только тот, кто приготовит сыну жареную картошку и повесится. Того звали "Марина". Сын Цветаевой любил мальчиков (о чем написал в дневнике, он издан, два тома). Сын погибнет еще мальчиком вскоре на войне: он просил помощи у Ахматовой, но она не ответила. А ее сын сидел в советском лагере (а что же, как не лагеря рабы отстаивали в той войне?). А страна рожала Шариковых (для ебли = для войны = для навоза), и я еще пытаюсь, чтобы их дети, окончившие театральные вузы, поняли, что я хочу через них сказать на сцене как режиссер. Поэт всегда наивен. Христос был наивен. Бал распят. Христос был наивен? Но он же хотел, чтобы его распяли - иначе он не стал бы Христом, не получил бы возрождение. Звучит красиво. Если бы Христос был жив. Могила Цветаевой условна: никто точно не знает, куда ее закопали. Могилы убитого Мандельштама не существует (есть "братская яма"). С поэтами ищущим проще: им можно молиться на все четыре стороны. Кавафис не написал: "От рыданий не подымится/ Грудь мальчишая моя". Это написала та, которая повесилась. Она была мальчишая - та, которая родила сына убитого в возрасте моложе Христа. И нужна ли выдумка про непорочное зачатие, чтобы быть Христом? "У каждого поэта - своя Голгофа", - сказал Кокто (по сравнению с Цветаевой и Кавафисом - счастливчик). Да, Кавафис не написал: "Пространство - стена,/ Но время - брешь/ В эту стену". Но он жил вздернутым, повешенным дольше, чем один раз повеситься. Он не мог во все горло, как Цветаева, кричать, потому что Кавафис написал: "Втоптан в грязь, осужден. Послужили тому причиной/ Его любовные склонности: запретны они и позорны...". Это он еще не жил в России! А жил бы - написал бы не хуже Марины, если бы не повесился, не дожидаясь старости, а в возрасте ее сына, погибшего на войне, как все. На самом деле, какая вообще разница, кто тебя не понимает: Гончарова или красивый парень? Они оба вездесущее Ничто. Пустота. Поэтому любой тот, кто не умеет понять, с кем он оказался рядом, - Натали, любой футбольный болельщик с красивым телом, любой молодой актер с красивым телом, любой тот, кто вам, читатель, безответно нравится - их всех зовут Натали, и пола у них нет, это не мужчины и не женщины - это тетки ("как можно теткам читать стихи" - Цветаева). У них есть только вынужденная ошибка поэта. Без поэта красоты не существует. Поэт всегда ищет своего Дантеса, как Данте - своего Вергилия: необходимо, чтобы сбылось Писание. И при правильном подходе - можно даже избежать дуэлей: Жан Марэ был похож на Дантеса (и даже сыграло его в экранизации Дюма), но между ним и Жаном Кокто не стояла пнем (читаем императивно) Гончарова. Просто поэту лучше взять на себя функции не только Христа, но и дипломата барона Геккерена и постараться усыновить понравившегося Жоржа (или Эдмона). Только оценит ли это Иосиф? Ведь ему нужна большая трагичность! На самом деле, если речь не идет о бездарном и уродливом Рейне, Бродский не ошибался в оценке поэтов, да? И не только поэтов... да? Прав был Брод в оценке Солженицына ("монструозная бредятина - только минус изменен на плюс"), о России ("пробел в истории человечества"), о Цветаевой (ставил выше себя). И вот вы даже читаете и не понимаете, чего это Понасенков вставляет эти "да?". В России обычно плохое меняется на худшее: был совок, но кто-то горел желанием читать и знать, а теперь сплошной убогий глянец, Бродский лишний. А ведь у нас сейчас есть много его записей: это у него как бы такое "слово-паразит" было - Иосиф постоянно вставлял в устной речи в конец фразы эту задумчивую коду "да?". Бродский - это да... Однако без Ницше нет истины, без истины нет смысла, если сами вы некрасивы - вы не имеете права на красивого Дантеса (замечу парадокс: Кокто внешне не был Аленом Делоном). И поэтому, вспоминая известную басню, Цветаева пишет: "Все дело не в том, что я от природы любила волка, а не ягненка... а ягненка я любить - хоть и съедобного, и белого - не могла, вот и не выходила любовь, как никогда ничего у меня не вышло с ягнятами". Но почему же Ницше носил такие страшные усы и закончил жизнь в психиатрической больнице? Почему открывший Платону загадку любви Сократ был непривлекательным стариком? И если бы не красавец Байрон (он даже прихрамывал красиво), если бы не красавец Висконти, и если бы не красавец еще кое-кто, то можно было бы повторить серую банальность: или внешность, или внутреннее. Но все устроено еще страшнее: "Ибо раз голос тебе, поэт,/ Дан, остальное - взято" (Цветаева). Бытие поэта трагично, а в России все трагичнее в сто крат: легендарный сценарист Тонино Гуэрра верно сформулировал: "Густую русскую грусть можно резать ножом" (а так же пулей и веревкой, ведь "в моей отчизне негде целовать" - Цветаева). Ну, что же, если мы не можем сменить родину - сменим тему: в приморских странах поэты хотят от жизни по-жадному: "Но не полна любовь без полноты - той полноты, которую дает любовь взаимная и страсть ответная" (Кавафис). А теперь можно и о Кавафисе. От подобных статей всегда банально ожидают очередного повторения фактов биографии. Это, вообще-то, правильно, и я сейчас вам очень кратко о них расскажу. Но я хочу трижды подчеркнуть, что факт биографии человека, означающего искусство, это вовсе не революция, свадьба, переезд в другую страну, покупка дома и т.