КВИР - Удивительные приключения москвички на холодных бельгийских берегах, или Дракон о шести головах

Удивительные приключения москвички на холодных бельгийских берегах, или Дракон о шести головах

Каждый раз, когда я говорю людям о том, что вернулась из Европы, где прожила долгое время, мне приходится отвечать на вопрос "нахрена". В смысле - нахрена вернулась.

Всем понятно - у нас хреново, там хорошо. Гей-права, стабильность, экология, все дела. Согласна совершенно, и первая встану в ряды тех, кто по-прежнему не готов растить здесь детей и стариться.

Но дело в том, что уезжать можно по-разному, а нужно - по-умному. Это, дорогие, шаг серьёзный, весомый, и несущий в себе такое количество подводных камней, что можно очень нефигово ободраться.

Именно поэтому я и хотела бы поделиться своей историей, чтобы, возможно, вооружить тех, кто собирается сделать этот шаг, предупредить о вещах, которые будут с вами происходить, и о которых не напишут в эмигрантских ободряющих проспектах и на сайтах посольств.
Это как с сексом - одно дело, о нем читать, а другое - заниматься, совсем, надо сказать, разные ощущения. И хорошо бы хотя бы примерно понимать, что тебя ждёт, перед тем, как бросаться в постель. Так и с эмиграцией - важен как выбор партнёра, так и сам процесс и его понимание.
Так что на этот раз позволю себе поделиться с вами опытом не сексуальным, а жизненным, и, надеюсь, не скучным. Хотя конечно, что скрывать - про секс интереснее.

Осознание себя в эмиграции делится на фазы, которые сменяют друг друга постепенно, и иногда не замечаешь перехода из одной в другую. Они неизбежны, как смена времён года, и разнообразны, как не знаю, что.
Иногда рвётся мозг: как же я мог испытывать два месяца назад эмоции, совершенно противоположные нынешним? Мог. И должен был.
Говорю ответственно, на личном примере.

Ты приезжаешь в страну, о которой мало что знал. Или много что - совершенно неважно, потому что реальные ощущения в любом случае будут кардинально отличаться от того, что ты себе представлял.
Архитектура, география улиц, запахи, цвета - все будет другое и новое. И на первом этапе все это вызывает чувство острого счастья.
Осознание того, что ты приехал сюда насовсем, приходит далеко не сразу, и первое время ты по инерции ведёшь себя, как заправский турист.
Дома - где бы ты ни жил, ты только ночуешь. Все время уходит на исследование местности: вооружённый фотоаппаратом, ты идёшь в центр города, в моем случае - Брюсселя - и взахлёб глотаешь новые впечатления. Ты очарован улочками с брусчаткой, огромной ратушей на главной площади, летящими ввысь окнами соборов и прочими штампами.
Ты ешь местную еду и пьёшь местный шоколад, тебя тянет в сувенирные лавки и прочие места, созданные для туристической радости.
Ты увешан путеводителями и картами, в которых потихоньку начинаешь разбираться. В особый восторг тебя приводит местный вокзал, потому что до Лондона - полтора часа через Ла Манш, до Парижа - четыре, до Амстера - три, не говоря уж о местных прелестях типа Брюгге.
И ты едешь, и идёшь, и покупаешь магнитики, которые никогда не повесишь на холодильник, потому что глупо вешать Париж в Брюсселе.
Ты турист и дома, потому что и там все ещё ново и непривычно, и ты осваиваешься и медленно привыкаешь, не теряя при этом восторга первооткрывателя.
Мир принадлежит тебе. В радиусе как минимум тысячи километров.
Потом, изучив основательно все пункты двадцати путеводителей, ты разуваешь глаза, и начинаешь замечать мелочи.
Как очаровательны местные цветочные лавки, к примеру. Или что вон из той кофейни можно вылезти на крышу, и смотреть на город с новой точки. Или что дама по соседству ровно в час дня выгуливает своих пятерых собак в разных костюмчиках.
Твой туристический взгляд устремляешься глубже - ты изучаешь людей и их привычки.
На рынках принято встречаться и пить вино прямо там, за стойками, закусывая его только что купленным сыром.
Во время ланча все сотрудники Европарламента выходят со своими бутербродами на газон, окружающий здание парламента, и лопают их, сидя в своих безупречных костюмах прямо на траве.
По выходным весь город выходит на пробежку в парки и скверы, древние старушки бегут рядом с молодыми чиновниками, мамы лихо катят перед собой коляски с грудничками, а молодёжь ухитряется ещё делать в это время селфи.
Исследуя, погружаешься внутрь уже комплексно, и незаметно переходишь во вторую фазу - назовём её фазой Сопричастности.

