КВИР - Билет в один конец, или История одной эмиграции

Билет в один конец, или История одной эмиграции

Кристина опоздала на нашу встречу на 20 минут. Женщинам простительно, подумал я. Хотя, впрочем, женщиной она была не всегда, а с некоторого времени, когда оказалась в безопасной стране.

Кристина и депутат бундестага, открытый гей Фолькер Бек на гей-параде в Кельне

Но начнем с конца. Сегодня многие российские геи, лесбиянки и трансгендеры ищут убежища на Западе, в частности, в Германии. Теперь, когда весь мир знает о гомофобной политике российских властей, им легче его получить, чем тем, кто искал его в начале нулевых. Тогда Россия считалось страной, смирившейся с гомосексуалами, если не сказать - уважающей их права. Трудно было кого-то на Западе убедить в том, что гомофобы бьют, убивают, грабят геев в России почаще, чем в других малоразвитых странах. Россия считалась богатой, с желанием стать демократичной, так сказать, страной восходящего цивилизованного будущего: бла-бла-бла. А в ней такого безобразия и быть не может!

Так вот, Кристина В. была первой, кому в Германии дали статус ЛГБТ- беженца или беженки - какое это к черту имеет значение? Первой из России - это куда важней! Ее путь в цивилизованный мир начался 10 лет назад, в 2004 году, был долог и тернист, каким она его сегодняшним беженцам не пожелает...

В восьмидесятых годах "развитого социализма" Кристина ходила в обычную московскую школу, где учатся обычные дети. У нее с ними была одна проблема - необычной была она: ребенком, родившимся в чужом теле. Её тогда звали Костей, но она чувствовала себя Кристиной. Лишь спустя годы она узнает, что для таких, как она, существует специальный термин: транссексуальность. Представьте себе, что значит оказаться "в чужом теле", будучи учащимся советско-российской школы?

С самого детства Костя играл в куклы вместо войнушек, дружил с девочками, обходя мальчишек стороной. Костиной маме "психические отклонения" сына совсем не нравились. В переходном возрасте подросток понял, что у него нет друзей и единомышленников, а вокруг одни враги. Даже на поддержку мамы рассчитывать не приходилось: она была уверена, что это болезнь, которую можно вылечить.

Кристина сегодня:

"Я не видела свою маму уже десять лет. Она не может меня навестить в Германии, она инвалид. Я постоянно нахожусь с ней в контакте по телефону, но никаких фотографий ей не присылаю, чтобы не расстраивать. Она думает, что я выгляжу, как раньше, и что я её сын. А мне приходится ей лгать. Она знает, какие у меня были проблемы в Москве и, по сути, довольна, что я сейчас живу в безопасности".

Костя был настолько фемининным, что его постоянно путали с девочкой. В школе над ним смеялись ровесники, учителя открыто над ним подшучивали, мальчик нередко приходил домой с синяками и с ушибами. Обращения в милицию к добру не приводили: кто станет защищать странного ребенка с неопределенной половой принадлежностью? Практически с самого детства ребенок чувствовал к себе неприязненное отношение - гомофобия, трансфобия и просто ненависть к тому, что он не такой, как все. Косте, в конце-концов, пришлось бросить школу.

Кристина вспоминает:

"Девяностые годы были тяжелыми для России, но многообещающими для представителей сексуальных меньшинств. В то время я даже расцвела, нашла единомышленников и друзей, с которыми мне было уютно и хорошо. Ощущение, что мы живем в системе, пришло позже, когда президентом стал Путин. Мне хватило одного срока его правления, чтобы понять, к чему идет российское общество. Во времена Ельцина была хоть какая-то вера, что в стране произойдут демократические преобразования. Это при нем в уголовном кодексе была убрана "гомосексуальная статья". По телевидению шла нормальная информация о геях и лесбиянках, журналисты через ток-шоу пытались внушить гомофобному обществу толерантное отношение к гомосексуалам, и это им поначалу даже удавалось.
Хорошо помню 99-й год, когда я жила и работала в Питере. Для меня он был самым потрясающим и многообещающим. Во дворце спорта "Юбилейный" проходил квир-фестиваль "Голубая волна". На него съехались представители сексменьшинств со всех концов страны и ближнего зарубежья. Перед нами выступали российские и зарубежные звезды, среди них Дана Интернэшнел из Тель-Авива, победительница Евровидения 1998 года.
В Питере были популярны такие клубы, как "69", "Грешники", образовался даже гей-квартал. Я сама работала в одном из питерских гей-баров неподалеку от Смольного. Представители секс-меньшинств почувствовали необыкновенную свободу, у входа в гей-заведения висели радужные флаги. В том же 1999 году в Россию приезжал с гастролями знаменитый гей-хор из Лос-Анджелеса, с которым выступала российская примадонна Пугачева".

