КВИР - Слайд-шоу

Слайд-шоу

Тем, кто обрел самостоятельность в 90-х, и кому "нулевые" казались приключением...

- А потом ты будешь трахать меня и думать и об Алисе, и о Саше? И скажешь, что я виноват в том, что тебя их лишил, и все равно когда-нибудь сорвешься и исчезнешь? Нет уж, спасибо! Лучше настоящее, в котором ты трахаешь меня и думаешь обо мне, чем такое будущее!

Павильон почти сразу опустел. Визажисты проводили модель в гримерку. Осветители выключили оборудование без перестановок. Не прошло и двух минут, как Роман остался один в пустом зале.
Он смотрел на сцену, представлял новые сюжеты, прорабатывал планы на следующие съемки. Модный дорогой планшет предпочитал старому доброму бумажному альбому формата А4. В нем, как и раньше - в молодости, зарисовывал световые схемы, делал пометки и просто графические наброски, начальные навыки художественной школы оказались все же полезными. Может, и зря он забросил в детстве рисование? Все говорили, что у него был талант.
Таких тетрадок накопилось несколько ящиков. Маша аккуратно подшивала альбомы. Роман не делал из них тайны, потому она часто перелистывала их, но от комментариев вслух воздерживалась. Лишь однажды сказала, что из этих рисунков можно сделать отдельную выставку. Иногда Маша сканировала некоторые рисунки, пыталась подчинить их какой-то цифровой системе - составить каталог. Роман не вникал, основные идеи все равно оставались в голове, а записи служили, скорее, просто подсказкой.
Случайные кадры, безусловно, отличаются живостью и способны ухватить подлинный характер человека в мимолетных оттенках. Но из них не сделать серию фотографий. Одиночные портреты Роман не любил. Ему была интересна именно "многослойность" модели, он всегда пытался раскрыть ее потенциал без остатка. В этом он видел свою задачу фотографа - с каждым кадром делать все новый и новый срез. Эта привычка осталась еще с молодых времен, когда существовало ограничение в тридцать шесть кадров живой пленки.
Через неделю была запланирована съемка некой особы, которая пожелала сделать серию фото со своим сыном-подростком. Так сказать, увековечить в памяти моменты заботы перед тем, как отпрыск станет взрослым и самостоятельным.
Идея материнства прекрасна и банальна, но Роман славился как фотохудожник обнаженной натуры, а это делало любую затею заведомо скандальной и пикантной, даже при условии, что данная серия частная. Рома знал, что сделанные им фото рано или поздно найдут дорогу к свету. Иногда это делали модели по неосмотрительности, иногда из желания эпатажа, иногда недруги в качестве компромата и безнадежной мести. Но поскольку все кадры создавались с любовью, то независимо от пострадавших сторон Роман все равно выигрывал, для него чужой пиар, особенно черный, становился лучшей рекламой. Даже обвиняя публичную личность в грехе, критики не забывали отмечать "высокое художественное качество компромата", что только добавляло желающих приобщиться к "свободе нравов" за подписью Романа Райца. Это оказывалось выгодно для всех.
Вот и предстоящая съемка есть не что иное, как спланированный отсроченный рекламный ход увядающей актрисы, чтобы иметь хоть какой-то козырь в рукаве, когда про нее все забудут.
Для Романа это означало, что от него ждут, прежде всего, снимков, которые, помимо трогательной любви матери и сына, должны нести и нотки скандала! Они обязаны будоражить похотливую фантазию зрителя, но в то же время, даже при желании, полностью опровергать наличие инцеста и любого возможного негатива для подростка, которому мама, скорее всего, также пророчила богемную и яркую судьбу.
У Романа получалось сочетать откровенность и невинность. Он умел показать все, но оставить место для тайны и недосказанности. Иногда даже получалось показать любовь с помощью секса! Да-да, как бы смешно это ни звучало, но любовь вообще трудно передать любыми образами, а уж секс сам по себе способен затмить и заглушить любые чувства, тем более такое тихое и незаметное, как любовь.
Нашумевший коммерческий проект трехгодичной давности, который сразу после публикации был объявлен "запрещенным порноматериалом", волной-цунами разошелся по просторам интернета и подхвачен тысячами пользователей. Мнения разделились. Одни говорили, что искусство измельчало и настало время блестящих писек в стразах. Другие утверждали, что это новый уровень откровенности, долгожданное воссоединение жесткого порно и благородной эротики... Особенно польстила Роману формулировка, которая и отражала идею проекта: "...Наконец-то появилось порно, которое можно созерцать бесконечно, не ради похоти, а ради красоты..."
Роман не был бессребреником, он отлично усвоил, что скандал - это именно то, за что люди готовы платить. Причем неважно, ругают тебя или боготворят, они в любом случае платят - либо деньгами, либо вниманием, которое впоследствии все равно превращалось в деньги. Самое главное - это количество неравнодушных. Нужно просто дать почву для различных мнений! Как говорил когда-то Вячеслав Андреевич, в искусстве должна присутствовать амбивалентность восприятия.
Это не только являлось "бизнес-установкой", но и открывало полную свободу для творчества. Те, кто в свое оправдание твердят, что чем больше узнаваемость, тем больше начинаешь зависеть от мнения зрителя, лгут. Зависимость порождает желание угодить, а это уже не имеет ничего общего с талантом. Рома же не боялся повториться, ошибиться и уж тем более кому-то не понравиться. Он делал все в свое удовольствие. И получал за это неплохие деньги. Он нашел свою, во всех смыслах, золотую середину.
Не создав ни одного значимого проекта за последние два года, он все еще оставался модным и востребованным. Следующие пять лет он так же будет желанным гостем на светских вечеринках. Все это благодаря скандалам, периодически разгоравшимся по желанию моделей, у которых "случайно был похищен" личный архив. Как говорится, "Шок! Смотреть всем! Такого никто не ждал!"
Роман шел к этой простой формуле извилистыми путями, через бесконечные и беспорядочные половые связи, эксцентричные приключения и алкоголь. Интуитивно творил свои "шедевры", пока не взял на работу Марию. Она сумела быстро кристаллизовать его таланты, отсеяв ненужный хаос и бесконечную оргию, превратить творческий процесс в отлаженный конвейер художественного порно, подкрепленного как юридически, так и финансово. Более того, она не только сделала из Ромы узнаваемую личность, но и спозиционировала его как убежденного холостяка и бунтаря. А подпись-бренд в уголке фото заметно выросла в цене. Несколько раз мелькнув на телеэкране, Роман уже встречал приветственные благосклонные улыбки VIP-персон в ночных заведениях столицы.
Маша вдохновилась идеей популярности и даже настаивала на рекламном романе. Она нашла для него отличную партию - дочь банкира. Но Роман отказался.
Пожалуй, это единственный случай, когда Рома и Маша противостояли друг другу с полным самоотречением и почти до окончательного разрыва. Тогда Рома смог настоять на своем, без всяких компромиссов.
Финансово-обеспеченную девушку он, разумеется, трахнул, отношения, как и прочие, оказались мимолетными, но афишировать это или преподносить общественности как историю любви наотрез отказался. Для Маши такой поворот стал неожиданностью. С тех пор Роман и Мария выработали понятную линию сотрудничества: он творил, а она организовывала его творчество и в его кровать более никого не подкладывала.

