КВИР - Я и Серёга

Я и Серёга

Первого гея в жизни я увидел благодаря однокласснику Серёге, который мне очень нравился.

И вот теперь я ехал со страхом взглянуть на "агента" моей личной бездны, посланца аморального ада, которому я почти уже принадлежал...

Я не понимал природу этих чувств, почему от вида его губ, овала лица и смеющихся глаз под серой чёлкой - у меня ёкает сердце и холодок сбегает вниз по животу.

Мне вообще не было свойственно задумываться о собственных влечениях, да и информации об этом было ноль. Видимо, замкнутость или круг общения не позволяли быть "подписчиком" дворовой "энциклопедии", где (разумеется) мне бы охотно рассказали массу горячих вещей о "пидорах" и "гомосеках". Но я отсекал подобные контакты, а пошлость подростковой грубости казалась примитивной и отвратительной.

Сейчас это кажется странным, но естественная часть подростковой сексуальности (с циничным, но здоровым интересом к сексу, члену, постельному общению с девочками) всегда казалась мне грубой и пошлой именно эстетически, а не столько по моральным соображениям. Если бы я мог тогда формулировать, то, видимо, сказал бы, что секс для меня - слишком значимая и тонкая материя, чтобы я согласился считать ваш пошлый мир своим собственным.
Мой интимный мир был именно тот, где холодок бежал по животу от чувственных губ Серёги, а не тот, где кто-то "втыкал" "тёлке"-однокласснице, которая (пока "родаков" не было дома) "давала" в очередь парням... (пользуясь дворовым языком). Конечно, это не значило, что секс меня не интересовал, наоборот: любая возможность остаться дома в одиночестве означала повод пофантазировать на тему собственного (и не только собственного) члена...
Но когда Ваня (старший приятель по художественной школе) вдруг спрашивал меня с бывалым видом: "А вы своих девок в классе ебёте? - Мы уже ебём...", - я замыкался в молчании, пытаясь представить, как это вообще возможно - заниматься "этим" с девочками, да ещё из собственного класса. Сама мысль о сексе с комсомолкой казалась мне абсурдом. Тема разговора менялась (толку от меня было мало), я же только искоса поглядывал на ванины крутые ягодицы (мы как раз шли по улице), на его брючки в обтяжку и невольно рисовал в воображении его (весьма заметный) член, которым он (оказывается) уже "ебёт девок"...
Был ещё один похожий эпизод - тоже связанный с "художкой".
Лёха, смазливый и хулиганистый малый, хоть и талантливый, был как раз "атташе" дворового сообщества в нашей группе. Бойкий и черноглазый, с фигурой зрелого парня, он постоянно "выкидывал номера", производя на домашних мальчиков художественной школы впечатление "порочного заводилы". "Художка" находилась в подвале Областного музея, - огромного светлого здания, чьи запахи для меня до сих пор - волшебная часть детства; здесь в волшебных пропорциях сладко брезжили в воздухе конопляное масло, пинен, растворители, типографская краска для линогравюр, сладко пахли измятые тюбики масляных красок, холсты, драпировки, фанера и темпера..
В перемены мы буйно носились по нашему подвалу, сшибая мольберты и кисти, выскакивая порой и наверх, в тихие залы пустого музея. Нам не мешали, это был по сути наш общий дом. И только мраморные псы какой-то античной композиции (с желтоватыми пенисами) неодобрительно провожали нас злыми глазами.
В одну из таких перемен мы с Лёхой выскочили на улицу (он - покурить) и завернули "поссать" в вечно недостроенный кирпичный блок у музея, - на границе с большим городским парком.
Лёха достал член невдалеке от меня и вдруг спросил: "А у тебя уже там... волосы есть? Покажи, а?... Хочешь посмотреть?" Он чуть повернулся в мою сторону с членом в руке.
Кажется, я что-то пробурчал, отбрыкиваясь от его внимания, хотя, разумеется, мне хотелось рассмотреть его член. Но похвастать мне было особенно нечем: растительность на лобке была символической, да и предложение было явно "неинтеллигентным". Лёха смущённо (как мне показалось) добавил, что он недавно уже "выебал одну девчонку" и спросил о моих успехах на этом фронте... Ответить мне было нечего, а возможности моей "инициации" отодвигались в туманную даль, раз уж я отказывался не то что взять парня за член (при таком удобном случае), но даже взглянуть на него...

