КВИР - Вдовец. Ноктюрн

Вдовец. Ноктюрн

Со смертью его и правда связывали какие-то особенные отношения. Более особенные, чем с жизнью...

Они были счастливы. Несколько лет, несмотря ни на что. Илья часто, с маниакальной периодичностью, спрашивал себя, счастлив ли, и однозначно отвечал "да".

Ветер - и откуда только здесь взялся! - задувал за воротник, и, чтобы не озябнуть, Илья вынул из-за пазухи шарф, обмотал шею до самого подбородка. Пожалел, что не надел тёплые перчатки - в кожаных на таком ветру пальцы скоро окоченеют. Впрочем, долго он тут не задержится - смысл? Можно было и сразу уйти - воткнуть розу в подставку и ехать по делам. Однако Илья внезапно застеснялся сидящей на соседней скамейке пожилой интеллигентного вида - в настоящем твидовом пальто и в шляпке с вуалью, нет, вы видели! - дамы, сдержанно прикладывающей платочек к глазам (тоже не аки какой, бумажный, а настоящий, да ещё и с вышитым вензельком). Она так ровно держала спину, так печально и вместе с тем просветлённо, в глубочайшем самопогружении смотрела прямо перед собой, на чёрного мрамора доску колумбария, под которой стояла банка со свежим букетом хризантем, что Илье, ненароком привлёкшему её внимание, стало неловко слишком быстро уходить от своей ячейки в стене. Ну как-то это некрасиво - спеша приладить цветок и смотаться. Не вентилятор же он, право слово, можно проявить немного уважения и, если угодно, солидарности, что ли. И к даме, навещающей прах усопшего родственника, и к тем, чьи урны тут покоятся. Мёртвые не любят суеты, но ценят память. Все были живыми людьми. Хорошими и не очень, некоторые - наверняка вообще сволочами; всех снедали страсти, тяготили проблемы, терзали сомнения, каждый жизнью долгой или не очень заслужил свой персональный рай или ад...
Дама проводила взглядом опустившегося на скамейку Илью и едва заметно кивнула. Одобрила? Выразила сочувствие? Сеточка на её шляпке задрожала, словно поймав в себя ветер.
Несмотря на мороз, под ногами стояли лужи, асфальт был усыпан белёсой крошкой реагентов. Илья поёжился - ему стало жалко цветы, соседкины белые хризантемы и свою красную розу, которым суждено завянуть на фоне оттаявших от химии кладбищенских дорожек, а не в красивой вазе на столе какого-нибудь уютного дома. Однако же странные мысли подчас приходят на кладбище. Прежде Илья никогда не жалел цветы. А сейчас подумал, что и ради них тоже стоит немного задержаться.
Особо грустно ему, если честно, не стало. Да и с какой стати. Но настроение изменилось. Бег времени замедлился. Хотелось без спешки разглядывать колючки на ветках елей, ощущать на вкус каждый вдох чистого морозного воздуха. Если бы не пронизывающий ветер, то, пожалуй, можно было бы посидеть тут и дольше - не думать ни о чём конкретном, просто насладиться покоем, тишиной, возможностью побыть наедине с самим собой. Не в мнимом одиночестве, на самом же деле - на постоянном крючке у айфона, ноута, телека, а реально один на один с Ильёй Саранским. Просто человеком, без пола и возраста. Единственным по-настоящему важным существом во всей вселенной... И поговорить со смертью. Ну где же, как не у стены колумбария, можно спокойно пообщаться с этой уклончивой, скрытной, непостижимой особой. Заговорщицей. Хм.
От неожиданного предположения он даже хмыкнул вслух и скосил глаза на соседку. Укололо странным осознанием: именно так, не томной бледной красавицей в невесомых шелках или дамой-вамп в пышных одеждах и уж тем более не скелетом в чёрном балахоне и с косой, а преклонных лет леди в строгом дорогом пальто и шляпке с вуалью представлялась ему смерть. Madame Death.
Да что это он, чёрт возьми? Вроде и не расчувствовался, а фантазии в голове завертелись странные. Мистика - вообще не его тема. Илья никогда не страдал персонализацией онтологических категорий, темой смерти и правда интересовался плотно, но исключительно в рамках философского и психологического познания, да и то в свою студенческую и аспирантскую бытность. А тут - нате вам - убеждённому материалисту И. А. Саранскому захотелось подсесть ближе к незнакомой старушенции: "Глубокоуважаемая Смерть, если я вас не слишком отвлекаю, не соблаговолите ли вы ответить мне на несколько важных вопросов?.."