Потом к власти пришел Путин. Кристина считает, что уже в первые годы его правления страна стала превращаться в систему, а в ней самой снова поселился страх.

"В моей жизни начались настоящие кошмары, меня преследовали, избивали, я не могла найти защиты в милиции, куда обращалась. Соседи не давали мне жить - они унижали меня, били и оскорбляли. Я все больше начала понимать, что не смогу найти защиты у властей, потому что они всячески поощряли гомофобию и трансфобию.
Мне стало небезопасно жить в этой стране, однажды возле гей-клуба меня избили так, что я попала в больницу с переломом челюсти и сотрясением мозга. Я стала бояться за свою жизнь. Последний год мне было страшно выходить из квартиры, соседи изрезали ножом обивку входной двери, сожгли звонок, в замок постоянно запихивали спички, а когда я выходила из подъезда, из окон в меня летели пустые бутылки. В милиции вместо помощи, меня унижали , надо мной смеялись и даже пытали".

Весной 2004 года, за два дня до выборов президента Путина на второй срок, Кристина покинула родину, потому что отчетливо понимала, что при Путине для сексуальных меньшинств наступят мрачные времена. Из Москвы она уехала инвалидом III группы.

Кристина и российские гей-активисты, ожидающие политического убежища в Германии

Кристина купила двухдневный тур в Финляндию, понимая, что у нее билет только в один конец. Ей совсем не хотелось возвращаться в страну, в которой ее презирают, оскорбляют и угрожают смертью. У нее не было никакой информации о жизни в чужой стране. Она только была наслышана о том, что Голландия - самая толерантная по отношению к сексменьшинствам в Европе. Именно поэтому она из Хельсинки полетела в Амстердам. Оказавшись в незнакомом городе с плохим знанием английского языка, она не знала куда пойти, к кому обратиться, чтобы объявить о своем решении просить убежища.

В Амстердаме она совершила свою первую ошибку: обратилась в полицию вместо ведомства по делам иностранцев. "Кто ж знал об этом, ведь тогда интернетом-то мало кто пользовался", - объясняет она. Сотрудники полиции даже не захотели ее выслушать и проводили до вокзала, посоветовав покинуть страну. Денег у Кристины хватило всего лишь на билет в соседнюю Бельгию. "В Брюсселе я спрашивала у таксистов и прохожих, где принимают беженцев? Когда я, наконец, там оказалась, то испугалась, увидев переполненные коридоры ведомства беженцами из арабских и африканских стран", - вспоминает она.

Здесь Кристина познакомилась с русскоговорящим сирийцем, который посоветовал ей вместе с ним поехать в Германию, где, по его мнению, условия приема беженцев лучше, чем в маленькой Бельгии. У обоих не было средств на поезд до Германии. "Нам помогли деньгами в местной мечети, на которые мы купили билеты в Кельн. Здесь всю ночь искали пункт приема беженцев, был март и жутко холодно, - вспоминает Кристина. - Мы дошли до корабля, который был пришвартован к берегу Рейна и служил прибежищем для таких, как мы. Здесь на корабле у Рейна я официально и попросила убежища".

У Кристины взяли отпечатки пальцев и через три дня вместе с несколькими другими просителями убежища отправили в город Ольденбург в Нижней Саксонии. Когда она увидела лагерь, в который их привезли, то не на шутку испугалась. Это были серые и унылые казармы за высоким забором и колючей проволокой.

Она не знала, как долго пробудет здесь, ее порадовало лишь то, что ее поселили в отдельную комнату, другие жили по 10 человек в одной. Со стороны постояльцев лагеря Кристина сразу почувствовала подозрительное к себе отношение. Дождавшись через неделю интервью с чиновниками, она вроде как успокоилась, не случись страшного события. В выходной день, когда в лагере, кроме охранников, никаких сотрудников не было, в комнату Кристины ворвался обкуренный араб и стал ее домогаться. Он был совершенно неконтролируемым и невменяемым. Закрыв комнату на ключ, он угрожал расправой, если Кристина будет сопротивляться. Когда она поняла, что происходит на самом деле, то стала кричать и звать о помощи, но никто так и не услышал ее криков. Он избивал ее и, угрожая ножом, изнасиловал. Когда он покинул комнату, Кристина, истекая кровью, добежала до будки с охранниками. Они тут же вызвали полицию: насильника арестовали, а ее увезли на медицинскую экспертизу.

Кристина вспоминает:

"Была очень унизительная процедура, когда полицейские раздели меня догола и фотографировали следы побоев, у меня были огромные синяки и ссадины по всему телу. Уже в больнице мне зашили рану на руке, которую я получила, отбиваясь от ножа. Я находилась в состоянии шока и мне было страшно возвращаться в лагерь. Это было жуткое время, о котором больно вспоминать".

