КВИР - Утешительная идиллия

Утешительная идиллия

Как тут не растеряешься. Тринадцать лет разницы - это немало, не для отношений, конечно, но - почти разные поколения.

Монашествую днём, бродяжничаю ночью,
Ласкаю днём слова, а по ночам - тела,
Дни мои длинней, а ночи - всё короче,
И сутки вскоре выгорят дотла.

Впрочем, это неважно. Старший оказался стеснительней, потому младший через два дня после совместного ужина к нему постучался. Извинился, мол, кое-что надо спросить. Повесив на стул пиджак, попой махнул, сел, бугрясь, соблазняя. И - вскочилось, закружилось, завертелось, перед глазами запрыгало, клочки по закоулочкам стремительно полетели, одежды смешались, тела сплелись, губы соединились, руки-ноги свились, яйца запрыгали, хуи вздрогнули и задрожали мокро и горячо, спуская пенящееся шампанское ожидание, застоявшееся, истомившееся, радостное и карнавально весёлое. Затем, после совместного душа и охлаждённого белого с лёгким привкусом земляники бугрившееся было удостоено внимательного рассмотрения, после чего было обсосано тщательно, судя по вздохам, очень умело, и попочка сама собой хуй притянула. Тот вольной рыбой в тесной мокрой расщелине долго бился, пока, оставив внутри остатки желания, тяжело дыша, вылез наружу, голенький, маленький, устало обвисший, завидующий мощному другу, который, выстрелив шампанским восторгом в лицо, тоже устало опал. Напоследок, из последних сил языком и глазами извлекая подробности: изюминки и горчинки телесные, он лизнул розовые соски, а тот - нос кончиком языка. Даже подняться в душ не было сил. Так и уснули. Один с засыхающей в попочке малофьёй, другой с малофьёй, засыхающей на лице.
На следующий день - журналистским долгом пренебречь не могли - в зале суда появились. Правда, только на послеобеденном заседании, не успев пообедать, голодными. Младший что-то записывал. Старший в уме планировал заново ближайшие дни.

Первоначальные планы были такие. К открытию процесса приехать, блеснуть, пару дней, очаровывая либеральной улыбкой, у всех на виду покрутиться, после чего, оставив освещение на корреспондента по региону, возвратиться в столицу. До выборов год. Настроения всё более либеральные. Значит, пора сделать выбор. У стариков-консерваторов все места расписаны на две жизни вперёд, он им нужен не слишком, ergo, ему они не нужны. У либералов просторно, если победят, вновь избранному в парламент светит комитет по печати, а то, если сложится, и должность министра. Совсем неплохо. В тридцать три о таком сам Христос не мечтал. Поэтому, перейдя Рубикон, по крайней мере, на полжизни сделав свой выбор, надо мелькать много, впечатляюще, шумно. Процесс в самый раз. Он его сделает самым важным событием года. Как бы потом не говорили, что он и либеральная братия процесс и подстроили. Ну, и что? На здоровье! Если мы на это способны, то вы и не такое увидите. Голосуйте! Не ошибётесь!
Итак, комбинация. Корреспондент по региону тоже не может здесь всё время торчать. Регион большой, важный, надо всё знать, а для этого всё время кататься. Но кто-то должен сидеть постоянно: чуть что свистнуть, корреспондент тут как тут, в случае чего он сам, всё бросив, подъедет. Так что этот стажёр, кажется, не глупый и расторопный, вовремя появился. Поговорить с ним толком времени не было. Попросил за него тот, кому по любому отказать бы не мог. Месяц назад пришёл, и через две минуты, не подняв от бумаг головы, спровадил к заместителю, который его куда-то пристроил. Как раз в дороге - поездом часа три - поговорим, познакомимся. Встретятся в поезде. Доедут до места. Через полчаса региональный подъедет. В ресторане обсудят детали. Даст направление. Утром появится на открытии. В тот же день или назавтра вечером и уедет. Выбирать придут через год. Но объяснять, кого надо выбрать, нужно сегодня.

