КВИР - Лицо для пощечин

Лицо для пощечин

Недавно в старом дневнике я нашел запись о том, что сам виноват в том, что все так вышло с Гошей, что я сам слишком быстро и легко от него отказался...

от любви к нему, я отрекся от всех своих последующих любовей. После него у меня ни с кем никогда не было чего-то серьезного, душа моя не трепетала. Я как бы не умею реализовывать любовь. Это как установка: я до конца недолюбливаю (как не допиваю), я могу лишь вспыхнуть.

Наш первый поцелуй случился в подъезде, где мы пьяные вдрызг ели хлеб и украденное яблоко. Совершенно неожиданно Гога спросил меня: "Хочешь я тебя поцелую?.." Что я мог ответить? Я мечтал об этом, и вот он сам мне предложил. У Гоши были длинные волосы, из-за того, что он склонился, они упали на мое лицо. О! Как они пахли! А потом прикосновение губ... языка... Такие пухлые, мягкие, горячие губы... Сладкий горячий язык... Вкус и запах желтого спелого яблока... У меня кружилась голова, я был на грани обморока. Вот с того раза все и началось по-настоящему. Теперь я уже познал вкус его рта, эдемское яблоко было надкушено, причем он сам его украл. Для меня.

Иногда в ярости и бессилии я ненавижу его. Я пишу это "НЕ-НА-ВИ-ЖУ!" на бумаге и сразу же слепну от слез...

Как-то, когда мы с Гошей находились в размолвке, я наелся феназепама и лежал в кровати с закрытыми глазами. Вдруг из какого-то заоблачного рая я услышал сначала звонки, потом удары. Целую вечность я пытался осознать, начать осознавать, что нужно открыть дверь. На четырех костях я выполз в прихожую, открыл дверь и увидел Гошу, вернее, свое о нем воспоминание, такой нежный, неясный, смутный образ. Криптомнезия. Déjà vu. Помню, Гоша что-то кричал, куда-то звонил, ругался с кем-то, поил меня как ребенка водой, которую я не почувствовал, просто стало холодно внутри. Потом была глюкоза, капельница. Это было ужасно, хотелось блевать, но блевать было нечем. Потом морозный вечер, снег, раздосадованное лицо Гоши. Речи его взволнованные. И так приятно от всего этого.

Сейчас я вспоминаю свою последнюю зиму дома. Мне скоро семнадцать, Гоше недавно исполнилось шестнадцать. Мы уже почти живем вдвоем. Мы не ходим в школу. Нам хорошо вдвоем. Мы целуемся дни напролет. Так долго я никогда ни с кем не целовался. Потом что-то случается. Гоша говорит, что любит меня. Мне невыносимо это слышать. Я не могу жить, осознавая, что мой любимый любит меня. Слишком много любви. Я не верю ему. Я убеждаю себя, что не верю ему. Я уже не верю себе. Я отказываюсь от своей любви, я отказываюсь от его любви. Я возвращаюсь домой.

Потом были мои первые зимние каникулы. Пьянствовать решили у сестры. Я долго мучился у телефона, голос мой дрожал. Вышло весьма скомкано, но уже через полчаса я улыбался, открывая Гоше дверь. Светская беседа не удавалась: все ждали от меня побасенок, но я терял нить рассказа и все время пялился на Гогу. Он еще более похорошел: новая стрижка, новые шмотки, широкие плечи, узкая талия, какие-то только его словечки, ЕГО глаза, ЕГО улыбка. Гоша тоже знакомился со мной новым.

Кажется, я ему понравился. Мы переглядывались и, в конце концов, дождались, что сестра со своим отправились развлекать друг друга в спальню. Молчание. Взгляд. Ответный. Улыбка. Смущение. Сигарета. Еще одна. Неловкость. Мы стали чужими. Да нет же, эта стена не такая прочная, как кажется на первый взгляд. Мы молчим. Я обнимаю его шею. Притягиваю его лицо к своему. Он шепчет: "Давай сначала в душ".

Мы идем в ванную. Гоша обнимает меня, целует мой рот, лицо. Дыхание наше сбивается, мы просто сдираем друг с друга одежду. Я обнимаю Гошу, глажу его лопатки, поясницу, спускаюсь к заднице. Я помню его тело, его кожу, запах, вкус. Я знаю здесь каждый волосок, шрамик. Я чувствую, как его горячий член упирается в мой пах, на моей шее ожоги от его языка. Гоша просит меня помыть его. Когда я намыливаю ему грудь, он спрашивает: "У тебя в Томске кто-то есть?" Что я сделал не так? Какое мое движение выдало меня? Я ласкаю его не так, как раньше? Может, я по-другому стал целоваться? "Не совсем". "Как это - не совсем?" "У меня там нет тебя". "А кто есть?" Мне кажется, я слышу, как скрипят его зубы. "У меня там нет никого".

Я уже смыл с него всю пену, вода спускается. "Что значит - не совсем?" Я опускаю глаза: "Там нет никого, кого бы я мог любить, кто мог бы вызвать во мне такую нежность, которую вызывал ты..." Гоша отвешивает мне такую пощечину, что мне приходится осесть на колени. В голове звенит, на несколько мгновений становится абсолютно темно. "Прости меня, но, пожалуйста, не сравнивай меня ни с кем. Никогда".

Гоша кладет свои руки мне на голову, трется членом о мое лицо. Я беру его в рот, ласкаю его языком. Гоша раскачивается. Его пальцы ерошат мои мокрые волосы. Мои руки скользят по его ногам, ягодицам. Мой палец уже внутри Гоши. Гоша ускоряет свои движения. Вдруг он замирает: "Поворачивайся". Без смазки, как в первый раз, когда мы совсем ничего не умели, Гоша вошел в меня. Он совершал такие грубые движения, что я уже не верил, что это он, тот, кого я так люблю, кто делал мне так приятно. Когда его движения стали больше походить на конвульсии, я просто завыл от радости. Еще несколько глубоких ударов и... Гоша повис на мне.

На следующий день между нами какая-то нервозность, недосказанность. Мне больно смотреть на Гогу. Что со мной происходит? Тем не менее я не пытаюсь заговорить на эту тему. Но если ничего не сказать, все закончится. Если не сделать этот первый шаг, все рассеется в воздухе. Я как всегда слишком легко отпускаю Гошу. Я просто разжимаю руку, и он выскользает. Мы отдаляемся друг от друга с бешеной скоростью. Я не думаю о том, что это наша последняя встреча.

Мне остались только сны о нем. Мечты, записи в дневниках, стихи... Неподъемная ноша. Несмываемое тавро на лбу, знак беды, взгляд неприкасаемого. Лицо для пощечин. И все это продолжается до сих пор. Каждого своего любимого я сравниваю с ним, хотя он и запретил мне это делать. Я представляю, как все могло бы быть. Вижу сны, в которых мы вместе, в которых мне хорошо. В которых он улыбается. Иногда в ярости и бессилии я ненавижу его. Я пишу это "НЕ-НА-ВИ-ЖУ!" на бумаге и сразу же слепну от слез.

За свою недолгую жизнь я успел потерять рай и обрести ад на земле. Единственное, что утешает: эти муки не навсегда. Однажды я закрою глаза и больше уже не открою их. И не важно, что ждет меня по ту сторону жизни. Все самое лучшее и самое ужасное уже было у меня...

Фото Carmichael Lagasca

11 ИЮНЯ 2014 АРТЕМ КУЗЕЛЕВ

Ссылка:

Смотрите также