В день окончания университета, получив красный диплом государственного служащего, Маша вместо банкета отправилась искать работу. Ее материальное положение оказалось катастрофическим, потому даже пустяковые траты денег и времени стали для нее непозволительной роскошью.
Нет, она не жалела о том, что все поедут веселиться и отмечать, а ей это торжество противопоказано из-за отсутствия денег. Студенческая группа не была дружной - каждый сам по себе. Потому формальных объятий и неискренних улыбок вполне достаточно для прощания.
Она родилась в небогатой семье, разница в возрасте со старшей сестрой и братом огромна. Маша оказалась поздним и нежданным ребенком, все свои чаяния родители уже успели вложить в старших. И Маша росла, как трава в поле. В детстве играла с соседскими мальчишками и была сорванцом, доставляя много переживаний уже престарелым родителям. Успеваемость в школе оставалась посредственной, а угловатый характер указывал на упущенное воспитание, и мама с папой спешно отправили ее в религиозный лицей-интернат для девочек. Это оказалось не богоугодное заведение для сирот, а дорогая закрытая частная школа с иностранными учителями и строгими нравами. Родители старались, как могли, чтобы оплатить обучение. И Маша попала в среду обеспеченных девочек, не имея денег даже на карманные расходы.
И когда после выходных возле дверей лицея останавливались дорогие машины и воспитанниц провожали родители с пакетами, набитыми вкусной едой и дорогими игрушками, Маша бежала от автобусной остановки до дверей школы, надеясь, что никто не увидит ее родителей. Увы, ей было стыдно за них, за себя, за их преклонный возраст и бедность. Старенькие родители не поспевали и, подойдя к школе, высматривали дочь в окнах, мама наугад махала ей платком, уверяя отца, что только что видела ее в окне третьего этажа. А Маша забегала в пустой темный класс и казнила себя и ругала весь свет за несправедливость и нелюбовь.
Нет, она не мечтала о сказочных богатствах и принцах, ей хотелось, чтобы мама была моложе и чаще улыбалась, обнимала ее, целовала и говорила ей, что она самая красивая и любимая дочка! А если бы у отца не болела спина, он играл бы с ней, а не лежал целыми вечерами на диване, молча выслушивая ворчание жены. И, конечно, хотелось больше денег на эти дурацкие шоколадки и тамагочи. То, что для остальных воспитанниц считалось элитным пансионом, для Маши стало унижением.
Со взрослыми родителями Маша сама рано повзрослела. Осознавая эфемерность атрибутов богатой жизни, признавала, что с ними жить все же веселее и приятнее. Несмотря на социальное неравенство, с одноклассницами проблем не возникало: никто не смеялся над ней, скорее она сама на всякий случай сторонилась остальных. Потому с утра до позднего вечера проводила время с учителями и книгами. Успеваемость Мария не просто подтянула, а стала лучшей в классе - ее отправляли на различные олимпиады. И тихая девочка быстро завоевала любовь педагогов и уважение одноклассниц. В последний год учебы она даже была благодарна родителям за то, что дали ей все, на что способны. Другой вопрос, что этого по-прежнему было мало! И теперь Маша еще отчетливее понимала, что хочет неизмеримо большего и добиться этого сможет только сама.
Она, не раздумывая, уехала в Москву поступать в престижный вуз. Сдала все вступительные экзамены и даже видела свою фамилию в списке зачисленных. И когда уже прыгала от счастья и успела позвонить родителям, чтобы обрадовать их, ее выселили из общежития. Смутные предчувствия не обманули, в приемной комиссии сообщили, что произошла "досадная ошибка": не хватило одного балла, поэтому она не прошла отбор, - это была звонкая пощечина от судьбы!
Мир рухнул, и опустились руки; вспомнились все прошлые обиды и переживания. Что делать дальше, она не знала. Подать документы в другие вузы уже не успевала - срок вышел, только возвращаться в родной город и ждать год! И тут судьба преподнесла подарок: позвонила бывшая одноклассница поздравить с поступлением, а Маша просто разрыдалась в трубку и поведала свою историю. Одноклассница не была близкой подругой, по крайней мере, Маша таковой ее не считала. Но та без раздумий попросила своего отца помочь, а отец, надо сказать, был не последний человек в городе. И помог - Машу взяли в другой московский вуз! Не такой престижный и даже, можно сказать, средненький, но Машу уже не интересовали ни специальность, ни факультет, она была рада тому, что все-таки сумела осуществить свою мечту.
В процессе учебы выяснилось, что будущая профессия никак не связана с ее любимой математикой, и Маша быстро утратила интерес к учебе, хотя успеваемость от этого не страдала. Студенческая группа с первого дня разделилась на два лагеря: один клан - высокомерные московские интеллигенты с намеком на большие связи; второй - чуть менее высокомерные неформальные москвичи. Троих иногородних никто не замечал.
Снова возникли детские воспоминания о людях второго сорта. Но здесь все оказалось сложнее: если в детстве обеспеченные одноклассницы сами протягивали руку помощи и относились с пониманием, что придавало сил и уверенности, то за полгода обучения в столичном вузе Маша получила лишь одно предложение от одногруппника-москвича - составить ему компанию в сауне, куда он собирался с друзьями. И самое обидное, он потерял к ней интерес, даже не выслушав ее возмущенный ответ. То есть он, проходя мимо, выразил желание трахнуть ее, но тут же передумал или забыл об этом - настолько ему было все равно! Такой униженной Маша себя никогда не чувствовала. В остальное время с "деревенскими" буквально даже не здоровались.
Других знакомых завести не получалось. Чтобы хоть как-то раскрасить свою жизнь, она устроилась работать на ипподром и нашла в лошадях то, чего так не хватало в окружающих - бескорыстную любовь и искреннюю радость. Высокие сильные животные никогда не сравнивали с другими людьми, они принимали ее такой, какой она и была, и любили без всяких условий.
К четвертому курсу, когда от группы осталась одна треть, вся столичная позолота осыпалась. Общение в группе стало почти дружеским, но Маша уже не нуждалась в их обществе. Она входила в оргкомитет студенческих игр, много времени проводила там и больше не испытывала недостатка в общении - вокруг появилось много талантливых и веселых людей, не замороченных на географии и происхождении. Это они помогли вновь обрести уверенность в себе, вернуть радость бытия и даже снять квартиру с подругой, в которой собирались шумные и добрые компании. Все всегда старались помочь друг другу. И это было самое счастливое время!
Потом настало другое время - время диплома. Веселья заметно убавилось. Большую часть времени Маша проводила в библиотеке, да и дома не расставалась с учебниками. Даже отказалась от финальных студенческих игр, несмотря на уговоры друзей со всей страны, которых она приобрела благодаря этим самым играм и интернету. С работы на ипподроме уволилась и полностью посвятила себя честному написанию диплома. Мария добилась поставленной цели - красный диплом был в руках!

