 |
|
Художник
Каких только фетишей я не встречал! А вот у него было особое пристрастие к ушам. Я даже не знаю, как это назвать. Ухофилия? Ухопоклонничество?
 - А в теме-то давно? - Давно. Меня ещё в пятнадцать дядька выебал в конюшне. - Эротично-то как! - Эротично, блядь! У меня знаешь, как после этого жопа болела? У него у самого был, как у коня! У сексологов на этот счёт наверняка припасён какой-нибудь научный термин, раздумываю я, вылизывая ему по его просьбе то левое ухо, то правое. Он стонет почти как в порнофильмах, только не наигранно, а вполне себе искренне, и от прикосновений моего языка его аж трясёт. Своим языком он тоже старается: такое ощущение, будто я на приёме у лора, и мне промывают слуховой канал. Надо ли говорить о том, что у него уши, как у реаниматолога? Можно сказать, стерильные, без малейшего намёка на какой-нибудь прыщик или, упаси боже, кусочек серы, и пахнут гелем для душа. Он, наверное, моет их после каждой еды... Стонет он громко, невзирая на то, что в комнате за стенкой - сосед: парень неопределённого возраста в спортивках и шлёпках на босу ногу, тоже "в теме", разумеется. - А он тебе не лижет иногда? - Он футфетишист, - вздыхает ухофил. - А я не слишком это люблю. И ещё он это... буйный чуть-чуть. Ухофила зовут Володя, и ему тридцать шесть. Комната у него - метров двенадцать от силы, прихожая с провисшей антресолью, в стороне маячит кухня, санузел совмещённый. Одним словом, хрущ. Матёрый и непобедимый. - А ты кем работаешь, если не секрет? - лизнув ещё раз меня в ухо, он чиркает зажигалкой и закуривает. - Риелтор. - Ммм. Ну, там неплохие деньги. - Как сказать... - я тоже закуриваю. - Снимаешь? - Нет, сдаю. Этому босоногому. А хата моя. "Какого года дом?" - хочу я спросить, но вовремя себя останавливаю. Впрочем, профессиональная деформация всё равно вылезает время от времени - это никуда не денешь. Затягиваясь, я соображаю: район не самый депрессивный, не Заречка. Два лесопарка рядом - это, конечно, плюс. Трамвай под окнами - до центра минут двадцать - это если без пробок. Но сам жилфонд - это беда. Хуже, наверное, только Сормово какое-нибудь. Я тушу окурок и только сейчас замечаю, что пятно на потолке, которое я заприметил с самого начала, - не пятно вовсе, а что-то вроде литографии: кудрявый юноша а ля древний грек. - Сам рисовал? - спрашиваю, кивая наверх. - Угу. И вот это тоже! - он показывает на один из углов, и оказывается, что плесень от сырости - это вовсе не плесень, а всё так же литографически нарисованные циферблаты часов. Тоже мне, Дали! - А... это ты чем? - выдавливаю я из себя. - Тушь, - кивает он на потолок. - А вот это - он кладёт бычок в пепельницу и оборачивается к углу, - чёрная гуашь. - Художник, что ли? - Был когда-то. Сейчас менеджер по продажам. - Почти коллега. И что продаешь? - Краски, кисточки, альбомы, ватманы, немного холстов... - Ясно. А чего ты так уши-то полюбил? - решил я сменить тему, понимая, что иначе разговор быстро зайдёт в тупик. - Да мне с детства нравилось, когда мне мать в бане уши намывала. Вот и прицепилось, - он затягивается снова. - Я ж деревенский. У меня в детстве уши всегда были грязные: то в песке, то в саже. Это ж деревня! Я приглядываюсь к Володе и понимаю: действительно, деревня. Руки - большие, с грязью под ногтями. Наверняка это чёрная гуашь, но выглядит так, будто он только что вылез из трактора. Вздутые вены на шее, залысины. Ещё лет пять-шесть, и он будет вылитый деревенский мужик. Только беретку на него надень. Даром что уши - чище некуда. - А как в городе оказался? - я тоже закуриваю вторую. - Учился. Думал, стану художником, выставляться буду, - Володя выпускает дым и машет рукой. - А в теме-то давно? - Давно. Меня ещё в пятнадцать дядька выебал в конюшне. - Эротично-то как! - Эротично, блядь! У меня знаешь, как после этого жопа болела? У него у самого был, как у коня! Я докуриваю и попутно соображаю: большерукий деревенский юноша в ромашковом возрасте заявился в Нижний, выучился на художника, стал менеджером по продажам всей этой художничьей мандулы, и вот он - владелец двушки, хоть и в хруще, но зато с циферблатами и древнегреческим ликом на