***

Закрывать глаза на то, что я влюбляюсь в ребят было всё сложнее. Мне хотелось разобраться в себе. И тут я встретил его, первого гея в жизни...
Мне было около двенадцати. Однажды (уже упомянутый) Серёга рассказал удивительную вещь, не укладывающуюся в голове. Что недавно он был в кино и к нему подсел какой-то взрослый парень, который пригласил его в гости "послушать музыку, отдохнуть и вообще..." Мало того, по рассказу, он положил свою руку на руку моего приятеля и спросил: приятно ему или нет?..
Говоря об этом, Серёга был явно смущён и, по-моему, не знал, как реагировать; во всяком случае, в голосе слышалась тональность "ужастика", а не хохмачества. Это звучало примерно так: "в чёрно-чёрной комнате жила чёрная-чёрная рука..." (что как раз ложилось на ситуацию в кинозале). Я до сих пор подозреваю, что приятель рассказал мне не всё, а рука загадочного парня вовсе не ограничилась ладонью, а задержалась между ног (именно тогда логично было спросить, насколько это приятно).
Удивительно было и то, что Сергей позволил странному знакомому назначить место и время встречи, а не пресёк общение в самом начале. Видимо, парень умел уговаривать в темноте... Или другу льстило, что кто-то его добивается.
Идти он, разумеется, никуда не собирался. Но я был заинтригован и поражён. Каким-то шестым чувством я понимал, что это имеет ко мне самое прямое отношение. И интуитивное понимание обдавало душу страхом. Я знал, что за это сажают в тюрьму и был удивлён, что подобные "чудища" водятся рядом, в самых обычных кинотеатрах по соседству.
Удивляясь себе самому, я стал уговаривать Серёгу не только пойти на встречу, но и взять меня с собой. Пристойное оправдание и "легенда" тут же всплыли в разговоре: в то время я бредил Шерлоком Холмсом, зачитывал соседского Конан Дойля до дыр, проводил опыты по заливке гипса в трассологический след, штудировал "Криминалистику" для первого курса юридических вузов и то и дело пускался в слежку за подозрительными субъектами (например, молодым фотографом студии "Октябрь", который мне так понравился во время съёмки, что решено было считать его "подозрительным").
Страсть к "оперативным разработкам" симпатичных субъектов была такова, что я вставал к шести утра, отправляясь со школьным приятелем (моей версией доктора Ватсона и трофейным фотоаппаратом "Bessa" с гармошкой) к открытию студии "документировать" из-за угла момент появления "объекта" и кончая финалом рабочего дня, когда слежка уводила меня на пригородном автобусе в сторону тихой улицы, где стройная фигура "моего" фотографа исчезала в одном из домов. Серёга был в курсе моих конан-дойловских страстей и воспринял идею "выследить" странного парня с пониманием.
Разумеется, речь шла исключительно об игре; идея "доложить куда надо" не могла бы даже прийти мне в голову: Шерлок Холмс и Павлик Морозов (чьим именем была названа моя пионерская дружина ) - были для меня героями разных книжек.
Видно было, что Серёга явно колебался. Наконец, мы сошлись на том, что он всё-таки придёт на рандеву, но откажется от визита, сославшись на срочные дела, а я тем временем займусь "оперативной фотосъёмкой".
На встречу мы отправились втроём: Серёга, я и "доктор Ватсон". Ехать было остановок пять на трамвае в Басово (почти за черту города). Это была тревожная поездка. Чувство, что мы делаем что-то запретное (чуть ли не вступаем в контакт с инопланетянами, если не со шпионским подпольем) было довольно сильным.
Кажется, это был один из моментов, когда я впервые задумался над тем, кто эти люди, как к ним относиться, и почему государство их преследует. До сих пор я привык думать, что родители, школа, милиция, партия, государство составляют единый и правильный мир - логичный и справедливый. Но оказывалось, что всё гораздо сложнее, что есть "больные люди", странные "сумасшедшие", которые вроде бы не виноваты в своей "позорной болезни", и которых можно пожалеть, - и в то же время, изолировать от здорового общества.
Оказывалось, что природа человека включает в себя массу неправильного и дисгармоничного: болезни, "извращения", инакомыслие, несогласие с советской властью, антисоветские анекдоты про Брежнева и Чапаева с Анкой-пулемётчицей... А ещё (оказывается), человеку присуща тёмная сила сексуальности, которая оставляет его наедине с собой, в его частном пространстве, - и тут уж никто тебе не помощник... А мои сверстники (оказывается) "ебут" одноклассниц и это не мешает им как-то уживаться в гармонии с миром и "правильной" реальностью.
"Правильный" мир оказывался несовершенен, и мне грозило рухнуть в бездну его несовершенства, быть навсегда выкинутым за пределы его "нормальности".
При этом занятия сексом, мастурбация, фантазии о чужих членах и извращённое любование губами друзей - не могли придавать мне уверенности, что правильный мир вокруг меня - мой.
Одним словом, я колебался на краю аморальной бездны и мир мой рушился. У меня холодело внизу живота от ужасной догадки, что я болен... Ведь я не умел ни "ебать" комсомолок, ни смаковать разговоры об этом. А то, что наполняло меня тайным восторгом и было частью моего "я" - красота моих друзей, их мужская чувственность, красота их лиц и тел, дружба, доверие, искренность и тайна понимания (когда исчезают границы между тобой и ими) - всё это оказывалось за бортом "нормальной" среды, уважения которой мне хотелось добиться.
И вот теперь я ехал со страхом взглянуть на "агента" моей личной бездны, посланца аморального ада, которому я почти уже принадлежал...

