 |
|
Ты, пидор
Олег мялся, пытаясь сформулировать мысль. Наконец тоже выпил рюмку залпом, понюхал кусок подсохшего салями и буркнул, глядя на исцарапанный пластик стола: "Я теперь с парнем живу..."
 Примечания автора: Данный текст является результатом экспериментов с психостимуляторами и энергетиками, автор заранее уверен, что когда действие закончится, он не узнает текст и опять же, не берёт на себя никакой ответственности. Всем, не верящим в Святого Валентина - Слушай, Гарик, тут, короче, такое дело... Двое парней сидели в привокзальном кафе за маленьким пластмассовым столиком - официант только что принёс бутылку водки и блюдо с мясной нарезкой. Тот, которого назвали Гариком, хмуро посмотрел на друга детства. Если уж дружбан его прямо с поезда водкой поит, значит, что-то серьёзное. По статистике, 10,1 % пострадавших от сексуального насилия составляют дети младше 12 лет и женщины старше 40 лет, 11,4 % - подростки 13-15 лет, 6,5 % - мужчины разного возраста; при этом 45,6 % потерпевших были ранее знакомы с насильником и доверяли ему, а в 15 % случаев сексуальное насилие совершают родственники или партнёры жертвы. - Ну... - Ты выпей водки сначала. Короче, я, блин, это... Олег мялся, пытаясь сформулировать мысль. Наконец тоже выпил рюмку залпом, понюхал кусок подсохшего салями и буркнул, глядя на исцарапанный пластик стола: - Я теперь с парнем живу. И выдохнул, проясняя до конца: - С пидарасом. - О как, - только и смог ответить Гарик. - А нахуя? - Ну, - Олег и сам задумался над этим вопросом, - ну получилось так. Я за него как-то на улице заступился. Его, понимаешь, родаки из дома выперли за то, что он, ну, пидор. Ну а я как-то вот подобрал... - Ну, блядь, Олег, ты ваще без башни. Те чё, баб мало? Ладно у нас в экспедиции, когда месяцами вокруг одни мужики... - Гарик заткнулся, соображая, что несёт что-то не то, но Олег, похоже, не вслушивался. - В смысле, ну нахуя тебе пидор какой-то вонючий?- Он не вонючий, - возмутился такому явному поклёпу Олег, - он вполне себе чистенький такой, да ещё и всякими так кремами мажется, чтоб кожа была гладкая. - Я в том смысле, что ты что, теперь тоже пидор? - Гарик налил себе ещё стопку, опрокинул, пожевал кусочек сыра. - Да не, какой я пидар, - Олег махнул рукой. - Я ж не то, что, там, всякое это... - он сделал характерный жест ладонью, - я нормальный. Только, понимаешь, оно так как бы и без разницы, вообще-то. - Да ладно! - Ну а чё? Он у меня и готовит, и по дому прибирается, и работает. И месячных у него нет. И тёщи нет. А трахать его - одно удовольствие, - Олег прямо облизнулся. - Можно и без презика. Он же не залетит. И минет он классно делает, прям когда хочешь. - Да ну? - Да вот. А главное что? Он мне мозги не ебёт: типа где ты, да с кем ты, да какого хуя опять пьяный пришел, да когда ты женишься на мне... - Да всё равно как-то это не правильно, - покачал головой Гарик. - Ну где-то да, - согласился Олег. - Я поначалу тоже так думал. А потом ничего так, втянулся... Уже четвёртый месяц вместе живём. - А ты не боишься, что он тебя... - Гарик неопределённо покрутил в воздухе надкушенным кусочком сыра. - Санёка-то? Да не, - рассмеялся Олег, - я сам в жизни не подставлюсь, а он не рискнёт. Он дрыщ такой... Я его как-то на антресоли запихал, так он как нефиг делать поместился. - А зачем запихал? - Да хрен его знает... По пьяни как-то прикольнуться решил. - И чё теперь? - наконец задал вопрос Гарик. - Я у тебя перекантоваться не смогу? Этот твой, как там его, Санёк против будет? - Он не Санёк, а Санёка. Его на самом деле Виктором зовут, а Санёкин - это фамилия. Его обычно Санёкой называют: какой он нахуй Виктор? Конечно, он не будет против, он у меня, - хохотнул Олег, - никогда не против. Гарик вспомнил, как кто-то им, тринадцатилетним соплякам, рассказал, что получить похожие на секс ощущения вполне можно, если взять махровое полотенце, пропитать его подсолнечным маслом, свернуть в узкую трубку, засунуть в пакет и подержать на батарее. Не сказать, что ощущения были схожи, но они тогда неплохо развлекались, трахая по очереди "Дусю-агрегат" вприглядку к порнухе на кассете. Олег тоже вспомнил, посмеялся. Допив водку (всего пол-литра на двоих, и что, что раннее утро?), друзья пошли к остановке. По дороге Гарик всё рассказывал о том, что его зовут работать в туристическом бизнесе, возить за плату любителей каменных красот на раскопки и он, наверное, согласится. Олег рассказывал о том, какую машину собирается приобрести этим летом. Оба слегка завидовали друг другу: одному казалась заманчивой полная путешествий и приключений жизнь, другой слегка тосковал по осёдлости и устроенному быту. Впрочем, завидовали они по-доброму и уж точно не хотели что-то у себя в жизни менять. - Ну и где этот твой пидор? - первым делом спросил Гарик, вваливаясь к Олегу в квартиру. Словно Олег завёл экзотического домашнего питомца - игуану или, может быть, шиншиллу. - Да рано ещё, на работе он. Ты проходи, иди в ванную. Жрать хочешь? - Да не, не сильно. Больше мыться - трое суток в поезде. И поспать бы на мягком... - На кровать ляжешь, если хочешь. - А где он, кстати, у тебя работает? - поинтересовался Гарик, вваливаясь в ванну. Он уже успел заметить, что хата друга как-то неуловимо изменилась. Стало чище, исчезли валяющиеся по всему дому свёртки носков. В ванной висела новенькая пластиковая занавеска с папоротником и прибавилось всяких бутылочек. Гель для душа, крем для тела, ещё какая-то поебень. Если и не знаешь - подумаешь, что тут девушка живёт. В стаканчике стояло две зубные щётки - синяя и розовая. Вот смех-то. - Да тут, в супермаркете, - донеслось до Гарика через дверь, - в круглосуточном... Санёка вернулся с работы, когда Гарик, вымытый и напившийся чая, крепко спал и видел простые здоровые мужские сны. Санёка был невысоким, очень худеньким пареньком с мягкими вьющимися каштановыми волосами и большими глазами цвета спелого лесного ореха, вечно испуганными и часто слишком блестящими. - Ну что, твой друг?.. - спросил он сидящего за компьютером Олега. Тот поставил на паузу автосимулятор, развернулся и посмотрел на Санёку тяжелым взглядом, сравнивая с Гариком. Их с детства часто принимали за братьев - оба высокие, крепкие, русоволосые, с грубоватыми, но правильными чертами лица. Санёка был не такой, он был тоненький, весь изящный, с узкими ступнями, узкими ладошками, пухлыми губами и длинными ресницами. Санёку запросто можно было переодеть в девушку. Вообще, миру здоровых, сильных мужчин, которые работали на стройке, пили водку с пивом, ходили в бильярд и боулинг со своими бабами и в баню друг с другом, Санёка был абсолютно чужд. - Да приехал вот, спит. Мы вечерком посидим, вспомним старые времена. Так что давай иди приготовь нам там что-нибудь. Курицу пожарь, креветок, картошки... Ну я не знаю. Только побольше! Давай иди, не маячь тут! Санёка вздохнул и пошлёпал на кухню. После ночи за кассой у него болела шея и где-то в районе переносицы поселилась толстая тупая ржавая игла. Но ничего. Санёка сделал себе кофе и начал доставать продукты из холодильника. Олежа, как он называл своего сожителя, уважал пищу простую, без изысков, чтоб было калорийно, вкусно и поджаристо. С чесночком и укропчиком. И чтоб побольше. Санёка и