Спустя пару-тройку месяцев у тебя появляется ощущение, что ты охренительно ассимилировался.
Карта метро уже не представляется лабиринтом. Центральные улицы и магазины освоены, ты спокойно покупаешь проездной на все виды транспорта, разобравшись в хитросплетениях автобусных и трамвайных линий. Бесцельно гулять уже неинтересно, и ты начинаешь активно исследовать район, в котором живёшь.

Воскресные рынки, служба в церквях, булочная и лавочка с китайской едой - ты уже ходишь туда привычно и с удовольствием, не забывая спросить "как дела?" у каждого из продавцов.

Тебе доставляет несказанное удовольствие перебирать как леденцы во рту звуки нового языка. Ты делаешь большие успехи и уже вполне можешь объясниться на бытовом уровне, что приводит тебя самого в неописуемый восторг. Ты почти физически ощущаешь расширение внутренних границ, и каждый новый шаг вызывает прилив уважения к себе.
Ты очень занят: бесконечно оформляешь документы, попутно удивляясь массивности местного бюрократического аппарата, знакомишься с новыми людьми, учишь язык, и делаешь ещё сотню дел, которые кажутся тебе очень важными.

Так как работать у тебя ещё права нет, ты стараешься не терять времени зря в процессе интеграции - и у тебя получается.
Ты впитываешь местный уклад, с удовольствием замечая, как он находит место в твоём сознании; оказывается, ты ещё такой гибкий, ты ещё можешь жить совсем иначе, чем привык!

Ты приспосабливаешься к тому, что после шести вечера и по воскресеньям город вымирает, и заранее планируешь покупки и дела так, чтобы не напороться на отсутствие соли к обеду при закрытых магазинах. Тебе нравится пить вино в маленьких барах именно по средам - как тут принято. Тебе импонирует привычка местных планировать все заранее на месяцы вперёд. У тебя уже расписаны все пятницы - для встреч с друзьями, субботы - для барбекю с домочадцами, вторники - для поездок в супермаркет.

Твоя жизнь начинает быть регламентированной донельзя, и ты находишь в этом прелесть. А ещё тебе становится стыдно.

Стыдно за то, в какой бесконечной суете и сутолоке живёт наша страна. За въевшееся в кровь незнание, каким будет завтрашний день. За часы в пробках, которые ты мог бы провести неспешно и с толком - как здесь. За бедность и незащищённость, за плохие продукты, за хамство и неулыбчивость нашего брата. Ты сравниваешь процентные ставки по кредитам в Европе и у нас - и ужасаешься тому, как мы вообще выживаем. Ты вспоминаешь грязь и неухоженность улиц, отсутствие элементарного бытового комфорта, грязные машины и нищих стариков. Этих особенно, потому что каждый день наблюдаешь брюссельских бабулек лет эдак под сто, в элегантных брючках, в мокасинах Ecco, бодро шаркающих со своими тросточками, ходунками и прочими приспособлениями для облегчения жизни в ближайший ресторанчик на ужин.
Европейские стариканы, кажется, принципиально ужинают только вне дома, ходят на все премьеры и вкушают все радости жизни, чтобы вдоволь насладиться последними годами. Как тут не вспомнить бабу Галю в неизменном платочке у подъезда, которая вот уже много лет не видела ничего, кроме поликлиники, ближайшего магазина и районных котов.

Стыд накрывает волной, и ты малодушно радуешься тому, что у тебя есть шанс закончить свои дни достойно, не опасаясь сгнить в нищете, перемолотым безжалостной машиной нашего государства.

Помню, я постоянно вспоминала слова отца о том, что в России можно жить только молодым, богатым и здоровым. И именно там ко мне пришло осознание того, что мы, собственно, всю жизнь, все силы тратим именно на то, чтобы оставаться таковым как можно дольше: пашем, как кони, гонимся за мнимой стабильностью, которая рухнет - стоит только, к примеру, серьёзно заболеть или состариться.

