Я реальный человек, я не фейк, я существую, вот он я!
Камин-аут был, но он не совсем такой, полный; наверное, полуоткрытый, как бы наполовину... может даже процентов на 40, но не на 100...
Аспирант факультета социологии Научно-исследовательского университета "Высшая школа экономики" Сергей Мозжегоров написал статью "Стратегии гомосексуального раскрытия в личностных нарративах российских геев и лесбиянок". Нам показались любопытными высказывания о камин-ауте собеседников автора, которые помогали ему разобраться в том, какие мотивы и потребности движут гомосексуалами, определяя стремление "быть открытыми" в их повседневной жизни:
"Шагом вперед было для меня сказать маме; я это сказал, и это стало правдой... и тогда мне стало как-то так легче, хотя это и мама трудно воспринимала, для нее это был шок; но она меня все равно приняла, сказала, что "да, я тебя все равно люблю, по прежнему", ничего не изменилось... мне нужна была ее поддержка (Глеб, 28 лет).
"Какое-то время я готовился, настраивал себя... мама как бы принимала все по умолчанию; потом отец как-то пришел с работы, видимо, они поговорили; после он подходит и спрашивает так "ты, что ли, педераст?"... я ответил, что да, не хотелось ничего скрывать; я рассказал ему все... с отцом полная открытость в этом плане" (Роман, 27 лет).
"Камин-аут был, но он не совсем такой, полный; наверное, полуоткрытый, как бы наполовину... может даже процентов на 40, но не на 100... то есть, например, если я иду в клуб, она об этом узнает, я ей говорю; если мне звонит какая-то девушка, мама потом спрашивает, что "это лесби?", я отвечаю, что "да"... она как-то чувствует, как-то понимает это... и, просто я вижу, что она к этому негативно относится, и я не вижу смысла ей что-то большее говорить" (Дина, 24 года).
"У меня есть один хороший, наверное, лучший друг; мы дружим раньше, чем со школьных времен, еще живем рядом... ну и в лет пятнадцать я просто сказал ему, что гей, как-то так; он абсолютно нормально к этому отнесся, вообще сказал, что это круто, серьезно" (Макс, 28 лет).
"Она [подруга] меня понимала; узнала, когда я ей сказал, что гей; ну, нормально реагировала... она знала обо мне все, и я про нее тоже; то есть абсолютно все, поэтому у нас могли быть отношения, очень хорошие отношения..." (Роман, 27 лет).
"Не знаю, кто что про меня знает на работе; я хожу на работу в радужном шарфике, я не знаю, кто там это понимает... с кем близко общаюсь, те знают; с кем формальное общение, может, знают, а может, и нет... вообще я не против того, чтобы знали; народ у нас цивилизованный, образованный, то есть там нет быдла, от которого бы можно было ждать какого-то подвоха... конечно, я бы, наверное, не стал делать камин-аут, если бы я там где-нибудь сидел на зоне или пахал где-нибудь, в каком-нибудь стройбате, все же зависит от того, кто тебя окружает" (Олег, 36 лет).
"Я открыт, и меня внешне легко распознать, и на работе все знают; если кто-то спрашивает, то я отвечаю; наверное, мне просто повезло и все с этим как бы нормально" (Артем, 28 лет).
"Была ситуация, когда я публично заявляла, "да, я - лесбиянка", где-то в микрофон, где-то на выступлениях; это было почему-то важно; я чувствовала, что я не могу не сделать этого... помню один случай на митинге 8 марта в прошлом году, это было волнительно, но я почувствовала, что могу выйти, и сказала это себе" (Вера, 32 года).
"Мне важно показывать на своем примере, перестать прятаться, показывать, что я есть, у меня такая позиция, и я никуда не исчезну; немного бывает страшно, но я в некотором смысле камикадзе... просто, понимаешь, другого выхода у меня нет" (Егор, 21 год).
"Не может активист быть закрытым, и это именно сознательно выбранная стратегия - я реальный человек, я не фейк, я существую, вот он я!" (Роман, 27 лет).