КВИР - Всё что угодно, за исключением любви

Всё что угодно, за исключением любви

Кирилл жил в Москве второй месяц и задыхался. Город кружил голову, терзал чувства и опустошал кошелек. Кирилл, уроженец флегматичного Мурманска, чувствовал, что теряет себя по кусочкам, как дерево листья.

Впрочем, подмигнул своему отражению Кирилл, еще не все потеряно. Он начнет все заново в Москве. Может, станет манекенщиком, фотомоделью.

Пришлось ехать в Одинцово. Это была самая скверная новость за весь день их короткого знакомства. И даже не в Одинцово, а в некое место под Одинцово. Почти под Москвой. Некое междометие. Состав замирает на перроне на минуту, после чего перед глазами густой лес и узкая тропинка, растворяющаяся среди сосен. Если оглянуться, картина та же самая, только с указателем в обратное направление.
Кирилл усмехнулся: вот, где, значит, обитает его новый знакомый. Мсье Филипп, как представился ему этот полнеющий мужчина с розовым, почти младенческим лицом. Днем они оказались соседями на одной скамейке на Пушкинской площади напротив "Макдоналдса".
"Фатум!", - как потом воскликнул мсье Филипп, всплеснув руками. "Судьба", - повторил про себя Кирилл и не один раз. А почему бы и нет?
Кирилл жил в Москве второй месяц и задыхался. Русский Нью-Йорк кружил голову, терзал чувства и опустошал кошелек. Кирилл, уроженец флегматичного Мурманска, чувствовал, что теряет себя по кусочкам, как дерево листья. Все было чужим - люди, дома, мертвая природа. Ночью не увидеть звезд. Утром не встретить восход солнца. И, конечно, не было моря и кораблей. Но было что-то иное, за чем он и рванул из полярного далека. В двадцать лет так и нужно открывать свою Америку.

Когда на скамейке оказался мсье Филипп, Кирилл не заметил. Он обратил на него внимание, почувствовав его взгляд. Мужчина улыбнулся ему, когда Кирилл вопросительно взглянул на него, величаво кивнул головой с густой гривой серебристо-пепельных волос и, слегка грассируя, сказал, что потрясен их встречей. Он даже сказал про какого-то Лукино Висконти и какого-то Дирка Богарда, который в Венеции узрел какое-то чудо. "Фатум!", - всплеснул своими красивыми руками этот странный человек в стильном дорогом костюме с шейным платком вместо галстука. Он был рожден в Петербурге, но большую часть жизни проживает в Париже, где умерли его родители. А здесь каждые полгода ему приходится "третировать", как он выразился, юных танцоров некоего легендарного училища при Большом театре. Этот сезон последний, и он навсегда возвращается в Париж.
И вдруг сказал, что хочет подарить ему черный бархатный камзол с золотыми и серебряными пуговицами. "Ваши глаза, - прошептал мсье Филипп, - только этот чистый взгляд... как глоток чистой родниковой воды... Ах, в целом мире не найти таких глаз". Кирилл был сильно смущен, а мужчина, выдержав паузу, тихо заметил, что в похожем камзоле в "Лебедином озере" незадолго до смерти танцевал великий Руди Нуреев. И он, мсье Филипп, был близким другом этого гения.
"Вам знакомо это имя?", - вдруг строго спросил он.
Слава богу, в отличие от Висконти, имя Нуреева было Кириллу знакомо. Мсье Филипп картинно откинулся на спинку скамейки и, устремив взгляд вдаль, пробормотал: "Он ушел во сне, окруженный ангелами".
Кирилл смотрел на мсье Филиппа, и Москва отступала, как гигантские декорации Большого театра, и гасли софиты, кроме тех, что освещали эту удивительную большую фигуру на первом плане. И пели херувимы, нежно перебирая зефирными пальцами струны золотых арф. И лунный свет лился с неба и, мягко вплетаясь в его волосы, образовывал корону.
И Кирилл поехал с ним в это самое междометие между Москвой и Одинцово. И не за камзолом, который ему непременно хотел подарить мсье Филипп и в существование которого, честно говоря, Кирилл не верил. Он и сегодня не может понять, почему он поехал с пожилым странным мужчиной, который говорил с ним о каких-то прекрасных французских вещах, элегантно сплетничал об Улановой и Цискаридзе, Щедрине и Бежаре и почему-то настоятельно советовал хотя бы месяц провести в Париже.