д. Нет! Это прежде всего то невероятие, которое происходит межу ним и его песней, картиной, спектаклем, словом. И более того - одним лишь словом, жестом, одним, но все раз и навсегда меняющим прикосновением кисти к холсту. А вот такие "факты биографии" запротоколировать сложно, а объяснить еще сложнее. Так что сейчас - хроника и хронология. Родился Константинос 17/29 апреля 1863 года в Александрии - девятым, младшим ребенком в семье крупного коммерсанта Петроса Кавафиса и Хариклии Фотиади (оба родом из константинопольских семей фанариотов). После смерти отца в 1870 в 1872 году семья переезжает в Англию, а в 1877 году возвращается в Александрию (в это время разгорается очередная русско-турецкая война); с 1878 года юноша учится в лицее с античным названием "Гермес". Из-за беспорядков в городе - переезжает к отцу матери в Константинополь, здесь он пишет первые стихи (причем, на английском). В 1884 году появляются стихи на греческом языке и проза на английском. 1885 год - возвращение в Александрию, сотрудничает с газетами и журналами как эссеист. В 1891, 1900, 1902, 1920, 1923 и других годах умирают разные братья поэта. Совершенно параллельно он сочиняет и издает стихи, литературный стиль которых вызывает оживленную полемику коллег и филологов в разных странах (но практически все стихи, посвященные любви к юношам, он не публикует - пишет "в стол"; при жизни автора они изданы не были!). В 1904 и 1910 годах выходят в свет два небольших сборника стихов Константиноса. В 1922 году по истечении срока договора заканчивается 30-летняя служба поэта в Управлении мелиорации. В день своего рождения 1933 году умирает в Александрии от рака горла. Первое представление поэзии Кавафиса в России состоялось в 1911 году в Екатеринославле, где К. Вальянос выступил с лекцией о греках Египта. Впервые поэзия Кавафиса в русском переводе увидела свет лишь в 1967 году, в журнале "Иностранная литература" - и стихи были выбраны, сами понимаете, что не самые для его творчества важные. Славе поэта на Западе весьма способствовала публикация английских переводов Э. Форстером в журнале "Атенеум" (1919). Литературоведы отмечают, что за исключением гомосексуальных мотивов в лирике Кавафиса, образный строй его поэзии кажется нарочито внесубъективным (хотя, если это намеренный стиль поэта-субъекта, то его стоит признать субъективным): монологи и сцены из истории эллинистической древности на пересечении Востока и Запада, написанные достаточно простым языком с вкраплением архаизмов и современной лексики. Выдающимся поэтом великий Кавафис был признан только после смерти. Стоит сказать, что его творчество повлияло на поэзию У.Х. Одена, Луиса Сернуды, Бродского. А теперь предоставим краткое слово самому "виновнику торжества": Портрет двадцатитрехлетнего юноши, написанный его другом, сверстником, художником-любителем Окончил он картину сегодня. Дописать осталось только мелочи. Глубокий серый цвет костюма; и пиджак распахнут; ни жилета, ни галстука. Он в розовой рубашке; расстегнулась рубашка, видно шею и часть груди прекрасной. На лоб ложатся справа волной густые кудри (подстриженные так, как носит он теперь). Картина выражает ту глубину и нежность, какой хотел добиться, когда писал глаза, когда писал он губы... Чудесные уста, изысканного чувства живое воплощенье. Темеф Антиохиец, 400 год Стихи Темефа, юноши, сраженного любовью. Поэма: "Эмонид" - о юноше прекрасном, о неразлучном друге Антиоха Епифана, любимце Самосат. Но столько в каждой строчке (казалось бы, о людях давно минувших лет: год сто тридцать седьмой царей греко-сирийских! А может, чуть пораньше) волненья и тепла, что ясно: Эмонид - фигура подставная. Поэма говорит нам о любви Темефа, любви, достойной стать стихом. Мы сопричастны тайне; его ближайшие друзья, мы сопричастны тайне и знаем, для кого написаны стихи. Но незачем об этом знать антиохийской черни. 1925. Перевод Евг. Смагиной *** Так долго созерцал я красоту, что образы ее всегда передо мною. Тел очертанья. Губы. Плоть богов. И кудри, словно у античных статуй - они прекрасны даже в беспорядке, и пряди падают на белое чело. И лица - облики любви, мои дары поэзии... дары ночных свиданий тайных, ночей бессонных юности моей... 1917. Перевод Евг. Смагиной Фото Ali.
08 ФЕВРАЛЯ 2015
|
ЕВГЕНИЙ ПОНАСЕНКОВ
Смотрите также
 #АЛЕКСАНДР ПУШКИН, #ДАНТЕС, #МАРИНА ЦВЕТАЕВА, #ПОЭЗИЯ
|
  МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
Магазин Sexmag.ru
|
|
Настоящий ресурс может содержать материалы 18+
|
* КВИР (queer) в переводе с английского означает "странный, необычный, чудной, гомосексуальный". |