На помощь бесправному искателю убежища пришла немецкая организация "Белое кольцо", которая заботится о жертвах преступлений. Кристине предоставили переводчика и психотерапевта. Через неделю ее отправили в более безопасное место - в Ганновер. Однако вскоре было принято решение о ее депортации в Хельсинки. Сработал так называемый Закон третьей страны, согласно которому человек должен просить политическое убежище в первой безопасной стране, границу которой он пересек. Это была Финляндия. Кристину в сопровождении полиции посадили в самолет в Хельсинки.

Здесь ее два дня продержали в аэропорту. "Я почти ничего не ела. У меня было три евро на булочку, которую я купила в сопровождении полицейского конвоя", - вспоминает Кристина. На третий день ее, изголодавшуюся и уставшую от бессонницы, привезли в лагерь в городе Каяани.

Кристина:

"Меня, как по этапу, отправляли из одного лагеря в другой. Последний был под городом Йоэнсуу и оказался неподалеку от российской границы, на севере-востоке Финляндии. Лагерь располагался в лесу, ближайший населенный пункт находился в 20 километрах. В этом лагере я наконец-то познакомилась с русскоязычной лесби-парой, которая тоже просила убежища. Я была так счастлива, что впервые встретила людей, которые меня понимают. Мы морально поддерживали друг друга и обменивались важной информацией. Мы до сих пор на связи через Интернет. Девочек все же депортировали, сегодня они живут в Питере.
Уже через несколько дней у меня было интервью с русскоязычной сотрудницей лагеря. Сначала я обрадовалась этому, но после первых минут поняла, что у нее совершенно советский менталитет, по всей видимости, она была замужем за финном. Мало того, у нее были абсолютно гомофобные взгляды. Все, о чем я рассказывала, она подвергала сомнению. Мне до сих пор снятся глаза этой женщины, которая вынесла решение об отказе в убежище без права обжалования в суде. Кроме того, в решении говорилось о том, что мне на три года запрещен въезд в страны шенгенской зоны".

Кристине и спустя 10 лет трудно сдержать слез. По ее словам, депортация непризнанных беженцев из Финляндии проходила наземным путем, людей на машине подвозили к российской границе и передавали пограничникам. Кристина с этим мириться не собиралась. "У меня никакого выхода не оставалось, как бежать из этого лагеря", - вспоминает она.

Кристина бежала в Данию. Здесь её всю ночь продержали в камере полицейского участка аэропорта, она спала на холодном бетонном лежаке, но ей было уже все равно, хотелось только спать. После интервью с чиновниками переводчик сказал, что ее отвезут в хорошее место. Этим местом оказалась депортационная тюрьма. Там она провела сутки. Так как у Кристины были при себе документы, подтверждающие личность, ее перевели в лагерь для беженцев. Через месяц полицейские сообщили, что из Хельсинки пришло решение о ее депортации на родину. Она была готова умереть, чем вернуться в Россию. Кристина наглоталась таблеток, чтобы навсегда покончить с этим кошмаром. Каким образом она оказалась в психиатрической больнице, она не помнит. Но только здесь она, наконец, смогла найти покой.

После месяца лечения ей не хотелось покидать клинику, потому что за ее стенами ее ждала депортация в Финляндию, а оттуда в Россию.

Кристина:

"В лагерях я себя чувствовала белой вороной, в мою сторону злобно шипели гомофобные беженцы, ко мне недоброжелательно относились чиновники и полицейские. И лишь в больнице, где я находилась с обычными датчанами, я чувствовала себя человеком. Отсюда мне и не хотелось уезжать. Я вцепилась руками в кровать, но поняла, что сопротивление бесполезно. Четверо сотрудников прямо в халате отвели к машине, которая увезла меня в лагерь".

В лагере Кристина познакомилась с беженцем, ортодоксальным евреем, который проникся к ней доверием и дал ей денег на билет в шведский город Мальмё. После очередного интервью с чиновниками ее отправили на самый север страны возле Полярного круга. В лагере было много русскоязычных семей беженцев, с которыми она подружилась и до сих пор общается. Шведы отправили запрос в Хельсинки и снова получили в ответ решение о ее депортации.

Ей некуда было деться, как бежать из страны в страну. Она не спала ночами и думала, куда бежать? К этому времени ей удалось сэкономить немного денег из пособий, которые выдавали шведы. На них она двое суток добиралась до немецкого Ганновера, в котором была год назад. Здесь она повторно написала прошение о предоставлении убежища и узнала, что её насильника приговорили лишь к двадцати месяцам условно по причине того, что он, якобы, был несовершеннолетним. Но Кристина считает, что он был старше, у него просто не было документов, свидетельствующих о его возрасте, поэтому чиновникам пришлось верить ему на слово.