Входит в купе. Парень на месте. Нервничает, понятно. Поездка с шефом, которого видел лишь мельком. Корреспондент на процессе. Ого! Такое начало! Тут не зевай. Тем более через год, говорят, шеф станет министром, и, понятно, народ за собою потянет, может, и его с собой заберёт. Помощники, референты, мало ли. Только не оплошать. Господи, помоги!
Старается не тушеваться. Волнение почти незаметно. Двадцать лет. Длинноногость, по моде расклешённая книзу. С университетом ещё не решил. Хочется поработать. Писал заметки. Пару статей о политике. Это дома. С юга. Вот откуда румянец. Нет, вслух не стоит. Ещё смутится. Лицо детстковатое. С таким всю жизнь будет он молодым. Состарится, станет бабьим. Не высок, строен. Что ж, жарковато, пиджаки можно снять. Он за ним. Распрямился, согнулся, спиной повернувшись, пристраивая пиджак. На кой чёрт таким пиджаки! Такой линии бёдер сам бы Антиной позавидовал, эту попочку раздвинуть сам бы Адриан не побрезговал. Сел, между ног забугрилось. Как же раньше он не заметил, кого принял на службу.
Попросил рассказать, вот и щебечет о семье, школе, о городке. Детали точные, яркие, щебет внятный и без повторов, надо что-нибудь из написанного им почитать. Бывает, изо рта - замечательно, из-под пера - муть, ерунда. Нет ли чего из написанного? Из чемодана папочку извлекает, оттуда пару листочков. Совсем неплохо, пожалуй, слишком хорошо для газеты. А что слишком хорошо для газеты, для воскресного литературного приложения в самый раз. У мальчика не только румянец, попочка и бугрится! У мальчика и перо! Пусть расскажет, что читает, на какие выставки ходит. Любит театр? Уже не щебечет. И нервничает, похоже, не слишком. Рыбу бросили в воду. Чего же ей трепыхаться? Плывёт, вольно жабрами дышит, плавниками спокойно путь направляет.
Сам был рыбой такой же. От двадцати до тридцати трёх, от корреспондента обо всём, ни о чём, от разнообразно разного, не слишком суразного, как определил тогдашний главный усатый, которого год назад он сменил. Сменил, положенную Голгофу пройдя, иначе в газете никак, не пансион благородных девиц, в котором такое творится... Однажды этот мутный пахучий ил разгребал, опубликовав, конечно, не всё, там бы на книгу хватило. Хорошо, кстати, книгу издать, историй пострашней наковырять: довели страну, нам разгребать.
Нам страну исправлять! А что, в качестве лозунга очень даже канает. Этим уж точно ему заниматься.
Ещё... Что ещё? Его самого напоминает. Пожалуй, без попочки, хотя была ничего. Да и не Адриан её раздвигал. Хотя парень был неплохой. Грубоватый, но, что поделаешь, тогда воспитанных было немного. Надо его подбодрить. Чем? Как? Ввести в курс дела напрямик, не дожидаясь регионального. Тем более тому ничего объяснять и не надо. Сам кому хочешь всё объяснит, разъяснит, растолкует. Век в этом углу прозябает, а, может, и царствует. Хорошо бы попросить парня раздеться. Дверь в купе запереть. Снимите, пожалуйста, рубашку и панталоны, а теперь, будьте любезны, всё остальное. Зачем? Такой в газете обычай. Главный редактор должен увидеть нового сотрудника во всей ослепляющей красоте. От этого качество текста очень зависит. Сами понимаете, эстетические достоинства хуя очень влияют на творчество. А попочка, извините, на журналистскую восприимчивость. Интересно, как парень поступит? Выпрыгнет из поезда или выбросит шефа?
- Ваша станция через десять минут, господа! - голова с форменным галстуком всунулась и высунулась вместе с рукой, в которой была зажата приготовленная бумажка.