готовил, вкладывая в готовку душу. Была душа и у Санёки, так надо её куда-то девать? Олеже она и задаром не нужна. Санёка много общался с девушками, когда ещё учился в институте. Там у них, на культурологическом, он был единственным лицом относительно мужского пола. От девушек он много всего наслушался. Про эмансипацию, про кухонное рабство и кухонный бокс. Что они бы, девушки с культурологического факультета, с собой так обращаться никогда не позволили. Санёка слушал и завидовал. Ему тоже иногда хотелось быть девушкой. Девушка - это девушка, у неё есть место в жизни, она может выбрать себе мужчину, жениться и родить ему ребёнка. А он, Санёка? Он зачем? Не мальчик и не девочка. Санёка одевался в женскую одежду, смотрел на себя в зеркало - ну вполне! Ведь чуть-чуть, кусочка хромосомы не хватило до полноценной Х. И был бы он Викой Санёкиной, и всё было бы у него хорошо, правильно. Жили бы они с Олежей как люди. Олежа бы его познакомил с друзьями, с родными. Ходили бы в кафе, ездили бы на дачу. Родные бы из дома не выгнали, отец бы с гордостью говорил, какая у него красивая и умная дочь, а не "пидор проклятый". Да... Санёка тихонечко шмыгнул носом. Олег не любил, когда он плакал, мог и пощёчину залепить. Санёка не верил в этот бред, мол, "бьёт - значит любит". Бьёт - значит бьёт. Все друг друга бьют. Отец - мать. Мать - отца. Они вместе - его старшую сестру. Все вместе - Санёку. И пацаны на улице и в школе. А чего Санёку не бить, сдачи он дать не может. Его первый парень, Руслан с исторического, его не бил. Они по-хорошему уговорились и почти встречались две недели. Санёка даже начал верить, что, может, у него это нормально, может, так тоже можно. А потом Руслан его бросил, а позже узнал отец и пришлось бежать из дома, бросать институт, как-то выживать... Так они с Олегом и встретились на улице, когда Санёка в очередной раз кому-то не понравился и его запинали в сугроб. Олег их тогда всех раскидал, вытащил Санёку из сугроба, долго разглядывал, словно рыбак, которому на крючок вместо щуки попался осьминог. Наконец, не до конца поборов сомнение в голосе, предложил зайти к нему домой, погреться и умыться. Санёка согласился - а что, не идти же по улицам, не пугать людей окровавленной физией. Да так и остался. - Ты мне скажи, нахуя ты к человеку нормальному приебался, а? Нашел бы себе такого же пидора и пялили бы друг друга под хвост сколько влезет. Ну, чё молчишь ты, пидор? Олежа в тот вечер всё поглядывал на него с сомнением, когда Санёка в благодарность предложил хоть приготовить что-нибудь. Олег сам готовил не ах - вечно у него всё либо разваривалось, либо пригорало. Санёка приготовил плов, Олег достал водки. Посидели, выпили. Санёка водку плохо переносил, ну и развязался у него язык и он ляпнул, что предки его из дома выгнали из-за того, что он с парнем встречался. Олег усмехнулся: "Вот значит как", и после ещё пары стопок просто молча потащил Санёку в кровать. Тот не сопротивлялся - себе дороже. Ну, конечно, больно было, у Олега опыта никакого, а у Санёки после Руслана и не было никого. Ну так что ж, с Русланом в первый раз тоже больно было, да и не хотел Олег его обидеть. В конце концов, он его спас, а от Санёки не убудет. Довольный жизнью, наевшийся, выпивший и натрахавшийся вволю Олег уснул, а Санёка некоторое время сидел, вздыхая, когда малейшее движение отдавалось внутри шипучей болью, и рассматривал его. Сильный, красивый мужчина. Такой, какой он должен быть - мощная шея, широкие плечи, рельефная грудь, пресс с шестью кубиками, член как два Санёкиных... Волосы на груди, и на руках, и вообще везде, где положено, а вот у Санёки не растут: гормонов каких-то не хватает. Может, лучше прямо сейчас сбежать, а то попадётся утром под горячую руку - и не станет Санёки... Но на улице было темно и холодно, усталость сбивала с ног, да и приходить уже поздно - люди, у которых Санёка арендовал матрац, чётко сказали: если до одиннадцати не пришел, то вообще не приходи. Так что Санёка повздыхал и отправился на кухню - мыть посуду, прятать плов в холодильник и плакать. Потом вернулся и аккуратно скользнул под одеяло, наслаждаясь теплом и ощущением спокойной силы, исходящей от Олега. Лишь бы утром не прибил... А утром Олег, доев остатки плова и ещё раз внимательно рассмотрев Санёку, неожиданно предложил пожить у него. Причём это, судя по всему, было неожиданным даже для самого Олега. Ну, Санёка согласился. Там его давно уже выселяли, да и шумно было. Двое детей, как-никак. А тут вот и диван есть. И комп. И Олег, такой красивый и сильный. Олег был ничего. Особенно когда забывал, что Санёка - проклятый пидор, с которым он не пойми зачем связался. В такие минуты рассеянности он мог быть и нежным, и ласковым, и заботливым. Таким, наверное, он будет со своей девушкой. Олег хороший человек, на самом-то деле. Родителям всегда звонит, спрашивает, не надо им чего, как там здоровье у них. Друзьям помогает, если что. Соседям, если коляску нужно спустить или машину подтолкнуть. Собакам, что возле помойки крутятся, вечно объедки выносит; голубям, что на люках греются, семечки покупает. А Санёка? Ну что Санёка - ни то, ни сё. Ни с друзьями не познакомишь, ни родителям не представишь. Ну, по хозяйству он может. Ну, трахать его тоже можно сколько влезет. А так - ошибка природы. Санёка иногда читал в интернете, что гомосексуальность - это нормально. Ничего это не нормально. Лучше бы лечили, честное слово. Можно ещё операцию. Но только настоящей девушки из него всё равно не получится, да и не чувствует он себя девушкой. И дорого оно, а Санёка в магазине восемнадцать тысяч получает, плюс премия. Был бы такой закон, что можно вот парню с парнем жить, и никто не удивлялся - он бы жил. И Олежа бы на него не злился за то, что он педик. А то вот друг приехал к нему переночевать, а тут Санёка вертится. Олежа даже думал его отправить куда, да хоть на родительскую дачу, но в начале апреля холодно ещё. "Слушай, если он настоящий друг, он тебя поймёт. А если из-за такой ерунды он захочет вашу дружбу разорвать, так и грош цена такой дружбе", - необдуманно ляпнул Санёка, за что и получил подзатыльник. "Ты, блядь, себя на нашу дружбу не ровняй! Игорь мне знаешь как! Он мне как брат! Да я за него! А ты кто тут? Пидор подзаборный, чмо кучерявое! Если он скажет, то я тебя на улицу выпну, будешь у себя в магазине на складе ночевать!" Санёка испугался такой перспективы и поклялся, что будет тише воды, ниже травы и своим пидорским видом друга детства смущать не станет. Еду Санёка приготовил быстро - правда, пришлось ещё в магазин сбегать: картошки не было и подсолнечного масла. Под конец он уже плохо соображал, глаза слипались, несмотря на кофе, голова болела всё сильней и сильней. Покончив с кулинарией и тщательно всё прибрав, чтоб Олеже было за него перед другом хоть не стыдно, Санёка отправился в душ. Водные процедуры Санёка любил. Для душа у него была целая куча причиндалов, чтоб кожа была гладкой, мягкой и ароматной, чтоб Олежа им не брезговал, чтоб пускал к себе в постель. Иногда во сне, машинально, Олег обнимал его, прижимая к своему сильному горячему телу, зарывался лицом в волосы и даже целовал в шею. В эти минуты Санёка лежал и чувствовал себя жителем Венеры из рассказов