КВИР - Армия не казалась мне тупой и непонятной тюрьмой

Армия не казалась мне тупой и непонятной тюрьмой

Из всех своих друзей и знакомых я единственный, кто пошёл защищать нашу необъятную. Уходил тяжело. В двадцать лет я даже не знал, если на свете ещё такие, как я.

в часть ВДВ. Думаю, что у кого-то там наверху отличное чувство юмора. Хотя мне было не до смеха. Описывать, что я пережил в первые полгода, не стоит - это тема другого разговора. Сейчас я это называю хорошим уроком. По началу службы меня мало что интересовало, кроме сна и еды. После километровых марш-бросков и никому не нужных работ, цель которых была лишить солдат времени для раздумий, я хотел только скорее заснуть. И как бы не любили создатели порнофильмов сюжеты с суровой солдатской любовью, могу заверить, что таковой не видел. То есть геи, я думаю, конечно же, были, но наши вооружённые войска не лучшее место, чтобы рассказывать об этом во всеуслышание.

Первые месяцы я даже забыл, что есть мир, в котором люди встречаются и любят друг друга; что где-то в этом мире есть и такие же парни, как я, и что кроме зелёного цвета есть ещё много чего яркого и приятного глазу.

Сердце у меня так сильно стучало, что, казалось, это за окном казармы кто-то стучит в огромный барабан. Я затаил дыхание, медленно наклонился и поцеловал его в шею...

Не скажу, что в армии я чудесным образом превратился в прекрасного лебедя, но под застиранной армейской формой уже были не хиленькие руки, а хорошо развитые бицепсы - моё тело росло, набиралось сил. Вместе с телом росла и концентрация половых гормонов. Я стал всё больше засматриваться на своих сослуживцев.

Каждую неделю-вторую я влюблялся в кого-нибудь из них. Я не спал ночами, втихаря поглядывая через кубрик на кровать спящего Симы; я угощал сигаретами голубоглазого Казака, лишнюю минуту любуясь его небесно-васильковыми глазами; помогал чистить танковый пулемёт смазливому Мишке, ненароком дотрагиваясь рукой до его руки. Каждого я любил страстно, искренне и... мысленно.

По ночам, до боли сжимая серую от времени казарменную простынь, мечтал о каждом из них. Мечтал, как кареглазый Мишка, что лежал в метре от меня, подходит ночью и целует меня; как волосатый Сеня держит меня за руку и зовёт в каптёрку; как молодой лейтенант отводит на учениях в лес, и мы сидим с ним, обнявшись, под замшелой берёзой...

Мечтания занимали примерно два часа. К этому времени вся казарма уже бурно храпела, а смрад от портянок и немытых ног (ещё одна интересная деталь, которую не увидишь в порно) подымался такой, что дежурный по роте открывал окна. Затем я обильно окроплял простынь хвостатыми элементами своих мечтаний и засыпал...

Так было каждый день: подъём, зарядка, завтрак, построения, глупые наряды или бесконечное вылизывание и без того сверкающих, никогда не стрелявших калашниковых. Потом опять зарядка, но уже вечерняя, ужин, час у телевизора для получения свежей порции псевдо новостей от федерального ТВ, мечтания, дрочка, сон. И так 400 дней подряд...

За три месяца до дома я стал хуже спать. Мысли о предстоящей "свободе" будоражили мой мозг. Я думал, чем заняться на гражданке, что стало с оставленными несколькими тысячами в банке, хватит ли их на первое время. Я лежал, смотрел на спящую казарму, иногда прохаживался ночью по казарме, пока толстый майор не увидел меня и пригрозил посадить на губу.

В одну из таких бессонных ночей я заметил, что у тумбочки дневального столпились люди, человек шесть. Дежурный по роте - кареглазый Лёшка, зная, что я не сплю ночами, подошёл и попросил помочь. Оказалось, приехали молодые сержанты из учебки, нужно куда-то их положить. Я с готовность поднялся, Лёшка был объектом моих ночных мечтаний месяца полтора - грех было отказать своему, хоть и мысленному, но парню. Я побрёл по казарме, шаркая мозолистыми пятками. У решётки оружейной комнаты стояло шестеро парней. Пятеро с испуганными лицами, и были явно обеспокоены новым местом службы, а шестой... шестой смотрел на меня тёплыми карими глазами и улыбался мне весёлой, мальчишеской улыбкой...