И, да - ЛГБТ. Вы ведь ждёте, правда?
Это особая тема. Может быть, кто-то думает, что Запад - это такой сплошной гей-парад, где каждый второй открыто заявляет о том, что он - гомосексуал, и нация бурно ему аплодирует. Это не так. Очарование обладания всеми правами заключается в другом - тебя не выделяют.
Вот молодой человек бронирует номер в отеле "с одной кроватью, для меня и моего мужа", - и менеджер даже бровью не двигает.
Вот на День Святого Валентина официанты в кафе разносят всем парочкам сладкие комплименты - и двум девушкам с ребёнком, и не могущей оторваться от поцелуев парочке мальчишек-студентов.
Вот премьер-министр заявляется на приём со своим бойфрендом, и интерес прессы вызывает не их пара, а какая-то мадам, явившаяся в непозволительном прикиде.
Ты впервые ощущаешь себя законной, полноправной, а главное - вообще существующей частью общества - и не более. Всем действительно пофигу, кто ты - и это кайф. Всех моих новых знакомых интересовала жизнь в России, наши цены на бензин, моя профессия, все что угодно - но не ориентация. Маленькой консервативной Бельгии действительно было пофигу, с кем я сплю. Её гораздо больше напрягал факт того, что я - русская. И интерес в глазах собеседников всегда вспыхивал после фразы "I'm from Moscow", а не "I am gay."

Хотя, конечно, начинаешь испытывать гордость за людей, которые смогли добиться того, что раз в год радужные флаги развешиваются на всех государственных учреждениях, и лучшие площади, улицы, районы отдаются под гей-шествия. И когда ты видишь эту огромную праздничную толпу, эту счастливую танцующую массу, которая к утру не расползется ныкаться от общества, а спокойно отведёт ребёнка в школу, где как минимум одна пара родителей на класс - это гей-пара, и пойдёт на работу, где обсудит с коллегами вчерашний прайд - тебе становится как-то хорошо. И снова - стыдно.

Однако, проходит прайд, проходит лето и удивительно тёплая бельгийская осень с её антикварными рыночками на старых площадях, музыкальными фестивалями и лебедями в парках, и наступает твоя первая Европейская зима.

Зимой идут дожди. Безостановочно. С ледяным ветром и мелким снегом, который, впрочем, сразу тает, и не успевает прикрыть почерневший город. Ты по-прежнему ждешь получения документов для права работать, и сидишь дома. Физически - дома, потому что на улице мерзко. Выберешься в лавку за порцией корма - и снова домой. А дома холодно, это вам не Россия с её халявным центральным отоплением. Здесь батареи включают с утра на час - чтобы нормально позавтракать, и вечером - чтобы прогреть дом ко сну, что, впрочем, не выходит. Ты вдруг понимаешь, что все время мёрзнешь.

И вот как-то раз, завернувшись в плед, ставший спутником твоих вечеров, ты включаешь какой-нибудь Russia Today - а там репортаж, ну скажем, с Тверского бульвара. А там снег - сугробами. И народ в пуховиках, и каждый метр знакомый, и сквозь речь журналиста кто-то кричит кому-то: "Миша, иди сюда, испачкаешься!". И вот тут тебя накрывает

Ты начинаешь скучать - как-то в один день и неожиданно. Тебе по-прежнему все нравится; тем более, что открываются рождественские рынки, и начинается вся эта весёлая канитель с запахом глинтвейна, вертепах на площадях и прочим Christmas mood.

Ты украшаешь дом по-новому, веночками и лентами (звучит как-то похоронно, не находите?), печёшь имбирные пряники, зовёшь гостей, словом, продолжаешь интеграцию по полной.

Лопаешь устриц на улицах (да! В декабре открыты все веранды кафе, обогревающиеся специальными такими штуками с газовым огнём!), любуешься огоньками в окнах и шлешь родным в Москву весёлые фотки.

И во всем этом великолепии скучаешь всё больше. Причём, скучаешь порой по совершенно неожиданным вещам - по повороту на улицу Русаковская, например. По тому, как с утра, матерясь, откапываешь из-под снега машину. По запаху жареной картошки, которым обдаёт, когда заходишь к маме - притом, что ты её терпеть не мог.

Скучать начинают даже осязание и слух - это удивительное ощущение - тебе не хватает гудения машин в пробках, голосов ди-джеев по радио, ощущения замерзшего от мороза и оттаивающего в тепле носа.
Ты все чаще смотришь русские каналы. Не отлипаешь вечерами от скайпа с родными. Жадно вглядываешься в детали фотографий, которые они пачками шлют тебе, и замечаешь всякую ерунду, которая вдруг становится милой сердцу: мужика в дворницком жилете, например. Или кусок знакомого с детства забора. Удивляешься себе по этому поводу всё больше, но процесс уже необратим.