потолке. Кстати, может, антресоль у него в коридоре тоже из горного хрусталя? Словно читая мои мысли, он говорит: - А вот бабка у меня городская, местная. Была. Квартира эта её. Всё говорила мне: женись да женись. Неужели я ей скажу, что пёзды мне до пизды? Так и умерла три года назад, не дождалась правнуков. Он усмехается и предлагает мне ещё немного полизать уши. Я соглашаюсь, почти машинально. На этот раз я чувствую, что в ухофилии что-то есть: как будто кто-то пытается влезть в тебя через ухо, что-то шепнуть и раствориться в тебе. - А ты, я смотрю, женат, - говорит Володя во время следующего перекура, кивая на моё обручальное кольцо. - Есть такое. - Дети? - Сын. - Сын - это хорошо. Я тоже когда-то думал, что у меня будет сын. Даже портреты рисовал. - Ну, тебе ещё не девяносто четыре. Володя снова усмехается, замахивается и швыряет бычок в открытую форточку. - Самое смешное, что я знаю: никакого сына у меня не будет. Так я и буду менеджером по продажам. Ну и, надеюсь, заходить кто-то будет ко мне время от времени. А вдруг постоянного найду? Об этом я даже и не мечтаю. Устал. Так что проживу, сколько отмерено. И на том спасибо! Я выхожу от него с чувством, что он и правда влез внутрь меня через ухо. Ощущаю его немного шершавый язык, слышу неподдельный стон, вижу кудрявого грека на потолке... - Квартирка, на самом деле, очень даже ничего, - начинает она, ведя меня вверх по сумеречной лестнице, пахнущей гнилой картошкой. - Кто хозяева? - Женщина из области, - она громко щёлкает жвачкой и достаёт из сумки ключи. - Сама показать не может, потому что живёт далеко. Риелторша долго ковыряется с ключами, пытаясь разобраться, какой из них нужный. Я ещё раз смотрю на неё поблёскивающие ногти, на ярко подведённые губы, на немного расклешённые штаны и сапожки с блестками. Будто она только что приехала с деревенской дискотеки, сейчас переоденется и пойдёт в хлев. Ключ, наконец, подходит, и мы оказываемся в прихожей. - А кто здесь жил? - спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. То место, где когда-то была антресоль, выдают обои другого цвета и испачканный потолок. Реелторша вздыхает, затем наклоняется к моему уху и начинает шептать, словно кто-то может нас услышать. - Честно, здесь жили два пидораса. Потом одного убили, второй куда-то слинял, его вроде бы задержали... Но, так или иначе, квартира по наследству досталась нынешней хозяйке. Она родственница убитого. Ей эта квартира не нужна, вот и продаёт. Цену уже три раза снижала... - Ну, давайте смотреть, - говорю, проходя вперёд. - Смотрите, конечно! - щебечет она. - Вот у нас первая комнатка, двенадцать метров... Я всовываюсь в дверной проём. С потолка на меня смотрит кудрявый грек, а из угла - циферблаты часов. Только сейчас, подойдя ближе, я замечаю: все они разные, у каждого - своя форма, стиль, все показывают разное время. В соседней комнате на потолке - другой юноша, больше похожий на индуса: густые брови, нос картошкой. На комоде замечаю огромную папку, из которой торчат ватманы. - Да, предыдущий хозяин, кстати, художником был, - говорит риелторша и снова щёлкает жвачкой. Я развязываю папку. На ватманах - портреты мальчика в разном возрасте: вот он совсем младенец, вот ему года четыре, вот лет семь... Портреты написаны чем-то чёрным: тушь, наверное, или гуашь. - Документы к сделке готовы? - спрашиваю, по-прежнему глядя на мальчика. - Да, конечно...
29 СЕНТЯБРЯ 2019
|
КАРИМ ДАЛАМАНОВ
Смотрите также
 #ФЕТИШ
20 000 долларов за майку Фредди Меркьюри: вы готовы стать частью гей-истории?
26 октября 2023
Сенатор в коже: политик из Калифорнии принял участие в БДСМ-фестивале
30 сентября 2023
Художник продает 68 трусов, оставленных любовниками у него дома... За 50 000 долларов!
17 сентября 2023
Музей мадам Тюссо обзавелся восковой фигурой Lil Nas X
22 сентября 2022
Звездный квотербек Том Брэди согласился подарить фанату свое использованное нижнее белье
24 июня 2022
|
  МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
Магазин Sexmag.ru
|
|
Настоящий ресурс может содержать материалы 18+
|
* КВИР (queer) в переводе с английского означает "странный, необычный, чудной, гомосексуальный". |