Мсье Филипп жил в старом одноэтажном деревянном доме с множеством крохотных комнат. Ветки цветущих вишневых деревьев стучались в окна. "Вишневый сад, - многозначительно прищурился мсье Филипп, - когда я продам дом, вся эта чеховская красота будет уничтожена. Кто-нибудь, из этих толстозадых нуворишей, что уже вокруг меня возвели свои крепости, вырвет с корнем сад, спалит дом и построит железобетонный каземат в тевтонском духе". Он помолчал, влажными глазами обозревая немного одичавший сад, и вздохнул: "Чехов бессмертен".
Превосходный камзол оказался Кириллу впору и мсье Филипп был очень рад этому. Он включил музыку и под легкое, мечтательное сопрано Сары Брайтман крутил преображенного Кирилла среди зеркал гардеробной как драгоценную жемчужину. Потом мсье стал готовить коктейли и закуску, а Кирилла погнал в душ. В ванной комнате стояли десятки гелей, шампуней, флаконов с французскими названиями. И в огромном зеркале Кирилл долго вглядывался в свое отражение, догадываясь, что будет сейчас. Он не испытывал никаких чувств, кроме одного - желания здесь остаться и никуда не уезжать. Дом, длинный и узкий, походил на корабль, был полон выцветших ковров и старых книг, с фотографий смотрели умершие легенды балета и оперы, кино и живописи. Комнаты переплетались между собой, и дряхлая такса Жорж шаркала лапами между ними как домашний дух.
Мсье Филипп был по-французски утончен и немного жеманен, но это не было кривляньем старого клоуна. Все было очень достойно. Коктейли сменяли друг друга, во рту таяла закуска, звучала классическая музыка, а старый Свенгали поражал юного провинциала богемными байками. После полуночи обнаженный Кирилл лежал в огромной постели возле мсье Филиппа, укутанного в шелк как в римскую тогу, а француз щекотал его клубникой, завершая сливками и легкими оральными ласками.
Кирилл, уже пьяненький, что-то бормотал мсье Филиппу и целовал его в губы. Он плакал и смеялся. И просил не продавать дом, и просил оставить его в этом доме, как Жоржа. И шептал о нечаянном счастье, которого просил не лишать... Старик улыбался и трепал Кирилла по голове, прижимая к своему сердцу, и успокаивал по-французски. На большом экране телевизора в стоп-кадре в дивном прыжке застыл Нуреев - "Юноша и Смерть". И опять мсье Филипп что-то говорил на птичьем языке, поспешно вытирая слезы в уголках добрых глаз.

Ранним утром сквозь благоухающие заросли цветущей вишни через открытые окна в комнаты пробивалось розовое солнце. То самое солнце, которого два месяца не видел Кирилл.
Мсье Филиппа нигде не было. В гостиной на круглом столе лежал красиво сложенный камзол и записка.
"Милый Кирилл, mon ami. Спасибо за вчерашний вечер. Ты подарил мне волшебные часы, которые я никогда не забуду и унесу с собой в другой мир. Когда будешь уходить, покрепче захлопни дверь. Возьми камзол и больше никогда не приходи. Je puis faire, je vous l’avoue, une infinite de choses par charite, tout, excepte l’amour. ("Признаюсь, я очень и очень много чего могу сделать из милосердия, все что угодно, за исключением любви". Фраза принадлежит одной героине Оноре де’ Бальзака.) Этого я не могу дать тебе, как бы ты ни просил. Прощай".
"Je puis faire, je vous l’avoue, une infinite de choses par charite, tout, excepte l’amour", перечитал эту фразу Кирилл и не понял. Он узнал одно слово "l’amour". Значит, его любовь старику не нужна? Что же было вчера? Он подошел к окну. По саду бродил подслеповатый и глуховатый Жорж, тыкаясь носом в землю. Вдалеке шумела электричка. Где-то рядом грохотал экскаватор и матерились рабочие. Кирилл тронул рукой ветку вишни, потянул к себе, вдыхая аромат, и недоуменно пожал плечами. Что случилось? Он обернулся в комнату, посмотрел на камзол, на записку в своей руке. Хорошо, он больше никогда не придет.

