КВИР - Без названия

Без названия

...Мы ведь с Сережей еще при Брежневе познакомились, на плешке. Тогда по-другому не получалось. Смотрели, смотрели друг на друга и познакомились.

Я вас посажу, гомосеки! Заявлю! Подсудное дело, бля! А ты тут вообще без прописки живешь!

Оба - учителя. Он русский язык и литературу преподавал в ПТУ, а я фотокружок вел во Дворце пионеров. И как-то с самого начала у нас серьезно пошло. Повезло, наверное. Почти сразу поняли, что это навсегда. Просто поняли, и всё. У меня знакомый был, в теме всю жизнь, но женатый, партийный. По заседаниям всяким мотался, комиссиям... Парней молоденьких любил, солдатиков... Шифровался как шпион. Он очень нам завидовал. Говорил, если бы хорошего друга нашел, то и жену бы бросил, и партию, и уехал бы с ним в тайгу жить. "Где бы мне найти такого, как твой Сергей...".
Я до сих пор вспоминаю, какой Сережа счастливый был, как он на демонстрации лозунги кричал и смеялся. Он озорной был, мог фигню какую-нибудь крикнуть вместо лозунга, да еще и дефект речи изобразить или акцент кавказский, потом прибалтийский... А я на него смотрел и тоже смеялся.
А жили мы у меня. Он у сестры старшей прописан был, у Марины. А мать их тогда уже умерла. Марина за ним приглядывала. У нее детей быть не могло, а муж ушел. Очень она нас жалела, переживала - "Ой, под статьей же живете...". Она товароведом работала, очень нас выручала. В магазинах шаром покати, потом еще и по талонам всё... А Марина нам целые сумки продуктов привозила. И вот сидим, телевизор смотрим и вкуснятину всякую едим. Хорошо жили!
Но люди подозревали, конечно. Многие не здоровались, отворачивались. И всегда можно было работу потерять. Запросто. Такие случаи были, мы знали. Жили как под колпаком. А Толик, алкаш местный, столько нервов нам истрепал... "Я вас посажу, гомосеки! Заявлю! Подсудное дело, бля! А ты тут вообще без прописки живешь!"... Он Сереже как-то нос разбил, просто догнал прямо на улице и ударил. Там людей было целый двор, и все стояли и смотрели. Никто не заступился. У Сережи вся рубашка была в крови, бирюзовая такая, югославская. Ее трудно было достать, Марина подарила на день рождения. А Толик этот никого не боялся: участковый его брат был двоюродный. И вот напьется Толик и ходит, орет. Годами орал, как псих-одиночка... Его весь район знал. Он на политике был повернут. Уже в возрасте был и всё орал, орал... То про Лигачёва кричит, то про Хасбулатова, то Ельцина пытается изображать - ну, манеру говорить его. А потом нажрался и прямо на детской площадке умер, свинья. Его утром собачница какая-то нашла. А мы с Сережей были рады, что он умер. Это плохо - таким вещам радоваться - но ведь тварь была редкостная, прохода нам не давал столько лет. Шваль натуральская! И вот умер он, а через два месяца сто двадцать первую отменили. Сереже тогда пятьдесят два было, а мне пятьдесят. Мы так радовались. Страха меньше стало. Ведь всю жизнь в страхе прожили! А сейчас опять ужесточение пошло, но всё равно свободы больше. Но мне это уже не так важно: в моем возрасте о таких вещах не переживаешь. У меня же болячки. Одна успокоится, другая выскакивает... Скриплю понемножку. Но я понимаю, в какой дурной стране живу. В стране сильной, интересной, но дурной. И нас тут никогда не примут.
А вообще, мы хорошо жили. Всякие там страсти-мордасти быстро проходят, вы друг к другу просто привыкаете и как родные живете, как сросшиеся. Столько лет, даже не верится... И налево не ходили никогда. А ссорились только по мелочам. Помолчим пару дней, поигнорируем друг друга, и опять всё хорошо. Никаких расставаний и разъездов, прости господи, у нас никогда не было. Мы просто понимали, что нам повезло. Не каждому так везет, если ты в теме. Очень много одиноких.
Но жизнь как-то быстро прошла, незаметно. И на пенсию вышли по очереди... А теперь вспоминаю - даже трудно что-то выделить. Мелочи всякие всплывают, пустяки. Не счастье какое-то глобальное, а отдельные мелочи. Как мы в театр ходили, а в антракте я пиджак кремом измазал и потом сидел, рукой прикрывал, хоть и темно было, а Сережа хихикал. Как мы потом домой пешком пошли, просто гуляли. И так здорово было, шли и разговаривали обо всем подряд... Просто жили, и всё.
С деньгами тяжеловато было, конечно. Но выкручивались. Машины у нас не было, дачи тоже, за границу не ездили никогда, ну и что? Жили ведь. Марина, опять же, помогала. И вот до капитализма дожили. Никогда не думали, что у нас будет капитализм. Так всё это интересно! Как будто мы несколько жизней прожили, в нескольких странах. И Интернет мы с Сережей вместе осваивали. Новый мир!