Рэя Брэдбери, который раз в десять лет может увидеть Солнце. Хотя чего уж там... Ему Солнца просто не полагалось, и он тихонько воровал случайные лучики, щедро разбрасываемые для других. Ещё в душе можно было поплакать, чтоб Олег не слышал, и потом умыться холодной водой, чтоб было не заметно. - Санёка, эй ты! Я щас быстро на объект метнусь, слышишь, - раздалось из-за двери. - Хорошо! - крикнул Санёка, приглушая воду. - Кореша моего не буди, пусть спит человек, намаялся в поезде. На диване поспишь. - Ладно... Санёка долго простоял под душем, массируя шею, растирая кожу губкой, брея подмышки. Олежа любил, чтоб он везде был гладенький. Гарика природа разбудила именно тогда, когда Санёка выходил из душа. Парни столкнулись в коридоре и с любопытством уставились друг на друга. Санёка, прямо сразу собиравшийся завалиться спать, из ванной вышел в одних трусах - к счастью, обычных мужских плавках, а не женском белье, которое Олежа иногда на него надевал. Взгляд Гарика неторопливо скользнул по тёмным, ещё сильнее завившимся влажным волосам, симпатичному испуганному личику, выступающим ключицам, затвердевшим от контраста горячего душа и прохлады квартиры соскам... "Смазливый какой... А Олег его трахает", - мелькнуло в голове, и картинка нарисовалась совсем некстати. Глаза у педика тоже были красивые, карие, и ресницы длинные, любая девка со своим "максфактором" обзавидуется. - Так это ты, что ли, Санёка, - спросил Гарик, привычным жестом школьного хулигана перегораживая узкий коридорчик рукой. - Ага. - Санёка опустил глаза. - Вот уж не думал никогда, что дружбаня мой на такого пидора тощего поведётся, - Гарик продолжал рассматривать парня. Санёка не отвечал, по-прежнему глядя в пол. - Ты мне скажи, нахуя ты к человеку нормальному приебался, а? Нашел бы себе такого же пидора и пялили бы друг друга под хвост сколько влезет. Ну, чё молчишь ты, пидор? А что тут отвечать? Гарик был, конечно, прав. Санёка только вздохнул и пожал узкими плечиками. - Дать бы тебе по харе, да Олег расстроится, если его девочка фонарём светить будет, - Гарик, наконец, убрал руку, и Санёка юркнул в комнату. Гарик только посмотрел ему вслед. Плавки облегали влажную кожу, и у Гарика снова мелькнуло в голове, как его друг разводит руками эти маленькие ягодицы, как приставляет к дырочке свой немалых размеров член, как медленно входит, закатывая глаза от наслаждения. И впрямь, чего такого не трахать? Санёка даже не стал постельное бельё искать - так накрылся одеялом, которое всегда лежало на диване, и спрятался под ним с головой. И правда, похожи, как братья. Такой же высокий и сильный, даже интонации схожи. Только Олежа всё-таки свой, всё-таки неплохо к нему относится, всё-таки (это слово Санёка выговаривал про себя особенно сладко) любовник. А этот... Вот уговорит он друга вышвырнуть Санёку из дому - неприятно, мол, под одной крышей с пидором ночевать - и куда Санёка денется посреди ночи? У него и денег-то на гостиницу нет. А если просто избить захочет? Да нет, Олежа не даст, заступится... С такими беспокойными мыслями Санека, наконец, уснул, плотно замотавшись в одеяло. Олег вернулся под вечер. Гарик уже проснулся, достал ноут и сидел в Интернете. Санёка спал, нервно ворочаясь и сквозь сон пытаясь уловить царящее в доме настроение. Настроение, впрочем, было достаточно благодушным. Олег по дороге нарыл несколько бутылок пива "точь-в-точь как мы в школе бухали", ну и водки, конечно. Что за мужские посиделки без водки? Олег был так рад приезду старого друга, что даже соизволил разбудить Санёку и отправить в спальню, "а то на диване неудобно и вообще сюда Гарик ляжет, так что шуруй". Санёка благодарно кивнул и на цыпочках пробежал в спальню. Олег с Гариком осели на кухне. Санёка постарался: нажарил целую сковородку курицы, отварил картошечки, креветок и салат с крабовыми палочками замутил - как раз то, что Олег любил. - М-м-м, вкусно, - сообщил Гарик, обдирая золотистую шкурку с куриной ножки. - Вот ты научился бы у него готовить, что ли? А то как к тебе ни приеду, так у тебя либо пицца, либо пельмени. - На кухне место бабе. Ну, или пидору, - уверенно ответил Олег, отхлёбывая пиво. - Ты лучше расскажи, как там твои? Семьи Макаровых и Фроловых всегда очень близко дружили, и Олег долго держал родителей Игоря за родственников. Правда, ему не очень нравилась старшая сестра Игоря, Люда, - мелкая, вредная и совершенно не похожая на брата. - Да херово чё-то. Мать всё болеет, с отцом непонятки, - поморщился Гарик, отгоняя неприятные воспоминания глотком пива. - Люда вообще в разнос пошла. У неё свадьба сорвалась, так она теперь всех убить хочет. - Ага, а помнишь, все говорили, что я вырасту и на ней женюсь! - Ага... За разговорами время летело незаметно. Пиво, выпитое для разгона, закончилось, и на столе появилась холодная бутылка водки. А разговор становился всё душевней и душевней. Странно, но пьяными парни себя не чувствовали: хмель лишь подогревал мысли. Наоборот, казалось, что всё становится ещё яснее, что именно сейчас ты становишься самим собой. Это было то состояние, в котором нормальные люди вдруг начинают вытворять всякие безумства, целиком контролируя своё тело, но совершенно забив на здравый смысл. - Не, - отмахнулся Олег, - я слыхал, что пока с пидором не поцелуешься, сам пидором не станешь. То есть ебаться можешь, пока хуй не заболит, а целоваться - не-а. И, конечно же, в итоге разговор вновь свернул на странные семейные обстоятельства Олега. - Нет, бля, я всё-таки не понимаю! Ну вот нахера? И вообще, ты ведь его трахаешь, - Гарик сидел, опираясь локтями на стол и глядел в лицо другу, - так? - Ну так, - с ухмылкой отвечал Олег, ковыряя в зубах обломком куриной косточки. - Ну как, блядь, у тебя на него встаёт? Он ведь пацан! С хуем и без сисек! - Да, вот что он без сисек, это меня поначалу напрягало. Ну а хуй... Ну а чё тут такого? Наоборот, так даже привычней. Ему подрочишь, и он уже кончил, и не надо спрашивать: "Тебе понравилось", и сопли всякие разводить. - И что, нравится ему? - Конечно, он же пидор, он тащится, когда сосёт или его в жопу ебут. - Да-а-а, - мечтательно протянул Гарик и втянул воздух сквозь зубы, представляя себе эту картинку - Олег, трахающий Санёку. - И всё-таки ненормально это. Ну, в смысле, куда ты его? На нём же не жениться, ничего... - Куда-куда? Надоест - выкину, найду себе нормальную тёлку с сиськами. А пока - так. - А не боишься сам пидором заделаться? Будет тебя потом только по мальчикам? - Не, - отмахнулся Олег, - я слыхал, что пока с пидором не поцелуешься, сам пидором не станешь. То есть ебаться можешь, пока хуй не заболит, а целоваться - не-а. - Вот как? - Гарик задумался. Что-то такое крутилось в голове, что-то такое, что алкоголь вымывал из глубин подсознания. - А знаешь, - вдруг заявил он в припадке алкогольной искренности, - а я как-то с мужиком целовался. Не с пидором, а просто с мужиком. Но взасос. - Да? - Ага. В экспедиции дело было, на Алтае. Мы какой-то конопли местной обкурились сильно, а потом такие - бац! Я как просыпаюсь, смотрю - а мы сидим, лижемся как ненормальные, и я ему уже руку в штаны засунул. Прикинь! - Ну это не считается! Это по обкурке. Ну, я, вообще-то, когда Санёку первый раз трахнул, тоже не шибко трезвый