КВИР - Счастливая мужененавистница

Счастливая мужененавистница

Мой бывший хахаль тоже клялся и божился, что натурал, а сам влюбился в мужика и бросил, прихватив стиральную машину и джип, на мои деньги купленный, между прочим! Так что не выпендривайся!

Кончите и в голову не могла прийти самая простая мысль каждого одухотворенного русского существа, что совершенно невинного человека можно оскорбить и избить только ради удовольствия, ради шутки, да вообще ради ничего, просто так. Особенно если избить родного человека, самого близкого, ради того, чтобы сблизиться с ним навечно, понять уровень любви и крепости отношений.

Антонина Ермак поцапалась с гражданским мужем. Крепко поцапалась. Всю ночь делили имущество. Алексей и Гришка, каждый в своей комнате, слушали вопли соседей с верхнего этажа. Отборный мат сверлил железобетонные панели, как электродрель. В ночи отчетливо прозвучал мужской бас: "Не отдам кофеварку!". На что торжественным женским возгласом отказали главным нецензурным словом. Под утро, чуть свет, муж наконец-то собрал вещи, на горбу вынес стиральную машину, засунул в багажник джипа и уехал. Вслед ему из распахнутого окна доносились нечеловеческие проклятия и лай рассерженной собаки Баскервилей. Тонька выбросила в окно его семейные трусы в сердечках, которые повисли на дереве, напротив окна спальни Алексея. Майская Москва проснулась и заваривала кофе.

Нефтегазовый финансист Алексей Румянцев тоже развелся с женой. Рассекреченную измену Алексей простил и сказал: "С кем не бывает". Женское сердце больно уязвилось обломками стрелы Амура. Супружница обзывалась половой тряпкой для вытирания грязных подошв и била по щекам. "Мяфа, мяфа, ты просто мяфа, а не мужик! Ты меня не любишь и никогда не любил!" - в слезах закричала изменщица и смертельно обиделась на то, что Румянцев не вызвал на дуэль соперника и не убил его.
После размена четырехкомнатной квартиры на Савеловской, жена забрала двух дочерей и отправилась жить в Нагатино, к своему начальнику, а Румянцев поджал хвост и одиноким котом перебрался в Кузьминки, на Есенинский бульвар. Оставаясь на поводке алиментов у бывшей жены, вторую комнату Алексей сдавал парню, зарекшись раз и навсегда связываться с женским родом. С утра Алексей пел в душе, пил кофе, ел вчерашние суши, очищал карманы от мелочи и до позднего вечера корпел в офисе над бухгалтерскими отчетами, почти не видясь с квартирантом Гришкой.
Алексей, отправляясь на работу, захватил мусор. Он страшно боялся дворничихи, озирался по сторонам, нет ли ее поблизости. Последняя русская дворничиха жила ради порядка и устанавливала свои правила чистоты, одинаковые для всех. Повышенное неравнодушие она проявляла к мужчинам, невнимательным к результатам ее ежедневного труда. Бомжи и не совались на помойку, которой заведовала слишком ответственная и недоброжелательная мужененавистница. С утра до ночи она мела и чистила. Не дай бог заметит окурок, летящий с балкона. Тут же срабатывала сигнализация из ее рта и раздавались проклятия умирающего в столице благородства. Зимой она постоянно обругивала Румянцева за счищенный снег с капота своей машины и всучала ему лопату убираться за собой. "Нагадил! Нагадил!" - орала дворничиха, как потерпевшая, в семь часов утра: "Это вы там миллиардики свои подсчитываете, сидя в теплом офисе, а у нас тут некому за вами подгребать дважды! На улице - минус двадцать пять сегодня".
Стыда Румянцев тогда натерпелся ни за что и обиделся на дворничиху навсегда. Крепко губы надул. Обида превращала Алексея в ребенка. Он не знал, как оправдать свою невиновность перед сердитой дворничихой и как рассказать, показать свою наполненность человеческими достоинствами. Он готовился броситься и расцеловать недовольную ведьму с метлой, убедить ее в том, что он хороший послушный мальчик, не нужно его жарить и сжирать. Недоразумение усиливало сказочные эмоции. Алексей вспоминал общую тетрадь в клеточку и в черной обложке, в которую его дотошный отец-математик записывал обиды. Точную дату, суть, кто виноват, ожидаемые сроки прощения и моральный итог. Баланс сводился каждый месяц. У старшей сестры накапливалось пять-шесть обид, у Алексея - почти двенадцать. Сестра находила, чем разморозить сердце отца и, искупая вину, пекла вкусные пироги. Химичила по-женски. Алешка действовал через ум. Отец подарил набор "Юный химик". Превращая вину в радость, показывая отцу быструю обучаемость, он запутался от волнения и подлил в пробирку солей натрия. От взрыва нагреваемой колбы безнадежно испортилась новая лампа, обои, стол. Дым разъедал глаза. Кровь почернела в сердце. Хорошо, что глаза остались целы и Алешка видел, что хорошо, а что плохо. Непрощенные обиды волоклись за Алексеем до сих пор. Всю жизнь он доказывал себе и людям, что он лучший, сильный, двужильный, что он справится со всем на свете и сделает мир лучше. Как только это почти удавалось, на путь выползали обидчивые и требовательные дворничихи, изменяя правила внутренней жизни.

На этот раз Румянцева опередила гражданочка на каблуках и в легком серебристом плаще, с размаха бросившая мусорный пакет в контейнер. Она попала в лоб дворничихи и стала виноватой. В розовой курточке и бейсболке, малюсенькая дворничиха сидела в контейнере и уминала мусор ногами, чтобы больше вошло после шумно отмеченного Дня Победы. Румянцев остановился и замер.
- Женщина! - кричала дворничиха театрально поставленным голосом на серебрянку. - Ты из какого дома?
- Да вон из того, напротив. А что? - опешила та.
- Женщина, ты последний раз сюда пришла. Поняла? - выразительно приказала дворничиха. Кузьминская селебрити омертвела.
- Нет. Ты меня не поняла! - по слогам сказала дворничиха. Румянцев почуял в ее голосе чистейшую ухоженную и накрахмаленную ненависть, взлелеянную и отмытую, отстиранную годами, и не пошелохнулся. - Сюда имеют право выбрасывать только из нашего дома, а у вас есть своя помойка, установленная партией и правительством. Вот туда свой мусор и неси!
- А я думала, что это мое государство и можно выбрасывать везде, - процедила селебрити сквозь зубы.
- Ты ошибалась, женщина! - сказала дворничиха с пафосом, как чиновник в неприемные часы. - Забирай свой пакет и вываливай куда положено. А ты, паренек, за каким? - обратилась она к дрожащему Румянцеву. - Ты откуда? А, вспомнила. Ты в нашем доме прописан, - сказала она несколько разочарованная тем, что в данном случае не удастся наорать и насладиться превосходством над симпатичным молодым мужчиной. - Тебе можно соваться в нашу помойку на законных основаниях! Заслужил! Клади вот сюда, тут маленькое местечко еще есть, - с навыком узкопрофильного специалиста распорядилась дворничиха.
Алексей украдкой положил пакет в полный контейнер и аккуратно поправил, как подушку, чтоб красиво смотрелось и не выпало.