Не буду делиться подробностями о другой тоске - по близким людям. Скажу одно - совсем не сразу приходит осознание того, что они вот так запросто больше не придут к тебе на чай. Что весь огромный пласт, состоящий из ваших звонков, визитов, времени вместе, угадываниях друг-друга с полуслова и абсолютном ощущении семьи - все это осталось там. Тебя окружают новые замечательные люди, но, положа руку на сердце, тебе глубоко параллельно, что у них на душе, завтракали ли они, и главное - когда вы снова увидитесь. Ты вдруг понимаешь, что места в твоём сердце уже ни на кого не хватит - полна коробочка, и полна теми, кто физически сейчас не рядом. И кажется, судя по тому, какую ты себе выбрал жизнь, рядом - в том смысле, который ты привык в это вкладывать - больше не будет.

И есть третья сторона ностальгии, как по мне - самая нелегкая. Ты начинаешь скучать по себе - прежнему.
Кончилось то время, когда ты фанател от каждого сказанного собственным голосом французского слова и резво носился по делам. Дела сделаны, по-французски ты уже без трепета смотришь кино, а ещё ты сидишь дома и ждёшь, когда начнёшь реально жить - работать, приносить какую-то социальную пользу, быть привычно независимым.

Ты сидишь дома... Лапочка, разрываемая в Москве на части, деловая до одури, уверенная в себе до омерзения, ты сидишь дома и основной твоей заботой на текущий момент является поддержание порядка и наличие еды в холодильнике. Ты амбициозна и в этом, к примеру, ты уже освоила блюда всех кухонь от итальянской до тайской, благо, изобилие позволяет. Но уже нет кайфа и от этого. Тебе тупо необходимо, чтобы у тебя зазвонил телефон - тот самый, который беспрерывно трезвонил в Москве, доводя порой до желания жахнуть его об пол. Сейчас он молчит, пиликая иногда только весточками от родных. Ты вдруг понимаешь - ты тут никому не нужен. А самое смешное, что ты и сам себе - вот такой - не нужен.
С головой накрывает масштабная непроглядная печалька. Начинается следующая, довольно хреновая фаза, которую мы так и назовём.

Я отчетливо помню момент, когда эта фаза наступила.
История смешная: у нас дома сломалась посудомоечная машина. В Европе, надо сказать, это целая проблема. Если ты снимаешь квартиру, то следить за сохранностью техники - обязанность хозяина. Самим чинить безумно дорого. Вообще - "безумно дорого" - это формулировка, которую ты уже привыкаешь слышать постоянно. Шутка ли, поставить интернет - двести евро. Починить посудомойку - около трёхсот. Это вам не сантехник Вася за пятихатник, тут все через бумаги, все официально. Хозяин - как правило, богатый владелец целого многоквартирного дома - вечно в отъезде. Ты неделями его вылавливаешь. Наконец, он присылает эксперта. Эксперт пишет что-то на листочке и тоже пропадает. Ты вылавливаешь теперь его. Наконец, спустя несколько недель, хозяин присылает рабочего. Он чешет репу, говорит, что нужна деталька, уходит, и - угадайте - исчезает.

Но суть не в этом. Дело в том, что мне приснилось, что машинку починили, я её включаю, а она не работает. Приснилось, понимаете? Это мне-то, чьи сны можно записывать как сюжеты для арт-хауса! Это мне-то, такой, блин, глубокой, такой непростой, что дедушка Фрейд убил бы пятерых, в надежде заполучить парочку из моих ночных фантазий!
Посудомойка!

И я поняла, что все теперь действительно по-другому. Возможно, окажись рядом кто-то, кто объяснил бы мне, что это всего лишь этап, фаза, которая пройдёт, и я смогу вернуться к себе настоящей, мне бы полегчало. Но психоаналитики, как вы догадались, это "безумно дорого", поэтому никто не смог предотвратить наступление тяжелой печальки.
"Это не моя жизнь", - стучало в висках.
"Ну ничего, выйдешь на работу, заговоришь по-другому", - успокаивали остатки разума. А тут возникли новые трудности. Моя специальность оказалось невостребована - ну на кой черт в стране, где английским владеют в совершенстве практически все, преподаватель английского. С моим безупречным английским и бытовым французским, за неимением других дипломов, меня могли взять только в качестве обслуживающего персонала. Я была с радостью готова и на это, но документы все не шли, и у меня было слишком много времени на печальку.