За душой два денежных долга, которые надо вернуть как можно скорее, и неоплаченный счет за последний месяц проживания. И ни одной перспективы по трудоустройству.
Вот такой Маша и предстала в лофт-студии Ромы. Модное название оказалось очень условным, студия представляла собой бывший склад, в котором отсутствовал не то что ремонт, но даже элементарный порядок, а само помещение, грязное и мрачное, больше напоминало декорации для короткометражных депрессивных фильмов.
Мария воодушевленно натянула капиталистическую улыбку и открыла дверь. Увиденное едва не обратило ее в бегство, однако, вспомнив о своих финансовых нуждах, она заставила себя остаться. В другом месте заработок, который позволил бы по крайней мере поужинать, под конец дня уже не найти - это ее единственный шанс на сегодня.
В углу большого пустого склада за столом сидел Рома.
Рома был голый!
Вдоль стен лежали черные солидные футляры с какой-то аппаратурой, посреди помещения возвышалась строительная стремянка, на дальней стене с открытым окном трепыхалась от ветра, словно злая лающая собака, алая ткань.
- Вы кто? - ничуть не смутившись своего вида, спросил Рома, глядя на девушку.
- Я пришла по объявлению, на работу, - как можно спокойнее сказала она.
Рома оглядел ее еще раз. Невысокая стройная брюнетка со стрижкой каре. Серая юбка точно по колено, белая свободная блузка.
- Я не давал объявлений, - равнодушно сказал Рома, закурил и встал из-за стола, чтобы открыть ближайшее окно. Мария вздрогнула, ожидая увидеть все мужские прелести. Но Рома оказался в коротких подогнутых джинсах, правда, босиком. Джинсов не было видно из-за стола, но торчали голые ступни, потому Маша и решила, что он полностью раздет. "Значит, не шизофреник... На пляже люди тоже бывают раздетыми, просто здесь очень жарко", - успокаивала она себя. И, набравшись смелости, подошла ближе, достала свернутый листок и вслух прочла объявление, по которому пришла: "На временную работу, для проведения кастинга, требуется администратор. Оплата ежедневная".
Рома снова уставился на гостью, вздохнул, сел за стол, неторопливо выпустил клуб дыма, стряхнул пепел в переполненную стеклянную пепельницу.
- Это объявление давалось почти месяц назад, кастинг давно прошел, модели выбраны, сняты, накормлены и... что там еще с моделями делают... ах да, снимают, но это я уже говорил.
- Странно, это объявление я видела только три дня назад, - пыталась настоять Маша.
- Девушка, радость чья-то, я же вам только что сказал: вакансия больше не актуальна, - Рома не разыгрывал из себя крутого босса, ему правда никто не был нужен сейчас, и еще не хотелось общаться с незнакомой девушкой, которая могла надеть на себя такую тоскливую одежду.
Маша стояла, не зная, что сказать, но уходить вот так было просто некуда.
- А больше никаких вакансий у вас нет?
- А что вы умеете? - глаза Ромы блеснули, как у дрессированной собаки академика Павлова; он привык получать секс, давать секс, покупать секс, фотографировать и продавать секс, потому уловил двусмысленность и безнадежность, с которой она спросила.
- Я могла бы убраться здесь, - бойко и наивно предложила Маша.
Рома разочарованно усмехнулся и вновь потерял интерес к разговору:
- Здесь убираться не надо, потому что здесь порядок. - И оба невольно осмотрели унылое и запущенное помещение.
- Я дорого не возьму - сколько посчитаете нужным, - совсем осмелев, сказала Маша.
- Девушка, то, что находится в этой комнате, стоит столько, что даже у меня временами вызывает возмущение. Хотя я именно тот, кто точно знает, чего оно стоит. - Фраза получилась слишком длинной, сумбурной и несмешной для Маши. Рома, выждав паузу, весомо продолжил: - И вы думаете, что я вам доверю убираться здесь?
Маша пожала плечами и принялась собирать разбросанные на полу листки бумаги.
- Ну кому-то же вы все равно должны это доверять.
Происходящее напоминало Роме похмельный бред: офисная студентка ворвалась в его студию, задала дурацкие вопросы, получила отрицательные ответы и принялась наводить порядок. Схема напоминала рейдерский захват или театр абсурда. Рома поспешил забрать у нее собранные листки. Маша их не отдала, а вместо этого спросила: "Куда положить?" Рома так и остался стоять с протянутой рукой и молча этой же рукой указал на свой стол. Маша бодро подошла к столу, попутно подняв с пола еще две бумажки.
- Как вас зовут? - спросил Рома, профессионально-машинально оценивая ее, прямо скажем, не выдающуюся попу.
- Маша! А вас?
- Роман.
- Очень приятно, Роман, - уже вероломно убираясь на его столе и не поворачиваясь, ответила Маша. Получилось как-то небрежно, словно ей глубоко пофиг, а не "приятно".
- Надеюсь, когда-нибудь отвечу тем же. - Рома все так же растерянно стоял посреди зала.
- А чем вы занимаетесь, Роман?
- Я? Я фотограф...
- Это тот, который на документы фотографирует, да? А зачем вам тогда такая большая комната...
- Я - фотограф-художник! Я фотохудожник! - уязвленный простотой, с обидой и вызовом возмутился Роман. - И это не "комната", а студия!
- Ой, простите, - на всякий случай извинилась Маша, хотя разницы явно не уловила.
- Значит, так, Маша! Убираетесь везде, кроме того, что лежит у этой стены, - Рома кивнул на черные кожаные футляры, - тронешь - покусаю до бешенства! А как уберешься... так и уберешься... надеюсь.
- Если поможете мне стремянку сдвинуть, то я и полы вымою, а то вы по грязному босиком ходите, - все так же спокойно, но уже без равнодушия, а с какой-то генетической женской заботой ответила Маша. - И за свои "гробики" не переживайте - не трону. Вы молодец, что сразу предупредили...
Злиться на нее оказалось невозможно, выгнать - тоже, оставалось ждать. Рома убрал стремянку и снова сел за свой стол. Но работать не получалось, временами он отвлекался на плавно двигающуюся серую юбку Маши. Похоже, такие юбки придумали, чтобы полностью убивать сексуальное влечение, даже в таком увлекательном зрелище, как мытье полов!
Через два часа убогая студия словно заулыбалась. На невысохших полах играли веселые солнечные блики, стулья аккуратно расставлены вдоль стен. Все бумаги сложены в стопку. Бесформенная куча тряпья возле сцены развешана на вешалке. Маша, смущаясь, подошла к столу. Рома достал тысячную купюру и положил перед ней, потом накинул еще сотню и добавил:
- Тысяча тебе, а на это сигареты купи, вот такие, - он указал на пачку, лежащую рядом.
- Хорошо! Я вам их завтра утром принесу, когда приду окна мыть. У вас пока еще все равно не закончились, - Маша забрала со стола обе банкноты. И по ее лицу Рома не смог определить, довольна ли она оплатой или рассчитывала на большее.
- Мария, вам, что, заняться нечем или я вам что-то плохое сделал? - устало спросил Рома.
- Нет, почему, просто мне работа нужна, - тут же сникла Маша.
- Какая работа?
- Администратором...
- Каким администратором?! Мне не нужны администраторы, я - фотограф, фотографирую голых людей, в основном красивых женщин. Пока ты здесь была, сколько голых и красивых женщин пришло ко мне?!
- Ни одной, - растерянно и совсем тихо ответила Маша.
- Вот именно! У меня сейчас нет очереди желающих, для которых нужно нанимать администратора.
- Ну вы же давали объявление, значит, иногда бывает, - Мария не сдавалась.
- Вот когда будет - я обязательно позвоню! - примирительно пообещал Рома.
- Не позвоните, - буркнула Маша, еще ниже наклонив голову.
- Почему?
- Потому что вы даже телефон мой не спросили.
- Обязательно позвоню! - сдался Рома и демонстративно взял листок и ручку. - Диктуй - записываю.
Но звонить ей не пришлось. Мария, как и угрожала, появилась на следующий день, правда, не с утра, а после обеда. В своей неизменной серой юбке и белой блузке, в руках объемный пакет. Она деловито подошла к столу, выложила обещанную пачку сигарет и сорок пять рублей мелочью и после этого поздоровалась. Не забыв укорить, что Рома курит слишком дорогие сигареты.
У Ромы ночью была оргия... в смысле съемка. И сейчас он обрабатывал фото, глядя в монитор целую вечность. Уже через час он мечтал поспать дома, чтобы вечером пойти на день рождения к своему знакомому. А тут такой сюрприз на тощих ножках, и опять в этой невыносимой юбке.
- Очень своевременно, мои как раз заканчиваются, - сказал Рома, не поздоровавшись, и убрал пачку со стола. Надеясь быстро завершить встречу, добавил: - До свидания, Мария. Администратор еще не нужен.
- Я обещала окна помыть, - без вчерашней бойкости, устало напомнила Маша.
- За это я уже не готов платить, - сухо ответил Рома.
- Ну вы же вроде уже вчера заплатили, вот я и пришла.
Рома оторвался от компьютера и посмотрел на нее воспаленными от бессонницы глазами.
- Вчера я заплатил за вчера - вы мне ничего не должны! Окна мыть не обязаны, я вам тоже. Спасибо за сигареты. До свидания.
Маша молча обдумывала услышанное, вздохнула и, как бы размышляя вслух, сказала:
- Значит, зря ехала? Ладно, все равно помою - платить не надо, - и как всегда, не дожидаясь ответа, отправилась в дальний угол зала. Достала из пакета одежду, осмотрелась в поисках укромного места, где можно было бы переодеться, и, не найдя такого, попросила Рому:
- Вы не могли бы выйти, мне нужно переодеться...
- Нет, - отрезал Рома, - голое тело я вижу в день по нескольку раз и ночью тоже... от твоей красоты не ослепну - обещаю, а сейчас у меня много работы, которую надо срочно доделать, чтобы успеть поспать и привести себя в порядок.
Маша еще раз беспомощно посмотрела по сторонам: из мебели, кроме стульев, имелась сомнительная широкая кровать и шкаф возле стены, за которыми не спрятаться. Она устало вздохнула и начала переодеваться там же, где стояла.
Рома украдкой наблюдал за ней; небольшая аккуратная грудь, острые плечи - ничего особенного или выдающегося, и Рома, удовлетворив любопытство, снова уткнулся в монитор.
Через час он закончил с работой, а вот Мария домывала еще только второе окно из четырех.
- Я закончил, мне нужно идти, - оповестил Роман.
- А у меня еще два окна немытых...
Рома молчал. Просить ее прийти в другой день было бы неудобным. Бросить окна в таком виде - странным. Оставить почти незнакомую девушку одну в помещении, где стоимость фотоаппаратуры конкурировала со стоимостью нового бандитского внедорожника, - безумием.