Трудовой мигрант из Украины Гришка Бойчик уволился в декабре со стационарной работы и полгода удаленно конструировал сайты, искал заказы в интернете и выходил на улицу лишь за продуктами.
Гришка открыл и резко захлопнул дверь. Он боялся собак и наблюдал в глазок за тем, как маленькая ростом Антонина спускается по лестничным пролетам с верхнего этажа, выводя гулять собаку Баскервилей. От мысли нарваться на огнедышащего зверя Гришка вспотел. Кобель яростно дергал Тоньку вперед, разрывал поводки и безобразничал. Собакозаводчица выводила питомца на цепи, выдерживающей рывок в два центнера. Во дворе соседи все-таки столкнулись.
- Здравствуйте! - громко сказала Антонина, еле-еле удерживаясь на ногах от рывков собаки лошадиного размера. - Вы не поможете мне чисто по-соседски? Новую стиральную машинку привезли, муж на даче, а я одна не могу разобраться с программами. Поможете, хорошо? Через часок заходите, я пока Рэя выгуливаю, - крикнула Антонина, утаскиваемая домашним животным в клумбу с красными тюльпанами.
Гришка испугался ободранных обоев, распотрошенного плюшевого медведя в прихожей и попросил запереть собаку в спальне. Когда Гришка сильно волновался он переходил на українську мову.
- Замкни дога в спальні. Велика тварина. Кусає до смерті!
- Да это и не дог вовсе, - радостно сказала собакозаводчица. - Щеночка вот-такусенького подобрали во дворе, дворнягу. Кто ж знал, что он за три года вымахает в холке метр ноль три, а весит восемьдесят пять килограмм! Больше моего мужа. Не бойся, не тронет. Проходи на кухню. А ну, пошел! На место! - на всю квартиру скомандовала Антонина до хрипоты: то ли на Гришку, то ли на пса. - Это он обнюхивается, новый человек зашел. Вкусно пахнет.
Гришка знал, что с мужем Тонька распрощалась. Он показал, как управлять стиральной машиной и попятился к выходу, но в коридоре, как сфинкс, лежал Рэй с переливающейся черной шерстью и с навостренными на Гришку ушами. Антонина налила Гришке пивка и закурила.
- Не успела я еще с вами познакомиться. Вы сколько лет вместе? Алексей - хозяин квартиры, да? Ведь он по осени купил. Я давно за вами, ребятки, наблюдаю и сдается мне, что вы... что вы... кто? - Антонина не решалась произносить слово "геи" и ждала, что Гришка сам признается, а Гришка не понимал, о чем идет речь. - Да, не переживайте! Я вас люблю и уважаю. У меня друг Никитка Кавалерчик, стилист, я у него укладки делаю на выход, живет на первом этаже в нашем подъезде, так вот, он тоже голубой, - сообщила Тонька заговорщицким тоном.
- Нет, Тоня, ты не про то подумала! - открещивался Гришка. - Тай не знаю з чого ти взяла? Я тільки орендую кімнату у Льохи, а Леха розлучився з дружиною. Жена его бросила и пішла жити к начальнику. Леха пока решил нажать на паузу, оклематься от семейной жизни. Да у него и дети есть - две дочки, - сказал Гришка и на его взгляд привел все доказательства собственной ориентации.
- Ой, как подозрительно! Два красивых мужика живут вместе! - обрадовалась Тонька возможности закрутить интрижку по-соседски, но не поверила. Ее то так просто не обманешь. Уж она то геев за версту чует. - Как же не геи? Вон штанины у тебя подвернуты. Всем известно: только геи подворачивают штанины, оголяя щиколотки. Это у вас условный знак своих узнавать. На прошлой неделе на ВДНХ парня изнасильничали только за то, что у него подвернуты штанины. Свои узнали своего. Рыбак рыбака видит издалека!
- Тоня, по-моему, это не твое дело, кем нам с Лешкой быть! - уверенно произнес Гришка. Ему не нравился и разговор, и дог, и Тонька, и Тонькины накрашенные губы. - У мене немає ніякого бажання обговорювати цю тему. Геи, не геи. Тобі що за діло?
- Ну да ладно, действительно, это не мое дело. Каждый живет, как ему удобно, - понимающе сказала Тонька, намекая на материальную зависимость Гришки от Лешки. - Я все прекрасно понимаю. У вас мужиков одно на уме. В отпуск куда поедешь?
- Да мы решили с Лехой махнуть на Кубу. На две недели. В воскресенье вылетаем по горячей путевке.
- Ух, как вовремя я попросила машинку наладить. Спасибо. Хорошо на Кубе, наверное. Загорелые вернетесь. Накупаетесь. А я вот только из Италии. Стажировалась в Милане. Я работаю директором магазина брендовой одежды в Третьяковском проезде.
На кухню зашел Рэй, сел у ног Гришки и на колени положил пасть размером с микроволновку. В Гришке загудели микроволны и перекручивало кишки от страха. Кровавыми, как светодиоды в темноте, глазами Рэй смотрел в самые зрачки Гришки и пока не понимал, ревновать хозяйку или нет. Гришка, промокнув от вязкой протяжной слюны из пасти Рэя, заспешил домой и у выхода притворился, что чмокнул Тоньку в щечку. Ох, и навязчивая баба! Тьху!

Ребятки улетели в Гавану. Антонина пила одна, вспоминая густые длинные итальянские ресницы Гришечки. Тоньке больше понравился волосатый мачо Гришка с татуировкой красными розочками на шее, но Алексей уверенно стоял на ногах. Тонька подумывала окрутить соседа и, гадая на пивной пене, представляла, как таджики-строители выдалбливают в полу проем, ставят красивую винтовую лестницу, и она спускается к Румянцеву в подвенечном платье от Пьера Кардена. Как жаль, что мужики из квартиры внизу были геями. Она так и думала, не первый день на свете живет. Но как узнать точно? Вернутся со своей Гаваны, проверим.
Врожденное чувство стиля и глаза Джульетты Мазины заставляли Антонину не только выглядеть, но и двигаться эстетично и часто меняться, как картинка в клипе, стильная для стороннего наблюдателя, всегда подразумевающегося поблизости. Она заставляла себя пересматривать, снова и снова возвращаться к месту проскользнувшей, едва уловимой привлекательности. Поиски стильной жизни перешагнули неудачный аборт в молодости, бесплодие и пьянство. Тонька продолжала жить как бы красиво и отчетливо выговаривала каждое слово. Мужики бросали стилягу из-за неуемной харизмы - кто ж полезет под каблук по собственной воле. Директриса элитного магазина командовала сильным полом, подчиненными и собакой, ни разу никому не уступив. Тонька не работала уже полтора года и сочетала в себе итальянский стиль и простонародность: пила дешевое пиво в валютных шмотках.
Сидя стильной синичкой в кухонном мягком уголке, умирая в тоске по какому-нибудь мужчине, Тонька опустила босые ноги в набежавшую лужу. Стиральная машинка давно остановилась и потекла. Схватив тряпку, Тонька поспешно заскользила по линолеуму и предотвратила наводнение. Вроде бы ни капли не просочилось вниз. Осушив стакан пива, выкурив две сигареты на балконе, она понеслась в ванную, радостно и отчетливо выкрикивая: "Стояки, стояки!". Тонька набрала ведро воды и тоненькой струйкой вылила в проем с водопроводными стояками. Затем опорожнила еще одно ведро таким же тонкоструйным способом. "Достаточно", - сказала Тонька и набрала номер телефона жилищно-коммунального управления.
- Доброе утро, девушка! У нас чрезвычайное происшествие. Потоп, почти библейский. Полностью затопило три этажа вешними водами. Волнуемся очень. Места себе не находим. Срочно вызываем аварийку. Скорее всего, трубу прорвало в квартире на третьем этаже, а соседи сейчас отдыхают за границей, далеко, на Кубе. Дозвониться пробовали. Телефон отключен. Да там, наверное, и нет мобильной связи. Социализм строят до сих пор. Фидель Кастро живой вроде бы. Вспомните советские времена! Так что придется вскрывать квартиру с милицией. Ваша вина, девушка, стояки старые, ни разу капитальный ремонт не проводился. Вот и авария! А как же! Заявку оформляли. Да, вы еще по осени полы и потолки в санузлах по всему подъезду расковыряли, высвобождая трубу на замену новой. Вот в эти щели-то наводнение и проникло. Потекло все через эти ваши щели. Сверху вниз потекло! Не надо было расковыривать.
Тонька отправилась к соседям по водопроводному стояку на втором и первом этажах и всех уверила в том, что льет с третьего этажа, судя по всему прогнил стояк в перекрытиях между плитами. Приехала спасательная бригада. Слесари раскрутили замки, открыли дверь. Дворничиха прибыла в ватнике и с лопатой. Она жила под Румянцевым. Милиция составила протокол и, конечно же, Ермачка вызвалась первой понятой и осматривала квартиру, запоминая всякую мелочь. Водопроводчики прощупали санузел. Отметив, что проем и трубы действительно мокрые, но никакой действующей течи не обнаружили. По пятнам кухонного потолка, они сделали заключение, что это Тонька затопила соседей из вскрытой квартиры, но промолчали, видя, что Ермачка так рьяно переживала за судьбу подъезда.