Я начала представлять себе свою будущую жизнь. Вот я встаю утром и иду в какой-нибудь отель, работать на ресепшн. Прихожу домой, загружаю долбаную посудомойку. Ложусь спать. В субботу - на рынок за едой (все уважающие себя европейцы закупаются на рынках, это такая дань моде на bio food). В воскресенье - прогулка и дом. Все. Изо дня в день. Из года в год. Возможно, меня ждёт повышение до менеджера. Смогу купить машину и на рынок не ходить, а ездить. А, нет, все равно ходить - в городе беда с парковками. Можно съездить в Лондон. Париж. Барселону. А потом - все равно домой и круг заново.
Чем это отличается от Москвы, где и машина есть, и работа ждёт, и до Лондона 4 часа - только заработай? А, да, гей-права. И комфорт. Улицы, вымытые шампунем. Прекрасная медицина. Социальные гарантии. Старость, опять же. И так далее.
Вот только права на все это есть только у европейцев с гражданством. А до гражданства трубить ещё пяток лет, в статусе "члена семьи" - и как их трубить, если все медленно лишается смысла? Терпеть? Лучшие годы своей жизни - терпеть ради комфорта? Так почему же, если он мне так дорог, я с тоской смотрю на эти вылизанные заправки, эти улыбающиеся лица, и вспоминаю, как была счастлива, счастлива каждый день, несмотря ни на что - в нашем безумном и некомфортном городе?
И вот этот вопрос "зачем?" - начинает преследовать тебя днём и ночью.

А параллельно ты начинаешь себя по-страшному ругать за уныние. Приводишь все доводы - от голодающих детей Анголы, умирающих, пока ты тут давишься устрицами, до кучи потраченного времени и нервов, принесённых в жертву эмиграции. Столько всего уже пройдено, позади тяжёлые прощания и беготня по инстанциям, так держись, не кисни!
Не киснуть не получается. Но отлично получается грызть себя, и от этого уходить ещё глубже в пучину Печальки.
Не радует уже примерно ничего. Ты живёшь между скайпом и русскими книгами, медленно заворачиваясь в кокон, и тихо начинаешь ненавидеть все вокруг, как будто кто-то ещё виноват в том, что тебя накрыло. Наступает фаза отторжения.

Батареи не греют. Вода невкусная. Готовить они не умеют. Одеваться тоже - все как инкубаторские в своих поло и брючках. Улыбки у них фальшивые, а на самом деле им наплевать. О бездуховности и говорить нечего - в домах книг меньше, чем бутылок вина.
Страшные формалисты, не двинутся вопреки правилам. Медлительные и законсервированные в своём регламенте - фиг попадёшь к врачу, не записавшись за два месяца. В городе ничего годами не меняется, жизнь остановилась.
Эти и другие претензии выскакивают из тебя безостановочно, как будто внутри тебя заработал какой-то маленький гнусный механизм. Ты нашёл причину своих расстройств, это не ты виноват, это просто тут все на самом деле плохо.
Стоит автобусу опоздать на минуту, как ты уже бурчишь про непунктуальность хваленой Европы, совсем забыв, как когда-то часами смиренно ждал свой "Пятьдесят восьмой" на Речном Вокзале.
Тебе претит весь уклад неспешной европейской жизни, тебе медленно, скучно, долго, слишком тихо, слишком стабильно.
Ты с тоской вспоминаешь авралы и пробки, суету и всегдашнюю озабоченность, привычную гибкость и решительность наших людей, привыкших изворачиваться выше своей головы, чтобы добиться своего. Даже наша вечная коррупция теперь кажется тебе очень удобной штукой, потому что проще дать за услуги пару тысяч, и получить все сразу, чем месяцами ждать прихода нужного тебе мастера, врача или оформления нужной тебе бумажки.
Европейцы начинают казаться недалёкими детьми, не знающими настоящей жизни.
Чувство небывалого патриотизма охватывает тебя, и ты готов вцепиться в глотку каждому, кто иронично усмехнётся, говоря о твоей стране.
Ты, критик и циник, пускаешь ванильную слезу, видя по телеку банальную московскую хрущевку с кухней в цветочек, и с ненавистью озираешься на своё жилище, такое стильное, монохромное, современное. Неживое - как тебе кажется сейчас.

