Петербургские сумерки руин. Над крышами словно столицы мира. Мир как крестьянская община, катакомбы, крестьянин не язычник из французского Средневековья (пейзажа) и не мужик из толкового словаря Робер, а из катакомб Третьего, троянского мира, сумерек просвещения. Педагогическая поэма, но не про крестьян, а про сами сумерки вечности, города. Воображаемые огороды крестьян. Пейзаж, земледельцы, коровы. Улица Марата, девять, за баней, место рядом с бывшей церковью, баня как мемуар, римские теплые термы как хлев. Поднимаемся с бывшим суворовцем. Страшно от такой красоты, словно вражья во всей силе. Краски заката. Не яркие, как в опере, а более сильные. Квартал вокзала, после лекции в университете о дадаизме, сюрреализме как способе мыслить, жить, творить. Мой суворовец вчерашний, стриженый, смешной, трогательный с ушами. А тот другой, пусть ждет, пока мы кончим. Ищу где разменять сто, чтобы отдать двадцать пять, за рукопись тела. Роман о сумерках в городе, в голове, душе и мыслях. Плеоназмы пленительны. Живем за деньги от алжирской кампании в глубине России, арзамасская зима-весна, рубли, доллары альпийской кампании, точнее швейцарской кампании здесь и сейчас, никуда не уезжая. Без ошибки не любим, как воду без стрекози и ила. "Дорога в У"