Снова звучал чарующий голос Брайтман. Кирилл ходил по дому в камзоле на голое тело, курил сигару и отхлебывал мартини из горла литровой бутылки. Иногда останавливался возле груды сваленных книг и мочился на них, дирижируя пенисом как кистью. Фотографии звезд были причудливо прожжены сигарой. Одежда в шкафах изрезана. Душевая забрызгана шампунем. Продукты из кухни валялись в саду и Жорж с довольным урчанием вгрызался в батон ветчины.
Кирилл остановился перед зеркалом большого шкафа-купе в очередной комнате и залюбовался собой. Да, он дивно хорош в этом камзоле! И карие большие глаза, и чуть припухлые капризные губы, и непослушные локоны каштановых волос на ясном лбу. Камзол ладно сидел на гибкой фигуре гимнаста. А длинные мускулистые ноги с золотистым пушком сводили с ума. Он повернулся, стараясь взглянуть на аккуратную попку. Что ж, усмехнулся Кирилл, мсье Филипп еще пожалеет о своем решении. Ему Жорж, старая псина, милее, чем молодой красивый парень. Верно, все эти иностранцы от сытости не ценят того, что дарит им жизнь.
Впрочем, подмигнул своему отражению Кирилл, еще не все потеряно. Он начнет все заново в Москве. Может, станет манекенщиком, фотомоделью. Кирилл сделал глубокую затяжку и пустил в зеркало клуб серого дыма. Снова отхлебнул мартини. Надо ковать железо, пока горячо. Он еще найдет себе другого мсье Филиппа. И каким-нибудь камзолом с ужином тот от него не отделается. "Оревуар, гуд бай, ауфвидерзеен, мусье Филипп", - пропел Кирилл и манерно поцеловал свое отражение в губы. Еще поцелуй, еще, еще. Как этот старикан вчера говорил? Ах, да - "анкор". Анкор, анкор, анкор. На зеркале осталось теплое влажное пятно. Кирилл вздохнул - ему еще много работы по разгрому корабля.
Открыл шкаф. Прямо в его глаза смотрел мсье Филипп. Он почти стоял на коленях, но на самом деле висел на шелковом галстуке. Был одет во вчерашний костюм. И даже надушился.
Кирилл закричал. Он кричал, но это был мертвый звук. Кирилла никто не слышал. И никогда уже не услышит.

Фото Michael Taggart

28 АПРЕЛЯ 2016 ИГНАТИЙ БОГАТЫРЕВ

Ссылка:

Смотрите также

#ДЕНЬГИ, #ЗНАКОМСТВА, #ОТНОШЕНИЯ

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

Наступает лето! На охоту выходят борцы за нравственность и полиция

"Гормон любви" окситоцин в буквальном смысле лечит разбитое сердце

Раньше считалось, что окситоцин помогает нам испытывать только чувства привязанности, эмпатии и доверия. Однако вырабатываемый гипоталамусом мозга "гормон любви" в буквальном смысле "склеивает", то есть восстанавливает клетки сердца.

Долго и счастливы: как построить отношения, которым не страшен кризис

Бывает ли в реальной жизни "жили долго и счастливо"? И если да - что для этого нужно сделать?