Однако, есть и хорошие новости - пришли, наконец, твои документы и ты можешь выходить на работу! Ты включаешь активность и рассылаешь резюме. Вот сейчас мне позвонят, и я, наконец, покажу им, чего стою!
Не звонят. Не звонят. Не звонят. Кому-то нужен более совершенный язык. Кому-то - гражданство. Большинство настороженно относится к восточноевропейским собратьям. Ты ходишь по собеседованиям, неустанно обновляешь своё CV, но поиск занимает гораздо больше времени, чем ты предполагал. И печалька тут как тут, далеко не ушла.

И вот ты мечешься между собственным упрямством и желанием пройти этот путь до конца и злобой, тоской, ностальгией и самокопанием. Честно говоря, ты довольно-таки невыносим, и окружающие не преминут тебе это сообщить. Тут подкрадывается чувство вины, которые довершает икебану, в которую ты превратился. И, будучи не в состоянии адекватно справиться со всем этим ассортиментом самому, ты находишь путь бегства - бегство в себя.

Для внешнего мира ты перестаёшь существовать. Ты завернулся сам в себя так плотно, как только мог. Ты автоматически выполняешь все, что от тебя требуется, ты продолжаешь обновлять резюме, следить за домом, даже куда-то выбираться; ты по-прежнему постоянно на связи с родными, но говоришь только о поверхностных вещах. На фото, которые ты публикуешь, у тебя все отлично. Улыбки и новые виды, а вот я посадила лилии, а вот я пью кофе у фонтана. А внутри тебя пусто, потому что ты совсем потерял ответ на тот самый вопрос "зачем".

Ты, кажется, действительно привык, и, наверное, дальше все будет лучше.
И действительно, начинают поступать первые звонки от работодателей, которые готовы тебя взять. И соседи уже знают тебя по имени и ходят к тебе на обед. И вообще, кажется, ты начал строить настоящую жизнь.
Вот только пустота эта растёт, заполняет тебя всего, и, оставшись дома, сняв с себя дежурную европейскую улыбку, ты подолгу лежишь без света, тупо уставившись в потолок. Ты перегорел. Вымотался. И почти смирился с тем, что так и будет.

Твоё самое комфортное положение - под одеялом. Твое самое любимое времяпрепровождение - сон. Спать ты теперь, кстати, хочешь все время, и даже уже не задумываешься о том, что может быть иначе. Ну, спать и спать, чо.
Либидо твоё на нуле, секса ты в последний раз хотел где-то месяца четыре назад.
Аппетита тоже нет, собственно, вообще нет ярких желаний. Тебе комфортно в твоём коконе, и ты не видишь повода из него вылезать, - так всяко проще.

По идее, следующая фаза должна называться "Принятие", и далее история пошла бы новой волной вверх, повествуя о медленной победе над собой и открывании новому прекрасному миру.

Но в моем случае этого не случилось, потому что семейные обстоятельства заставили приехать домой.
И кокон слетел с меня, как семь покрывал Саломеи ещё в Шереметьево. Уже в такси я села прежней собой, точно знающей, чего я хочу, и как это делать.
После часа дороги домой я успела захотеть есть, танцевать, работать, добиваться, смеяться и - о Боги, - трахаться.
Это возвращение в себя было таким резким и прекрасным, что я решила не играть больше с собственной психикой, и не возвращаться.

И не пожалела ни секунды, потому что слишком велика была цена каждой минуты этого счастья, чтобы можно променять это на что-то другое.

Зато теперь, оглядываясь назад, я точно знаю, что должно быть сделано иначе, чем в моем случае, чтобы этот процесс проходил легче и завершился все же окончательной интеграцией.

Не ждите, что будет легко, и не верьте первым фазам. Очень остро переживается именно этот шок от того, что все, что было тебе мило по приезду, становится ненавистным. Это нормально, это необходимый этап, и хорошо бы, чтобы с вами был кто-то, кто сможет вам это напоминать. Не пугайтесь, когда вам вдруг расхочется гулять. Не давайте давить на себя упрекам вроде "Как это ты не хочешь в ресторан? Люди себе этого позволить не могут, а ты не хочешь?" Да, не хочу, и имею на это право.