Илья усмехнулся. Всё-таки он бабуин. Вон, дама на него уже опасливо косится - а кому понравятся пристальные взгляды незнакомца, годящегося тебе во внуки, да ещё и на кладбище. Оставь, дурак, старушку в покое. Ну, какого тебе её шляпка сдалась? Смерть, смерть. Да будь она самой Смертью, разве удостоила бы тебя вниманием? Что ей до нас, людишек, чьи жизни она десятками тысяч ежедневно тасует? Песок, утекающий между пальцев. Хочешь - строй из него замки, а хочешь - набери горсть, сожми, да и брось в волну...
Он не удержался и позволил перед внутренним взором появиться картинке: седая леди в твидовом пальто сидит в детской песочнице и, высунув от стараний кончик языка, лепит куличики... Ага, вот в этом весь Илья Саранский: сперва намудрит что-нибудь запредельное, пафосное, душетопительное, а потом сам же и разобьёт. А что, так легче. Относиться ко многим вещам. Жить...
Но со смертью его и правда связывали какие-то особенные отношения. Более особенные, чем с жизнью. (Жизнь - что? - живёшь себе и живёшь, по инерции, потому что родился). И уж если не поболтать с ней, то хоть разок при жизни заглянуть смерти в глаза Илья не отказался бы. Чтобы хоть что-то понять. В себе в первую очередь.
В детстве он очень боялся смерти. И ненавидел её. Гадкая штука! Портит всё хорошее, разлучает с теми, кого любишь, наполняет болью, от которой трудно избавиться, делит время на "до" и "после", заставляет не спать по ночам и вспоминать, вспоминать, маяться непосильным ощущением, будто что-то упустил, не успел, забыл важное - а теперь уж никогда не исправить... Года в три, когда малыши обычно ничего про смерть не понимают и ни капельки не осознают уход живых существ в мир иной, Илюша так горько и рьяно, до неконтролируемой истерики с рвотой, оплакивал кончину любимого хомяка Болтика, что пришлось вызывать неотложку. Потом умер дед Слава. Вячеслав Сергеевич, как это часто делал, забрал внука из садика и вёз домой, всего-то три остановки на автобусе. Они как раз и ожидали свой автобус, Илья отошёл в сторону, где ковырялся пластмассовой лопаткой в сугробе, и очень удивился, когда дед не позвал его в подъехавший "Икарус"; подбежал к нему, сидящему на лавочке, - а тот не шевелится, прикрытые съехавшей на лоб шапкой глаза застекленело уставились в одну точку. Сердце остановилось - узнал позже Илья от родителей. После этого случая он стал бояться спать в одной комнате с бабушкой - вдруг та умрёт во сне, вон как тяжело, с хрипами дышит... Пока учился в школе, со смертью встречался раз десять, не меньше: пережил кончину пяти родственников, двух учителей, одноклассника, преподавателя гитары, отца лучшего друга Мишки. Старый кот Луначарский, полуслепой и почти глухой, который был в жизни Ильи всегда (появился у Саранских на несколько лет раньше), назло всему жил-жил, жил-жил, но и он однажды сдался - в нарушение легенды об уходящих умирать кошках тихо приполз к тапкам валявшегося на диване в наушниках Ильи, где тот и нашёл полосатого любимца, не подающего признаков жизни. Ох, как же в тот раз Илью трясло! Злился ужасно - на кота, на себя, на всё и всех. И, пожалуй, именно тогда понял, буквально почувствовал каким-то до этого не ощущавшимся внутренним органом, насколько могущественна смерть. Всесильна, не скованна ничем. Куда жизни тягаться с ней? Кого захочет - того и возьмёт. А ещё осознал, что плакать об умерших не стоит. Бесполезно. Насколько бы дороги они тебе ни были, как бы плохо ты не чувствовал себя без них - слёзы только раздувают в сердце боль, растравливают рану. И не приносят ни успокоения, ни смирения. А что остаётся, если не смириться со смертью? Подчиниться её воле. Бунтовать, что ли, возражать, вызвать смерть на дуэль, подать на неё в Международный суд ООН?
С годами острый страх и возмущение всевластием смерти прошли. Осталось лишь недоумение. Вот с ним Илья никак не мог разобраться. Зачем? Зачем люди умирают? Не вообще (эволюционный смысл биологической смерти не вызывал вопросов), а именно эти люди, именно при таких обстоятельствах, конкретно в эти дни?