Нет. Они все-таки не геи. Теперь точно известно, - подумала Тонька, с уважением и надеждой осматривая диван Гришки. - Два спальных места. Вещи разделены. Даже зубные щетки стоят в разных стаканчиках и смотрят на меня соблазняюще, как натуралы. И презервативы рассованы по разным углам. Ну теперь держитесь ребятки, пожалеете, что оказались не геями!

В квартире Тонька обнаружила общий холостяцкий беспорядок. В раковине - немытая посуда. Одежда повсюду, носки, галстуки, рубашки, пиджак. Лакированная итальянская кровать в спальне расправлена.
"Двухспалка, - отметила Тонька. - Так, голубчики, попались! И Гришка мне будет заливать, что они не геи! Да я вас, педиков, за версту чую! Траходромище-то вон как растрепало. Подушка еле-еле лежит и приходит в себя. Одеяло вывернулось наизнанку от стыда. Даже простынь, наверное, в пятнах. Меня не проведешь! - подумала Тонька и перешла в большую комнату. Там она увидела разложенный диван и скомканную постельную требуху. А вот и второе логово!
"Нет. Они все-таки не геи. Теперь точно известно, - подумала Тонька, с уважением и надеждой осматривая диван Гришки. - Два спальных места. Вещи разделены. Даже зубные щетки стоят в разных стаканчиках и смотрят на меня соблазняюще, как натуралы. И презервативы рассованы по разным углам. Ну теперь держитесь ребятки, пожалеете, что оказались не геями!".
Попались! Приручить! Выдрессировать! Женить!
Ничего не подозревающие ребятки, полудохлые от двенадцатичасового перелета, вернулись и обнаружили квартиру опечатанной. Тонька тут же выскочила и увидела сидящую на чемоданах негритяночку. "Не хватало еще тут самозваных рабынь!" - с ненавистью подумала Тонька.

Конечно, ребятки полетели на Кубу в поисках безбашенного дешевого секса. Девчонки там отдаются за двадцатку баксов, за капроновые чулки, за тапочки. Три дня они снимали роскошную квартиру в старой колониальной Гаване. Сначала развлекались по разным комнатам, а потом, как настоящие мужики, поняли, что им нечего стесняться, и сделали всех девочек общими. Мулатки обрадовались и охотно предоставляли упругие шоколадные перси белым братьям из дружественной страны. Отдыхая в пятизвездочном отеле на Варадеро, Румянцев присмотрелся к артистке шоу и вскипел. Неимоверно выпуклая мулатка вытворяла на сцене такие пируэты, что даже престарелые немецкие геи сидели заведенные. Щедро одарила природа женщин острова Свободы, особенно подвижностью в области органов сладострастия. Белые пляжи, бездна улыбок на фоне Карибского моря, ослепительное шоу в вечернем театре, голоса, ритм, пластика. И в центре всего - мегазвезда кабаре Кончита, своей подвижной попкой распространяющая волны желания по всему театру, отелю, Варадеро, всему Бермудскому треугольнику. Румянцев исчезал в этих негритянских Бермудах. Падал в воду, рождая брызги высотой до звездного южного неба острова сексуальной Свободы.
Заиметь Бермудянку! Освободить ее из лап развитого социалистического шоу!
Кубинцам запрещено первыми разговаривать с туристами, а артистам тем более. Сразу после выступления Кончита уезжала в городок. Румянцев перехватил ее, предложил двести долларов за ночь. В кубинской деревеньке на эти деньги можно прожить полжизни. Администратор роскошного отеля и служащие заверещали и воспротивились, когда Румянцев решил подселить танцовщицу в их с Гришкой респектабельное бунгало. Ни одна негритянка еще не жила в апартаментах данного отеля. Заломили триста долларов за сутки. Румянцев согласился на все, следуя за томительной мечтой и ночным бризом с Карибского моря.
На завтраке царила атмосфера национализма. Кончита в зеленом концертном платье с блестками, с присущим негритянкам высокомерной царственностью и грациозностью, накладывала в шведскую тарелку европейские деликатесы, пармскую ветчину и стейк. Все коровы на Кубе принадлежат государству, а за контрабанду говядины полагается расстрел. Толстая белая девочка за соседним столиком, наверное, из богатой кубинской семьи, уминала сразу пять стейков. Гришка сосчитал. На Кончиту пялились, как на освобожденную рабыню, которая бессовестно сидела за одним столом с красивыми белыми господами. Невиданно, неслыханно, человеческая комедия у шведского стола.
Да и постель шведская. Возмутительно! Взбудоражен семейный отдых респектабельных бюргеров. Жены толстых престарелых немецких геев и их дети смотрели вслед счастливому трио, идущему по широкому хрустящему пляжу в лазурную морскую гладь. Эти русские туристы совсем оборзели! Везде они устанавливают свои порядки. Откуда у них такие деньги? Хамье! Русиш секс-швайн, шипели жены! Взволнованный Гришка говорил: "Яка гарна дівчина, тільки занадто чорна!"
Румянцев влюбился в Кончиту по уши. Льстила роль освободителя из рабства и рабовладельца одновременно. Он предложил Кончите полететь в Москву, продлить романтическую связь как можно дольше. Кончита окончила балетную школу в Гаване и однажды летала в Румынию на интимные гастроли, но там как-то не сложилось. Румянцев не обещал жениться, но помочь с работой и проживанием обязывался. Кончита бросила все. Танцевальная труппа, в костюмах, с белоснежными улыбками и слезами на глазах, провожала мегазвезду локального шоу со своими благодетелями, когда трио усаживалось в такси до аэропорта. Да и Кончита не удерживала слез, прощаясь с жаркой плодородной щедрой родиной навсегда. Прощалась с бедностью и нуждой социализма.