***

Остановка "Басово", где около полудня Серёге назначили рандеву, жила привычной жизнью, здесь было полно пригородного люда, стояли одноэтажные домишки и заплёванные магазинчики, в которых пахло сладко и совсем по-деревенски. Мы разбежались в стороны, Серёга вертел головой на остановке, а я с очкастым "Ватсоном" выглядывал из-за палатки с разложенным "Bessом" в руках. Плёнка 6 х 12 как раз годилась для охвата аморальной истории во всех её аспектах...
Четверть часа, полчаса.. - никого нет.
И в тот момент, когда мы, покинув засаду, уже собирались садиться в трамвай, к нам лихо подрулил на велике парень неопределённого возраста и с удивлением оглядел нашу компанию...
Да, он готов нас пригласить... Кажется, он рад, что мы пришли, но улыбается именно Серёге, глядя на него весёлыми глазами. Он сидит на велике, опираясь руками на руль, одна нога на педали, у него небольшая светлая чёлка и ладная, худощавая фигура. Меня поражает, что я не могу дать ему определённого возраста: 25, 30, 40..? Он так молодо выглядит, но лицо у глаз в мелких лучистых морщинках. Меня поражают эти морщинки и взгляд, - в нём светится нечто тайное, словно он смотрит сквозь тебя, сквозь одежду - куда-то в сторону своих бездн и фантазий.. Словно мы - всей компанией - часть его тёмного мира.
- А это что? Магнитофон? - он с любопытством кивает на чехол фотокамеры, висящей на моём плече. Мне неловко признаться, что это фотоаппарат, ведь тогда наша цель - почти разоблачена.
Он смотрит с долей настороженности, но делает ещё одну попытку пригласить нас домой.
- Ну что, поехали? - улыбается он смущённому Серёге. - Музыку послушаем.. У меня "***" есть (называет он одну из модных музыкальных групп).
- Да нет... дела ... не получится... - бормочет Сергей, пока мы в смущении мнёмся на месте, застуканные в самый неожиданный момент.
Парень грустнеет, его взгляд и улыбка гаснут, - теперь он кажется старше своих лет, а морщинок на лице прибавляется. Он быстро прощается и, развернув велосипед, круто жмёт на педали...

***

... Теперь, когда я и сам оказываюсь порой на месте "завлекающей" стороны, мне легко оценить логичность того сценария: если бы Серёга приехал один, было бы естественным присесть на раму к хозяину велика - в объятия его рук. Или на багажник, обняв сзади. Объятия были, казалось бы, неизбежны...
Впрочем, и от своих (со временем) я тоже не ушёл...
Сегодня остаётся только гадать: как бы повернулась жизнь, если бы мы приняли приглашение и как бы далеко завело меня любопытство начинающего гея.
То, что я в десять - двенадцать лет уже был геем, не подлежит никакому сомнению. Прошло немного времени и "инициация" всё же состоялась... Я уже писал о первых сексуальных экспериментах с другом детства Вовкой. ( * ) Его бёдра и член, его дыхание у щеки, его ягодицы в моих руках, тяжесть его тела... - долго и мучительно снились мне потом (спустя годы), когда он вернулся на Украину, а затем женился там. Значит, он был натуралом, а наши общие игры в любовь не помешали ему и мне пойти своими путями.
Примерно в то же время мне пришлось убедиться, что о девочках мне можно забыть. Но перспективы с парнями казались ещё более туманными...

