КВИР - Ушедший в Океан

Ушедший в Океан

Владимир Коренев запомнился мне своей главной ролью - но зато какой! В этом году фильму "Человек-амфибия" исполнится шестьдесят.

В Ихтиандра невозможно было не влюбиться. Это было ясно даже подростку, который начинал осознавать себя юношей. Но дело было даже не в потрясающей мужской привлекательности героя. Сам типаж интуитивно ложился на сердце и был мне понятен: нестандартный, наивный парень, ощущающий себя чужим в агрессивном обществе со своими жёсткими законами.

С одной стороны, это была аллюзия гея в советской среде, с другой - традиционный типаж "Идиота" Достоевского, о чём в то время я, конечно, не подозревал.

Не случайно фильм появился в 1961 году, на излёте Оттепели, когда противостояние идеалистов, диссидентов и романтиков - партийной бюрократии близилось к финалу. Скоро ихтиандры романтической мечты о "социализме с человеческим лицом" - окажутся под прессом, во внутренней эмиграции (спасибо, если не в психушке и не за решёткой, в ржавой бочке).

"Сумасшедший!" - кричали жители портового городка. А герой всего лишь жил в согласии с чувствами.

В 70-е системное зло режима раздавит советских романтиков уже окончательно, - как экранный "капитализм" раздавит Ихтиандра, лишая его лёгких и права дышать воздухом свободы.
Дышать станет совсем невозможно (метафора, понятная любому советскому диссиденту).
Ихтиандр уходил в океан, в свободную стихию, как диссиденты уходили во внутреннюю эмиграцию. Это тоже будет "дно", но свободное от "совка".

В этой сложной картине был "второй план", который советская цензура обычно называла "неконтролируемым подтекстом".
Молодёжь, выходя из зала, напевала строчки, которые в картине имели обратный смысл. Но для нормального советского человека, алкогольно-озабоченного в силу своей нереализованности, - песенка звучала как родная.

Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы - всем на дно,
Там бы, там бы, там бы, там бы - пить вино.
Там, под океаном, ты трезвый или пьяный,
Не видно всё равно...

Обаяние "зла" и красивой жизни постепенно разлагало душу советского зрителя. Это был гимн неформалов близкой брежневской эпохи.

Лично для меня герой Коренева был дважды привлекателен и "травматичен". Он символизировал не только недоступность мужской красоты, её запретность для меня в советской реальности, - но и тупиковость, драматизм роли "отщепенца" и "идиота", противостоящего "здоровому коллективу". Интуитивно я понимал, что я был точно таким же.
И только слабая ниточка, иллюзия любви, связывала "изгоя" с миром, который не дал этой любви никакого шанса...
Трагизм этой драмы, одиночество героя, его красота и изгойство - не имели выхода в картине, и её финал вызывал тяжёлые чувства.

Подозреваю (и даже уверен), что автор романа Александр Беляев вкладывал в книгу похожие мысли и настроения.
У одиночки не было шансов выжить, - кроме как на дне, раздавленным, больным, лишённым иллюзий, вдали от торжествующего общества.

Сегодня я не рискнул бы снова смотреть "Человека-амфибию", - слишком тоскливые чувства тогда вызвал фильм.
Но как ни странно, и сейчас мало что изменилось в судьбах одиночек и идеалистов - на фоне "агрессивно-послушного большинства". Теперь их называют либералами и "агентами".
От "морского дьявола" (оболганного мерзавцами) до "иностранного агента", кажется, не 60 лет, - а один шаг...

07 ЯНВАРЯ 2021 ALEXANDR HOTZ

Ссылка:

Смотрите также