Помнится, о чём-то подобном Илья и думал, когда впервые увидел Евгения. Или о чём-то другом? Он вообще той осенью очень много - даже слишком - думал. Родители по уважительным причинам на даче не появлялись (мама почти безвылазно помогала в очередной раз родившей жене старшего сына, отец наконец-то занялся протезированием зубов), и вероломно сокращённый системный инженер обанкротившейся телекоммуникационной компании И. Саранский остался на хозяйстве, как ни странно, проникнувшись приязнью к деревенскому существованию. Копал огород, возился в саду - и думал, гулял с Ханом, ходил за опятами - и думал, чистил картошку, рубил дрова, чинил забор, бетонировал фундамент нового парника, сидел у речки с удочкой - да как же не подумать о смысле бытия и судьбах мира? А уж обмозговать что-нибудь вечное, когда топишь печь, - вообще святое. Ядовито-оранжевые угли поплясывают в топке, лицо и руку, которой мешаешь их кочергой, облизывает крепкий жар, в тёплые окна чующим зиму бездомным котом с завистью заглядывает синий вечер. А ты думаешь о разном, таком, что тебя вроде бы и не касается, от чего не зависит напрямую ни крепость твоего чая, ни сытность ужина, ни мягкость постели, ни чистота шерстяных носков, ни сухость сапог; во сколько завтра просыпаться и чем заниматься - тоже не зависит. И именно поэтому мысли, необязательные, ничего не решающие по сути, кажутся особенно ценными, сладкими. А вдруг они таки утешат или сделают тебя хоть каплю счастливее?.. Или мудрее?..
Ещё неделю назад возле соседского заброшенного, заросшего тёрном, снытью и лопухами участка, у дышащего на ладан деревенского домика с сорванной крышей нарисовался серебристый "Фолькс". Новые владельцы? Ну и отлично, наконец-то, а то иметь за забором объект потенциальной пожароопасности не очень-то приятно. Да и лишние дачники в глухой деревеньке не помешают - всё люди, проводники цивилизации. Наверняка не буржуины какие-нибудь - тачка бюджетная, и уж на слишком неказистый объект, несколько лет безуспешно продававшийся чуть ли не за символические деньги, позарились. Хотя понимающие оценят: экология, тишина, лес, речка под носом, удачное расположение участка с возможностью присоединения граничащих соток, да ещё и самый настоящий сортовой яблоневый сад, правда, без хозяйского пригляда заметно запаршивевший, но ежегодно дающий щедрые урожаи. Кстати, за этими яблочками в как бы ничейные владения каждую осень хаживает вся округа и вывозит антоновку, орловку и симиренку мешками. По нашим временам - чем не богатство?