- Я всю ночь не спал, мне надо немного отдохнуть, - доверительно и почти просительно сообщил Рома, - впереди, похоже, снова бессонная ночь.
Мария молчала.
- Я здесь прилягу? - осторожно сказал-спросил Рома.
- Это ваша комн... студия, делайте что хотите...
В Маше по-прежнему сквозила уверенность и желание прошибать любые преграды на своем пути. Но все-таки это уже была не вчерашняя Маша. Сейчас она стояла на подоконнике в бежевых шортиках и белой футболке. Они, несомненно, сидели на ней лучше и даже выгодно подчеркивали едва сформировавшуюся женственность. Однако грациозной девушкой они все равно ее не сделали. Мария казалась просто хрупкой и усталой девочкой. С ней уже не хотелось воевать. В конце концов, Рома не знает, какие проблемы вынудили ее набиваться на уборку у первого попавшегося парня.
Рома устроился на той самой кровати, которая обычно использовалась для съемок. Безусловно, она бывала нужна и по прямому назначению - в порыве творческой страсти. Но одному Роме спать здесь еще не приходилось; под руку как раз попалась открытая упаковка презервативов, спрятанная под подушкой. Пытаться уснуть здесь трезвым, в одиночестве, посреди белого дня, в присутствии почти незнакомой одетой девушки было неловко. И, ворочаясь, он снова начал разговор:
- Куда делись вчерашний напор и экспрессия?
- Устала немного, - нехотя, помолчав, ответила Маша.
- Работу найти - дело непростое! - понимающе согласился Рома. - Где раньше работала?
- Я не работала. Я училась, и вот вчера диплом получила...
- Поздравляю! И кто ты теперь?
- Спасибо! Государственный служащий...
- Ого! А что, и такие профессии бывают?
- Я и сама не знала, пока не поступила, - Маша все так же намывала окно и отвечала не глядя и без энтузиазма.
- А почему же тогда работу администратора ищешь?
- Пока в универе училась, много всяких мероприятий организовывала, вот и научилась - мне понравилось. В министерства-то все равно не возьмут без связей. На ипподроме тоже нравилось работать, но там почти ничего не платят. К лошадям привыкаешь очень, а потом уходить тяжело, а жить на что-то надо. Второй раз такого расставания не выдержу.
- Значит, ты, Мария, дипломированный государственный служащий без опыта и работы, любишь лошадей и хочешь работать администратором, - резюмировал очевидное Роман.
- Спасибо, что напомнили... Вы лучше поспите, у вас еще ночь бессонная впереди, - даже как-то слишком грубо посоветовала Маша, явно не желая дальше поддерживать светский разговор.
- Извини, если задел за живое, - буркнул Рома, - наверно, ты права, не мое дело.
С чистой совестью он повернулся на другой бок и сразу провалился в сон.
Проснулся Рома через два часа от бесцеремонного похлопывания по плечу. Мария уже вновь переоделась в свою скучную юбку и блузку. Оконные рамы сияли белизной, а через стекла лился солнечный свет. Рома встал, подошел к своему столу и обнаружил, что и на нем царил порядок: бумаги сложены в стопку, пепельница чистая, даже монитор компьютера освобожден от слоя пыли.
Рома взглянул на часы: на встречу еще рано, домой - поздно, хотелось есть и хотелось умыться.
- Я все помыла. До свидания, - сообщила Маша и, не дожидаясь ответного прощания или благодарности, направилась со своим пакетом к выходу.
- Ты покушать не хочешь? Я угощаю, - остановил ее Рома, не решившись просто сказать: "Спасибо, до свидания".
- Если это недалеко и недолго, - секунду подумав, согласилась Маша.
- Здесь недалеко, я туда часто хожу обедать.
Рома достал из какой-то коробки новую белую футболку, сорвал с нее бирку и тут же переоделся, бросив старую футболку в другую картонную коробку, поменьше.
Пиццерия и правда находилась недалеко - в соседнем здании. Посетителей немного, и Рома с Машей заняли большой столик с угловым диваном.
- Что за печаль настигла тебя сегодня? - снова начал пытать Рома, когда они сделали заказ.
- Нет печали, - неохотно ответила Маша, явно чувствуя себя неуютно за длинным пустым столом.
- Ну я же вижу...
Маша усмехнулась, но промолчала.
На самом деле она просто сдалась. Многочисленные друзья, которые обещали помочь, растворились или просили подождать еще. Деньги закончились. В долг взять не у кого. Работу найти не получалось, а уже завтра требовалось оплатить следующий месяц проживания, либо съехать. Из дома позвонили родители и просили возвращаться, дескать, подыскали ей работу в родном городе, в жилищной конторе недалеко от дома. При мысли о том, что придется навсегда вернуться в свой городок, становилось плохо, и слезы текли сами собой. Разве ради этого она столько трудилась и упорно шла к цели?
- Расскажи, как ты видишь работу администратора у меня?
- Никак, - коротко и равнодушно ответила Маша, рассматривая ретро-интерьер пиццерии.
- Почему? - удивился Рома. - Еще вчера ты утверждала, что готова горы свернуть и нужна работа... - и, помолчав, добавил: - Да, и окна пришла сегодня мыть...
- Ну вы же вчера ясно сказали, что вам не нужен администратор. Или вы передумали?
- Видишь ли... раньше этим занималась одна моя знакомая, потом она... скажем... поменяла место работы. Сильного урона это не нанесло, скорее даже наоборот... потому о том, чтобы нанять нового импресарио на постоянной основе, я даже не думал. Но в делах и правда есть некий хаос, и если бы ты привела его в порядок, а ты это умеешь, возможно, дела пошли бы лучше...
- Привела в порядок хаос? - Маша улыбнулась случайному оксюморону.
- Что скажешь? - нетерпеливо подытожил Рома.
- Ничего, - Маша вздохнула, - во-первых, я совершенно не имею понятия о фотографии; во-вторых, мне уже предложили другую работу, и я на нее согласилась... Правда, она не здесь... Ну и в-третьих... - Маша снова замолчала, словно размышляла, стоит ли говорить или нет. Но потом все-таки решила, что ничего не потеряет, и добавила: - Пока вы спали... Я убиралась на вашем столе...
- И?
- Я видела фотографии на вашем компьютере... Если вы снимаете такую пошлость, мне это неприятно и непонятно. И мне не хотелось бы в этом участвовать. Простите...
Уязвленный Роман молчал.
Решение взять ее на работу словно пришло к нему во сне. Тем неприятнее оказался ее отказ. Задело и то, что его творчество в тысячный раз назвали пошлостью. Но сказать что-то требовалось.
- Давай по порядку, - Рома откинулся на спинку дивана, - первое: я предлагаю быть не фотографом, а администратором, чтобы привести мои дела в порядок, для этого тебе даже вредно разбираться в фотографии. Со вторым пунктом не совсем ясно: если предложили работу, то зачем ты сегодня снова пришла?
- Потому что обещала вчера, - пожала плечами Маша.
- Хорошо, допустим. И третий твой пункт - если тебя так пугают мои фотографии, то почему же не собралась и не ушла, пока я спал?
- Как я могла уйти, не доделав того, что обещала? - удивилась Маша. - Да и потом, я бы не смогла закрыть за собой дверь, а вы так переживаете за сохранность ваших "гробиков".
- Ну что же... Твое право, Мария.
- Не обижайтесь. Я просто подумала, что честные ответы помогут нам быстро понять друг друга...
Рома согласно кивнул.
Говорить больше было не о чем, и уже молча они доели пиццу. Сухо попрощались и разошлись.
На этом их знакомство могло закончиться, но судьба решила устроить по-своему.
В час ночи, когда Маша собрала свои вещи для предстоящего отбытия на малую родину и легла спать, раздался звонок с незнакомого номера.
- Алло...
- Здравствуйте, а кто это? - озорно и весело полюбопытствовал незнакомый женский голос.
- Это вы звоните, и мне первой хотелось бы узнать, кому не спится, - резонно, но неприветливо ответила Маша.
- Мы тут парня нашли, ну как парня... лет тридцать, наверно... он на остановке спит. Мы думали, ему плохо, а он, похоже, просто пьяный. Мы нашли у него ваш номер и решили позвонить.
- Какой парень? Где нашли? - еще более удивилась Маша.
- Мы не знаем, если ошиблись - мы в полицию позвоним, чтобы его забрали... А то он опять может на дорогу упасть.
- А что, других телефонов у него не было? - все еще не понимая, о ком идет речь, спросила Маша.
- У него телефон разряженный, а ваш номер в кармане был, на бумажке. Ну так вы его заберете?
- Хорошо, я сейчас приеду... говорите адрес, - Маша смутно начала догадываться, о ком идет речь.
Зачем она поехала, и сама себе не смогла бы внятно ответить. Но ехать оказалось, к счастью, недалеко. Три девушки и двое молодых ребят, как и обещали, дождались ее, они даже помогли поймать такси и усадить спящего Романа в машину.
- А он блевать не станет? - озабоченно поинтересовался таксист.
- Нет, он хороший! - вслух заверила Мария, а сама с тоской и сомнением посмотрела на безмятежно спящее тело.
Куда его везти, Маша не знала - не к себе же домой! Адрес квартиры Романа ей тоже неизвестен. "Куда едем?" - спросил невозмутимый водитель. И она назвала адрес студии. Машина тронулась, а Маша стала судорожно искать в сумочке деньги, чтобы рассчитаться за проезд. Денег явно не хватало. И тогда она, на секунду замешкавшись, стала обыскивать карманы Ромы, в конце концов, это из-за него она оказалась в этой нелепой ситуации. Кроме обшарпанного кнопочного телефона и ключей она нашла ту самую бумажку с собственным номером телефона и спасительную купюру в пятьсот рублей.
- С вас триста пятьдесят рублей, - оповестил таксист, когда они подъехали к дверям студии.
- Вот, пятьсот.
- Сдачи нет, - обреченно и заученно ответил шофер.
- Хорошо, не надо, если поможете мне его на второй этаж донести.
Шофер тяжело вздохнул и вышел из машины, чтобы помочь Маше. Мужчина оказался крепким, взвалил бездыханное тело и быстро дотащил его до закрытой двери. Путаясь в незнакомых ключах, Маша нашла нужный и открыла дверь.
Пока Роман спал на единственной кровати, Маша с удивлением рассматривала большие глянцевые постеры, развешанные вдоль стены. Днем, когда она приезжала сюда мыть окна, их не было. Все те же "развратные" снимки, некоторые из них она видела днем на компьютере, но сейчас на бумаге они выглядели иначе. Нет, Маша не переменила своего мнения, фото все так же заставляли краснеть, но она с удивлением для себя обнаружила, что они... ей нравятся.
Днем, на мониторе компьютера, они показались... грязными. А теперь, когда эти же кадры отпечатаны на дорогой плотной бумаге тяжело свисали с потолка на длинных нитях, они стали чем-то законченным, целостным и, безусловно, по-своему красивым.

