КВИР - Зависть

Зависть

- Ты работаешь, что ли?
- А то! Вот рабочее место, вот - спальное... А ты?

- У меня перерыв. Обеденный...
Последнее слово я произношу, стягивая с себя футболку, после чего снимаю носки, и остаётся самое сложное: джинсы с ремнём, который, как обычно, не хочет расстёгиваться, а потом ещё трусы...

Он написал, что ему тридцать восемь, но когда я дотрагиваюсь до его тела, оно кажется намного моложе: упругое, мальчишеское, ещё не знающее слова "зрелость". Несмотря на ноябрьскую серь, в комнате довольно жарко. Или мне это кажется? Я почти бежал, хотя это всего полквартала от меня. Многолетний принцип "не сри там, где живёшь", временно забыт. Впрочем, нет ничего более постоянного, чем временное... "Здесь и сейчас", - крутится в моей потной башке, пока мы любим друг друга, - "здесь и сейчас..."

- Ты давно здесь обитаешь? - спрашиваю я его, наступая на собственные трусы, когда он, выпустив меня и вытирая со лба пот, устремляется к компьютеру, чтобы проверить почту.
- Да как сказать... Лет восемь.
- Хм, - говорю. - И как это мы до сих пор не встретились?
Он пожимает плечами, встаёт из-за компьютера и снова обнимает меня, так что я бы зашёл за второй круг, если бы перерыв растянулся ещё хотя бы на полчаса. Не так давно меня охватывал совершенно детский ужас, едва я представлял, что тот, к кому я вот так забегаю между домом и работой, окажется со мной нос к носу в одной маршрутке, в одной очереди в супермаркете, крикнет мне "Привет" с другой стороны улицы, увидев меня с женой и детьми. Куда делся этот ужас, чёрт возьми? Неужели это всеобщее заточение и правда делает из нас какой-то новый тип человека с напрочь отключённым чувством опасности?
Ну, и вот эти обычные вопросы: ты один живёшь? - нет, с соседом, но его сейчас нет; а когда бывает время? - по-разному, но чаще в будни днём... И поверх всего этого - его загорелое, почти юношеское тело, трёхдневная, уже мягкая на ощупь, щетина, небольшая курносость...

- А ты женат? - смотрит он на моё обручальное кольцо.
- Да.
- Дети есть?
- Двое.
- Блин... - он повисает на мне, вцепившись ещё крепче. - Теперь я буду тебе завидовать...

"Мне? Завидовать?.."
"Почему?"
"Понимаю..."
Прокручивая в голове все варианты реплик, я осознаю, что ни одна из них не подходит, и лишь обнимаю его ещё крепче и глажу по затылку, как сына, представляя, что вот так же лет тридцать с гаком назад его гладила, например, мать или, ещё того хуже, бабушка.

- А ты не был женат? - бесцеремонно вторгаюсь я в дверь, которую для меня лишь слегка приоткрыли.
- Неа, - он поджимает губы. - Я даже с девушкой не спал...
- Ну, и я сначала переспал с парнем, - зачем-то прорываюсь я дальше.
- У меня была подруга, которая хотела от меня ребёнка, но я тогда не представлял себя с женщиной... Да и сейчас не представляю.
- Не встанет? - пру я напролом.
- Наверное... Я так и не решился попробовать.

Мы так и стоим, обнявшись, словно двое раненых после тяжёлого боя. И я вдруг заныриваю в свою школьную юность: я иду по коридору во время большой перемены, и навстречу мне одноклассница, которая уже знает о моей совершенно безнадёжной любви, а затем - другая одноклассница в обнимку со своим парнем, а потом - ещё одна целующаяся пара. Я подхожу к окну и смотрю на такой же серый ноябрь, а там, внизу, у крыльца, курят ещё несколько парочек, и красивый парень из одиннадцатого класса помогает закурить своей девушке, прикрывая огонёк ладонями. И после, закурив, она прячется за ним от ветра и обнимает его сзади, отведя сигарету в сторону.

- А потом, когда я уже был готов, она говорит: мне нужна семья, по-другому я не согласна... Ну, не согласна - так не согласна...
Я целую его, трогая за щетинистые щёки, а сам ныряю в другой ноябрь, когда впервые поцеловал тогда ещё будущую жену и понял, что если упущу этот шанс, то другого может и не случиться.
- Если бы у нас можно было усыновлять детей гей-парам, - бормочу я, оторвавшись от него, попутно думая о том, какой же я бестактный и недалёкий кретин, и о том, что иногда мне лучше зашить рот.
- Если бы... - бормочет он обречённо.

Я представляю его с сыном лет семи, таким же, как мой старший, только у него он курносый, с задумчивыми карими глазами, и немного взъерошенный. Они идут вместе одинаковой походкой, обходя ноябрьские лужи, вдыхая землистый запах проходящей вдоль двора теплотрассы, и надвигающаяся зима сулит раскатанные на тротуаре ледяные дорожки, снегопад под фонарём и красные огоньки, мигающие в какой-нибудь даже самой плохонькой витрине.

- Может быть, что-то изменится лет через десять... (боже, что за околесицу я несу!)
- Через десять лет мне будет уже сорок восемь, - улыбается он грустно и обнимает меня сзади.
Тело у него будет такое же упругое, хотя сам он начнёт седеть. Такой же курносый, немного взъерошенный, те же задумчивые глаза и грустная улыбка. Будет ли у него эта же кровать и этот же компьютер? Этот же вид за окном на сотни таких же чужих окон, из которых состоит окружающий его мир. Через десять лет моему старшему будет семнадцать, и он, надеюсь, поможет своей девушке закурить на ноябрьском ветру, прикрыв огонёк ладонями, а затем она обнимет его, положив голову ему на предплечье.

07 НОЯБРЯ 2021 КАРИМ ДАЛАМАНОВ

Ссылка:

Смотрите также