КВИР - Нежелательные элементы

Нежелательные элементы

Набоков же не только про большой орган извращенца писал - про страшное одиночество тоже!

Случилось как-то: в рассуждении чего почитать, с головы одного мужика слетела шляпа. Бывает. Современную прозу - ее с наскока не одолеешь. Когда-то и слово "бюст" казалось не совсем приличным, а сегодня инженеры человеческих душ спокойно разъясняют, что "хуйхуй" - это всего лишь "голубая галка" по-монгольски. Листая роман о трагичности бытия, вполне реально обнаружить там добротное описание орального секса - "тугая струя спермы" и все такое. И уж редко какое сочинение обходится без "гомосеков" и "педрил".
У каждого времени свои погремушки. То борются за женскую эмансипацию, то за права домашних животных. Процесс хорошо описывается формулой джентльмена удачи: "Все побежали, и я побежал". То, что разом все загалдели о геях, не может не умилять. Но есть и нюансы.

Вот Анна Малышева, передовая многостаночница дамского писательского цеха. В ее романе "Когда отступать некуда..." у геев деликатнейшая миссия - отправить на тот свет одну похотливую девицу, путавшуюся у всех под ногами и мешавшую развитию сюжета. За доверие спасибо, смущает только то, что геев авторша представляет существами типа обезьянок бонобо - вертлявыми и замачивающими трусы в биде. "Спокойный, сдержанный, немногословный - он совершенно не походил на гомосексуалиста". Конец цитаты. Да и с сексом у этих киллеров-мужелюбцев тоже как-то бестолково выходит: их то под какую-то оплывшую бабу укладывают, то поверх тощей нимфоманки. А друг с другом - ни-ни. И в повествовании с горой трупов появляется незапланированный опереточный привкус. Привычный набор амплуа, похоже, пора обновлять, ко всем этим простакам, субреткам, инженю-проститю надо добавить еще и "геев". Подобно комическим старухам, они будут оживлять действие, и правильная вагинальная любовь на таком фоне будет смотреться очень выигрышно.

А Людмила Улицкая из голубого сырья слепила мелодраму. Рассказ "Голубчик" - о молодом человеке, которого в нежном отрочестве совратил отчим. Потом этот парень изучал философию, слушал фон Караяна и кушал мороженое с девушкой. Но как только запахло вазелином, сразу рванул в грязную квартиру на Цветном. И в конечном итоге оказался на секционном столе. Печально, конечно, что способный юноша так бесславно финишировал, но вряд ли это произошло только из-за анального зуда, к которому в рассказе все и сводится. Несмотря на простодушное упоминание Гумберта Гумберта в тексте, российской "Лолиты" не получилось - вышло что-то вроде педерастического варианта "Хижины дяди Тома". Набоков же не только про большой орган извращенца писал - про страшное одиночество тоже! Обильная, хоть и жидкая, авторская ирония положения не спасает. Возникает навязчивый образ рассказчика сального анекдота, непрерывно подмигивающего, вместо того чтобы произносить грубые слова.

Свой вклад в освещение содомского греха внес и Владимир Сорокин ("Деловое предложение"). Нехитрая, но правдивая история: два мужика целуются, потом один лезет к другому в штаны, но встречает отпор: "Не надо щас...". Разыгрывается семейная сцена со слезами, за которой следует примирение. Искренность чувств однополой пары подчеркнута фирменным приемом - детальным описанием грубо отрубленной части мужского лица с небритой щекой и прокуренными зубами. Это подарок такой - любовник, что постарше, младшего порадовал. Особых эмоций эта жуть, как ни странно, не вызывает. К своим персонажам автор совершенно равнодушен и упражняется главным образом в стебе, отсюда и результат.

При всем огромном желании никак нельзя пройти мимо Б. Акунина, производящего псевдоисторические сказки и также активно эксплуатирующего "тему". Повивальный отец сказочника эрудирован и обучен языкам. Чтобы приблизить свои познания к широким массам, он обращается к недорогим, но надежным детективным сюжетам. Ну, а для создания в детективе ложного следа мужелюбивые персонажи вполне подходят, если изображать их в соответствии с обывательскими представлениями: жеманными, трусливыми, вздорными, цепляющимися к мужикам при любом удобном случае. Что и наблюдается в изделиях упомянутой фирмы. Хотя встречаются и оригинальные образы вроде лекаря-женоненавистника, собирающего сушеные вульвы с волосками ("Пелагия и красный петух"). Доктор к тому же еще и юдофоб, то есть в романе обе российские страшилки, геи и евреи, оказываются в одном флаконе, при этом геям отводится роль карикатурной тени нелюбимого народа. Евреи стремятся в Землю обетованную - и содомиты тоже не прочь пожить без женщин. По русскому Нилу едут они в Нью-Содом - библейский город, восстанавливаемый на деньги американца с вопиющей фамилией Сайрус. Изумительный сюжетный ход! У автора были богатейшие возможности нарисовать картину "Психбольница в руках пациентов", собрав вместе все свои ночные страхи и фантазии на тему однополых отношений, но он ограничился скупым монологом. "Мужчина - черная половинка души, женщина - белая". Ну да. Женщины, они же маленькие графинчики. "Знаешь, от чего возникает новая душа? Оттого, что из Божьего огня высекается маленькая искорка. А высекается она, когда две половинки души, белая и черная, тычутся друг в друга, пытаются понять, одно они целое или нет. Вам же, бедным, своей половины никогда не сыскать, потому что черное с черным не соединяется. Пропадет твоя полудуша, угаснет. <...> Вот в чем беда-то: не в блуде тела, а в заблуждении души". Если не считать чисто арифметических проблем с душами и их половинками, задвинуто мощно. И земное щедро припудрено небесным, но все равно очень похоже на вату, которой трансвестит Иродиада набивал лифчик, чтобы сымитировать отсутствующее. А отсутствует главное - художественная мотивировка. Зачем плохо пережеванного Ключевского еще и голубым балаганом разбавлять, не совсем понятно.

Скорее всего, те авторы, что со смешками пишут о "заблуждениях" наших черных душеполовинок, хотят только одного - засвидетельствовать, что они, как и приснопамятная Фима Собак, знают известное слово. Похвально, конечно. Но явление старше слова - еще в ветхозаветные времена о чем-то подобном слышали. Народу немало успело высказаться, и рассуждали, и осуждали. А "необычные люди" как появлялись в каждом без исключения поколении, так появляться и продолжают. Так что модерато, маэстри, модерато! О влечении к своему полу можно писать и без шуток эконом-класса, и трехгрошовые трагедии сочинять тоже не стоит. А в качестве примера для подражания неплохо будет взять, допустим, "Моралите" Барри Ансуорта.
Это книга серьезная, о возможности познания мира средствами искусства. Но решается эта задача опять же в рамках детектива. Средневековые комедианты приезжают в городок, в котором незадолго до их появления был убит двенадцатилетний парнишка. Все жители знают, что это сделала девушка, ее уже схватили и скоро казнят. Оценив ситуацию, актеры готовятся разыграть перед горожанами не библейский нравоучительный сюжет из своего репертуара, как они это делали в других местах, а сочиняемую на ходу пьесу именно об этом преступлении. Дерзость по тем временам неслыханная (кто, кроме Создателя, может знать, что и почему произошло?), но репетиции начались. Добросовестно "вживаясь в образы", исполнители с каждым представлением оказываются все ближе к разгадке тайны убийства...
"Весь мир - театр", - такими сравнениями баловались еще в шекспировские времена. Играют все! Гомосексуалы, понятно, в числе прочих изображают толпу, на большее не претендуют. Ансуорт традицию распределения ролей нарушил - по крайней мере, собственно детективная интрига в его романе держится именно на этих порочных персонажах (вот уж точно Шекспир - "Как вам это понравится?"). Изображены они в соответствии с каноном, то есть законченными негодяями, слугами Отца Лжи и прочая, но если вслед за автором взглянуть на описанные события с точки зрения театроведа, то даже сам Королевский Судья окажется всего лишь плясуном на чужой веревке. А вся антисодомская риторика - сценической условностью вроде бутафорской маски Истины, надеваемой на немытую физиономию. Плюс незыблемость законов жанра - что в борьбе лордов за власть в те далекие времена, что в ритуальном толковище перед пролетарским мордобоем в дело идут одни и те же аргументы и обвинения. Вообще такой подход к жизни как всеобщему скоморошеству может оказаться очень полезным. Например, станет ясно, что сольные выступления депутатов-печальников с обличением мужеложства производят жалкое впечатление именно из-за слабой режиссуры.
Ничего удивительного в этом нет - много лет в стране и секса-то не было, плодились неизвестно как, а платонической считали вовсе не однополую любовь. Когда на Западе были изданы "Мемуары" Теннеси Уильямса, наш Леонид Ильич еще только вынашивал замысел "Малой земли" (потом все равно пришлось искать суррогатную мать). И когда величественные декорации рухнули, реакция писателей оказалась довольно сумбурной. Василий Аксенов, уже преподававший к тому моменту в США, например, неожиданно выдал рассказ "В районе площади Дюпон", в котором загибающиеся от СПИДа пидоры уверяли, что были счастливее прочих граждан (все тот же совковый, не раз выручавший шаблон "А также в области балета / мы впереди планеты всей"). Об интеллектуалах калибром поменьше и говорить нечего.
Своеобразным ответом на беспомощность признанных "властителей дум" можно считать появление обширной "гей-прозы". Лирический герой той прозы - молодой человек, неустанно отыскивающий все новых секс-партнеров и рассказывающий о своих кроличьих удовольствиях и переживаниях со специфическим юмором. В целом очень напоминает нескончаемые рассказы алкоголика, в которых основное - где, с кем и как выпивали, а обида на жизнь-жестянку маскируется комикованием. Такому существу с истероидным характером, злоупотребляющему красивыми жестами и склонному объясняться чужими словами, действительно, только и остается, что глушить свой анальный эрзац, если уж другие человеческие радости недоступны.
Стоит отметить, что "тема" весьма коварна - загадочным образом даже в "Пародистах" Константина Костенко, где умело собраны многие штампы из гей-текстов, заметны провалы не стиля, но вкуса, особенно в сцене расправы "ремонтников". Словно бы "веселая вдова" вдруг начала кашлять кровью на манер Травиаты.

Хотя дело, наверное, все же в лености ума. Причина того, что самые разные авторы изображают гомосексуалов одинаково непривлекательными, если не отталкивающими - в желании не думать самостоятельно, а пользоваться готовыми заблуждениями и предрассудками, доставшимися от дедов. Весь этот молью траченный хлам один многомудрый философ (а еще знаток и ценитель мужского тела) удачно назвал идолами театра и идолами пещеры. Большинство сапиенсов пещеры так и не покидало, разве что компьютеров туда натаскало, а в пещере ксенофобия, боязнь чуждого, совершенно необходима, без нее не выжить, и рассчитывать на то, что творцы покетбуков поймут наконец-то, что давно было ясно для Кортасара и Пелевина, не приходится. Не беда, скорее всего, лучшее, что можно было сказать о "чуждых", уже сказано ("Превращение" Кафки). Но история движется прихотливо, и, может быть, когда-нибудь признаваться публично в своей ксено (гомо) фобии станет так же неприлично, как обнаружить отсутствие носового платка. А пока всем спасибо.

Рисунки Кирилл Кара-Банчук

07 СЕНТЯБРЯ 2016 МИХАИЛ МЕНЬШИКОВ

Ссылка:

Смотрите также