Да, сюжеты будоражили воображение, и почти мгновенно ощущалась тяжесть внизу живота. Девушки на фото ни капли не стеснялись своей наготы и даже напротив, гордились ею, они выставляли свое гибкое тело и желание напоказ. И, глядя на Машу с фото, будто усмехались над ней. От этого становилось неловко.
У Маши было достаточно друзей мужского пола, но она почти никого не подпускала близко. Как только дружеские отношения угрожали стать близкими, Маша находила тысячу причин этого не делать. Втайне была безнадежно влюблена в одного из своих молодых преподавателей. Но за все время учебы так и не нашла в себе сил, чтобы хоть как-то намекнуть ему об этом. Призрачная мечта, что он сам обратит внимание, навсегда растворилась после окончания университета.
Маша продолжала рассматривать фото, пытаясь угадать, о чем думали модели, когда их фотографировали, и лишь на секунду опускала взгляд на обнаженное тело. Световое пятно на груди одной из них напоминало по форме лицо человека в профиль. От этого получался странный эффект присутствия кого-то невидимого на фото... Маша не смогла бы объяснить его, но в том, что это уже не являлось обычным низкопробным фото, она была теперь уверена. Маша отошла к противоположной стене и села на стул.
Она посмотрела на Романа, тот по-прежнему спал на кровати. В студии тихо, не слышно даже привычного уличного шума. Ночная тишина, выбеленные кирпичные стены, черные квадраты окон, выглядывающих из-под коротких занавесок, темный, почти черный пол. Как она сюда вообще попала? Еще час назад спокойно укладывалась спать дома, и вот она уже на другом конце города, в тихом, торжественно-мрачном зале; и пьяный, почти незнакомый парень спит на пошлой квадратной кровати, раскинув руки.
Мария снова подошла к фотографиям, уже смелее. На этот раз она обратила внимание на голую девицу. Строго говоря, ее прикрывала рыболовная сеть, но она не только не скрывала прелестей, наоборот - подчеркивала. Девушка была похожа на куклу - идеальная кожа, идеальные формы. Живую человеческую натуру выдавал едва заметный шрам на коленке.
Да, модели, безусловно, красивы, но неужели этого достаточно для того, чтобы желать обнажить свое тело напоказ? Что это? Нарциссизм? Амбиции? Тайное послание на языке образов или единственное достоинство, выпирающее на фоне отсутствия этики? Маша пока не могла этого понять. Но зато отметила про себя, что уже нет отвращения и страха в ней самой, не хотелось стыдливо зажмурить глаза и взывать всех и вся к высокой морали. Впервые в жизни она с интересом рассматривала женское тело и видела в этом красоту.
Общение с мальчиками почти полностью отсутствовало до окончания закрытой школы. В институте первое время она тоже об этом не думала, поскольку гнетущая атмосфера дискриминации одногруппников подрывала женскую самооценку. Когда же стала жить отдельно с подругой по студенческим играм, в гости часто заходили новые друзья - молодые, умные и красивые ребята. Тогда Маша решила не упускать свой шанс начать половую жизнь. Надо сказать, что слово "решила" наиболее точно передавало ее состояние: она ни в кого не влюбилась, не было зуда внизу живота. Просто возраст - двадцать лет - казался слишком значительным для девственницы. Из компании Маша выбрала самого достойного, на ее взгляд, кандидата. И во время очередной вечеринки после танца сама увлекла его за собой на кухню.
Избранника звали Олегом. Он носил короткую бороду и поэтому казался старше всех в их компании. Позже, когда Маша пыталась понять, почему же выбор пал именно на него, то пришла к выводу, что именно наличие бороды сыграло злую шутку. Она хотела получить первый опыт с взрослым и опытным мужчиной, который сможет сделать все правильно.
На деле же Олег прижал ее к подоконнику и в течение получаса буквально вылизывал, как собака, ее щеки и шею, при этом никак не решался залезть даже под блузку, комкая небольшую грудь через одежду. Тогда Маша взяла инициативу в свои руки и принялась гладить его в области ширинки. Этого сигнала самцу тоже оказалось недостаточно, чтобы перейти к более решительным действиям, и Маша нетерпеливо и даже слегка раздраженно расстегнула ему джинсы и сунула туда руку. Член оказался твердым и скользким, Маша пыталась освободить крепкие объятия избранника, чтобы стянуть с него брюки, но в этот момент парень скрючился, издал гортанный хрип раненого оленя, а в ее ладонь брызнул горячий поток спермы. Победитель естественного отбора обмяк и охая присел на табурет.
В душе Маши царили хаос и непонимание.
- Ты все? - коротко, не веря в происходящее, спросила она.
- Да, - не поднимая головы, бессильно и довольно признался Олег.
Маша готова была расхохотаться... или заплакать... или стукнуть его табуретом... или равнодушно забыть, а через полчасика попробовать еще раз... Маша не стала ничего говорить и, не заходя в комнату к остальным ребятам, ушла на улицу; гуляла по ночному сырому проспекту.
Она пыталась привести мысли в порядок. Сначала сжигали злость и раздражение внутри. Саднило шею от слишком продолжительных влажных поцелуев и колючих усов. Потом искала причину в себе. Раздражение отступило, и на смену неожиданно пришла легкость. Маша пообещала себе больше не думать о сексе. Когда придет время, все случится само собой. И еще она поняла, что терпеть не может усатых-бородатых.
С тех пор Мария воспринимала мужчин лишь как друзей и собеседников. В этом смысле они даже очень достойные. А если кто-то пытался заигрывать, она осаживала удальца циничной и иногда даже злой шуткой. А потом появился тот самый преподаватель, на которого она могла смотреть часами. И с кем готова была безоговорочно разделить свою первую ночь и все последующие. Но он, как уже было сказано выше, оказался неприступной крепостью.
Мария отвлеклась от фотографий и вновь осмотрела студию, живо представила, как все эти девушки с фотографий ходили здесь обнаженными...
И тут посетила простая мысль! Для ее подтверждения Маша снова стала вглядываться в лица на фото, все были разными, но одно в них общее, что и делало фото притягательными. Девушки, все до одной, смотрели в камеру без страха и стеснения - слишком хорошо знали фотографа! "О боже! Он с ними со всеми спал!" - подумала Мария. Эта догадка почему-то перевернула ее мнение о Романе.
Она еще раз взглянула на тело в изломанной позе - Рома все так же спал на сбившейся простыне. Что такого в этом эксцентричном парне, который изъясняется длинными, сложными предложениями, словно намекая на что-то личное, чего другие просто знать не могли, и каждый раз грустит оттого, что его вновь не поняли. Что позволило ему обладать этими женщинами "с обложки"? Мария села на край постели, чтобы получше разглядеть нового знакомого.
Сейчас, раскинув руки, Рома казался беззащитным и даже несчастным. Выглядел хоть и моложе своих лет, но отпечаток усталости или пережитого горя совершенно точно таился в едва заметных ранних морщинках, стрижка модная и, скорее всего, дорогая. Джинсы, хоть и изрядно потрепанные, тоже явно не из масс-маркета, но ничего такого - ни единого намека на то, что этот мужчина особенный. Бояться его уже тоже не стоило, с таким обилием партнерш он вряд ли бы обратил на нее внимание как на девушку. И потом, почему-то с какой-то неуместной грустью отметила Маша, если ее и ждало что-то скверное, то оно бы уже случилось.