Вся троица в полном составе и предстала перед опечатанной квартирой Румянцева. Высокая величественная Кончита, восседающая на подоконнике с длиннющими ногами, как черная икона, посмотрела на Тоньку снизу вверх, как на бледную поганку, и отвернулась во двор. Тонька поняла, что экзотически облизнулась и теперь ей с ребятками ничего не светит, пока она не потушит сияние только что обнаруженной черной звезды. Потушит, задушит, присушит! Разватрушит!
Кончита временно терялась, кого любить больше - Гришечку или Лешечку. Точно установив единственного собственника квартиры, она определилась как импортная любовница и будущая российская гражданка. Курсируя только между спальней главного мужчины - Алексея, кухней и санузлом, она даже не заглядывала к Гришке, дистанционно звала из помеченных для безопасного общения помещений, не компрометирующих ее актуальную привязанность. Гришка расстроился своей нищете, но не мешал возлюбленным наслаждаться интимным счастьем вдвоем, часто оставаясь у своей девушки в Вишняках. Алексея островитянка прозвала Лакшери, а его белогвардейца - Капитолио, в память о стойкой независимости тропической родины. Себя называла Мухероной. Гришка думал - госпожа, но оказалось - кобыла.
Собака Баскервилей чувствовала женские феромоны негритяночки сквозь бетонный потолок. Рэй метался, как пойманный геями натурал, чуть заслышав в спальне Алексея первобытные скрежет, румбу и ритмы ча-ча-ча. Вожделея присоединиться к танцующим в темноте, кобель кряхтел и елозил, размазывая по полу собственную слюну, испуская лапами громкие звуки хрустнувшего вареного хряща. Рэй заходился рыком, в открытое окно протяжно выл по жертвам подпольных связей и столичных болот. Тонька не кастрировала дога. Рэй страдал от собачьего одиночества, иногда срываясь с цепи и набрасываясь на прохожих за нежностью и агрессивным интимом, обслюнявленной мордой в наморднике горячо и тяжело дыша в самый пах орущим теткам.
Взвинченный Рэй бесился от любовного копошения под полом, стуков кровати о стену, раздающихся из спальни Румянцева. Тонька перевозбуждалась, падала на расцарапанный паркет и прислушивалась к низким стонам бермудянки, распознавала в частоте ударов надвигающуюся развязку. Гришка глаз не смыкал. Да и дворничиха, живущая этажом ниже, лежала с вылупленными глазами, завороженная той же суетой.
Рано утром Алексей проснулся от ласк неутомимой чужестранки, открыл окно и напоролся на дворничиху, вцепившуюся в дерево на уровне третьего этажа. Она заглядывала в спальню, вытянув все подбородки на длинной шее. Увидев Румянцева, дворничиха радостно поздоровалась:
- Доброго утречка, Алексей!
Хорошенько разглядев полнейшую наготу ответственного квартиросъемщика и обнимающую его черными руками совершенно голую обольстительницу, дворничиха воскликнула:
- Бесстыжие! Как вас только земля носит! Тьфу ты пропасть! Напугали до смерти!
Дворничиха продолжила стаскивать метлой с дерева семейные трусы Тонькиного мужа в сердечках, пронзенных стрелами младенчика Амура. Напомним, что трусы вылетели из окна два с половиной месяца назад и реяли флажком дворовой зависти, ненависти, любви (нужное подчеркнуть).
Как экспонатами музея Кончита любовалась продуктами обычного гастронома в Кузьминках. Не самые обеспеченные москвички долго держат такое лицо в бутиках Елисейских полей и на распродажах в Нью-Йорке. ГУМ, Алмазный Фонд в Кремле и Наоми Кемпбелл, живущая в доме с черными окнами на Цветном бульваре, надежно привязали Кончиту к сердцу коренного москвича. Москва, как рог изобилия, и рогатая Тонька, не имевшая никаких оснований на рога, ежеминутно страдающая от Алешкиных измен с черножопой выдрой. Тонька разгоняла тоску темным пивом и гаванской сигарой, подаренной Гришкой.
Кончита поступила стриптизершей в кубинское шоу одного из ночных клубов столицы. По сравнению с Кончитой, русские танцорши двигались, как обезглавленные курицы. Там она сияла всю осень и зиму. Алексей подарил ей шубу в пол. А в марте Кончите предложили обучать латинским танцам. Школа латино-дэнс набирала обороты. Аэробные тренинги в фитнес-клубах, выступления на корпоративах и просто танцы для всех желающих москвичек. Кончита становилась перед зеркалом во всю стену танцевального зала, впереди публики, на высоких каблуках и выжимала все соки. Наши девки вращали тазами со скоростью звезд и галактик вокруг черной дыры - пятнадцать миллионов километров в секунду. Но обрадовать им было некого. Обретаемая подвижность простаивала.
Тонька иногда общалась с Гришкой, который рассказывал о быстрой карьере танцовщицей и ее мытарствах по получению рабочей визы. "Работает? Без визы? Ну-ну!" - подумала Тонька.
Ермачка тут же позвонила в управление миграционной политики, собственноручно написала жалобу в трудовую инспекцию, обзвонила министерства, милицию, отдел по борьбе с организованной преступностью и на телевидение, в отделы журналистских расследований всех телеканалов и в криминальные новости. Ермачка нашла управу на черный предмет своей еще более черной зависти. Долой беззаконницу из России! Уже на следующий день во всех сводках чрезвычайных происшествий в столице показывали репортаж. Стражи порядка накрывали гнездо нелицензионного трудового разврата и делали главный упор на то, что все кубинки занимаются проституцией. По телевизору мелькнула и полуголая Кончитушка, которую снимали со стриптизерского шеста, выводили под шоколадные рученьки на свежий воздух и засовывали в милицейский автобус с решетками на окнах. Это стало новостью недели. Даже политическая обозревательница Нина Сорочихина включила в свою передачу кадры разгона кубинского притона, отмечая заслуги органов правопорядка и восстановление законной справедливости.
Тонька подкарауливала Гришку у подъезда и выведывала последнюю информацию.
- Сначала менты оштрафовали и потребовали еще по пять тысяч долларов с каждой танцовщицы, - рассказывал наивный Гришка. - Но даже это не помогло. Всех депортировали. Кончита еще позавчера улетела.
- Ах, бедная! Какая любовь в самом разгаре! А что ж Алексей на ней не женился? - спросила сострадающая соседка, затаив дыхание, и развернула шарфик на шее. Кожа еще хранила прошлогодний августовский загар, когда Тонька с утра до ночи испепелялась солнцем у Кузьминского пруда, рассчитывая стать такой же черной, как Кончита и затмить черное солнце Алешкиной любви.
- Не, Леха в семейный капкан пока не собирается! - сказал Гришка. - У него ж алименты, жена бывшая, две дочки. Він і так людина сімейна! - сказал Гришка, а загоревшая и загоревшаяся Тонька подумала: "Пока не собирается! Пока!"
Вся беда Кончиты, в отличие от Тоньки, состояла в незнании русского языка. С Алексеем Кончита общалась только эмоциями и чувствами, неуверенным английским и превосходным испанским. Необученным русскому языку людям почти невозможно понять и русские чувства, что за чем идет, логику чувственного мышления, весь особый путь духовных традиций, отличный и от Запада, и Востока. Кончита, в отличие от Тоньки, ни черта не понимала, что творилось в душе нефтегазового аудитора Алексея. Кончита перестаралась с неуязвимостью и Алексей ее разоблачил, как духовную проститутку. У русских не принято контролировать свои чувства, тем более неприлично контролировать чувства других людей. Это аморально. Каждый русский человек - хозяин своим чувствам и сам разберется, что ему чувствовать и когда. В этом свобода.

Заискивающий и постоянно открытый взгляд для любого настроения провозглашал неуязвимость Кончиты для соперниц. Негритяночка находила невозможным при своей социальной незащищенности обладать хоть каким-нибудь слабым местом, недостатком и ропотом. Капитолио Лакшери она из рук не выпускала, невольно принуждая к райской жизни на земле и создавая все условия для того, чтобы Румянцев балдел. Только балдел, наслаждался блаженством тела, не отвлекаясь на обыденность. Повседневность стала нескончаемым праздником, уровень и продолжительность интимной жизни повысились. Рассчитанные на пятилетку планы ударно перевыполнялись за одну неделю. Стабильность нирваны задралась на неоправданную высоту. Любые помарки и шероховатости, исходящие от остальных смертных, стали ощутимы и переживались трагически вспышками полуженской истерии. Румянцеву уже захотелось повысить голос, отвесить моральную пощечину, разгневаться по мельчайшему пустячку, рассекретить Кончиту, увидеть проступившую наружу ненависть и прочие не совместимые с жизнью эмоции, стать предметом яростной женской мести и обнаружить веские причины сиюминутного увольнения черной рабыни без выплаты выходного пособия.
Рабовладельческий строй, закрепившийся в московских офисах, вполне располагает к развитию преимущественно такого сценария с любым новым представителем планктона, тем более, если его резюме выгодно отличается от остальных успешностью и неукротимым ростом карьеры, конечно же, если этот планктон не из Бермудского треугольника. Кончита обладала повышенной эмоциональной непробиваемостью. Румянцев не мог до нее достучаться.
Возвращаясь с работы в плохом настроении, он мечтал о сострадании прекрасной Бермудянки, рассчитывал на взаимопонимание и точно такое же душевное расстройство и с ее стороны. Но черная дева из духовно отсталой страны не желала жертвовать собой и огорчаться, всеми силами подбадривая и веселя уставшего труженика, сверкая улыбкой и демонстрируя собственное ничем не омраченное счастье. О, ужас! Кончита не мучилась и не испытывала никакого сострадания. А все от разницы менталитетов. Румянцев раздражался крепче, кричал на Кончиту, специально рассчитывая довести ее до слез и очищения души, утомленной плотским блаженством, думая, что только таким образом он поможет ей внутренне перестроиться и проявить человеческое сострадание к нему. Но нет. Он так и не увидел, как Кончита плачет, захлебываясь слезами по своему русскому господину.
Несколько дней он подготавливался, выискивая слабые стороны для оскорбления непокорной девы самой сокровенной обидой в то время, когда он приступит к физическому наказанию духовно слепой развратницы. Мало того, что Румянцев ничего внутри нее такого не нашарил, что могло бы смертельно обидеть и задеть за живое, разочаровавшись от убогого духовного скарба Кончиты, так еще и физическое унижение от мужчины причиняло Мухероне только извращенное удовольствие.
Румянцев преднамеренно отлупил Кончиту ради следственного эксперимента и в конечном итоге ради нее самой, дабы окончательно удостовериться в своей правоте. Кончита ни слова не проронила, ни слезинки, а приняла издевку и насилие за сексуальное разнообразие, поставив Румянцева в тупик, и снова добилась от него сладострастной разрядки. Румянцев ждал сопротивления духа, протеста поруганного и затравленного существа, забастовки доведенного до самоубийства, хоть одну живинку разочарования, но так и не дождался. "Похоже, что рабство у чернокожих в крови, особенно сексуальное", - подумал Румянцев.