был, - Олег улыбнулся воспоминаниям и опрокинул ещё стопарик. Игорь слушал внимательно: им словно снова было по тринадцать лет и они делились друг с другом своими "познаниями", мельком подслушанными и подсмотренными. Только раньше авторитетом был Игорь, гревший уши в компании сестры и её поклонников, а теперь знатоком стал Олег. - И чё, так сразу вставило? - А то! Я и сам не думал, что оно так охуенно будет. Он узкий такой, а у меня хер немаленький, сам знаешь, я его тогда без растяжки трахнул: так, подмазал слегка и засадил по самые яйца. Даже порвал чутка, по-моему. А он ничего, лежал и терпел, даже подмахивал немного... Кайф... - Бля, братишь, тебя как послушаешь, так и самому хочется, - голос у Гарика стал хриплым, в горле пересохло, и он глотнул ещё водки, - прямо аж встаёт, как ты рассказываешь. - Хочется, значит, - Олега несло. Он смотрел на друга детства, откровенно им любуясь. Сильный, красивый, настоящий мужик. Не то что Санёка. Хули он, мужик, связался с каким-то пидором? Действительно, что с ним делать? Только трахать: ни для чего другого пидоры не годятся. Вот Гарик - он да! Он друг! Они с детства вместе. Всегда всем делились. - Ну, хочешь - попробуй. - Чё?! - Гарик от удивления даже рот забыл закрыть. - Ты, в смысле, это... Олег только головой кивнул на кухонную дверь - туда, где чуть-чуть пройти по коридору и была спальня. Спальня, кровать и спящий Санёка. Такой тоненький, стройный, с маленькой круглой попкой... Если поезд сходит с рельсов, поздно дёргать стоп-кран. Гарик жадно облизнулся и кивнул. Парни, не сговариваясь, подорвались с мест и бросились в спальню. На входе в спальню Гарик зацепил косяк и матернулся сквозь зубы. Санёка, спавший чутко, тут же проснулся и прищурился. В полутьме спальни он разглядел две совершенно одинаковые фигуры, и страх сжал внутренности. Олег дёрнул одеяло на себя - Санёка только сжался в комочек, машинально обхватив себя руками. - О... Олежа? - тихо спросил он любовника. - Ты чего? Но тот не смотрел на Санёку, он смотрел на друга детства. Друг часто дышал и облизывал губы, глядя на мальчика, пытающегося заползти под подушку. - Нравится? - хрипло спросил Олег, отбрасывая одеяло. - Хочешь пидора сладкого попробовать, а, Гарик? Я с тобой всегда всем делился... - Олежа, не надо, - вскинулся Санёка, поняв, что сейчас с ним будут делать, и попытался вскочить с кровати, убежать, но, конечно, не успел. Олег толкнул его обратно, перевернув на живот, и, схватив за волосы, уткнул лицом в простынь. Санёка взвизгнул и вцепился ему в запястье, пытаясь хоть поцарапать, но обе слабенькие руки были перехвачены и безжалостно придавлены коленкой. Свободной рукой Олег пошарил в тумбочке и достал тюбик детского крема - смазку он никогда не покупал, больно надо тратить такие бабки на какую-то хрень - и кинул Гарику. - На член намажь, чтоб лучше пошло, - объяснил он, - а будет зажиматься - дай ему по заднице как следует. Санёка вертелся и зажимался: он был жалким пидором и пародией на мужчину, но была и у него своя гордость, он не хотел давать всем подряд, и пускай драться он не мог, но сопротивляться собирался - до конца. Гарик, раздевшись и тяжело дыша, стягивал с Санёки плавки - тот скулил и дёргался, чувствуя чужие горячие ладони, лапающие ягодицы и бёдра. Санёка не хотел Гарика, он не хотел, чтобы это произошло у Олега на глазах. Умом он понимал, что сопротивляться двум здоровым пьяным парням бесполезно, что, если он не будет сопротивляться, всё пройдёт быстрей; но тело не слушалось разума, и Санёка бился, как вытащенная из воды рыбка, и всё пытался докричаться до любовника: "Олежа, не надо, не надо, пожалуйста..." Но Олег его не слушал, он смотрел только на обнаженного Гарика. Тот, окинув ошалелым взглядом представшую перед ним картину, выдавил немного крема на ладонь и провёл вверх-вниз - у Олега вырвался судорожный вздох, когда он это увидел. У него самого давно уже стоял, и смертельно хотелось, но гостям надо уступать, как всегда говорила мама. Гарик вновь посмотрел Олегу в глаза, словно бы спрашивая разрешения и, приставив налитый кровью, измазанный детским кремом и естественной смазкой член к сжатой в последней попытке защититься от насилия дырочке, сильно толкнулся. Нет. Ещё раз. Никак! Санёка вертелся и зажимался: он был жалким пидором и пародией на мужчину, но была и у него своя гордость, он не хотел давать всем подряд, и пускай драться он не мог, но сопротивляться собирался - до конца. Гарик поморщился, жестко вцепляясь пальцами в ягодицы, пытаясь заставить его лечь ровно. Олег, видя это, свободной рукой чуть придушил Санёку, заставляя расслабиться, и Гарик наконец вошел, с наслаждением преодолевая сопротивление мышц. Санёка внутри был узкий и горячий, это и впрямь было кайфово, совершенно не похоже на секс с женщиной, и то, что Олег смотрел, только добавляло перцу - как тогда, много лет назад, когда они смотрели порнуху и дрочили вместе. Только теперь это была не дрочка и даже не "Дуся-агрегат" - это был живой человек, сладкая упругая попка, такая классная внутри и снаружи... Гарик двигался медленно, не думая о том, больно Санёке или нет: он пытался растянуть удовольствие, хотя безумно хотелось вдалбливаться в эту узкую попку со всей силы. Олег смотрел на ритмично двигающегося Гарика, на красиво напрягшиеся рельефные мышцы, на перекошенное от похоти лицо, на крупный багровый член с кручёной синеватой веной, что периодически показывался между Санёкиных ягодиц. Особенно эта картина его завораживала: нежный, коричневато-розовый анус, блестящий от смазки, плотно обхватывал твёрдый член, слегка сжимаясь, когда тот выскальзывал, оставляя внутри только головку, и вновь растягивался, когда Гарик входил до упора... Понимая, что больше не может ждать, Олег отпустил Санёкины волосы, расстегнул и наполовину сдёрнул с себя джинсы вместе с трусами. "Раком его поставь", - прохрипел он Гарику и ткнул Санёке членом в губы. Тот поднял на Олега умоляющий взгляд и помотал головой: сразу два - это было слишком для Санёки, робкого и стеснительного в постели; хотя бы по очереди, но не одновременно! Однако Олегу было плевать, ему хотелось, хотелось трахнуть Санёку, хотелось трахнуть его вместе с Гариком, и он просто с силой надавил Санёке на челюсть, заставляя открыть рот и принять его член. Теперь Санёку трахали с двух сторон, и он только и мог, что пытаться удержаться на четвереньках - отдавленные коленкой Олега руки затекли, ноги подкашивались, и надо было следить за зубами и подавлять рвотный рефлекс. Олег с Гариком быстро нашли общий ритм и теперь двигались слитно, резкими толчками, неотрывно разглядывая друг друга. Санёка, крепко зажатый с обеих сторон, уже не сопротивлялся, но этого парням было мало. Хотелось жестче. Хотелось быть ближе. - Стой, погодь, - прохрипел Олег, отстраняясь и стягивая с себя одежду до конца, - давай его вдвоём? Хочешь? - Вдвоём... - у Гарика даже в глазах потемнело от вожделения, - в одну дырку, что ли? - Ага, - у Олега уже руки тряслись, - я в порнухе видел, так можно... Только его растянуть надо немного, а то не войдём... - Давай! А как? - Гарик прижимал ничего не соображающего и только слегка радующегося паузе, пытающегося отдышаться Санёку к себе, с удовольствием лапая и щипая