Эта улыбка все три месяца окончания службы грела мою душу. Я жил только им. Его звали Саня, хотя по имени его называл только я. В армии особо именами не пользуются. Служба приобрела новый смысл и новый оттенок - счастья и лёгкости. Теперь армия не казалась мне тупой и непонятной тюрьмой. Я ходил и светился так, что даже офицеры говорили вслух о перемене в моём настроении. Все, конечно, думали, что это я радуюсь предстоящему дембелю. А я радовался тому, что Саня на зарядке подмигнул мне, а я подмигнул в ответ.

Его стали назначать дежурным по роте, а я стал проситься к нему в дневальные. Это и вызвало первые подозрения - для дембеля было зазорно стоять на тумбочке дневального, да ещё и с сержантом-духом. А мне было наплевать - я целые сутки был наедине с Ним, что ещё можно было желать большего? Мы покупали кофе, и то немногое из сладкого, что можно было достать в армейской столовой, и ночи напролёт болтали. Или просто молчали, изредка глядя друг на друга и улыбаясь.

В один из таких нарядов он потянул своё плечо. Я предложил его помассировать, и принялся растирать так плавно и осторожно, как если бы трогал хрустальную статую. Я редко и глубоко дышал, у меня дрожали пальцы, а внизу живота что-то разгоралось и поднималось вверх к голове. Я начал массировать оба плеча, потом его шею и голову... Он не возражал, а я не прекращал.

Через пять минут он сдался и начал клониться в сон, сидя за столом дежурного. Я стоял посреди роты десантников, а в руках у меня спал парень. Не шевелясь и молясь только о том, чтобы никто сейчас не проснулся, я поднял голову и посмотрел на спящую казарму, потом на заснувшего в моих руках Саню. Сердце у меня так сильно стучало, что, казалось, это за окном казармы кто-то стучит в огромный барабан. Я затаил дыхание, медленно наклонился и поцеловал его в шею...

На моих губах остался приятный вкус солоноватого пота и дешёвого армейского одеколона. Я тихонько вышел к умывальникам и засунул голову под струю холодной воды. Вернулся - он уже не спал, улыбнулся и сказал, что плечо прошло и что я просто волшебник...

Когда до отъезда осталось пару недель, он стал избегать меня. Я сразу не понимал, в чём дело, потом же всё выяснилось. Наиболее внимательные сослуживцы стали замечать моё внимание к Сане. В роте поползли слухи. Меня это не пугало уже. Занятия тайским боксом до армии дарили мне очень весомый аргумент в разговоре с любым из казармы. Но, видно, слухи дошли и до Сани. Он перестал смотреть на меня и улыбаться. Я тоже стал делать вид, что мне он неинтересен. Общение сошло на нет.

Я стал считать дни до дома, каждый раз прося бога, чтобы поскорее уехать и не видеть Его. Было просто невыносимо видеть его рядом, и делать вид, что он мне безразличен.

Думал, признаюсь ему в чувствах - напишу ему письмо, в котором всё выложу начисто, как есть. Камин-аут по-армейски, так сказать.

Письмо я написал, но порвал в мелкие клочья. В предпоследнюю июльскую ночь он был в наряде дежурным по роте. Я ворочался во сне и сбросил одеяло на пол. Проснулся под утро от того, что кто-то набрасывал на меня одеяло со словами: "Андрюха, Андрюха - ты даже когда спишь, заставляешь меня приходить к тебе". Я приоткрыл глаза и увидел его улыбающееся лицо.
"Спи, давай, тебе домой завтра", - и опять улыбнулся своей неземной мальчишеской улыбкой.

Он не стал моим парнем, и даже не узнал, что я его любил. Но мы дружим уже пять лет. Не так близко, чтобы рассказать ему и открыться. К сожалению, мы живём в разных городах, и каждый раз, когда я приезжаю к нему, он встречает меня на вокзале. Я крепко обнимаю его, и как бы случайно украдкой целую его в шею. И тут же вспоминаю тот дурманящий вкус.

Когда друзья спрашивают о том, не жалею ли я о службе в армии, я улыбаюсь. Конечно же, нет! Это ведь моя юность. Юность со вкусом солоноватого пота...

Фото Dylan Rosser

20 ДЕКАБРЯ 2013 АНДРЕЙ ИСКАТЕЛЬ СМЫСЛА

Ссылка:

Смотрите также