***

Серёга (уже другой, но тоже одноклассник, задира и двоечник) жил в соседнем подъезде. Мы общались не то чтобы часто - в школе и дома. Он был вполне дворовым пацаном, губастым, темнобровым матершинником, раздолбаем из неблагополучной семьи и симпатичным обладателем джинсов. Мы мимоходом здоровались, и я не упускал случая проводить взглядом его обтянутые бёдра или полюбоваться полными губами с тёмным пушком над ними.
Забавно, что именно он впервые рассказал мне о сперме. Однажды мы пересеклись во дворе и по-приятельски поболтали. Общих интересов не было, но мне был симпатичен этот парень, он был моим "путеводителем" по дворовой реальности; ему же, видимо, льстило общение с "мальчиком из культурной семьи". В итоге я старался выглядеть проще и грубее, а Серёга - не так открыто материться...
- Что такое малафьё? - переспросил я в ответ на какую-то его грубую остроту.
На что с авторитетным видом мне было сказано, что "это такая жидкость, которая выделяется из хуя в 11 лет"... Мне это, в общем-то, было знакомо, но я не предполагал, что у столь интимной части моей личной жизни существует столь площадное и беспощадное наименование. Появлялось странное ощущение, что у меня отобрано личное пространство и что не стало тайн моих фантазий и влюблённостей. Вместо этого моё тело цинично принадлежало всем, препарированное брутальной лексикой двора.
У моего тела (оказывается) был "хуй" с "малафьём", плюс (видимо) страсть "поиметь бабу"... Этим самым "хуем" мне надлежало "ебать девок", "заваливая" их в "тёмных углах", а после, гогоча, рассказывать детали "корешам", "материться", "пиздить" и "пиздить", "бухать" и "тырить", а также посылать то и дело "на хуй" и "в пизду"... Это была модель "коллективного тела" народа, коллективного бессознательного, разлитого по родным просторам, которое я видел (да и слышал вокруг себя) почти ежедневно.
Слиться с безличным миром "хуёв" и "блядей" было подобно смерти. Всеми силами души я боялся не удержать за собой право на тайную территорию моего "я", право на то, чтобы не состоять из "хуя" и "ебли" (на чём настаивал язык моей страны), - и чтобы моё тело (как и сексуальность) принадлежало только мне.
С другой стороны, брутальный мир Серёги влёк простотой инстинктов, в нём почти не было культурных запретов, зато у публичного тела (включая член) были неоспоримые права на природный сценарий... Этот мир давал мне право орудовать "хуем", но забирал взамен душу и тайну.

***

Возможно, именно это помешало нашей связи: Серёга был слишком человеком двора, и в критический момент выбора я просто побоялся слиться с его миром...
Однажды я ночевал дома один, и Серый предложил мне составить компанию. Мы не были близкими друзьями, и, кажется, я на минуту заколебался... Мы стояли в коридоре и я мучительно соображал, как мне отказать и что придумать... Серёга смотрел на меня своими серыми глазами из-под сросшихся на переносице бровей и вдруг его тело сделало выпад. Он прижал меня к косяку двери, дыхание чуть обожгло мою щёку, а колено парня раздвинуло ноги и поползло выше... Он прижался сильней, бедро давило на член, и я ошарашенно замер, чувствуя взрыв возбуждения, перехватившего дыхание...
- Прикинь, что ночью будем так лежать?.. - засмеялся Серёга, переводя жест в шутку, после чего, разумеется, мы договорились о ночёвке, а к вечеру матрасы и одеяла были брошены на пол, чтобы легче было сдвинуть. К сожалению, у этой истории нет продолжения. Полночи мы болтали о друзьях, каникулах и школе, он лежал от меня на расстоянии вытянутой руки и мне дико хотелось забраться к нему под одеяло. Но мой мир состоял из запретов...
...Тоскливо собирая утром наши кровати на полу и проклиная себя за трусость, я обнаружил такую вещь: толстое ватное одеяло, которое грело гостя ночью, обрело устойчивый, эротичный запах, словно в него был завёрнут странный, сильно-пахнущий цветок. Это был именно мужской особый запах, описать который невозможно.
Серёга больше не напрашивался ко мне с ночёвкой, мы остались в прохладном приятельстве, но и спустя долгие месяцы его стойкий запах ещё продолжал напоминать мне о дне упущенных возможностей. Особенно ночью, когда я сжимал сбившийся ком одеяла коленями и, задыхаясь от возбуждения, вдыхал чужой далёкий аромат...
Сергей благополучно женился, его красные жигули я долго видел у соседнего подъезда, но пересекаясь порой во дворе и кивая друг другу (не могу отделаться от впечатления), я каждый раз читал в его глазах тёмный след того жеста навстречу... Как он меня "вычислил" и что это было? - не знаю. Но всё равно я вспоминаю этого парня частью своего сексуального пейзажа.
Ведь он был от меня слишком в опасной близости (хоть и не в полном значении последнего слова).

Рисунок Сергей Совков

27 МАРТА 2016 ALEXALEXXX

Ссылка:

Смотрите также

#ЗНАКОМСТВА, #КАМИН-АУТ, #НАТУРАЛЫ, #ОТНОШЕНИЯ, #ШКОЛА

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

Наступает лето! На охоту выходят борцы за нравственность и полиция

"Гормон любви" окситоцин в буквальном смысле лечит разбитое сердце

Раньше считалось, что окситоцин помогает нам испытывать только чувства привязанности, эмпатии и доверия. Однако вырабатываемый гипоталамусом мозга "гормон любви" в буквальном смысле "склеивает", то есть восстанавливает клетки сердца.

"Мы существуем, если говорим". Семь историй камин-аута

Проект "Q-Rated" попросил своих читателей и читательниц рассказать, как они открылись близким и что это изменило в их жизни.