Познакомиться с новыми соседями в их первый визит Илья не успел - те как-то быстро уехали, наверное, наведались на разведку. В другой день Фольксваген с московскими номерами стоял у покосившейся рабицы с раннего утра, и хозяева даже пытались топить печку - из полуобвалившейся трубы валил густой чёрный дым. По удушливому запаху которого и по тому, как быстро в домике пооткрывали настежь все окна, стало понятно, что попытка не увенчалась успехом. Днём Илья новых соседей так толком и не разглядел - белил плодовые деревья, а сам идти знакомиться постеснялся - ну чего людям мешать, у них сейчас дел по горло. А к вечеру заметил за забором костёр. Понаблюдал - сосед, кажется, приехал один, что-то жарил по-скаутски, на прутиках, и вроде бы собирался ночевать в машине. А ночью, между прочим, обещали нехилые заморозки. Илья плюнул на деликатность и пошёл приглашать человека переночевать к себе.
У костра его встретил молодой усталый парень, представившийся Женей, одетый в огромную, настоящую ватную телогрейку времён коллективизации. Наверняка оставшуюся от старых хозяев, догадался Илья. Крепкое хорошее рукопожатие. Из-под поникшей светлой чёлки смотрели немного раскосые яркие глаза. Неунывающие, дерзкие. Уверенные.
К ночи, после полбутылки крепкого домашнего лимончелло на двоих, Илья не только разглядел их цвет до мельчайших оттенков - серый, искристый, с вкраплениями зелёного на прозрачном фоне и тёмным ободком, от вердигри до цвета паука, замышляющего преступление, - но и запомнил на всю жизнь. А ещё понял, что пропал, влюбился. Потяну-у-уло так, что мама не балуй! И, кажется, предмет его неожиданного пыла не прочь...
Натрепавшись и объевшись печёной картошки - и то и другое до отвала, - они до утра целомудренно скрипели каждый на своей кровати, потом завтракали деревенским творогом, яичницей из десятка яиц и свежим чаем с листиками ежевики. Вдвоём. Илью не покидало чувство, что знает Женю многие годы, что они давно вместе. Всегда. Такое он испытывал впервые - резкая тяга к человеку не пугала, не била по мозгам, не лишала равновесия, а наоборот, придавала сил, уверенности, какого-то офигенно приятного внутреннего покоя. Комфорта. Всё отлично, всё правильно, всё так, как и должно быть, а завтра будет ещё лучше.
Весь день они вкалывали на участке Евгения - косили, сгребали, пилили, таскали, жгли хлам. Ржали как кони. Жарили на мангале хлеб и сосиски. Оказалось, жить в новоприобретённом доме, особенно в холодное время года, было совершенно невозможно. Евгений увлечённо, с каким-то заразительным смаком, строил планы, собирался нанять трактор, окультурить участок, вырыть колодец, поставить бытовку, подыскать мастеров для сруба. Дом он купил для матери; намаявшись без своего угла, едва ли не с детства мечтал о собственном жилье, пусть и в глуши, главное - СВОЁ. Свой стол, своя кровать, своя мастерская, свой коврик у порога, свои одуванчики. Он буквально пьянел от чувства хозяина. А Илья слушал его и радовался. Чему - не особо задумывался. Просто ему было по кайфу, что познакомился с таким парнем. Вот именно с таким. Вернее - дождался его...
Уехал в город Женя уже в темноте. Их первый поцелуй был смазанным, но таким домашним... Илья провожал огоньки габаритников с уверенностью, что тот вернётся. К нему.
Так и вышло. Просто потому, что иначе быть не могло...