А последние два года он почти не вставал. У него опухоль была. Помотались с ним по больницам, помучились... А врач его, Вячеслав Николаевич, очень пытался помочь. Хороший человек. Но он честно говорил, что всё запущено, организм уже пожилой и слабый, можно только поддержать, но не вылечить. А в той больнице я, кстати, совсем зеленых мальчишек видел, симпатичных таких. Стоят, курят... Рак вообще помолодел. Это нам в больнице говорили.
А Сережа под конец очень изменился. Обидчивый стал, капризный. Раньше таким не был. Вставать с кровати не хотел, будто не мог. А он мог. Но столько внимания к себе требовал! И это не буду, и это не хочу... Семь пятниц на неделе. Я ему готовил, как врач научил, и мыл его. У него глаза теплели, когда я его мыл. Он и сам мог помыться, но любил, когда это делал я. Полотенцем его вытираю, а он меня трогает, трогает, гладит... Но тяжело с ним было. Лежит, помню, молчит, и вдруг: "Мне грустно". А я спрашиваю, "Чего тебе грустно-то?", а он отмахивается. Потом, помню, он как-то бутылку вина выдул, пока меня не было. Прихожу, а он бухой, веселый, фотографии наши разглядывает, Пугачиху врубил на полную. Целый концерт устроил: то танцевать пытался, то петь, а потом плакать начал и руки мне целовать. А за два дня до смерти он в окно смотрел, смотрел, и говорит: "Меня уже ничто не соединяет". Я не понял, промолчал, но что-то такое жуткое почувствовал. Думаю, он имел в виду, что его в этом мире уже ничего не держало. Но какая странная фраза: "Меня уже ничто не соединяет...". А умер тихо... Я его за обе руки держал, а он как-то так выдохнул - и умер. А я говорю: "Кукленок мой!" и голову ему подвязал, чтобы подбородок не отвалился. Он же очень симпатичный был.
Вот мы, пенсионеры, говорим: "До пенсии дожить, а там и умереть можно". Сережа так и сделал: пенсию очередную мы получили, и он сразу умер. Он и при жизни аккуратный был, и после смерти проблем не доставил: и документы мы с Мариной быстро сделали, и деньги на похороны отложены были, и вообще всё легко организовалось, даже странно. Но он рановато умер. Его врач, Вячеслав Николаевич, удивлялся: "Его еще можно было лечить!", а потом помолчал и, такой, "А он очень пожелтел?". А Сережа и правда ужасно пожелтел, я, помню, сидел возле него... ну, уже потом, и говорю: "Лимончик мой!". Он очень непонятно выглядел мертвый, вообще непонятно.
А у меня теперь такая пустота... Он же два года лежал, у меня вся жизнь под него была подогнана. Во сколько кормить, что готовить, когда мыть, за какими лекарствами идти... А теперь утром встаю и начинаю ему готовить... по привычке. Потом иду в магазин, а сердце не на месте - кажется, надо домой, опять кормить, да и скучно ему, поговорить нужно. Я даже не замечал, сколько я всего делал, весь день был занят. А сейчас так пусто. Тишина давит...
А в подъезде у меня кошка приблудилась. Марина ко мне приходила на девять дней, посидели с ней... Больше никого и не было - я да Марина. Мы "Осенний вальс" ели. Они дорогущие, но Сережа их очень любил. И вот пошел я Марину провожать, а у моей двери та кошка сидит. Раньше ее там не было. Взрослая уже, побитая такая. Марина говорит, "Ты ее корми, не прогоняй". А я потом у соседки спрашивал, она сказала, никакой кошки не видела. И у дворника спрашивал, таджика или кто он там, тот тоже не видел: "Какой кошька?". А я ее кормлю понемногу, обрезки всякие выношу, сметанку. Я знаю, где она любит сидеть. Ласкается, трется об меня. Думаю, может, насовсем ее к себе забрать... Я вообще-то собак больше люблю, но с ними гулять надо, а мне уже ходить тяжело. До магазина дойду и домой. И спать стал много. Устаю быстро.

Фото Андрей Вишняков

29 СЕНТЯБРЯ 2015 АНДРЕЙ СПЕСИВЦЕВ

Ссылка:

Смотрите также

#121 СТАТЬЯ, #ЗНАКОМСТВА, #ОТНОШЕНИЯ, #СССР

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

Наступает лето! На охоту выходят борцы за нравственность и полиция

Больные и преступники. В России выходит книга "Закрытые" о преследовании гомосексуалов в СССР

Вышла книга "Закрытые" историка и философа из Университета Мельбурна Рустама Александера. Она рассказывает про историю преследования гомосексуалов в Советском Союзе - от Сталина до Ельцина.

"Гормон любви" окситоцин в буквальном смысле лечит разбитое сердце

Раньше считалось, что окситоцин помогает нам испытывать только чувства привязанности, эмпатии и доверия. Однако вырабатываемый гипоталамусом мозга "гормон любви" в буквальном смысле "склеивает", то есть восстанавливает клетки сердца.