Кончите и в голову не могла прийти самая простая мысль каждого одухотворенного русского существа, что совершенно невинного человека можно оскорбить и избить только ради удовольствия, ради шутки, да вообще ради ничего, просто так. Особенно если избить родного человека, самого близкого, ради того, чтобы сблизиться с ним навечно, понять уровень любви и крепости отношений. Настолько Кончита была морально слепа и духовно ограничена. Вот настолько эгоистическое сладострастие лишило Кончиту ума и чувства и оторвало от реальной жизни в обществе, превратив в дикое животное, что она не понимала простейших законов духа. Румянцев считал Кончиту биологическим роботом, живущим только в блаженстве и считающим напрасным остальное чувственное многообразие жизни. "Немыслимо прожить без обиды. Без досады и огорчения жизнь убога и не мила. Без ненависти не далеко и до самоубийства. Скуден и труден путь духовно бедного человека. Непривлекателен. Широты и простора нет. Предсказуем. Все заранее известно", - думал Румянцев.
Любую попытку расширить эмоциональные горизонты и научить ее истинному состраданию Кончита пресекала улыбкой, заигрыванием, новой сексуальной игрой. В каком бы настроении Румянцев не приезжал домой, Кончита распластывалась перед ним одна и та же, в своем оргиастическом счастье и предлагалась, как нечто разумеющееся. Ни разу она не впустила в себя его плохое настроение и отфутболивала страждущего именно такого духовного единства Алексея. Кончита представлялась ему концом духовного пути, черной дырой наслаждения.
"За свой Капитолио я и сам подержусь, бриллиантовая моя, настроение я сам себе подниму, счастье свое я готов разделить хоть с кем, хоть с Гришкой, посижу, напьюсь. А ты, если такая умная, сумей разделить мои беды, мою злость, мою ненависть, мой беспредел и всю мою преступность. Или хотя бы делай вид, что понимаешь, сострадаешь, что больно тебе, что ты измучиваешься аналогичной моей мукой. Хотя бы притворяйся. А иначе ты не женщина, за что тебя уважать? За счастье и рассвирепевший венерин бугорок?" - Румянцев осознал, что Кончита бесчувственное бревно, не имеющая души и не способная к состраданию по техническим условиям культуры, историческим традиций и менталитета: "Нерусь".
Румянцев боялся нарастающей зависимости от Кончиты, что она лишит его всего и уничтожит привычный мир, перестроит жизнь и он, чего доброго, откажется и от работы, уединившись с черницей для паразитического образа жизни где-нибудь в маленьком домике. Денег у него для этого уже вполне хватало. Румянцев не мог себе позволить уменьшить свою социальную значимость, лишиться миссии благородства и перестать нести общественную пользу людям, которой он делал мир лучше. Так он думал. Но на работу ему нравилось ездить исключительно ради внутренних потрясений, ссор с начальством, эмоциональных пертурбаций, закупорок, ради вечного праздника неконтролируемых эмоций.
Кончита ничего не понимала по-русски и не догадывалась о том, что повысить настроение своему господину можно только доведя себя до нервного срыва и выпустив пену изо рта. Ведь она так и оставалась для него чужой, не родной женщиной. Румянцев пристрастился портить настроение Гришке, который исправно обижался и для этих целей его в сущности и держал. Вызывая такую духовную зависимость от него, даже поощрял, понизил арендную плату, а то и как бы забывал взять, узнав о том, что дом в Мариуполе разбомбили, получая превосходное настроение от дорогостоящих обид Гришки на себя и окружающий мир. Румянцев считал, что еще и экономил на Гришке таким образом, получая сильные эмоции от его испорченного настроения у себя в квартире - никуда не нужно ехать и тратиться. Но и Гришку не удалось полностью приспособить для имперских замашек. Гришка довольно часто стал ездить к своей девушке в Вишняки, удирая от хозяина, который, как он считал, не выдерживает проблем на работе и ревнует его к Кончите.
Когда Кончиту депортировали, она заливалась слезами, уверяя в вечной преданности и любви. Румянцев думал по-своему: "Плач, крошка, плач. Слезами напиши мелодию своей любви. Но плакать поздно. Тебя выгоняют с нашей земли и правильно делают. Ты не достойна оказаться на нашей земле. Ты плачешь только по себе, соприкоснувшись с проблемами собственной шкуры. Очнись и пойми то настоящее, чем живут земные люди. Пойми и примерь на себя весь ужас их существования в нашем мире, а прежде всего боль и муку. Нет, люди, с детства воспитанные только на любви, никогда не станут полноценными. Именно в детстве нужно ощутить предательство, измену, боль, зависть, обиду и ненависть, чтобы расти потом нормальным духовным человеком. А иначе получится черт знает что. Черный ангел из черного-пречерного рая блаженства. Пожила у нормальных людей, теперь лети обратно в свой черный рай пустоты и сладострастия. Там больше ничего нет".
Достала Кончита Румянцева преимущественно сексуальными утехами, отсутствием всего, что по его мнению, обеспечивает признаки духовности. Мухерона, она и на Кубе мухерона!

- Законсервировали капиталы! - сказала Тонька. - Вот где стабилизационный фонд! Банки! Целых двенадцать банков! - воскликнула Тонька. - Ну где ж еще быть деньгам! Только в газовой духовке двух холостяков, притворяющихся геями! И пусть лапшу на уши не вешают, что денег нет! Мало зарабатывают они!

Теперь Тонька располагала всеми основаниям беспрепятственно проникать к ребяткам в квартиру и расцвечивать их гомопедерастическую жизнь своим обаянием и заботой. Вечером она просто заявилась в гости, пивка попить.
И лицом, и мелким фигуристым телом, Антонина напоминала лёгкую птичку из отряда воробьиных. Остренький носик, тонкие бровки, чёрные глазки, приподнятые волосы, выкрашенные советской хной. Подвижные глаза, полные удали и проницательности, несомненно, замечали сразу всех червячков чужого характера и букашек несовершенного быта. Антонине хватало такта не касаться неприятных тем без негласного попустительства принимающей стороны, до тех пор, пока в хозяйских глазах не проявится бескрайнее доверие к себе и, как результат, как бы само собой возникнет обоюдная тяга к языковой вседозволенности.
Заполошная и компанейская Антонина умела летать улыбкой, поселять странное чувство из радости и тревоги, слово в форточку и в самом деле влетела московская синичка. Да и общее впечатление от командного высокого голоса Тоньки и бесконечных рассказов составлялось такое, словно эта синичка не только влетела, а металась по всей квартире, вызывая сумятицу и головокружение. В чириканье мелькало и очарование, неунывающая надежда, а главное - не скучно, весело, энергично, нужно поймать синичку и отпустить на свободу. Выпить пивка и пощебетать синичка залетала каждый день.
Румянцев, простаивая в пробках по два часа, возвращался с работы усталый, машинально выкладывал мелочь в копилку на консоли в прихожей и присоединялся к разогретому междусобойчику.
Тонька приносила пиво, сушеные кальмары. Потом блины с икрой. Салат "Морской" из креветок и форели с рукколой. Запеченного в фольге осетра. Ребятки большими ложками за обе щеки закладывали кулинарию, щедро приправленную бабьими выделениями, а Тонька светилась, думая о своем тернистом пути к сердцу Алексея: сколько духовных трудностей ей придется преодолеть, в какие невиданные бочки чужого душевного меда окунуться, чтобы опустошиться ради любимого и испортить судьбу самозваным интриганкам.
Постепенно Алексей подружился с Тонькой больше, чем Гришка. Гришка только терпел ее шумную, неуемную приказную харизму. А Алексею, похоже, и в самом деле нравилось, что боевая подруга всегда знает, как лучше поступить, советовала по-соседски, все про всех знала и чистосердечно делилась переживаниями. Алешка разворачивался, как гармонь, и плясал под ее длинную дудку. Тонька забалтывала, как стиральная машинка: у подруги Верки сын с детским церебральным параличом, его часто видел Румянцев во дворе, Тонькина родная мать не приходит навестить, потому что боится Рэя. Румянцев уверялся, что можно доверяться только тем людям, которые озвучивают его чувства, читают его изнутри. Тонька, как пульт управления, переключала Алешкино нутро, задавая ту или иную программу эмоциональной стирки.
- А куда я дену Рэя? - со слезами на глазах говорила Тонька. - Усыпить жалко. Большие собаки долго не живут. Ему максимум три года осталось мучиться. Рэй как член семьи, как моя вторая половина. Я и с ночевкой никуда не могу уехать, чувствую ответственность. Рэй без меня с ума сходит. Прошлый раз вернулась под утро. Так он с самого вечера терпел, не гадил. Ну как такого понимающего мужика усыпить? А без домашних животных - нет драйва, не с кем сравнивать жизнь и людей.
Румянцев побаивался Тоньку в глубине души, побаивался расстроить, что она вдруг посмотрит своими исполненными радости, чуткости и искренности глазами разочарованно, не дай бог заплачет или обидится на неосторожное обращение или неумелую шутку непреднамеренного хамства. Румянцев терпеть не мог женских обид, хотя сам частенько обижался на Гришку из-за мелочей, ходил как серая грозовая туча. С Тонькой они гуляли в окрестностях, решали коммунальные вопросы о стояке, о капитальном ремонте как владельцы недвижимости через потолок.