худенькое тело. - Как?.. - Олег задумался. В порнухе он видел такое, но там перед этим использовали специальную штуку, такой конус на ножке, которого у него не было. Впрочем, подстёгнутый алкоголем и возбуждением мозг быстро подсказал решение, и он быстро сбегал на кухню и вернулся с бутылкой из-под пива "точь-в-точь как в школе бухали". На секунду он остановился на входе в спальню, завороженный картиной: в падающем из коридора свете две фигуры на кровати казались потрясающе красивыми и сексуальными - высокий, мускулистый, коротко стриженный Гарик, прижимающий к себе хрупкого, изящного Санёку с растрепавшимися кудрями и искусанными губами. Можно было кончить, просто глядя на них, глядя, как Гарик, сидя, насаживает Санёку сверху, как жадно ласкает, пытаясь хоть немного возбудить, как Санёка, потерявший связь с реальностью, откидывает голову на его плечо, подставляясь ласкам... Санёка уже и впрямь ничего не соображал: в полутьме, с опухшими от слёз глазами он даже не понимал толком, кто с ним остался - Олег или Гарик; оба были жесткими в сексе, оба были обладателями длинных, толстых, слегка сужающихся перед головкой членов, даже пахли одним и тем же гелем для душа... Несколько почти нежных, почти ласковых прикосновений к соскам и члену, сухие губы, проводящие шершавую линию от затылка к плечу - и у Санёки затеплилась надежда, что пытка закончилась, что вот сейчас... И он действительно почувствовал, как чужой член покидает его тело. - Держи его, - раздался над ним хриплый, искаженный, но всё-таки до боли знакомый голос Олега, - и рот ему заткни, чтоб не орал, а то всех соседей перебудит. Извернувшись, Санёка бросил взгляд на Олега и действительно заорал, затрепыхавшись ещё сильнее, чем вначале. Олег стоял и тщательно смазывал детским кремом горлышко пивной бутылки. - Пожалуйста, Олежа, миленький! Любимый, пожалуйста, только не это, не надо, не надо, нееет!!! - голос у Санёки сорвался на визг. Теперь Гарик удерживал Санёкину голову и руки, пока Олег, сев Санёке на ноги и приставив коричневое стекло пивной бутылки к дырочке, медленно её растягивал, с каждым разом погружая бутылку всё глубже и глубже. - Бля, охуенно как, - шептал Гарик, жадно следя за этим процессом. - Давай сильней, давай посмотрим, сколько войдёт. Поцелуй, напоминающий борьбу, поцелуй, в который оба вкладывали всю свою силу и возбуждение, грязное, запретное возбуждение от того, что занимаются сексом с парнем... Санёка больше не дёргается: он уже сорвал голос. Белые кремовые разводы на бутылочном стекле перемешиваются с кровью. - Теперь - да, - шепчет Олег, садясь на кровать и поворачивая Санёку к себе лицом. У того лицо опухло, губы искусаны, уголок рта сочится кровью, глаза пустые - это не человек уже, это просто тело, игрушка для траха. - Ох, как свободно... Давай, Гарик, иди сюда... Олег чувствует, как второй член пропихивается внутрь, горячий и упругий, чувствует, как он скользит по его члену, это ведь Гарик, его друг, его самый лучший друг... - Аххх, - выдыхает Гарик, входя до конца, и, прикрыв глаза, начинает двигаться. Санёка зажат между ними, но Олег смотрит поверх его плеча на Гарика, на запрокинутое лицо и приоткрытые губы... Рука медленно скользит вперёд, дотрагивается до сильного, блестящего от пота плеча, и обеих прошибает как молнией - парни даже останавливаются, глядя друг другу в глаза. У Олега глаза тёмно-серые, с желтоватыми прожилочками - как и у Игоря. Как в зеркале. А потом их накрывает, и они начинают целоваться - жестко, почти кусаясь, через Санёкино плечо, обнимая друг друга через Санёку, торопливо и неумело поглаживая друг друга, вбиваясь в мальчика между ними, наращивая темп, матерясь от восторга. "Да, Олег, щас-щас-щас, давай, жестче, а-а-а", - Гарик чувствует, как двигается член Олега рядом с его собственным, чувствует его запах, вкус его кожи. Он чувствует хрупкое, податливое тело между ними, и от мысли о том, что они ВДВОЁМ трахают этого хорошенького мальчика, его просто уносит. Олег чувствует, как Игорь содрогается в экстазе, как ЕГО сперма разливается внутри Санёки, и кончает от этого сам. - Самое охуенное, что со мной бывало, - шепчет Игорь Олегу, целуя его и отрубаясь. Олег мутно смотрит на часы в спальне. До поезда Игоря ещё семь часов. Можно поспать. Ох, хорошо... Олег пристраивается поближе к Игорю и пытается притянуть к себе лежащего с другого бока Санёку. Промахивается, и Санёка, лежавший на самом краю, падает с кровати. "Надо бы..." - Олег не успел подумать о том, что надо бы помочь Санёке подняться: его просто утащило в темноту. Олег проснулся и некоторое время ничего не соображал: что происходит и где он. Во рту было сухо, голова противно ныла, да ещё общее ощущение какой-то несвежести... И рядом кто-то лежал, наваливаясь горячей тушей ему на плечо. Не Санёка, это точно: Санёка легче, прохладней и пахнет не так... Ойёптыжблядь! Это Гарик! Ну конечно, Гарик вчера приехал! Они посидели, выпили и... Тут взгляд Олега упал на часы и он, выбросив из головы всё ненужное, принялся тормошить сладко спящего друга. - Гарик, бля, вставай, у тебя поезд через час! - Как через час! Ой, ебать... - Гарик рванулся с постели и схватил себя за голову. - Мы что вчера, пиво с водкой мешали? - Мы, бля, вчера что только не делали, - Олег на секунду уткнул лицо в ладони. Картина ночных безумств, как он её ни отгонял, вырисовывалась всё отчётливее и отчётливее. Санёка, прижатый к кровати, с полными слёз глазами. Обнаженный Гарик. Бутылка в его руках. Они с Гариком, страстно целующиеся... На этом моменте Олег застонал, но память-предательница, вместо того чтоб милосердно спрятать всё в пучину алкогольного беспамятства, воспроизводила всё в подробностях - шершавые, горячие губы, жесткая, хоть и чисто выбритая кожа, чуть горьковатый привкус табака и водки... Поцелуй, напоминающий борьбу, поцелуй, в который оба вкладывали всю свою силу и возбуждение, грязное, запретное возбуждение от того, что занимаются сексом с парнем... Судя по жалобному стону и приглушенному мату, Гарик тоже начал припоминать. - Давай, поторопись, а то не уедешь ни хрена, - бросил Олег, вставая. И наткнулся на Санёку. Тот так и не смог встать, просто лежал на животе, обнаженный, в странной позе - похоже, свести ноги ему было больно. На внутренней стороне бедра явно виднелись засохшие следы крови. - Блядь, - только и смог сказать Олег. - Твою же мать, - согласился Гарик. Друг на друга парни упорно старались не смотреть. - Он жив? - Гарик протянул руку к неподвижному телу, но отдёрнул, так и не коснувшись. - Вроде да, - Олег подхватил лёгкое, совсем холодное тельце и положил в согретую ими постель. Накинул сверху одеяло, словно пытаясь скрыть от самого себя всё произошедшее. Санёка так и не пошевелился, только чуть слышно вздохнул - то ли от боли, то ли от тепла. - Слушай, а это, - Гарик всё никак не мог отвести взгляд от скрытого одеялом тело, - а ему, ну... хоть восемнадцать-то есть? - Вроде да, - буркнул Олег, - давай собирайся, опоздаешь. Следующие двадцать минут были до отказа забиты делами: Гарик ополаскивался под холодной водой, Олег наливал чай, потом они вместе смотрели, не забыли ли где чего, глотали чай и аспирин... Оба упорно обходили тему ночного происшествия молчанием. Олег решил проводить Гарика до поезда. Ему необходимо было выйти, подышать, привести мысли в порядок. Санёка... Санёка, лежащий на полу, с кровавыми следами на ногах, и пустая бутылка из-под пива, откатившаяся в угол... На поезд они успели. - Ну давай, передавай своим привет, - быстро пробормотал Олег, хлопая Гарика по плечу. Раньше они всегда обнимались на прощание и при встрече. Ещё вчера, когда Гарик выпрыгнул из вагона, Олег обнял его и прижал к себе, с силой хлопнув по спине, - ничего такого. Люди никогда такому не удивлялись: здороваются после долгой разлуки, друзья или братья. И сейчас бы никто ничего не подумал, да только вот... ...