КВИР - Ванечка

Ванечка

Вот он идет по залитому весенним солнцем и кучей толкающегося народа Невскому проспекту. Ванечка. Человек, которого я очень люблю. Нет, я его люблю, как человека, а все остальное... Все остальное не так важно, как то, что я его люблю, как человека.

(все имена здесь вымышлены, все совпадения с чьей-то реальной жизнью случайны, все намеки исключены)

идет красиво. Ванечка вообще все делает природно, от рождения красиво. Красиво улыбается, красиво смотрит, красиво сморкается, очень мелодично пукает во сне или на унитазе, очень изящно здоровается, протягивая ладонь с данной ему судьбою изысканной величавой царственностью Людовика 14... Ну или еще какого-то коронованного урода, которому с самого памперсового возраста внушали, что он - воплощение Божественного.

Ванечка сморкается так, что это выглядит застывшей картинкой на раритетном безумно дорогом гобелене, где девушка и юноша кормят бисквитами черного и белого лебедей. Ванечка читает свой учебник по кожно-венерическим заболеваниям, словно юный иудей, который оказался первым в книжном магазине, где была презентация Библии. Ванечка ест в своей любимой "Япошке" свои любимые вареники с картошкой с такой отточенностью движений, светлым вдохновением и с такой грацией, что это напоминает балет "Ромео и Джульетта" в лучшем исполнении Улановой. Ванечка ругается матом так, что в этом слышится речное журчание фуги Баха...

У Ванечки было все, пока он был умненьким мальчиком и вел себя хорошо. Вот только любви у него не было. А Ванечка хотел только ее

Но хватит утомлять вас перечислениями и сравнениями. Этот Ванечка делает все, абсолютно ВСЕ красиво. Даже, когда дает мне по морде.

Первый раз Ванечка почувствовал, что его никто не любит, когда ему было три года. Он нашел на улице сломанный забракованный в цветочном магазине полураспустившийся тюльпан и принес его домой... Чтобы подарить самому лучшему человеку на свете, самому важному, любимому, самому дорогому. Он принес его маме.
- Зачем ты тащишь в дом всякую грязь?! У меня и без твоей заботы дел хватает!

Цветок, который после лежания в грязной луже, да еще и сломанный, был действительно не очень "товарного" вида, был выпизднут в окно. А Ванечку вытряхнули за шиворот из курточки и отправили в "свою" комнату. Так Ванечка забоялся любить первый раз.

Потом Ванечка долго был умным. Он хорошо себя вел в детском садике. Мыл руки после того, как пописает. Доедал до конца вермишель и пережаренные котлеты. Завязывал шнурки на ботиночках красивым бантиком. И даже читал какой-то гнусный стишок про "Вы, друзья, как не садитесь, все в музыканты не годитесь", такому же гнусному дяде Жене, который пах сладкой блевотиной и резинкой от трусов.

Ванечка ждал похвалы и поощрения. И получал их. Его водили в детский парк кататься на карусели. Возили из его северного, серого и некрасивого, такого контрастирующего с красивым и теплым Ванечкой города, к красивому и теплому морю... Покупали ему японского робота, который сам ходил, сам кричал "Уйди-уйди!" и не ломался, если его тайком сбросить со шкафа. У Ванечки были самые дорогие ручки в школе, самые охуительные джинсы, самые модные прически.

Мало того, хоть это пока могли видеть только приятели в бассейне, у Ванечки были трусики от Версаче, в то время как его одноклассники носили "семейки" с растянутой резинкой, которые периодически нужно было "подсмыкивать", то есть подтягивать повыше на пузе. В общем, у Ванечки было все, пока он был умненьким мальчиком и вел себя хорошо. Вот только любви у него не было. А Ванечка хотел только ее.

Он смотрел, как краснорожие, огрубевшие от тяжелой работы, плохо одетые папани его приятелей, забрасывают их на закорки и идут с ними кататься на лыжах, барахтаются вместе в снегу и ласково матерятся от какой-то непонятной теплоты и неведомого счастья. И он хотел того же. Он наблюдал, как мелкую девчонку в привокзальной забегаловке не очень трезвый папаша кормит коржиком и спрашивает, будет ли она компот из сухофруктов. Потом прижимает к своей нетрезвой, колюче-небритой морде и говорит: "Солнце ты мое, пиздатое...". И опять хотел того же.

И Ванечка прокололся. Или открылся. То есть опять стал Ванечкой. Он не виноват. Был какой-то семейный праздник. Мама выпила. Была веселой, еще более, чем обычно, блистательной, любимой и неопасной. От нее так вкусно, так маняще нежно, так защищенно пахло тонкими духами, теплым молоком и хорошим настроением, что Ванечка вдруг потерял чувство страха и, когда оказался слишком близко, прижался в загривок с любимой прядкой волос, которая выпала из прически и легла на шейную, позвоночную ложбинку... и поцеловал.