На прогулках по Кузьминскому лесопарку Тонька подробно рассказывала о финансовых махинациях в торговле, что цены в московских магазинах нужно делить на десять, чтобы выяснить себестоимость товара. Тонька вспыхивала от этой темы и откровенно делилась секретными схемами отвода денег из кассы магазина. По уровню и изощренности Тонькиных махинаций Румянцев осознал ее кристальную честность. Дело совести и первая обязанность профессионала - поддерживать систему в прибыли, учитывая практику двойных стандартов и фактические тонкости того или иного дела. Нельзя переть против всех и человеческого фактора. Человеческий фактор - самый главный везде. Только очень хороший и кристально честный специалист это знает, чем, собственно, выгодно и отличается от дилетантов. Хоть Румянцев всю жизнь и подсчитывал миллиарды нефтегазовых долларов, в профессии всегда учитывал человеческий фактор и работал честно. Видел в графе "разное" нехилые суммы и закрывал глаза на плюс минус какие-то миллионы. Такие крохи не имели никакого значения. Никто за зарплату не станет распоряжаться миллиардами и хранить сундуки чужого черного золота и голубого серебра.
- Одежда дает возможность хорошо зарабатывать. Ценники недолго переписать. Всегда денежку сделаю. С голым задом не останусь! - сказала Тонька.
В доказательство ее слов из леса выбежала рота солдат с голыми торсами. Алешка с Тонькой оказались в строю запаренных потных военнослужащих. Тонька моментально упала. Алешка растолкал пышущих жаром самцов и поднял Тоньку, которая прижалась и посмотрела в глаза своему спасителю, ожидая поцелуй. Солдаты пробежали и Леха равнодушно спросил:
- Ну что там дальше с махинациями?
Тонька знала все о жильцах дома. Десять лет назад с зоны вернулся сосед дядя Миша и жил под лестницей на первом этаже, а она его кормила борщом и котлетами.
- Между прочим, это в его квартире вы сейчас живете, да-да, - скорбно говорила Тонька. - А вот мой дядя тоже болеет, на улицу совсем не выходит. Живет один в Отрадном. Я ему говорю, дядь Коль, давай я за тобой ходить буду, а ты на меня квартиру запишешь. Детей-то и прямых наследников у тебя нету, один-одинешенек, бобыль. Он как обидится, как швырнет в меня вареным яйцом с тумбочки, да как заорет: ты будешь ждать моей смерти, гадина! Раньше времени угробишь, знаю я тебя, шельму! Да как я могу с родным дядькой так поступить? А он заладил, в гроб сведешь да сведешь и отписал квартиру государству. Государство о нем позаботится, органы социальной опеки, блядь. Вот это органы, как раз и спровадят дядьку на тот свет. Кому завещал квартиру? Жуликам и ворам чиновникам. Нет, я не из-за квартиры. Я и так к нему ездила бы, но такое отношение обидное. Словно я какая-нибудь аферистка. Яйцом под глаз попал, синяк держался три недели, замазывала. Обидные слова произнес. Обидные, аж епт твою мать пиздец как обидные!
В этот период Румянцев прикипел душой к Тоньке. Понял насколько она высокодуховная женщина, раз может участвовать в настолько удивительных событиях, претерпевать и осознавать непрогнозируемые и парадоксальные настроения близких людей. Судьба, а может и сам господь, ее одаривает щедрой палитрой эмоций и яркой чувственностью, а также дарит человека, который ее прекрасно понимает. Румянцев жалел ее одинокую бабью долю, невозможность родить, соглашаясь с ней так, словно он и сам родился женщиной, перенес аборт, выгнал мужа и прекрасно понимал насущные повседневные проблемы слабого пола. Алексей вроде бы не очень хотел видеть Тоньку так часто, но она всегда являлась без приглашения и располагалась поудобнее. Алексей свыкался и включался сопереживать героям ее историй. Собственно момент нахождения в одном эмоциональном состоянии подсознательно и сблизил Тоньку и Алексея. Когда Тонька уходила, он вспоминал, что живет в мужской компании свингеров и общие с Гришкой развлечения ему пока нравятся больше. Одним словом, с глаз долой - из сердца вон.