Кожа у Гарика влажная и ровная, сильные плечи напряжены, одна ладонь скользит по спине, другая гладит коротко стриженный затылок, его губы сами тянутся к нему, язык раздвигает зубы, не столько лаская, сколько пытаясь подавить... ...вот теперь как после этого всего? - Ага, передам. Ты это, береги себя, и это... Санёка... - Что? - Бросай его нахер. А то затянет, я тебе говорю. Потом уже не отпустит, не сможешь нормально. - Ёбнулся, что ли? - Олег впервые за всё утро взглянул Гарику в глаза. Серые с желтыми прожилочками, так похожие на его собственные - не показалось ночью. - Серьёзно говорю. "Провожающие, просьба освободить вагоны". - Ладно, давай, спишемся ещё, - Олег торопливо приобнял Гарика, на секунду прикоснувшись щекой к его щеке, и почти выбежал из вагона. Гарик вздохнул и сел на сиденье, глядя, как тот идёт по перрону, засунув руки в карманы и низко опустив голову - знакомый жест, Олег так ещё из школы шел, когда очередную двойку тащил. Голова всё-таки побаливала, да и не выспался он нихрена. Ничего, ему ещё двое суток в поезде... Вдруг захотелось упасть, заснуть и никогда больше не просыпаться. Или просто не приезжать в город детства, не останавливаться ночевать у лучшего друга. Поморщившись, Гарик взял оставленную кем-то на столике бутылку с водой и начал пить, глядя, как поплыл перрон за окошком. "Ничего, - пронеслась в голове бессвязная мысль, - вот я и уехал... Теперь ничего". Олег поймал такси, лишь немного отойдя от вокзала. Нахрен автобус! Похмелье отступало, в голове прояснялось, и теперь паника накатывала волнами. Санёка. Как он там? Что с ним? Что он, Олег, с ним сделал? "Олежа, миленький, не надо..." Как же он докатился до такого? На ум пришла первая встреча с Санёкой - тогда, в декабре, Санёка, лежащий в снегу и неловко пытающийся увернуться от пинков. Ему сначала показалось, что девушку бьют, и он озверел, но даже когда понял, что это мальчик, злость на придурков всё равно не утихла - нашли на кого напасть, герои, блин! Санёка, бестолково пытающийся стереть кровь с лица леденеющими на морозе влажными салфетками, вызвал у него острый приступ жалости. И он позвал его домой. Домой. Он привёл педика домой. Скажи ему кто об этом раньше - Олег бы только посмеялся, а то и пиздюлей прописал бы рассказчику. Но это случилось. "Чай будешь? А пожрать у меня нихрена нет, я готовить так и не научился, вот. Один живу уже сто лет, так даже яичница пригорает постоянно". "Ааа... А я хорошо готовлю! Хочешь, я тебе приготовлю чего-нибудь вкусненького?" "Плов можешь? Обожаю плов. Я со своей бывшей только из-за плова и встречался: такая дура и блядь была, но плов готовила классно". "Конечно. А у тебя ингредиенты есть? Специи и всё такое?" "Да кажется от Ленки остались - глянь по шкафам, а я пока почту проверю". Плов был вкусный. Ещё вкуснее, чем Ленка готовила, хоть и пришлось ему сбегать за мясом и морковкой. С водочкой - ах, самое оно! Санёка тоже выпил и быстро опьянел, начал улыбаться и застенчиво так поглядывать. Хорошенький... "Меня из дома выгнали. Просто так вот сказали: иди куда хочешь и не возвращайся. Да потому что... Потому что узнали, что я в институте с парнем встречался! Вот прикинь, да, мало мне того, что я педик, так ещё и жить негде..." Санёка жаловался на жизнь, а Олег, слегка опьяневший, вдруг посмотрел на него совсем под другим углом. Вот оно что. Педик, значит. С парнем, значит. Мысль была интересная и после следующей рюмки оформилась окончательно. Значит, педик - парень, которого можно трахнуть. Нормального парня, конечно, нельзя. А педика - можно. Один раз не это самое, кстати. И Санёка хорошенький, кстати. Ещё рюмка укрепила его решительность, недотрах вставил своё веское слово - и вот, Санёка уже голенький под ним в кровати: "Олег, ты смажь чем... Ой, медленней, пожалуйста, ой, осторожней!" У них в постели потом долго ещё были сплошные "Ой" и "Медленней", ну то есть у Санёки, конечно, потому что Олег не знал что, куда и как. Ему самому хорошо всегда было. Потом уже он, конечно, научился поосторожнее и ласкать Санёку привык так, чтоб тот тоже кончал. Он такой всегда был после секса - тёпленький, спокойный, ласковый. Олегу стоило большого труда иногда в минуты послеоргазменной нежности не поцеловать его прямо в губы. Но нет. Это он ещё с детства помнил: поцелуешься с пидором в губы - сам пидором станешь. А он, Олег, пидором стать не планировал. Он вообще думал, что это всё ненадолго, что поторчит Санёка тут неделю или две и свалит. Ага, как же. Свалит... А что если он захочет уйти сейчас? Такси попало в пробку, и Олег нервно барабанил пальцами по коленке. Ему представлялось, как Санёка встаёт, прихрамывая, натягивает джинсы, достаёт из шкафа большую спортивную сумку и начинает быстро, смахивая слёзы, кидать туда свои немногочисленные вещички... Нет! Куда он пойдёт, в таком-то состоянии? А если... Следующая мысль заставила покрыться холодным потом и скрутила кишки в тошнотворный узел. Вот Санёка встаёт, не одеваясь, идёт в ванную, наполняет её. Берёт из шкафчика лезвие, ложится в воду... "Нахрен выброшу все лезвия и куплю электробритву", - бессмысленно думал Олег, забывая взять у таксиста сдачу и взбегая на третий этаж, роняя ключи и почти выбивая дверь. Фу-ух... Сердце как будто прыгнуло на тарзанке и вернулось на место. Санёка никуда не делся. Хотя, похоже, в ванную всё-таки сходил.Он сидел на диване, совершенно мокрый, лишь слегка завернувшись в одеяло, на котором от волос уже начало расплываться тёмное пятно. И смотрел, не отрываясь, в телевизор. В выключенный телевизор. - Санёка, - шепотом почему-то, словно боясь напугать, робко позвал Олег. - Эй, Санёка ты... ты как? И замолчал, понимая, что спрашивать бесполезно. Как может быть человек после такого? Нормальный человек, не какой-нибудь извращенец-фетишист? А тем более Санёка. Санёка - нежный, ласковый и застенчивый. Олег присел рядом на диван и тяжко вздохнул. На правой щеке у Санёки красовался маленький, но отчётливый синяк - это там, где он нажал, заставляя его открыть рот. На тонких запястьях тоже виделись отметины, и по всему телу, наверное, - у Санёки кожа тонкая. Олег дотронулся до стискивающих край одеяла пальцев, но Санёка даже не вздрогнул - просто разжал и уронил руку. Одеяло сползло, открывая белое плечо и шею, тоже всю в синяках. - Санёка, - ещё раз позвал Олег, - может тебе это... Прилечь? Ноль реакции. Не слышит. Не видит. Не ответит. Чувство вины, горьковато-кислое, нахлынуло волной откуда-то из солнечного сплетения и застряло комом в горле. Что же он натворил - он, взрослый сильный мужик? Что же он натворил, что он сделал с живым человеком? ...