И еще, Рома был простым... нет, не то слово... открытым... честным... естественным... все не то! Он не умел прятать чувства - да, это было главным! По его лицу можно всегда понять, злится он или просто хочет показаться злым, радуется или изображает радость. Это что-то было каким-то детским, неиспорченным... Может, потому обычно робкая с незнакомыми людьми Маша, так спокойно выдерживала его энергичные попытки выставить ее из студии. Она не увидела в нем опасности.
От всех этих ночных мыслей, воспоминаний и событий минувшего дня она почувствовала жуткую усталость. Не раздеваясь и не выключая свет, попыталась устроиться на кровати. Рома заворочался, попытался обнять Машу, она быстро и уверенно откинула его руку назад. И почти сразу уснула.

- Опять ты здесь! - проворчал Рома, когда утром приоткрыл глаза.
- И тебе доброе утро! - Мария посчитала, что пора и ей тоже переходить на ты.
- Кто тебя пустил? - все еще не вставая с кровати, спросил Рома. Но тут же опомнился: - А как мы вообще здесь оказались?
- О! Голова подает первые сигналы разумной жизни! - поддела Маша. - Продолжай, не останавливайся.
Рома молчал, видимо пытаясь восстановить ход минувших событий, и, судя по всему, это ему не удавалось.
- Пить охота! - тихо заключил он голосом путника в бескрайней пустыне.
Маша подошла к кровати и вдруг протянула заранее приготовленный стакан воды. Рома недоверчиво посмотрел на манящую прозрачную жидкость, потом на Машу и жадно выпил все до последней капли. И снова откинулся на подушку.
- Собеседование окончено - ты принята на работу! - удовлетворенно объявил он.
Позднее Маша сжалилась и поведала ему о вчерашних приключениях. Когда они уже снова сидели в той же пиццерии, она робко спросила: "А ты правда хочешь взять меня на работу?"
- Хочу, - просто и не раздумывая подтвердил Рома, жадно поедая кусок пиццы.
- Ну тогда я согласна, - неожиданно для себя ответила Маша.
- А как же твои три вчерашних пункта?
- Ну, на ту работу я всегда успею...
- А как быть с пошлостью?
- Я, наверно, должна извиниться, это не пошлость, просто я не ожидала и испугалась...
- Тогда осталось оговорить зарплату... - Рома взял салфетку и быстро написал на ней цифры. - Вот столько в среднем выходят наши расходы, а столько я зарабатываю сейчас без тебя. От этой суммы готов выделить тебе десять процентов. А если сделаешь так, а для этого я тебя и беру, чтобы мы зарабатывали больше, то все, что сверх этой суммы, за вычетом увеличившихся расходов, делим пополам.
- То есть расходы теперь станут общими? - быстро смекнула Маша.
- А как же! Мы теперь в одной лодке, коллега. Если потонем, то вместе, но ты первая!
Маша молча посмотрела на салфетку и в ответ написала свое магическое число.
- Хорошо, но мне сегодня нужен аванс, чтобы оплатить квартиру на следующий месяц, и обещаю отработать его в рамках нашей договоренности.
- Замётано! - без колебаний согласился Рома. - Я дам тебе больше, только не смей приходить ко мне в этой юбке!
Маша впервые улыбнулась и согласно кивнула.
Сделка была настолько же абсурдной, насколько и привлекательной. Но Мария не боялась ответственности, и трудности ее не пугали. И самое главное, она верила Роме. Их джентльменское соглашение не было подкреплено ни одной бумагой, кроме той салфетки, но ни разу не нарушалось.
Уже через неделю Маша сумела выстроить заказчиков в подобие очереди. А Роман едва успевал за темпом съемок, который задала Мария - его новый администратор.

Примечания:

После того чаепития с Артемом прошло еще несколько съемок. Фото с каждым разом становились лучше, это отмечал и Слава, да и сам Рома.
И через месяц, когда он в очередной раз пришел за своим стодолларовым гонораром в салон, на столе не было привычно разложенных фотографий, а Вячеслав Андреевич торжественно откупорил литровую бутылку водки "Столичная" и небрежно, по-пролетарски плеснул в два стакана по половинке.
Роман и через много лет дословно помнил его тост: "Рома, гением может стать кто угодно, если заставить поверить в это хотя бы трех человек. И тогда они разнесут новость повсюду, надо просто немного подождать! Один такой человек у тебя уже есть - это я! А мое признание стоит дорого! Цени и не разочаровывай, с остальными можешь делать что хочешь... За твой талант, Рома!" И Слава без промедления осушил стакан.
Рома, удивившись происходящему, тоже выпил из вежливости.
Тогда, в том нетрезвом разговоре, Слава упомянул некую иностранную фирму в Москве, которая проявила интерес к их "проекту" и готова платить хорошие деньги за пленки.
Потом он долго и увлеченно рассказывал об истории эротической фотографии. Снова доставал альбомы с настоящими фото. Некоторые снимки буквально рассыпались от времени, были и просто вырезки из журналов, и даже сложенный вчетверо плакат, где на фоне американского флага красовалась известная актриса, но, разумеется, без одежды. Дескать, по молодости она зарабатывала таким способом, а потом к ней пришла известность, и эти плакаты стали добычей коллекционеров.
Когда Слава выпил еще, то заявил, что эротика скоро умрет, что порно - это раковая опухоль жанра, и она сожрет настоящую фотографию.
Но само порно тоже всего лишь следствие, а причина глубже - это состояние самого общества с его ложными границами запретного и доступного. Прикрываясь, как всегда, благой целью оградить самих себя от осквернения собственных же чувств, мы чуть ли не в сантиметрах прописали, сколько можно показывать, а сколько уже является развратом. Таким образом в эту мышеловку попали и художник, и зритель. А самое главное, ограничив доступ к удовлетворению естественных потребностей, общество поплатилось сексуальной культурой, получив триумфальный взлет всего многообразия половых преступлений и патологий.
Общество - это живой организм. И, как водится, в "стерильных" условиях пропадает естественный иммунитет, а это уже благоприятная среда для аномальных проявлений всего самого низкого и по-настоящему вредного.
Если бы не механическое определение порно, то естественная эротика никогда бы не попала под запрет, а границы приличия просто оказались бы чуть шире и все бы только выиграли. Любой человек естественным образом способен установить собственные границы дозволенного. В примитивном упрощении: даже психопаты, имея неограниченный доступ к таким материалам, мирно дрочили бы перед телевизором, а не становились серийными убийцами.
Благодаря запретам в мире стало много безвкусных ограниченных дилетантов, которые способны опошлить любое дело, включая одну из главных функций человека - размножение; это в одинаковой степени относится как к зрителю, так и к фотографам. Сегодня границы творчества определяет не сам художник, а похоть изголодавшегося потребителя через узкую щель цензуры и закона.
Голодный человек не привередничает, он не способен наслаждаться едой, он просто хочет жрать, он даже готов пойти на преступление. А это удобно для тех, кто занимается "кормежкой" - самая дешевая и жирная пища заполняет собой пустоту потребностей. Мы уже не первое поколение "голодных" и даже не знаем, как может быть по-другому...
Вячеслав Андреевич говорил сумбурно и зло, перескакивая с одного на другое, словно торопился вывалить все, что терзало и не давало покоя. Рома никогда раньше не видел его таким.
С трудом удавалось не потерять нить его рассуждений. Вывод он сделал следующий: дескать, теперь, чтобы исправить ситуацию, должно смениться не меньше двух поколений, прежде чем люди снова научаться правильно воспринимать друг друга.
- Порно и эротика отличаются не количеством неприкрытых мест, а тем, какие чувства рождает конкретное произведение. Художник не обязан сверяться с кем-то писаными законами - он индикатор духовности общества, он инструмент мироздания, он должен творить по зову сердца и руководствоваться внутренними ограничениями; только так общество получит новые подлинные шедевры.
Смог бы Леонардо написать свою "Мону Лизу", если бы кисть в его руке прыгала или двигалась только по прямой? Сам Леонардо тоже был такой же кистью в руках вселенной или бога, кому как нравится. А если кто-то выдает желаемый результат в рамках дозволенного, то он кто угодно: профессионал, ремесленник, торговец, но не художник. Необходимо обладать внутренней свободой и покорностью провидению.
Апофеозом абсурда и нравственной невежественности стало смешение понятий секса и любви. Почему все так не любят проституток? С женщинами более-менее понятно, для них путаны - альтернативные демпингующие конкурентки, но большинство мужчин тоже презирает продажных женщин, пользуется их услугами, но презирает.
Да потому, что проститутки - единственная просвещенная каста, которые до сих пор не утратили сакрального знания - отличия любви и секса. Они не торгуют телом, как принято думать. Они продают то, что мы не в состоянии даже осмыслить!
И все же попытаться стоит; когда сексом занимаются обычные люди, это называют любовью. В этом есть доля истины, секс происходит из-за наличия любви. А когда то же самое делает проститутка - это вроде бы секс за деньги, но получается, что деньги здесь выступают своего рода компенсацией за то, что она нас не любит, но при этом любезно позволяет выебать себя...
Вот чем торгуют проститутки, не сексом и не любовью, они назначают цену за само отсутствие любви. Получается, что это не их цена, а наша!
Клиенты не видят в этом разницы и потом чувствуют себя обманутыми.
Люди хотят любви и платят за нее проститутке; люди хотят секса и снова несут деньги ей, но и те и другие получают лишь крошечный фонтанчик спермы и бонусом - собственный картонный ценник на шею.
Мы привыкли думать, что наши чувства превыше всех богатств мира; и тут, позвольте, какая-то не обремененная моралью барышня оценивает нашу божественную неуебенность в какую-то жалкую тысячу рублей за один час, и готова не словом, но делом это доказать!
Тут есть над чем задуматься. А в сути своей проститутки за весьма умеренную плату лишь честно открывают нам глаза на самих себя. Как говорится: "...продлевать будете?"
Слава замолчал и нетвердой рукой плеснул еще по полстакана водки, даже пролил немного на стол.
Рома, глядя, как наполняется стакан, тихо спросил: "Значит, мы все снимаем плохое порно?"
- Метафорически - да. А если к нашей теме, то не мы, а ты, Рома, ты... Я ничего не снимаю! Я только продаю твою работу и заказываю тебе новую...
- Но ты же сам меня сегодня хвалил!
- Я и хвалил как раз твое ремесло и твой еще не раскрытый потенциал художника. Ты молод, и надо много, очень много работать, чтобы мастерски владеть инструментом, как художник - кистью. И если говорить обывательскими терминами, навязанными нам, то да - это будет все еще никчемное порно, но когда сможешь изящно творить по зову души, только тогда, что бы ты ни снимал, даже если захочешь, оно уже не станет пошлостью. Это будет красота, твоя красота.