Они были счастливы. Несколько лет, несмотря ни на что. Илья часто, с маниакальной периодичностью, спрашивал себя, счастлив ли, и однозначно отвечал "да". Всё складывалось само собой: жильё, быт. Родичи Ильи в его дела не лезли, мама и брат были по уши заняты выращиванием маленьких Саранцевых, а отец делал вид, что не догадывается о сексуальной ориентации младшего сына. Раньше это Илью коробило, а потом махнул рукой: отца он любил, тот его - тоже, так почему бы не позволить близкому человеку играть в страуса? Кому от этого плохо? С Женей всё было ещё проще: сестра находилась с ним в глухих контрах, а мать как раз обожала, поддерживала всегда и во всём, порой - слишком назойливо, искренне радовалась, что дорогой Жекочка встретил наконец свою любовь в лице во всех смыслах положительного молодого мужчины. Только радовалась недолго - легла на плановую, в общем-то плёвую операцию и не проснулась после наркоза... И такое бывает. Смерть любит ходить по гостям, ко многим является без предупреждения. Женя остро переживал эту потерю, и если бы не Илья, наверняка сорвался бы и натворил бед. Но Илья был рядом, всегда, не давал ему ныть и глушиться алкоголем, не позволял уходить в своё горе, занял всякими делами, заставлял мотаться в спортзал, строить дом. Когда, несмотря на все усилия, Женя всё-таки чуть не ушёл в штопор, Илья подумал, что, пожалуй, стоит пойти на хитрость и придумать себе несуществующую болезнь, например, договориться с каким-нибудь врачом и притвориться онкологическим больным или повесить на ногу липовый гипс - чтобы Женька за ним ухаживал, переживал и отвлёкся от мыслей о маминой смерти. Скажете, глупая идея? Ну как сглазил: однажды собрался приготовить шашлыки и облился жидкостью для розжига, получил ожоги третьей степени, долго провалялся в больнице; Женя навещал его почти каждый день, сидел рядом часами, выносил утку, кормил бульонами и паровыми котлетами собственного приготовления, нашёл приработок - чтобы хватило денег на дорогую операцию. В общем, выкарабкались. Вместе.
Смерть кружила поблизости, но не могла испортить или разрушить того, что их связывало. Любовь? Может, и не так патетично. Илье почему-то было неловко говорить о любви, а Евгений вообще посмеивался над всякими там телячьими нежностями и бабскими заморочками. Оба получали друг от друга то, что хотели, без напряга, скандалов, долгих притирок или взаимной дрессуры. Секс, общение, заботу, стабильность, совместные планы, нескучный досуг. Много тепла, ещё больше удобств. Делились собой, потому что оба этого хотели. Два человека, идеально созданные друг для друга, два ювелирно совпадающих зубцами колёсика слаженного механизма.
Но любые детали стачиваются, коррозируют, изнашиваются.
Банально, тривиальнейше. Избито до оскомины. Женя стал ходить налево. Причём, не придавая этому серьёзного значения. А Илья, поражаясь себе, не особо удивился. Ну что ж, гейские стереотипы. Было горько, слегка. Немного давило в груди. На какое-то время, впрочем, не слишком продолжительное, стало противно думать о сексе и даже дрочить. Жалость к самому себе пару дней потаскалась за ним хвостом, несколько раз приходили нецензурно сформулированные мысли о том, что он так много отдал этому пиздюку - а тот, а тот! Типа предатель, шкура и всё такое. Стандартный набор в голове у того, кто не успел изменить первым. А потом Илье стало всё равно. Случилось - и случилось. Не беда, не самое ужасное в жизни. Если партнёр ему наставил рога, значит, виноваты оба. Или не виноваты - такое тоже случается.
В общем, Илья не слишком злился, сцен не устраивал, дверью не хлопал, чемодан неверного любовника за дверь не выставлял, на капоте его автомобиля неприличных слов не царапал. Даже ни разу не врезал ему - хотя кулаки чесались... - и не повысил голос. Он Евгения понимал. Бывает, хую не прикажешь. Да и надо ли? Спорный вопросец, а спорить, особенно с самим собой, абсолютно не хотелось. Ну не было у Ильи подходящего боевого настроения. Быстро отболело, онемело. Рассосалось.
Подумал-подумал, прислушался к своим ощущениям - и понял, что, скорее всего, не сможет относиться к Жене как прежде. Жить по привычке? Притворяться с единственной целью - не остаться в одиночестве, не лишиться регулярной ебли? Он должен с ним расстаться. Хочет. Душу до краёв, не оставляя места ни ревности, ни даже крупицам возмущения, заполнило равнодушие - какие уж тут отношения? Пофигизм - палач любой близости. Разойтись по-хорошему, типа как в море корабли. Постояли борт о борт в одной комфортной гавани, потёрлись бортами - и хватит. Всему приходит конец, и нечего делать из этого трагедию. Всё по-взрослому, по-мужски. Опрокинуть на прощание по стопарику - и расстаться друзьями. Да, так будет правильно и хорошо для обоих.