В шесть лет у Олега была такая игрушка - зайчик с барабаном. Заведёшь его ключиком - и он начинал колотить лапками в барабан. Смешная такая игрушка. Ну кто покупает такое маленькому пацану? Они с Гариком (ну конечно же!) захотели посмотреть, как игрушка устроена. И сломали. На вид заяц остался прежним, только вот лапками колотить перестал - без толку было крутить ключик. Ну подумаешь, им и так играть было не интересно: это не машинка и не пистолет. И всё-таки Олег держал его на полке долго-долго. Глядя на зайчика, он чувствовал смутную вину, которую едва ли осознавал полностью: у этой игрушки была какая-то жизнь, какое-то предназначение, а он всё отобрал. Теперь это просто кусок железа, обклеенный искусственным мехом. "Ты прости меня, зайчик, - иногда, когда точно никто не видел, тихонечко шептал маленький Олег, осторожно беря игрушку в руки, и слёзы наворачивались на глаза, - прости меня, пожалуйста". Но время шло, а зайчик оставался всё таким же холодным и недвижимым. Олег подрос - пистолеты, машинки, роботы окончательно вытеснили из его комнаты другие игрушки, а потом в свою очередь их потеснили футбольный мяч, видеокассеты, приставка и порножурналы. Кто в детстве не ломал игрушек? Сломанные игрушки просто выкидываются. "Бросай его нахер". Только вот Санёка - не игрушка. Он жил с ним всё это время, ждал его с работы, готовил ему еду, терпел его выходки и показное равнодушие и ничего не просил взамен. Никогда его ни в чём не упрекал - ни в том, что он называет его пидором, ни в том, что они скрываются ото всех, ни в том, что Олег отказывается его поцеловать по-настоящему. И сейчас не упрекнёт, просто будет сидеть вот так вот молча... Что же он наделал?! Это всё Гарик, ну конечно. Стоило ему приехать, и старое желание быть крутым перед ним вернулось. Он же старше на два месяца и всегда это старался подчеркнуть. А ещё ему всегда хотелось, чтобы Гарик им восхищался - тем, какой он умный, сильный, смелый. Олег всю жизнь выпендривался для этого. Он и пиво-то в первый раз попробовал один, тайком, и долго отплёвывался, но приучал себя пить, чтоб потом при Гарике небрежно так глотнуть и краем глаза поймать его восхищенный и слегка завистливый взгляд. И протянуть ему бутылку, снисходительно глядя, как тот морщится от неприятного вкуса. И так всегда: курить, пить, хулиганить, тёлок клеить - лишь бы Гарик смотрел. И вот, пожалуйста, довыпендривался... Санёка всё так же сидел, не меняя позы. Он даже не плакал. Олег не любил, когда Санёка начинал плакать - это его жутко стопорило. Но сейчас он был бы рад, начни тот рыдать, истерить, да хоть тарелки бить - пофиг! Тарелки новые купим. Нет. Сил глядеть на это безмолвие не было, и Олег пошел в ванную, откуда доносилось громкое "кап-кап-кап": видимо, Санёка не до конца закрутил кран. ...Санёке не было холодно. Даже больно уже почти не было - он съел несколько таблеток обезболивающего. Было... Было просто плохо. Тоскливо. А ведь он знал. Знал, что именно так всё и будет. Об этом ещё отец ему говорил. "Ёбанный пидор, и что ты думаешь? Да ты просто подстилкой станешь, будут тебя ебать все подряд, и загнёшься ты от СПИДа". Да... А он мечтал... Дурак. Ещё после Руслана надо было догадаться, что так и будет. И теперь вот и Олег его прогонит. Зачем ему педик, в два смычка попользованный? Санёке вновь вспомнилось, как он встретился с Олегом. И зачем он тогда вступился, зачем не прошел мимо? Санёка бы остался в сугробе и тихонечко бы замёрз всем на радость. Зачем он живой кому-то? Зачем он дышит, чувствует, любит?.. В ванной Олег уставился на себя в зеркало. Оттуда на него смотрел парень лет двадцати трёх, коротко стриженный, небритый, с такой рожей, что гопники сами за мусорку спрячутся. Как ему вдруг захотелось, чтоб этот парень вышел из зеркала и как следует уебал ему по роже! - А ты, пидор, - тихо сказал своему отражению Олег, - ах ты сука, ах ты ж блядь подзаборная... Ёбаный пидорас, вот кто ты! Но отражение осталось там же, за зеркальной кромкой. Захотелось въебать себе, как в том фильме, где парень дрался сам с собой. Но Олег просто закрутил кран, ещё раз бросил на себя презрительный взгляд и вышел из ванной. Санёка сидел в той же позе, в какой он его оставил. Подходить отчего-то было страшно. "А ему, ну... хоть восемнадцать-то есть?" - всплыло в голове. А ведь и впрямь. Олег подошел к шкафу, где на полке лежали их общие документы. Достал паспорт Санёки, открыл и застонал от жуткого желания разбежаться и удариться головой об стену. Санёке было восемнадцать. Уже два дня как было. Бля. - Санёка, - тихо позвал Олег, вдруг почувствовав, как задрожал голос, - Санёка, Санечка... Витя... Санёка, наконец, подал признаки жизни - вздрогнул. Витя... Олег никогда не называл его по имени. - Ты это, - обрадованный, что получил хоть какой-то отклик, всё также дрожащим голосом продолжил Олег и вновь сел рядом на диван, - ты ж чего это... Ты чего не сказал, что у тебя день рожденья? Я бы хоть это, ну, не знаю, тортик бы тебе купил? Глупые, бессмысленные слова. Что теперь ни говори - ничто не изменит того, что случилось, что он по пьяному куражу, из минутного детского желания выпендриться перед другом сломал, растоптал чужую жизнь. А то, что Санёка такое не переживёт, - это ясно. Он сам, Олег, здоровый и сильный мужик, не пережил бы. А Санёка он вот какой - тонкий, хрупкий, такой совершенно особенный... - Да ну, - тихо, хрипло, равнодушно ответил наконец Санёка, - подумаешь. Ты работал, я работал... Зачем? Олегу стало плохо от своего бессилия. Странное чувство зарождалось где-то внутри: что-то вроде паники, когда, не умея толком плавать, вдруг попадаешь в течение и начинаешь захлёбываться. Санёка, его Санёка сидел тут на диване и в то же время был далеко-далеко. Не докричаться. Можно делать всё, что хочешь, - орать, умолять, распускать руки и просить прощенья... Да разве такое прощают? Он, Олег, точно бы не простил. "Бросай его нахер". Да, это было бы проще всего. Выгнать, закрыть дверь и постараться навсегда забыть, что был такой парень у него - Санёка. Да вообще забыть, что у него был парень. С которым они трахались, смотрели футбол (вернее, это Олег смотрел, а Санёка просто сидел рядом и терпеливо выслушивал его мнение по поводу качества игры и ориентации судей), играли в компьютер, ходили в пивнушку (как друзья, конечно). Забыть этого странного парня, который жил тут почти четыре месяца, готовил Олегу еду, убирал квартиру, бегал за пивом, когда Олегу было лень (а ему почти всегда было лень, и Санёка храбро шел в ночной супермаркет - "Ну у меня же там скидка", - отлично зная, что торчащая возле входа шпана его пооскорбляет, а то и попытается драку завязать), терпел его пьяные подколки и грубость, его иногда просто отвратительные выходки (Одна только история с антресолями чего стоит! А переодевание в женскую одежду на Новый год!), всегда прощал, говоря: "Ничего, Олежа, нормально всё", легонько, невесомо целовал в щёку возле губ, когда думал, что Олег спит, и плакал в ванной, думая, что Олег не видит... Забыть всё это и жить как раньше? Самому себе тупую башку оторвать будет проще и справедливей. - Санёка, - Олег осторожно присел рядом на диван, бережно кутая