Эротика - таинство, и оно не делается на заказ! А мы снимаем фото по желанию покупателей. И если на все твои снимки надеть трусы и лифчик, все равно им не стать эротикой, они останутся жирной и дешевой жратвой для трудовых масс! Либидо не обманешь, его не уговорить принятыми законами.
- Я запутался... Ты хвалишь мое ремесло, но называешь его порно. Ты говоришь, что порно - это плохо, но утверждаешь, что, чтобы снимать эротику, нужно сначала научиться снимать порно. И тогда плохое станет хорошим, так?
- Посмотри еще раз на этот плакат, - Слава снова достал сложенный пожелтевший лист. - Этим плакатом заклеивали блевотину на стенах туалетов захолустных автозаправок. Но прошло время, и теперь за него дерутся на аукционах, это уже высокое искусство!
- Но сам-то плакат от этого не изменился, - несмело парировал Рома.
- Ошибаешься! То, что ты делаешь, должно дышать. Оно должно кричать, как ребенок, а не умирать сразу после того, как ты его сотворишь. И оно начнет жить своей жизнью и будет иметь свою судьбу. Вот тогда твои фото получат шанс, если не сразу, то через какое-то время, дорасти до коллекционной гордости дотошных фанатиков и фетишистов. - Слава замолчал и налил еще немного водки в стакан.
Только сейчас Ромка обратил внимание на то, как быстро пьянел Слава.
- Теперь я точно запутался, - вздохнул Рома, чувствуя, как выпитый алкоголь делает и его сознание вязким. - То ты говоришь, что художник должен вырасти из ремесленника. Потом, что модель для съемки - это решающий фактор для сюжета и художник как бы остается ни при чем. А в конце и вовсе, что работа может жить сама по себе, и ты как художник уже не сможешь повлиять на ее статус "порно" или "эротики". Что же тогда главное?
- Браво! Это очень правильный вопрос, Роман! И как все правильные вопросы, детский и слишком наивный, на который ищут ответ со времен Аристотеля. - Слава торжествовал. - А нет главного как константы - это всегда неизвестная "переменная"! - он сделал театральную паузу. - В одном случае главным может стать имя автора, в другом - имя модели, в третьем - просто случайность! Успех - штука тонкая и индивидуальная! Он складывается из мелочей, как сложный швейцарский механизм. Выдерни один болтик - и все рухнет! Но главное, в искусстве должна таиться магия. Волшебство!
Рома, пошли к чертям стереотипы и приличия! Те, кто их придумал, и понятия не имеют об этих самых приличиях. Они живут скучной и серой жизнью потребителей и тайком онанируют на твои фото в туалете. Но при этом изо дня в день не забывают учить остальных людей морали и бить собственных детей за мат и двойки. Слушай только себя! Заново учись видеть и чувствовать красоту и отличать ее от всего остального дерьма, которым наполнено все и в магазинах, и в телевизоре. Настоящей красоты в мире остались мелкие крупицы, учись замечать их, все остальное - мусор. Эти частицы есть повсюду: в женской красоте, в мужской красоте и даже в пресловутом порно.
Ведь что есть суть порно - некий обнаженный процесс, лишенный конечного смысла и тайны, процесс, выставленный напоказ. - Слава откинулся на спинку стула. - А под это определение подходит вся наша унылая повседневность! Плохое порно повсюду вокруг нас, и в нас самих! Вот бы где кричать SOS! А все, что создано природой, дышит красотой! Природа не боится выглядеть глупо, природа не боится предстать неприкрытой и незащищенной. И всего-то требуется - стараться творить так же, как она! - Слава замолчал, подбирая слова. Кажется, он был уже изрядно пьян. - Ты перестал приносить свои пленки на проявку.
- Как?! Все, что ты заказываешь, я тебе лично в руки отдаю, ну или Артему...
- Нет! Ты перестал снимать "свои" пленки. Ты работаешь только на заказ и только за деньги. Это ловушка для мастера! Сколько талантливых людей пришли за мечтой, но отдали ее Мамоне и навсегда остались постыдными ремесленниками порно! И о них никто никогда не узнает, Рома!
Это трагедия!
Это настоящее кладбище талантов, до самого горизонта, с безымянными надгробиями. Вот главная опасность для любого художника, как сладкий и липкий сироп для мух.
И тут Роме стало стыдно. Это была чистая правда, с начала их сотрудничества он действительно не снял ни единого кадра для души. Он получал эстетическое и мужское наслаждение от процесса, пересчитывал полученные деньги и от этого тоже испытывал удовольствие. Но у него и правда даже мысли не возникло, чтобы, как раньше, выйти на улицу и искать целый день один-единственный кадр. Это потеряло свою магию и красоту, видимо, ту самую, о которой так горячо говорил Слава.
А еще... тронуло то, что впервые в жизни кто-то оценил его незатейливые фото, увидел в них то, что Рома хотел показать. Впервые кто-то ждал его следующих работ. Не за деньги, не для похоти, а как отпечаток той самой красоты.
- Я понял, о чем ты... - глядя в пол, признал Рома.
- Молодец! Я же говорил, что ты способный, - устало и буднично, без прежней патетики ответил Слава. - Всегда спрашивай себя, зачем ты здесь и надолго ли. Бери то, зачем пришел, и иди дальше! Не останавливайся в теплом и сытном доме только из-за тепла и еды. Должно быть еще что-то... всегда должно быть что-то еще... - Слава окончательно размяк, машинально взялся за бутылку, чтобы налить, но благоразумно передумал.
- Я постараюсь не разочаровать! - твердо пообещал Рома, все так же не поднимая глаз.

Но не разочаровать Славу не получилось. Инцидент произошел через пару месяцев после того экспрессивного и весьма нетрезвого разговора.
Впрочем, все по порядку.
Дела шли прекрасно, порочное увлечение нравилось и не надоедало. Появилась новая камера - досталась по большому блату. "Никон ФМ 2", как говорят ковбои Дикого Запада: "убойная безотказная "машина", несомненно имеющая свой характер.
Но больше всего Рома радовался объективу, который продали вместе с камерой, картинка оказалась просто волшебной! Резкость легко подчеркивала главное, а второстепенное уходило в "мечтательную" дымку, и не требовалось дополнительного света - хватало того, что в пасмурный день попадал в окно. Поэтому и съемки чаще стали устраивать днем, пока светло, а не вечером.
Рома нашел новый способ для разрядки: пока модели после съемки собирались, а Артем был занят вместе с ними, Рома закрывался в уборной на хлипкий шпингалет и успевал по-быстрому "спустить пар".
К слову сказать, Рома по-прежнему избегал контактов со своими моделями по совету Славы, который еще в самом начале сотрудничества обмолвился, что среди "их контингента" повально пошла неслыханная болезнь СПИД и, дескать, даже сами девушки могут не подозревать наличие у себя такой болезни. Толком об этой хвори никто ничего не знал, а навязчиво у кого-то спрашивать было тоже не комильфо.
Когда-то, еще в школе, Рома стал встречаться со своей одноклассницей Ирой, очень быстро их поцелуи переросли в большее. Тихая и примерная отличница со свойственной ей прилежностью быстро вошла во вкус, перевоплотившись в ненасытную жадную суку. И нередко сама становилась инициатором взаимных удовольствий.