По рассказу Кристины, больше года вокруг нее была тишина. Она жила в Ганновере в общежитии для беженцев и ждала решения. Чиновники не хотели верить в то, что в России люди преследуются по признаку своей сексуальной ориентации. Германия начала прозревать только после первых разгромов гей-парадов в крупных российских городах. Тогда о Мизулиной никто и не слышал и представить не мог, что в России будет принят закон о запрете гей-пропаганды. История Кристины совершенно не вписывалась в контекст отсутствия гомофобии в России.

Ей каждые три месяца продлевали разрешение на проживание в Германии и она каждый раз плакала от счастья, что ей подарили свободу еще на три месяца. "Новое продление для меня было словно продлением жизни", - вспоминает она.

В образе Кончиты

Вскоре пришел очередной отказ, но в нем, слава богу, ни словом не упоминалось о депортации на родину. Однако в обосновании отказа стояло следующее: "Транссексуальность, как и гомосексуальность в России наказанию не подлежат. Российские власти способны и хотят действовать против таких проявлений, против преследований и дискриминации. Проситель убежища может жить со своими склонностями в больших городах и соответствующих кругах в достаточной степени безопасности". Но больше всего Кристину обрадовало, что она наконец-то имела право оспорить решение чиновников через суд. В то, что Германия правовое государство, она продолжала верить.

Заведующая общежитием для беженцев посоветовала ей знакомого адвоката, которая взялась судиться с Федеральным административным ведомством Германии. Впервые за два года мытарств по Европе Кристина почувствовала, что у нее есть право на адвоката. "У меня словно открылось второе дыхание, - вспоминает она, - я читала её письма в суд и плакала. Она дала моей истории нормальную немецкую речь, и у меня появилась надежда на справедливость".

Адвокат Кристины призналась, что впервые занимается правами беженца на почве преследований из-за его нетрадиционной сексуальной ориентации. Она ей так прямо и сказала: я не гарантирую успеха, но буду за вас бороться. Кристине нравилась ее искренность и доброжелательность. Она собирала информацию о положении сексменьшинств в России. Почти через два года состоялся суд. По словам Кристины, она шла на него, как на Голгофу, сжимая в руке свой крестик, который сопровождал ее во время мытарств по Европе.

"2008 год оказался для меня самым счастливым в моей жизни. Суд не усомнился в моих показаниях и вынес решение о предоставлении мне не гуманитарного, а политического убежища", - говорит Кристина.

Федеральное административное ведомство даже не стало опротестовывать решение суда. Спустя два месяца Кристина получила паспорт политического беженца, который предоставил ей возможность свободного передвижения по Европе, но без права возвращения в Россию.

Сегодня Кристина пытается безвозмездно помогать таким, как она - беженцам из Россия. Контакты с ней они устанавливают через Интернет. Она приезжает к ним в лагеря для беженцев, дает советы, оказывает моральную поддержку, с некоторыми из них даже выходит на пикеты и демонстрации, участвует в гей-парадах. Когда она бежала из России, у нее такой поддержки не было, она была предоставлена самой себе.

Но Кристина заметила, что некоторые геи из России сначала с настороженностью к ней относятся, потому что мало кто из них имел дело с трансcексуалами. Она же чувствует себя комфортно и с геями, и лесбиянками. "У меня с ними много общего, и я прекрасно могу их понять", - подчеркивает она.

Кристина:

"Я не люблю слово трансcексуал, когда меня спрашивают об этом, я всегда отвечаю, что я квир. На смену пола я так и не решилась. Я прошла гормональную терапию, у меня появились груди, перестали расти волосы на лице. Но я устала ходить к психиатрам и психологам, устала, что меня и в Германии называют пациентом. После того, как мне дали статус беженки, я просто захотела спокойно жить - в мире и согласии с окружающими и с самой собой. Хотя и в Германии это не так просто, и здесь к тебе нередко неоднозначное отношение. Мне удалось через суд сменить имя, сейчас я по паспорту Кристина, но в графе "пол" по-прежнему стоит буква "М". Но меня это не смущает, на это здесь мало обращают внимания, даже на паспортном контроле, когда я езжу в другие страны, никто мне ничего не говорит. И это успокаивает.
Я хочу жить, как нормальный человек. Когда меня называют транссексуалом, я испытываю какое-то неравенство. Я ощущаю себя женщиной и хочу, чтобы по отношению ко мне не проявляли агрессии, как это происходило в России. Там ко мне относились, как к неполноценному человеку, в Европе я нахожусь в безопасности и чувствую себя счастливой"...

Фото из личного архива

18 ДЕКАБРЯ 2014 TOM WEITZ

Ссылка:

Смотрите также