Только вот узнать, хорошо ли оно будет и для Жени тоже, и что тот вообще по этому поводу думает, Илья не успел. Потому что Женя разбился. Насмерть. В автокатастрофе. То ли не справился с управлением на скользкой дороге, то ли его подрезали, не суть. Отбойником искорёжило всю левую скулу новенького "Поло". Женьки не стало. А его спутник, сидевший на пассажирском месте, отделался двумя открытыми переломами и черепно-мозговой.
Вот так, утром ещё был. Мурлыкал, бреясь в ванной, ругал босса, не вымыл свой бокал. И вдруг - надо хоронить. И все слова, приготовленные для него, повисли над головой облаком тяжёлого дыма. Стоит неловко вздохнуть - и удушье хватает за горло.
Сестра Евгения захотела похоронить его прах на Троекуровском кладбище. Илья не возражал, дал денег, тем более что вышло не особо дорого. От его дома это, конечно, далековато, считай, на другой конец Москвы пилить, но кто его спрашивает. Кто он вообще такой? Да и есть ли разница, где... Через полгода сестра продала всю недвижимость и исчезла с концами. Илья узнал об этом, когда не смог связаться с ней по поводу установки на годовщину Евгения приличной траурной таблички. Нашёл в соцсетях её страничку, по косвенным признакам понял, что той нет в России, прикинувшись зайчиком, связался с её виртуальными подружками и выяснил, что единственная близкая и вообще известная родственница Жени благополучно живёт в Израиле и посещать родину не собирается.
Для доски колумбария он выбрал мрамор с красивым названием Porfido Verde, серо-зелёный, мелкозернистый, из всех предложенных образцов больше других напоминавший цвет Женькиных глаз. Фотку подобрал ту, на которой покойный был строг, задумчив, похож на античного мыслителя, и только в уголках его губ прятались лучики улыбки. Приходит Илья на Троекуровское не часто, дважды в год - обязательно. В день гибели Евгения - всегда. Приносит розу, остальное - притворство.
Странно и удивительно. Кого-то смерть разъединяет, разрывает прочные узы, растаскивает по полюсам вселенной, по разным мирам, а им, наоборот, не позволила расстаться. Не дала превратиться в бывших, в пшик, в зря потраченное время, деньги, эмоции, в ошибку. Теперь Женя навечно останется его парнем... С кем бы Илья ни пил по утрам чай, из чьей постели не разглядывал бы в окне огни ночного города - настанет день начала декабря, и он понесёт своему Жене живую розу. А вечером помянет стопкой горькой. Своего навечно...
- Такой молодой, а уже вдовец, сочувствую.
Илья вздрогнул. Дама в шляпке, выгнув губы скорбной скобкой, пересела на своей скамейке ближе к нему и тронула за рукав. Подслеповато прищурившись, прочитала на доске, к бронзовой подставке которой Илья приладил розу:
- Кленц, Евгения? Отчество что-то неразборчиво. Красивая девушка. Жена? Крепитесь, молодой человек.
Илья было отшатнулся. Что за бред? Издевается, что ли, старая карга? Но сообразил, что плохо видящей старушке фотография Жени и правда может, хоть и с натяжкой, показаться женской: мягкий овал и тонкие черты лица, длинная чёлка. Фамилия - вообще унисекс.
Э... Как она его назвала? Вдов... Вдов-цом?!
Слово резануло. По сердцу. По горлу. По глазам.
Впилось.
Взвыло студёным ветром. Посыпалось колючими снежинками. Снег зимой - обычное дело...
Старушка, между тем, вздохнула, участливо заглядывая Илье в лицо:
- Вдовство - это всегда трагедия. Я вот четвёртого мужа похоронила. О-о-ох. Разрешите, молодой человек, себе горевать. Не пытайтесь быстро заполнить пустоту, которая образовалась вокруг. Время - лекарь. Жизнь продолжается. Никто не пройдет через это, кроме вас.
Рассеяно кивая, Илья думал:
"Ну и банальны же вы, madame Death.
И мудры..."
Под ручку проводив словоохотливую собеседницу до выхода и вежливо предложив подвезти её, он с облегчением услышал отказ. Пожелал даме всего хорошего и отправился по своим делам.
Нет, горевать он точно не будет. Будет помнить. И думать. И жить.

Иллюстрация Daniel Barkley

15 ДЕКАБРЯ 2016 В ЯБЛОКАХ

Ссылка:

Смотрите также

#ЗНАКОМСТВА, #ОДИНОЧЕСТВО, #ОТНОШЕНИЯ

Что такое одиночество? И когда оно может быть полезно?

Почему страх одиночества делает нас удобными для общества и когда полезно побыть наедине с самими собой.

Для счастья романтические отношения необязательны

Удивительно, но в 2023 году кому-то приходится объяснять: все мы разные. Кому-то нравится быть в романтических отношениях, а кто-то ценит возможность жить без них.

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

Наступает лето! На охоту выходят борцы за нравственность и полиция