И вообще - не давайте на себя давить. Распрощайтесь с чувством вины за то, что вам тяжело. Помните, эмиграция по шкале стресса у психологов идёт сразу после смерти близкого человека! Это шок и это огромный стресс, и вы имеете право переживать его так, как вы переживаете. Не натягивайте улыбку, чтобы кого-то порадовать. Проживите свои чувства до конца - иначе вы в них застрянете.

Приготовьтесь скучать и чётко определите ответ на вопрос "ради чего".

Не питайте иллюзий о том, что вас тут оторвут с руками. Русских действительно не очень любят брать на работу, поэтому не настраивайтесь на то, чтобы получить её сразу. Точнее, настраивайтесь, но будьте готовы ждать. Не отчаивайтесь, услышав отказ, лучше ставьте себе адекватные временные рамки - от пары месяцев до полугода на поиски - тогда не придётся биться головой об стену, ожидая приглашения.

Читайте литературу по психологии, если есть возможность - обязательно ходите к аналитику, и не нивелируйте значимость такого шага, как эмиграция. Не позволяйте никому говорить вам "подумаешь, переехал, ерунда какая", иначе вы запишете себя в ряды капризных сук, и будете пытаться "исправиться" вместо того, чтобы не дать развиться начинающейся депрессии.

Настоящая депрессия - это штука, которую надо лечить! Если чувствуете, что завязли, найдите врача, который выпишет антидепрессанты. Если чувствуете, что хотя бы в течение месяца вы ничему внятно не порадовались - бегом к специалисту!

И самое главное. Езжайте с тем, кого любите вы, и кто любит вас. Действительно любит, даже в нелёгкие моменты. Вот так просто.
Наличие рядом действительно близкого человека облегчает все вышесказанное раза в три. Даже когда тупо есть у кого похлюпать носом на плече.
Определите сроки, когда к вам присоединятся остальные члены семьи, если вы это планируете - и делайте все, чтобы их соблюсти, это будет для вас прекрасным маячком.
В эмиграции ты очень остро чувствуешь одиночество, оказавшись наедине с рядом барьеров: языковым, социальным, культурным и так далее. Поэтому физическое одиночество совершенно противопоказано. Ехать надо семьёй или крепкой парой, тогда все обретает смысл, и не возникает этот разрушительный вопрос "зачем?".
Да и ответственность за кого-то любимого, кому тоже тяжело, и кто тоже иногда пребывает по тем же причинам в печальке, способствует тому, чтобы взять себя в руки и подставить плечо.

За отсутствием со мной рядом близких и любимых, я проходила этот путь одна, за что теперь несказанно благодарна: вряд ли найдётся что-то, что испугает меня сейчас. Я умею сама вылезать из тяжелой депрессии. Я умею искать во всем позитив. Я умею не сдаваться. А самое главное - я умею уходить, когда понимаю, что слишком часто спрашиваю себя "зачем". Очень, знаете ли, ценное умение.
Теперь, сделав так, как не надо, я знаю, как надо, и это знание меня страшно радует.
А вы - будьте умнее, и делайте как надо сразу.
Люблю вас.
Ваша Крис 💋

26 НОЯБРЯ 2015 КРИСТИНА ВОЛКОВА

Ссылка:

Смотрите также

#ДЕПРЕССИЯ, #ЕВРОПА, #ЗНАКОМСТВА, #ИММИГРАЦИЯ/ЭМИГРАЦИЯ, #ОДИНОЧЕСТВО, #ОТНОШЕНИЯ, #ТУРИЗМ

Как диета может улучшить ваше психическое здоровье

Большинство людей даже не догадываются, что рацион питания оказывает мощное влияние на работу мозга и на психическое здоровье.

Почему, когда мы в напряжении, нам так хочется сладкого?

Когда мы находимся в состоянии острого стресса, нашему мозгу требуется примерно на 12 % больше энергии. Специалист объясняет, почему в сложные моменты в жизни нам так хочется шоколада и других углеводов.

Что не следует есть, когда вы устали?

Мы часто слышим о еде, которая рекомендуется для снятия усталости. А вот каких продуктов, наоборот, следует избегать?

"Зависаю в Интернете": контролируемое потребление или зависимость

Интернет-зависимость - это патологическое состояние, которое сопровождается избыточным использованием Сети. Ее называют болезнью XXI века. Впервые об этой форме зависимости стало известно в 1995 году.