Перед Таиландом Румянцев оставил Тоньке ключи от квартиры для генеральных и аварийных проверок. Гнилые стояки перенапряглись от того, что их никто не трогал десятилетиями и могут в любой момент прорваться, выбрызгивая много опасной освобожденной жидкости. Тонька поблагодарила и обрадовалась предоставленной возможности доверяться и ребяткам уже в скором будущем чисто по-человечески.
На этот раз Гришку и Лешку засосало в огромную дыру для мужских удовольствий планетарного масштаба - Паттайю. Хотелось сравнить таек с прочими бывшими в употреблении инородками, массироваться горячими камнями по позвоночнику и щелкаться телефоном на фоне острова Джеймса Бонда.
Тонька долго претерпевала для собственного временного одиночества в квартире Румянцева. Осторожной кошкой она зашла в оставленную квартиру, отперев замки двумя золотыми ключиками. Услышала вой Рэя в открытое окно. "Я б такого беспокойного собачника по соседству не стерпела!" - с презрением подумала Тонька.
Тонька забралась в логово врага для мести и остальных чувств, смотря что вперед колыхнется, по очереди или со всех сторон. Ермачка вынашивала только месть полтора года, а все остальное заводилось в душе без ее ведома, плохо контролировалось и тоже просилось наружу. Заодно.
- Ну, ребятки, если вы настолько тупые, что не понимаете, чего хочет от вас одинокая женщина, то вам придется за это дорого заплатить! Не догадываются они! Ничего. Скоро поймете! - сказала счастливая мужененавистница Тонька и приступила к импровизации и инвентаризации.
Ермачка взяла с консоли в прихожей копилку - не подозревающего предательства слоника с поднятым вверх хоботком, и бросила на кровать в спальне Алексея. Она давно усекла, что по всей квартире у ребяток хранятся полные копилки с мелочью.
Тонька разделась догола. Из шкафа вытащила самый дорогой костюм Алексея. Как директриса брендового бутика она разбиралась в хорошей одежде. В Антонине действительно всех раздражало итальянское, врождённое чувство стиля, невостребованное нашим обществом. Да и интриги она плела не менее итальянские. Со смыслом вечного искусства Ренессанса.
В фиолетовом бархатном пиджаке, мужской сорочке и галстуке, без брюк и без трусов, босая Тонька обыскала шкафы и полки, стащила все копилки на кровать, где уже лежал финансовый слон. Больше всего оказалось копилок на кухне, в газовой духовке. Она открыла духовку. Деньги лежали в банках из-под ее пива, которое она вливала в ребяток до отказа собственных тормозов. Попалась только одна большая стеклянная литровая банка с хохломской росписью и крышкой.
- Законсервировали капиталы! - сказала Тонька. - Вот где стабилизационный фонд! Банки! Целых двенадцать банков! - воскликнула Тонька. - Ну где ж еще быть деньгам! Только в газовой духовке двух холостяков, притворяющихся геями! И пусть лапшу на уши не вешают, что денег нет! Мало зарабатывают они!
Тонька рассадила денежных воротил на упругий матрас среди подушек. Гномик, розовая свинка, коровка, слоник и многочисленные банки с фирменными логотипами и хохломой вместо лиц.
- Доброе утро, уважаемые дамы и господа! Сегодня мы начинаем наш мастер-класс по актуальным вопросам бухгалтерского учета, заметьте без бюстгальтера, но в галстуке! - сказала Ермачка. - На повестке дня: гиперинфляция и антикризисные мероприятия! Как вам всем хорошо известно, продолжительное время на местном рынке активов господствовала черная бухгалтерия, - сказала Тонька, подразумевая Кончиту. - Шубу он ей подарил в пол! Миллиардерчик! - отвлеклась она немного, прикидывая стоимость норки, увезенной на жаркий остров Свободы. - Но мы добились результатов и устранили главный объект разногласий, в котором нам всем виделся трагический конец бандитской эпохи первобытного, я бы даже сказала, африканского капитализма. Теперь осталось покончить с последствиями и привычным беззаконным ведением бизнеса. Итак, нужно очеловечиться и открыться! Общими усилиями, собравшимся советом безопасности, мы постепенно выйдем из тени и заявим о неравнодушии к отечественной экономики и наполняемости государственного бюджета только белым балансом! Поддержим отечественного производителя!
Вы спросите: откуда она берется, эта гиперинфляция? Да в общем-то из ниоткуда, из принципа. Из нереализованной любви! Конечно, влияют мировые цены на нефть, но обвал фондов связан далеко не с нефтью. Зачастую, как в нашем случае, производитель сам виноват. Он совершенно не любит и не обращает внимание на меня, любовь всей его жизни, и не вкладывается в отечественный рынок прибылью, а рвется все время за границу, за импортными шмотками и проститутками. Дома им не так дают, понимаешь! Чистый русский язык без акцента раздражает. Брезгуют своим. Производитель мечтает нажиться за счет родины и свалить! Не позволим вывести частные капиталы на загнивающий запад и остаться равнодушным к нашим женам, матерям и собственным детям. Как мотивировать и стимулировать? Хороший вопрос, свинка, умная, а с виду кажется обычной свининой, хоть и с пафосом!
Нужно ввести санкции на импорт и поднять цены, чтобы отечественный производитель сидел дома, а не шлялся по заграницам и не мечтал там накупить недвижимости и обосноваться! Как правильно организовать гипреинфляцию? Все активы, а прежде всего стабилизационный фонд, срочно выводятся в особые экономические зоны, свободные от налогообложения, ОЭЗ, а оттуда в оффшорную зону. Сейчас я вам ее покажу! - сказала Тонька, развернулась задом к аудитории и нагнулась. - Всем хорошо видно? Никто не промахнется?
Розовая свинка покраснела, а гномик заинтересовался. Коровка завалилась на бок от предчувствия кризиса. Банки устояли перед соблазном войти в дыры оффшоров. Тонька продолжила:
- Задача власти, как главного игрока рынка, не допустить утечки частного капитала совместно с государственными накоплениями! Главное, ни в коем случае не информировать общественность! Не тревожить! А хранить конфиденциальность! Кругом враги! Впрочем, в вас я уверена! Не проболтаетесь, даже рот не раскроете! А сейчас практическое занятие на тему: "Ощути на собственной шкуре проблему гиперинфляции", да-да, коровка, на твоей говяжей шкуре и свиной! И твоей получеловеческой глиняной коже, гномик! Ну а ваши железные шкуры давно пора в металлолом сдать, - сказала Тонька банкам.
На простыню в крупных красных розах Тонька вытряхнула беззащитного слоника, раскулачила коровку, распотрошила счастливую свинку, обанкротила зажиточного гномика и приступила к банкам, доверху набитым драгоценной мелочевкой. Банки труднее всего поддавались разорению.
- Боже, все накопления в рублях! - сказала Тонька увесистым банкам. - Ну ладно, эта деревенская скотина, но вы же продвинутые столичные банки! И все держите в рублях! Опрометчиво! А с виду такие понтовые! Я обещаю хранить деньги в валюте. Только в валюте!
Она трясла банки неистово, совершая почти эротические движения руками, туда-сюда, вверх-вниз, заглядывая одним глазком в щелку. Мелочь высыпалась порциями. Пять банок пришлось разрезать ножом. Накопленные ребятками медяки, рубли, десюнчики, копейки, пятирублевки и железные десятки звенели и ссыпались в единую кучу, напоминающую коровью лепешку.
- Говно - это к деньгам, а деньги? Не догадываетесь? Что ты сказала, коровка? К говну? В твоем случае точно. Тебя зарежут из-за удорожания кормов и сделают говенную колбасу с туалетной бумагой. Нет, деньги - только к деньгам! Или любви! А может быть к романтическому путешествию! Тут вполне хватит на путевку в Кипр! Да, пожалуй, при гиперинфляции лучше всего покупать и как можно скорее! - заявила Тонька, комкая одеяло, не успевшее остыть от самонадеянной Кончиты и украшенное засохшими пятнами продажной любви. Пивные банки полностью обанкротились и были разорены высококвалифицированным менеджером продаж из Третьяковского проезда, правда, временно безработным.
На опустошение всего деньгохранилища понадобилось три часа. Как Мессалина, погрузившаяся в ванну из семени прекрасных рабов, Тонька улеглась в кучу липкой мелочи, зашебуршила денежной жижей и набрала номер Алексея.
- Аллё! Аллё! Алёшка! Привет тебе из Москвы, из родной квартиры! На кухне сижу, где ж еще бабе быть! Потолок рассматриваю. Молюсь на водопровод. Трубы проверила. Утечки нет. Краны хорошо перекрыты! Как долетели? Все хорошо? Молодцы. Все в порядке и у нас. А я на днях на Кипр улетаю. Ну, если конечно хватит денег на горящий тур! С мужа своего долги вытрясла сегодня, с утра пораньше! А ключи я тогда отдам Верке, она всегда дома, за ребенком больным ухаживает. Ну, помнишь, я тебе рассказывала? А так, все отлично! Хорошо вам отдохнуть! Привезите острого тайского соуса и копилку мне, дешевенькую! Я копилки теперь коллекционирую из разных стран! Для валюты, мало ли внезапный обвал рубля и все такое! - радостно сказала Тонька с видом ощенившейся кобелихи. Деньги прилипли к ее голой заднице. Поднявшаяся Тонька разбрасывалась и мусорила деньгами по всей квартире. Спектакль финансовых махинаций гиперинфляции продолжился по известному сценарию.
Четыре дня Тонька перебирала мелочь по достоинству номинала. Для аналитики нужен стратег! Взяла десятки, пятерки, половину двухрублевок, две пригоршни рублей, а медяки рассовала обратно в обиженную коровку, репрессированного гномика, рейдерски захваченного слоника и разнесла обратно по своим насиженным местам.
- Какая утомительная пошлость эти пустые копилки! Хоть бы щелочки для отвода капитала пошире делали! Ширпотреб! Безвкусица! Пренебрегают конечным потребителем! - сказала Тонька. - Сразу видно, что животные безденежные. Животноводство у нас не прибыльно. Одни убытки.
Тонька не смогла вскрыть только стильную черную копилку в виде стеклянных часов, испытывая точно такие же затруднения, как перед пультом управления стиральной машинки, и сказала:
- Вкладывайте деньги в стоящие вещи! Не только стильные, но и качественные! А в наших банках хранить деньги глупо! Самым бедным оказался финансовый слон. Я, конечно, понимаю, что все имущество записано на слониху, которая где-нибудь в Уругвае пасется, но, увы, ничего сделать не могу.
Оставалось целых десять дней на услаждение местью. Один день Тонька изучала холостяцкий быт. Рылась в вещичках. Вынюхивала, облизывала, терлась, примеряла, грызла, жевала. Презервативы засунуты в тумбочку, документы в красном картонном ящике. Запонки и золотой крестик - в резной шкатулке. Гришкин тайник сразу нашла. Деньги пятитысячными купюрами, целых двадцать тысяч и гривны. Не тронула. Изучила диплом, темно-голубой паспорт незалежной самостийной Украйны. Обнаружила, что Гришке только двадцать пять лет, а Алексею - тридцать. "Педики!" Фотографии бывшей жены и дочерей Лешкиных вытащила и оплакала. Смеялась над ушами жены, ревновала, ненавидела. Любила своих ребяток, Алексея больше. Все места, куда она сунулась, вся траектория ее движения по квартире, вспыхнула прекрасной розой в ее уме. В воображении Тонька подарила эту розу благоухающих чувств Алёшке, в знак благодарности за подарочки. А с Кипра привезла черенок неустановленного растения, который отломила на экскурсии к побережью Афродиты, где по преданию богиня любви впервые ступила на землю из морской пены. Растение до сих пор живет.