По плану в станционном ресторане втроём пообедали. Нежное белое охлаждённое жажду утоляло прекрасно. Пришли к выводу, что региональному пока время тратить не стоит. Приедет, когда необходимость возникнет. Забегая: не возникло ни разу. Стажёр справлялся прекрасно, ежедневно корреспонденции публиковались в газете, которая умело раздувала пожар, время от времени главного редактора в зале суда предъявляя. Ход оказался в высшей степени плодотворным, через год заместитель стал главным, а министр печати штат подбирал, в нём - явно не по возрасту - нашлось место стажёру.
Министр, затем посол, потом снова министр, а когда эти игры приелись и выяснилось: премьером ему не бывать, начал писать сперва сам, а затем в соавторстве с другом, съездившим послом и, вернувшись, каденцию в парламенте отсидевшим.
Оба женаты. Счастливо. Дети. Жёны, всё понимая, отношениям не препятствовали. Глупо. И бесполезно. Отношения были условием брака. Так и жили в благополучно идеальном квадрате, распавшемся ввиду смерти младшего, который в купе пристраивает пиджак: попочка Антиноя, садится, и между ногами зазывно бугрится.
Обета верности не давали. Профессия: в словах осторожны. У обоих время от времени были другие. Всегда "и", никогда - в голову б ни взбрело - чтобы "вместо". И не слишком равнобедренные треугольники заводились: радужно, весело, как мыльные пузыри, ненадолго.
С тех давних пор эту станцию не раз проезжать доводилось, но никогда более не пришлось выходить. Колокол - и за окном, и в памяти всё назад покатилось, всё дальше и дальше, в туман, во мглу, в никуда.
Умирал младший дома, на любимом диване. На столе рукопись его главы общей книги, которую закончить не сумел, не успел. Жена-врач колола дико дорогое откладывающее, оттягивающее, мучения продлевающее.
Он приходил каждый день. Обычно под вечер.
И в этот вечер пришёл.
Тот выйти жену попросил.
Попросил поцеловать.
Поцеловал в тонкие усохшие губы.
Попробовал кончиком языка, как тогда, лизнуть ему нос.
Получилось не очень.
Веки дрогнули: глаза открылись-закрылись.
Попросил позвать жену.
Попросил больше его не колоть.
Утром она позвонила.
Тотчас пришёл.
Жили в пяти минутах ходьбы.

Кольнуло. Нет власти сильней власти над юным, тебе подражающим, жаждущим одного: быть тобой, слиться, в тебя воплотиться. Пока он никто, ты для него он сам, не такой, какой есть, каким будет, обязательно будет, а не случится, то лучше не быть. Твоя власть безгранична настолько, насколько может быть безграничной над собою самим. Дай знак, только знак - умрёт, но исполнит. Он - теннисный мальчик, кумиру мячи подающий. Глазами его пожирает, ушами ловит шорох любой, запах пота с жадностью обоняет, и - Господи, если случится - невзначай к руке прикоснётся. Поза у сетки: левая полусогнута, правая - на колене, ладонями - в корт упирается, лицо - как у гончей. Мяч - устремляется, подбирает, и в позу мгновенной готовности - ожидания, обожания. Помани - побежит, в раздевалку, в душ, на край света. Ты его жизнь. Не скупись, одари. Только не больно.

Так было. И было так во времена не столь, как нынешние, просвещённые: минет отзванивал скорей менуэтом-сонетом, чем ласковым язычком шаловливым и сочными губами, добывающими сперму из дрожащего хуя.
Такая с безвременной, как сообщают официальные источники, кончиной утешительная идиллия.

15 ИЮНЯ 2021 М. ЗЛОЧЕВСКИЙ

Ссылка:

Смотрите также

#ВОЗРАСТ, #КАРЬЕРА

Как с возрастом сохранять тонус мышц

Почти все с возрастом усыхают. Пожилые люди испытывают больше трудностей с наращиванием мышечной массы, чем дети и подростки.

Диснеевский принц превратился в короля OnlyFans

Бывшая звезда польского "Disney" Франек Скайуокер теперь творит волшебство для взрослых на OnlyFans.

"Зависаю в Интернете": контролируемое потребление или зависимость

Интернет-зависимость - это патологическое состояние, которое сопровождается избыточным использованием Сети. Ее называют болезнью XXI века. Впервые об этой форме зависимости стало известно в 1995 году.

Будьте осторожны с сахаром, музыкой и бездельем

Семь видов деятельности, которые повреждают мозг, но которых можно избежать. Самый сложный орган тела - мозг, и он по-прежнему полон тайн и загадок. Он вызревает примерно к 25 годам. Насколько долго он сможет правильно функционировать, мы можем сами во многом повлиять.