...Он очень долго плакал на улице. Горело от сильного удара ухо. Хотелось оттащить в сторону тяжелое кольцо крышки от канализационного люка и рухнуть туда, чтобы просто НЕ БОЛЕЛО! И заевшей пластинкой в голове настойчиво, монотонно визгливо, ультразвуком: "Иди в жопу, мудаченок!"

Ванечка очень давно был сильным человеком. Он побегал по холодным улицам. Постучал кулаком по стенам домов, сбив себе в кровь свои красивые руки. Он повыл на Галактику. Он взял себя в лапы. И опять стал умным. Умным хорошо упакованным подростком. Который НИКОГДА, ни при каких обстоятельствах не покажет, чего он хочет... Что он хочет любви. Только любви.

В 17 лет Ванечку вывезли в столичный город. Он поступил в хороший вуз. Ему сказали, как одному советскому классику, удравшему на остров Капри от власти, которую он к ней и привел: "Не медаль ты нам на шее, иди-ка ты на х..., в общем, в люди".

Ванечка голодал, но никогда не просил в долг. Ванечка курил "Беломор", но носил трусы от Кельвина Кляйна (правда, они были одни единственные, и он их стирал каждый день, но мамины от Версаче выкинул). Ванечка пил самую дешевую водку, но ни разу не сказал своей самой богатой в городе маме: "Дай денег!". Хотя она бы дала. Не хотел. Так ему было лучше.

И еще Ванечка держался. Он хорошо учился. Работал, где предлагали, и зарабатывал достаточно для своих 17 лет. Он был лучшим другом и самым интересным собеседником. Он лучше всех танцевал в клубе, а на дурацком институтском КВН считался самым остроумным и артистичным. Он спал с девочками и мальчиками, и про него шла слава великолепного ебаря. Его курсовую работу опубликовали в научном журнале.

Поздно ночью Ванечка оставался один, рисовал странных, очень грустных скрипачей. И мечтал о взаимной любви...

Этот человек подкупил. Нет, не деньгами, хотя у него их было даже в избытке. Не мобильниками, шмотками, поездками, прогулками, праздниками и фейерверками... А тем, что положил это все к ногам Ванечки, не спрашивая у него на то согласия.

Ванечка выкидывал, отказывался, не ел в самых лучших ресторанах (пил дешевую минералку, смотрел на счет и закладывал в папочку свой мятый полтинник). А тому было по хую. Он не обращал внимания и утром был новый мобильник, новые шмотки и прочее меню в самом широком, прости Господи за пошлость, ассортименте.

Он улыбался и был красив редкой печальной красотой, несмотря на свои сорок. Он был надежен, как скала, и ни разу не дал "красной тревожной лампочки", поцеловав хотя бы в щеку. Он был остроумен, успешен и предлагал уехать навсегда в Норвегию, потому что там холодно и красиво на улице, но тепло и красиво в его доме с маленьким морем в подвале, которое способно на приливы, отливы и волны, пригодные для серфинга. Он не пользовался парфюмом, потому что от его тела пахло парным молоком, морским ветром и сильным человеком. Он умел взглядом дать понять окружающим, что он хочет, и получал это тут же с холуйской угодливостью гаишника, умыкнувшего в карман тысячу стабильных денег взятки. С ним было безопасно. Он явно хотел любви Ванечки и готов был ответить взаимностью...

И Ванечка прокололся. В последний раз. Вернее, открылся. Или потерял чувство страха.

Его насиловали долго. Больно. И очень унизительно. Он терпел. Он знал, что это кончится, а любовь останется. Кончилось. Он повернулся к своему богу, к самцу, к вожаку трусливой стаи и прошептал, целуя в шею: "Я тебя люблю"...

С горящим от боли и стыда телом, в наспех одетой комканой одежде он брел по улице. Больно! Как же больно, стыдно и ГЛУПО!!! Еб же твою мать! Ты же умный мальчик, как ты мог? Так не бывает! Не будет! Так НЕТ!! Пойми ты урод моральный!

Но Ванечка всегда был и остается сильным мальчиком. Он отыгрался и унизил в ответ. Он устроил красивый, позорный для всех скандал в дорогом ресторане, когда его красивое тело снова захотели продемонстрировать нужным людям в нужном месте, а потом поиметь...

За что он себя ненавидит? Так только за то, что в ответ на очередное сообщение или звонок он еще долго после него воет на Галактику.

А потом мы познакомились. У меня нет шансов. Почти. Ванечка больше совсем не верит в любовь. И не проколется. Вернее не откроется. Точнее не утратит чувство страха. Это его право. Ведь он со мной дружит. А он замечательный друг.

И поэтому я иду ему навстречу, напротив "Гостиных дворов", улыбаюсь, забывая, что лучше этого не делать, потому что на стоматолога до сих пор не хватает денег, во всю свою акулью пасть, и ору на весь Невский, залитый весенним солнцем и людьми, которые толкаются от нехватки теплых прикосновений:

"ВАНЕЧКА!!! А Я, ПРАВДА, ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!"

Фото Vladimir Agapov / www.agapof.com

03 ИЮНЯ 2014 ЛЕОНИД РОМАНОВ

Ссылка:

Смотрите также