Друг у друга в гостях влюбленные не отличались особой сдержанностью, но это случалось редко: на комнатных дверях отсутствовали замки, а быть застигнутым собственными родителями - это уже слишком! Поэтому, пока пригревало солнце, парочка частенько "гуляла" в городском парке в поисках укромного места, но и там было небезопасно - откуда-то постоянно брались случайные прохожие. Однажды даже пытались отвести в милицию, но Ира подняла такой крик, что ее капюшон от растерянности выпустили, она рванула и, не оборачиваясь, крикнула: "Ромка, беги!"
Ира перепрыгнула через поваленное дерево с ловкостью олимпийского спринтера, Ромка и сам не ожидал такой физической подготовки от хрупкой девочки, но тоже рванул в другую сторону, благополучно избежав цепких рук блюстителя нравственности. Погони почти не было. И уже через пять минут юные влюбленные вновь встретились около центрального входа.
Не было такого идеального места, где можно было не опасаться ненужных свидетелей, поэтому Рома и Ира делали это везде! Адреналин стал неотъемлемой частью их интима.
Все это было забавным, приятным и познавательным, но после того, как Рома вернулся из армии, чувства заметно охладели. Для Иры подобных отношений было явно недостаточно, и время от времени ее подвозил домой таинственный темно-синий "Мерседес". Рома мучился сомнениями и ревностью, но Ира говорила, что это всего лишь ее однокурсник. Рома предпочитал верить, интуитивно понимая, что любые догадки и ответы, скорее всего, поставят крест на пошатнувшихся отношениях. А терять Иру не хотелось, казалось, что он ее любит.
Поиск работы после армии оказался занятием непростым. Повсюду шли массовые сокращения и хронические невыплаты зарплат. И все, что удалось - это получить работу в тарном цеху мыловаренного комбината. Рома колотил деревянные ящики для хозяйственного мыла. И с ужасом узнал, что по крайней мере половина рабочих состоит на учете в психдиспансере, остальные были просто запойными алкоголиками. Но среди сотрудников нашлось и немало уникумов, которые гармонично сочетали в себе и первое, и второе.
Рома узнал об этом, после внезапно вспыхнувшей драки двух его "коллег". Это случилось в курилке, по сути, без причины. Битва оказалась короткой, но жестокой, стены и пол были забрызганы кровью, как в декорациях для фильма ужасов. Тогда, обсуждая произошедшее, Ромкин напарник сказал: "Да им все равно ничего не будет, они же психи..." "Как это?" - не понял Рома. "Так, - ответил напарник, - у обоих - справки, что на учете стоят, а сейчас весна - обострение".
- А как же их на работу взяли?
- Так же, как и всех, - равнодушно ответил напарник и, загибая пальцы, перечислил тех, кто еще имел "желтую" справку о непостоянстве психического равновесия. Таких обладателей в коллективе набралось не меньше половины.
Данное обстоятельство подкосило самооценку впечатлительного Романа, он уже стал подозревать и у себя наличие расстройства. Теперь он понимал, что нет ни единого шанса сделать счастливой Иру, находясь в этом филиале душевной скорби. Вероятно, рано или поздно он и сам получит такую справку или сопьется - будущего не было.
И тогда Ромка пошел на отчаянный шаг - он сделал своей Ирэн предложение! Да-да, то самое, руки и сердца. Просто так, даже без подготовки - от страха потерять ее навсегда. Ира такого поворота событий не ожидала. Минуту молчала, видимо пытаясь осмыслить услышанное, а помолчав, вернула ключи от его квартиры, которые Рома ей дал ранее и которыми она так ни разу и не успела воспользоваться. Она внезапно засобиралась, сказала, что ей пора...
Ира отказалась.
Села в тот же мрачный синий "Мерседес" и уехала, оставив Романа около входа в парк, из которого несколько лет назад они бежали от прохожего, а потом, держась за руки, хохотали, вспоминая произошедшее. И вот теперь Рома стоял один, глядя ей вслед, и теребил в руках еще теплую от ее ладоней связку ключей.
Лето прошло в постоянной печали. После работы Рома закрывался в ванной, пересматривал пачки ее старых фотографий, писал в тетрадку нескладные стихи и дрочил, вспоминая наиболее яркие эпизоды их отношений. А по выходным ездил в "тот самый" парк и фотографировал деревья, примятую траву, случайных прохожих и просто места, которых когда-то касалась Она. По дороге домой отдавал отснятую пленку в фотосалон и там же дожидался, пока отпечатают снимки.
Спешить некуда - ему нравилось там находиться. Бесконечный поток самых разных людей, которые несли свои пленки и забирали белые бумажные конверты с отпечатанными снимками. Кто-то нетерпеливо раскрывал пакет, стоя около прилавка, кто-то стыдливо заглядывал внутрь и торопливо запихивал пакет во внутренний карман одежды. А находились и те, кто равнодушно получали снимки и, не взглянув, спешили дальше по своим делам.
Обычно фотографии выдавала одна и та же девушка; невысокая, с короткой стрижкой под мальчика, глаза большие, но безразличные. Косметики на лице почти не видно, возможно, ее и вовсе не было. Девушка редко улыбалась. И каждому следующему клиенту равнодушно говорила: "Здравствуйте..."
Но иногда к "особым клиентам" за прилавок выходил мужчина средних лет, о чем-то недолго говорил с ними и вручал им конверты, внешне эти конверты ничем не отличались от тех, которые выдавала неулыбчивая девушка. Распрощавшись с покупателем, мужчина тут же уходил в служебное помещение. А девушка-мальчик уже снова говорила свое механическое "Здравствуйте" следующему "обычному" клиенту.
Вот тогда-то, в один из таких дней, к нему вместо этой "продавщицы" и обратился тот самый мужчина, который обслуживал только некоторых посетителей.
Так появился фотосалон, Слава и необычная девочка Саша.
Такой приработок ощутимо поправил благосостояние Романа, к тому же появилась надежда, что у данного сотрудничества большие перспективы. А потому и относился к этим съемкам весьма серьезно, полагая, что сможет накопить на "Мерседес" такого же омерзительно-синего цвета.
О том, что подобная фотография - занятие не совсем этически правильное, Роман, безусловно, догадывался. А потому не распространялся об этом. Но боясь окончательно потерять Иру, он все же решил посвятить ее в источники своего дохода в надежде, что она оценит масштабы материальных перспектив и изменит решение, и тогда они, если не поженятся, то хотя бы вновь станут встречаться.
Он договорился с ней о встрече возле института. Ира сказала, что у нее мало времени. Место оказалось людным и для такого разговора неподходящим, но выбирать не приходилось, и Рома приехал почти за час до назначенного времени. Он дрожал от волнения и холода, в тот день было ветрено и временами проливался дождь, словно предупреждая о непредсказуемости грядущего. В кармане лежала пачка лучших снимков, Ромка тщательно выбирал каждый из них.
Ира появилась неприступной, впрочем, как всегда в последнее время; одета эффектно и стильно, куталась от ветра в высокий поднятый ворот короткого белого пальто, а снизу оно то и дело разлеталось от ветра, обнажая неприлично короткую юбку и длинные стройные ноги.

- Привет. Ну, о чем ты хотел поговорить? - спросила Ира, ежась от холода и избегая смотреть в глаза.
- Вот, - Рома гордо протянул пачку фото.
- Что это? - с любопытством и даже миролюбиво спросила она.
- Это моя нынешняя работа, у нее большие перспективы, меня очень хвалят и ценят. И готовы хорошо платить.
Ира достала из бумажного пакета снимки, и на лице ее тут же отразился ужас. Девушка на фото стояла раком, из одежды на ней только красные туфли и дешевая пластмассовая заколка. На следующем фото две девушки ласкали друг друга, страстно сжимая грудь, словно давили лимон.
Ира листала фото быстрее, и брови ее все выше и выше ползли вверх.
- Я получил работу! И смогу много зарабатывать, - важно сообщил Роман, - мне это нравится... у меня получается...
Большего он сказать не успел.
- Ты придурок! - Ира кричала, не обращая внимания на проходивших мимо студентов. - Стал проституткой, еще и гордишься этим! - она театрально швырнула снимки и бросилась прочь. Прохожие оборачивались, Рома суетливо собирал фотографии с каменных ступеней, студенты хихикали, увидев фото, а Первая Любовь уходила все дальше. Когда Рома запихнул все фото в пакет, ее уже не было.
С тех пор они больше не виделись. От общих друзей он узнал, что дома Ира теперь не живет, а проживает с неким Богданом, сыном местного олигарха, разъезжавшего на неприлично дорогом синем "Мерседесе". Адреса тоже никто не знал. По неискреннему сочувствию общих друзей Рома понял, что она рассказала им свою версию их расставания и друзья теперь, безусловно, на ее стороне.
Рома навсегда ее потерял. А вместе с ней отвернулись и все знакомые.
Но даже тогда он продолжал верить в чудо и в любовь.
Через много лет, вспоминая ту последнюю встречу, Роман смеялся над собой, он был так взволнован, так самоуверен, что даже не смог ничего толком объяснить. И спустя двадцать лет Ирэн, наверно, думает, что он работал мальчиком по вызову. Забавно. Но тогда для него это была неутихающая вселенская боль!
Рома засыпал и просыпался с чувством отверженности и одиночества. Жажда денег не позволяла ему оставить уже, по сути, ненужную работу на мыловаренной фабрике. Это даже не банальная жадность, а желание преодолеть черту, за которой он вдруг оказался совсем один. Каждое утро Рома приходил к своему ржавому верстаку, монотонно забивал гвозди в деревянные ящики, а тоска и унижение накатывали еще сильнее.
И только съемки позволяли полностью забыть и о реальности, и о боли, и об одиночестве, и о ящиках. Фото, само по себе, стало собственной реальностью! Миром, в котором хотелось остаться навсегда!
Нет, не мучила совесть Романа, и моральные аспекты тоже не беспокоили. Эти мгновения, когда щелкал затвор, были лучшими и единственно прекрасными в его настоящей жизни. Когда он, глядя в видоискатель, поворачивал кольцо резкости на объективе и расплывчатое теплое пятно превращалось в прекрасное женское тело, это давало ему освобождение от той самой ломки расставания. Это стало его наркотиком, его страной грез. И когда Слава радостно сообщил, что через неделю ожидается целый съемочный день с неслыханной оплатой в шестьсот долларов, Рома наконец-то решился и с облегчением уволился из опостылевшего тарного цеха.

Примечания: