КВИР - Четвёртый четверг чернокожий

Четвёртый четверг чернокожий

По четвергам днём я приезжал, выходил из автобуса напротив небольшого пустого, насквозь во всю ширину и длину обнаженного парка, проведя семинар, вечером уезжал, кроме малого обжитого мною пространства, о городе не ведая ничего.

Задержаться как-нибудь на денёк, поглядеть, не случалось. Зато между концом семинара и обратным автобусом бывало другое, на мой тогдашний и нынешний вкус, город не обижая, намного его интересней.
Автостанция - платформы, кассы и прочее - скромный придаток огромно торгового центра, по которому, ожидая автобус, расхаживал. Не в парк же пустой и тёмный идти. Проходишь мимо витрин, звуки торжища в одно ухо влетают, из другого, не задерживаясь, вылетают; мысли разные, иногда даже светлые, посещают; тела и лица приятные - не оглянуться бы - по пути попадаются. И тут взвесить мгновенно: попробовать аккуратно и осторожно? Попытка ведь может стоить и пытки. Выделки стоит овчинка? Увы, чаще всего только в автобусе, скрашивая дорогу, удавалось дело до желанного довести: раздвигая крутую арбузность, сладкой мякотью насладиться, не случившийся фильм, как кто-то сказал, семяизвергающе убедительный, сочинив.
Чтобы мимолётностью вечер украсить, времени мало. Чтобы что-то и как-то, надо с приглянувшимся хоть парой убедительных взглядов, не говоря о словах, переброситься. А до этого - взглядом выловить из толпы, убедиться, что не на свидание с барышней направляется, ну, и масса такого. Беда: мой автобус последний. Пропустить - многочасовая морока. Но плакать о пролитом молоке? Сколько пролилось - столько пролилось. Отъехав, закрыв глаза, представляй Монсеррат: зазубренно линия горизонта змеится, и каменные хуи из земли произрастают обильно.
В один из весенних, помнится, четвергов явились монсерратовы вздыбленности чернокожими, вырастающими долгим продолжением взгляда, меня провожающего, когда поднимался в автобус. Сев у окна, успел мельком взглянуть. Не я - он меня выловил.
В следующий четверг на семинаре меня задержали. Еле вырвавшись, к заветной платформе не зря торопился. На видном месте, поджидая, стоял, к стене прилепившись, в одежде плотно лёгкое тело его облегающей, жадные удлиненные взгляды притягивающий. От чужих глаз, дожидаясь, решительно глаза отводил.
И мимолётность случилась. Оставив горький осадок: торопливость, случайность.
Всё длинное: руки, ноги, всё, кроме слов, растрёпанным голосом звуки коротки и отрывисты. Быстроглаз, глянцево, светло чернокож, трусы не кричащего цвета - орущего: розовые пронзительно, охуенно. Белое с чёрным - банально. Чёрное с розовым - просто ого! Мелкие чёрные завитки на голове, чёрно-блестящее безволосое тело, твёрдая розоватость сосков, мелко-кудрявая ёжисто чёрная лобковая волосня. И - пацан великолепно хуяст.
И весь восторг лишь для того, чтобы по-быстрому. Отсосать. Лучисто снизу вверх глазами стреляя. В туалете. В ярком свете коричнево раскорячась. Всячески фокусничая языком. Проглотил, стремительно разогнулся. Вытер губы ладонью, и, пока рука моя торопливо тянулась, в два движения себя разогнал и дернулся вдогонку за пунктирно белеющей дрожью.
В автобусе Монсеррат едва мелькнул и исчез под суждение: соитие и суета суть вещи не совместимые, и, порнушничая, я представлял возбужденно, как всё могло бы сложиться, если бы, да кабы. Являлся упоённо, восторженно стонущий, заходящийся криком счастливо кончающий мальчик, в пушистую тайную расщелину которого, влекомый дрожью познания, я самозабвенно глубоко проникал.
Пейзажи мелькали. Пассажиры входили и выходили. Он не сосал - тоску высасывал, своей жизнью мою насыщая, своей жизнью мою смерть отгоняя. А я, цветом кожи и судьбой с ним поменявшись, несмышлёный глупёныш, радостно корчась, брызгаю в рот и в лицо, о жизни своей не задумываясь, ничего о смерти не зная.
Понятно, в следующий четверг семинар закончился раньше. Зря. Только удлинило тоску. И ещё два семинара, едва укрощая желание, напрасно укоротил.
Наступил, считая от мимолётности, четвёртый четверг. Закончил вовремя. Шёл не поспешая.
Мелькнул из-за голов. Убедившись: увидел, пошёл, не оглядываясь, через улицу, в парк, окованный по краям жёстким кустарником, вглубь по дорожке, расходящейся заросшими тропами. По одной из них привёл к тёмной стене. Я шёл за ним, точней, за ним двигались мы: хуй впереди, за хуем всё остальное.
Дёрнул дверь в стене. Не открылась. Дёрнул сильней - ржаво взвизгнув, не поддалась. Видно, домик садовый. Дневной. Играм ночным не назначенный. Замечателен для спонтанных соитий, однако закрытый. Но что домик, когда - трепетная прелесть штанов до колен и розовая полоска трусов снизу чёрно-лаковый арбуз, сладостно надвое разделенный, восторженно огибает: в полутьме не промахнуться.
Штаны! До колен брюки не падают! Они, отглаженные, со стрелкой, снимаются, пусть даже порывисто, обязательно ослепительно свежее белоснежное бельё обнажая, презирая цветное, особенно розовое.
И снова, хоть в полутьме, однако же, наспех. Может быть, потому, что такой плотью, сколько ни дли, никогда не насытиться.
Ошарашивая, чтоб не забылось. Молча, чтобы, в слух обратившись, даже скольжение пальцев по чернокожести лунно блестящей - ни малейшего пушка, ни малой ворсинки, кроме мест, заветно для волос отведённых - услышать, чего при банальном пыхтении никогда не бывает.
Отдаваясь, изгибаясь, в хуй мой врастая, извиваясь грациозно, как водоросли в не быстрой воде, он раскрывался - тривиальность простите - чёрной розе подобно, тайную влажную глубину навстречу лунному лучу обнажая. Раскрывался безмолвно, зазывно протягивая ладони с розовыми ногтями и подушечками длинных пальцев, заставляя вздрогнуть, представив его обнаженно в пространстве витающим, извлекая из чёрно-белого торжества гармонию света.
На миг застываю: жадная готовность к соитию эстетическим видениям получается не помеха?
Он открывался широко розово, белозубо, готовый сомкнуться и, вылизав, поглотить. Открывался, обнажая влажную волосатость подмышек во всю их лживую, обманную глубину. Казалось, лишь поднеси, едва притиснись - завертит, закружит, сведет с ума, до последней капли в тёмную пропасть всосет.
Змеился, извивался, вилял, подводил, подталкивал, вертелся юлой, нанизывался, лучше тебя самого зная тебя, ведая, что тебе надо, чутким естеством своим жажду твою ощущая. Его инстинкты были точней, замечательней и упрямей. Вводил в свою обнажённость, заводил в открытость ладоней, в пальцев своих розоватость, делился влажностью горячих подмышек, засасывал, губами охватывая, языком направляя на скользкие пещерные стены и своды. Искусить, истомить, заманить увертюрно, не позволив до изнеможения чудом соития восхититься, чтобы, выскользнув, вдруг дерзко, джазово, саксофонно выпорхнуть из кокона бабочкой - на иглу.
Изогнувшись, точно и ласково направляя руками, ввинтился, под напряженной веткой с розоватой почкой свисающие плоды промелькнули, всей глубиной вобрал в себя, и мы плотью единой - я руками ветку с плодами ласкал, он мои плоды розовыми подушечками ухитрялся - до изнеможения напряжение длили, пока не задрожали - я в него, он - на траву.
Не я его, но он, чуткий волхв чернокожий, мою дрожь угадал, а может, и миг нужный назначил.
В этот четверг я добирался долго, с трудом, потратив кучу денег и времени. Чтобы время от времени сценарий писать, режиссировать, играть главную роль, вспоминая, как слизывал чёрный глянец с лунными бликами, с не мелкими плодами шаманя.
Впрочем, не верно: автор этого фильма не я. Разве что восприимчивый зритель.

30 ЯНВАРЯ 2020 М. ЗЛОЧЕВСКИЙ

Ссылка:

Смотрите также

#АФРОАМЕРИКАНЦЫ

"Зами: как по-новому писать мое имя": лесбийская история Одри Лорд

В издательстве No Kidding Press вышла биомифография (жанр, изобретенный самой писательницей) Одри Лорд "Зами: как по-новому писать мое имя". Это книга о детстве и взрослении, поиске своего языка, идентичности, места в мире и, в конечном итоге, своего имени.

Колман Доминго рассказал, как стал секс-символом в свои 54 года

Любовь во всех ее оттенках: "Цвет пурпурный" обретает оригинальное звучание

Музыка, страсть, и драма: новый трейлер "Цвета пурпурного" с Колманом Доминго в главной роли

Актер из сериала "Агенты Щ.И.Т." сыграл свадьбу на свое 50-летие

"Я не заслуживаю страдать" - первый открытый черный гей-футболист о причинах камин-аута

В США продолжают снижаться новые случаи ВИЧ... Особенно среди геев