худенькое, покрытое синяками тело в одеяло, - а давай... Давай... А что ему предложить? Что он вообще любит? Сладкое вроде любит. Ещё орехи. Песню про город золотой - частенько её напевает, когда убирается. Что ещё? Ничего-то он про Санёку не знает, жил с ним - и не обращал внимания. Дебил конченый. - Может, сходим куда... А чёрт, куда ты с такими синяками теперь! - Да тоналкой замажу, - всё так же тихо и равнодушно, - после Нового Года осталась, ну и попрошу пока на выкладке товара поработать... - Какое нахрен работать! Ты давай, больничный возьми, дома посидишь! Ничего, не обеднеем! Давай, я щас... Что он щас, что он может сделать, Олег не знал. Это неприятное чувство, когда ничего не поправить - вроде как со сломанным зайчиком или случайно задавленной собакой; только хуже, во много раз хуже. Потому что именно сейчас, сидя на диване рядом с избитым, изнасилованным, смотрящим в одну точку Санёкой, Олег отчётливо понял, что не сможет уже без него. Что то, что он принимал как должное - его ласки, его улыбка, его забота, это его "Ничего, Олежа, всё хорошо", - на самом деле было любовью. Настоящей любовью, той самой, которая долго терпит, не ищет своей выгоды и так далее и так далее... То, что Олег всегда считал слащавой хренью, подписью к глупым картинкам, которые его знакомые девицы размещали у себя на страничках. Любовь для него была всегда чем-то вроде туманной перспективы: он верил в неё, но не прикидывал на себя. Как в Америку - где-то она есть, но так далеко, за горизонтом, куда не заглянешь. А любовь оказалась не сиськастой тёлкой с пафосным статусом, не девочкой-виденьем на цветущем бульваре. А вот таким вот Санёкой. А он эту любовь убил. И ничего уже не вернуть. Будь мужиком, Олег. Давай же. - Санёка, маленький мой, - заговорил Олег, соскальзывая с дивана и становясь на колени, - ну прости меня, прости, пожалуйста, пидораса тупорылого! Ну сволочь я, сука, знаю, но клянусь, честно... Теперь всё хорошо будет, я обещаю! Я больше никогда... Никому и тронуть тебя не дам, и сам не буду, если не захочешь! Ну пожалуйста, Витенька, ну скажи что-нибудь! Ты только не уходи никуда и не делай с собой ничего! Я... Ну не знаю, ну что хочешь, попроси! Хочешь, я про нас своим родакам расскажу? И друзьям? А хочешь, мы с тобой куда-нибудь отдыхать поедем? Куда ты хочешь? Ну, скажи! И Гарик тоже, я его больше не пущу, честно, ты для меня важнее. Санёка, я так виноват, прости... Санёка молчал. Так же вот и его отец плакал утром на коленях перед его матерью, просил прощения. И мать прощала, забирала из милиции заявления. "А что ж делать, - говорила она потом соседке - бьёт, да. Ну, уж какого мужа Бог послал. А что ж мне иначе с двумя детьми? Да и люблю я его. И он меня. Бьёт - значит любит". В последнее Санёка не верил. Вот он любит и не бьёт. Бьёт - потому что может. - Если в магазин пойдёшь, купи таблеток обезболивающих - я последние выпил. И эту знаешь, мазь... Постеризан форте, кажется как-то так. Или безорнил. Они вроде недорогие. Олегу снова захотелось разбежаться - и об стену. Он вспомнил, как просил прощения у его матери отец - приносил цветы, конфеты, водил её в ресторан... Но отец мать никогда не бил. У самого Олега и мысли в голове никогда не было - поднять руку на женщину. Но Санёка не женщина. И цветов ему не купишь. И такое не прощают. А что прощают? За что так часто извинялся его отец? Олег не помнил. Бесполезно. Чувство вины жгло, как будто Олег глотнул кислоты, выедало всё внутри. Он не привык просто вот так сидеть, он был человеком дела, но что можно сделать сейчас? Как это ужасно - чувствовать своё бессилие. - Да, конечно, - пробормотал Олег, поднимаясь с колен, - сейчас, хороший мой, я всё тебе куплю. А ты приляг, поспи... Хотелось уйти, словно в доме был покойник. И лучше всего - через окно. Или под первый попавшийся длинномер. "Ах ты, пидор", - ещё раз подумал Олег, поймав в маленьком зеркальце в прихожей свой полный отвращения взгляд. Завязав шнурки кроссовок, Олег выпрямился - и увидел Санёку, стоящего в дверном проёме. Он стоял совершенно обнаженный, босиком. Тёмные, пропитанные водой волосы узкими прядями падали на лицо и шею, лишь кое-где изгибаясь на кончиках. Россыпь свежих синяков по всему телу - словно кто-то хватался грязными руками за мрамор. Олег смотрел на него потрясённо, словно видел в первый раз, и понимал, что никогда не видел никого красивее, что всё, что он говорил и Гарику, и себе - о том, что ему наплевать, что всё равно кого - враньё, жалкое, трусливенькое враньё. А слова Гарика "Бросай его нахер" - чистой воды зависть. Им с Гариком всегда одно и то же нравилось. Видать, и в этом они сошлись. - Ты чего встал, а? - тихо спросил Олег, ожидая услышать всё, что угодно, - от "Вызови мне такси на вечер, я сегодня съезжаю" до самого страшного "Я тебя ненавижу". - Ты это ещё, - Санёка опёрся о косяк, - знаешь что? Купи мороженого. Обычного, пломбир. И спрайта. Я в детстве коктейль пил... Вкусный такой, захотелось вот... - Санёка, - словно ударная волна разбила сердце и осколки брызнули во все стороны, впиваясь во всё подряд, разрывая грудь, горло, выбивая из лёгких воздух, а из глаз - слёзы, - Санёка, любимый мой, прости меня, сволочь такую... Это были два шага, которые тело сделало без мозга - вот Олег стоял у двери, а вот он уже обнимает Санёку, плача и обещая что-то и клянясь, что больше никогда, никогда, никогда... На секунду Олег увидел своё отражение в Санёкиных глазах, таких больших и словно стеклянных - и дикий прилив вины и нежности затопил сознание. Целоваться с Санёкой было совсем не так, как с Гариком. С Гариком была страсть - просто дикая страсть, схватка, борьба. Санёка был нежным и неуверенным, как всегда, и немного недоверчивым, но не сопротивляющимся, а искусанные губы - очень мягкими и тёплыми. И солёный привкус слёз и крови, который они делили на двоих. - Санёка, - шептал Олег, - я такая сволочь... Такая сволочь... Такой пидорас... - Ничего, Олежа, - вздохнул Санёка, погладив щетинистую щёку, - это ничего. Я тебя всё равно люблю. Фото Robert Ferron
06 ДЕКАБРЯ 2014
|
POLUORK
Смотрите также
 #ЗНАКОМСТВА, #НАСИЛИЕ, #НАТУРАЛЫ, #ОТНОШЕНИЯ
Рейд в екатеринбургском клубе Fame: наркотики, алкоголь и экс-депутат в роли координатора
11 декабря 2023
"Выйду на улицу, гляну на село!": "Мамба" исключает гей-знакомства из фильтров
8 декабря 2023
Grindr в Великобритании взрослеет, набирая популярность у мужчин 54+
3 декабря 2023
Поиск справедливости: суд в Москве рассмотрит отказы по делам о нападении на активистов проекта "Дело ЛГБТ+"
28 ноября 2023
Новый взгляд на квир-знакомства: OUTtv запускает реалити-шоу "В поисках третьего" с Тиффани Поллард
26 ноября 2023
В Сенегале раскопали и сожгли тело гея: правозащитники осудили осквернение могилы
7 ноября 2023
Муфтий Чечни: "Противостояние России ЛГБТ... - это священный джихад"
23 октября 2023
Дело грабителей-гомофобов из Краснодарского края передано в суд
22 мая 2023
Актриса Ребел Уилсон запускает приложение для квир-знакомств
16 февраля 2023
|
  МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
Магазин Sexmag.ru
|
|
Настоящий ресурс может содержать материалы 18+
|
* КВИР (queer) в переводе с английского означает "странный, необычный, чудной, гомосексуальный". |
