КВИР - Шарики

Шарики

Умер мой киевский кореш Юрка.

Прожил полвека, недостаточно, конечно, но не так, чтобы совсем уж мало. Когда Юрке было лет восемнадцать, в него был влюблен мужчина, которому в то время было пятьдесят, он уже умер, а вот теперь умер и Юрка.
Похороны организовали его бывшие бойфренды, им тоже давно не восемнадцать и они сами уже думают про вечное. С каждым из них он провел годы и был счастлив.

Юрка вел нездоровый образ жизни, знал, что финиш не за горами, но не рассчитывал, конечно, что так быстро. Когда мы выпивали, он касался темы смерти, она его притягивала, говорил, что лично его лучше сжечь, хорошо бы под музыку любимого диджея, и потом веселитесь, суки, на моих поминках и не смейте плакать.

Мы стояли у входа в крематорий, ждали автобус из морга, курили и радовались встрече с людьми, с которыми бы вряд ли увиделись бы без такого серьезного повода. Все постарели. С кем-то я пил последний раз в прошлом году, когда был в гостях в Киеве у Юрки, с кем-то пять, а то и больше лет назад.
Приехал автобус с юркиной улыбающейся фотографией под стеклом.
Белоснежный, как свадьба, гроб вытащили из автобуса дядьки в черном и распорядитель с совершенно сизым носом пригласил нас внутрь.
Мы побрасали в кустики сигареты и нестройно вошли.

Белый гроб поставили на постамент, распорядитель распоряжался своим слишком хорошо поставленным, мнимо доверительным идиотским голосом. Друзья, пел он, если вы хотите проститься с покойным, вы можете поцеловать его, проходите, пожалуйста, вдоль гроба, к изголовью, целовать нужно в зону лба, над бровями, а в другие зоны, пожалуйста, не целуйте. И он показал на себе, куда целовать, проведя там пальцами. Он открыл папочку и прочел речь, про то, что помним и что любим, не переврав ни имя, ни дату рождения, ни годы поступления в институт. Его мхатовский баритон был близок к рыданию. Наверное, эта профессия тоже нужна, как часть траурной работы, отвлечение от горя итд. Но, слушая, какой наш Юрка был передовик производства и не слезал с доски почета с самого детства, я чувствовал себя уже совершенно один со своими печальными мыслями. Я прошу, не надо нанимать подобного пиздабола на мои похороны и, вобще, не надо речей.

Юрка выглядел в гробу совсем не аппетитно и целовать его не хотелось. Я отошел в уголок, вспомнил его любимые фразочки, в ушах снова зашуршал его тембр, "нет, сегодня не приезжай, хочу побыть один" или "давай к нам, тут N в гостях, купи по дороге коньячку". Я привозил к нему всех своих мальчиков, знакомил, некоторые ему нравились, некоторые нет, он никогда не спорил о вкусах. Некоторым он писал потом в подпитии на фэйсбук, чтобы они переходили к нему, мол все равно со мной они каши не сварят. Юрка был в профессиональном смысле мастером своего дела, но в жизни - вполне обычным человеком, к тому же алкашом, однако все мы любили его, любили его прокуренную кухню, его кота, его спальню, где всегда можно было заночевать, его насмешливый, наблюдающий, желающий добра взгляд.
Мхатовский пиздабол наконец заткнулся, включили музыку, в ритуальном зале киевского крематория зазвучал диджей Тиесто. Побежали слезы.

Пару лет назад Юрка ездил по работе в Одессу и познакомился там у меня на вечеринке с одним милым пареньком. Паренек уехал к нему в Киев, вел себя хорошо, не требовал денег, но через пару месяцев ушел к другому. У Юрки наступил после этого тяжелый период. С этим другим паренек уехал потом в америку, но там оставил и этого другого, влюбился в кого-то. Другой написал Юрке из америки письмо, в котором он просил прощения, тяжелый период наступил теперь у него. Юрка рассказывал об этом гостям теплым пьяным голосом.

Поминки в ресторанчике. Тут висит экран, на нем Юркины бойфренды крутят видухи из его земной жизни, включают его детские фотки. На одной фотке, пятнадцатилетней давности, я вижу себя. Там я у Юрки в гостях со своим бойфрендом, который раньше лет шесть был его бойфрендом. Этому нашему по-очереди-бойфренду тогда было двадцать пять лет, он был необыкновенно харизматичен, его нельзя было нигде оставить одного, кто-нибудь тут же подсаживался, заговаривал. Они разошлись с Юркой до меня, я не был ни в чем виноват, харизматичный бойфренд привел меня в гости к Юрке - они с ним навсегда остались друзьями - нас познакомили, Юрке было не очень комфортно, но он пил себе, шутил и не подавал виду.
На фотографии меня не узнают, я кричу, уже пьяный, смотрите, это же я, неужели не видите? А, ты, ну да, конечно, надо же, действительно ты. Нашему по-очереди-бойфренду уже сорок, он все еще хорош, хотя и пьян больше всех, восклицает чего-то, но уже не договаривает фраз, забывает, с чего начал. Рядом сидит его следующий бойфренд со своим теперешним, после-него-бойфрендом. Мы все дружим, особенно сейчас.

В конце поминок мы, по сценарию, выходим наружу и пускаем в небо белые шарики. Кто-то шутит, что они похожи на сперматозоиды.
Юркина душа улетела, но нет, не улетучилась насовсем, его тембр все еще ерзает по извилинам мозга, тихо, как при жизни, в телефонной трубке, "сегодня не приходи, хочу побыть один".

03 ИЮНЯ 2018 ВИТЯ БРЕВИС

Ссылка:

Смотрите также