В последующие дни четко спланированного самоуправства Тонька позвала лучшую подругу - лучезарную Ирэну, директрису из чемоданного магазина, насладиться щекотливой свободой в чужой кровати со своим любовником - гиперпрезентабильным Араратом. Ну не пропадать же квартирке? Лешка и Гришка знали лучезарную, со скидкой закупались в ее бутике на Охотном ряду для Таиланда, не подозревая еще, что в Паттайе в десять раз дешевле. Нескончаемый Арарат довольно долго распаковывал тяжелые чемоданы Ирэны и примерял всю кожгалантерею. Центральная ножка кровати не выдержала и отвалилась. Поистине, женщина может все над мужчинами, если обладает и управляет лучезарными глазами так же хорошо, как модным магазином!
Стащив у ребяток и упаковку ароматической туалетной бумаги, Тонька сдала мелочь в банк и на пять дней улетела в шумную пятизвездочную Айя-Напу, с полудня поправлялась кумандарией, а ближе к ночи метаксой и отрывалась с молодыми древнегреческими богами из Дармштадта, белокурыми бестиями из Дуйсбурга и футбольными арийцами из Дортмунда.
В это время сладкая парочка свингеров тоже напрасно не теряла времени. Душная Паттайя - сладкая папайя. Бесконечный мир огней, красок, острых развлечений, ночных клубов, ресторанов, шопинга, протянувшийся на многие километры вдоль побережья Сиамского залива. Гибкие тайские кошечки. Мягкие умелые губы. Сильные руки массажисток, готовых бежать на край света за белым человеком. Фут-массаж и атмосфера улыбчивого раболепия импонировала нефтегазовому полуолигарху Румянцеву. Секс-шоу: на сцене из девчачьих норок выпархивают синички и весело выскакивают шарики пинг-понга. Ой, а вот эта циркачка - вылитая Тонька. Как она там, кстати, соседушка наша добрая?
Гришка предложил попробовать переделанного в бабу трансвестита. Алексей не отказался, не понимая до конца, зачем соглашается на невиданный разврат с ледибоем. Так, интуитивно тянулся за темпераментом Гришки, мужиковатостью, бесцеремонностью, смешил украинский акцент, вызывая доверие и симпатию к братскому народу. Гришка в свингерском дуэте считался заводилой. Гришка беспощадно жарил пищащих таек, а Лешка пугался, что они порвутся и в лицо брызнет инфицированная кровь.
"Что ты, что ты! - думал напуганный Лешка. - Женщину нужно уважать, нежнее, ведь ей же больно! Как это унизительно для слабой беззащитной леди! Вместо моральной поддержи получить хуем по лбу! Агрессия женоненавистника", - думал Лешка и говорил сидящей на нем наезднице: "Stop pleas, baby. Slowly, slowly".

Созерцая раздетого братуху, Лешка вскипал жаждой конкуренции. Дух соперничества преобладал. Становилось не по себе, если он вдруг чуял, что Гришка оказывался лучше него в постели, проворней и получал больше удовольствия.

Интеллигентность протестовала против энергичной похоти. Аккуратнее, нежнее. Не так уверенно, сомневайся, стыдись, будь скромнее, прояви чуткость. Скромность украшает даму. Не становись падшей, приучай к недоступности! Тайки завывались, забывались и норовили сорваться с цепи стыда, задребезжать в бешеном ритме первобытного транса. "Видели б меня мои подчиненные на работе, особенно недотрога Лерка с силиконовыми сиськами", - с ужасом думал финансовый аудитор Румянцев.
Деликатное воспитание не позволяло Лешке нагло раскурочивать срамные места проституток (так и хочется добавить: и доводить их до полноценного оргазма). Ополоумевшие тайские синички вешались на Гришку, хватали на улице и уволакивали в темные дебри наслаждения. Массааааас! Секси бойс! Мяукали напудренные тайки также громко, как орала Тонька. Лешка не находил общего сексуального языка с Гришкой, а может и со всеми мужскими особями. Натуралом Румянцев был заядлым, убежденным. Трепетал от слабого пола. Уверялся, что женщина всегда стыдится и ждет вежливой внимательной мягкости, взаимопонимания, полумрака, а не распущенной вседозволенности на открытом пространстве, залитом палящим солнцем. Скромности, слепой таинственности. Интриги, неожиданности. Загадки. Ну, а если так усердствовать, то вообще можно разбудить бешенство матки! Сбесится женщина, потеряет шарм и превратится в поганую бесстыдницу, которая охотится только за удовольствием, почти так же, как это делают мужланы, безалаберные кобели, эгоисты типа Гришки, без заботы об удовольствии партнерши. Об одной своей похоти только и начнет тогда думать женщина! В самку превратится, опустится и простится с человеческими скрепами.
Так нельзя. Женщина не равна мужчине. Она лучше, выше, отстраненней от плоти и ненасытности, изгибающих духовные свет. Может быть, спокойные холодноватые женщины самые достойные существа, сплетения прекрасных чувств и воздуха, без пошлой истомы плоти. "Гришка их так злобно ебет, потому что ненавидит и, не умея умом наказать или шуткой, старается сделать больно телом! Женоненавистник он, извращенец! Женщина ведь не может за себя постоять физически!" - сидя в туалете, раздумывал Лешка о судьбе выносливых тайских проституток, обслуживающих за сезон полный салон не одного авиалайнера из России, из Украины, из черте откуда. Женщине Румянцев отказывал во всем, что заставляет биться мужское сердце.
- Альошка, не лежить як тюлень! Давай працюй, працюй діву, гроші уплочено! розверни її і покажи де російські раки зимують! - говорил Гришка.
Созерцая раздетого братуху, Лешка вскипал жаждой конкуренции. Дух соперничества преобладал. Становилось не по себе, если он вдруг чуял, что Гришка оказывался лучше него в постели, проворней и получал больше удовольствия. "Да эту проститутку кто только не драл! Гришка, я, дед из соседнего номера, а может и коллеги по работе, да пол Москвы в Тайланде перебывало, а там извращенная Европа, Штаты. А ей все равно. Лишь бы деньги платили", - вычислял Румянцев. Плотская обобщенность просилась в толстую тетрадку под черной обложкой, в бухгалтерские сводки разочарования и досады. Свингерство опротивело по брезгливости и соображениям частной собственности. "Свингер. Звучит противно. Мы же не свиньи, не черти с пяточками и хвостиками, чтобы свальным грехом надеяться и любить. Чувства должно быть индивидуализированы и отделены от общака", - презрительно думал Румянцев и остаток отдыха провел в целомудренном одиночестве. Терпением нужды удерживал человеческое достоинство от экзотической вседозволенности.

Вернувшись в Москву, Леха с Гришкой купили велосипеды и пропадали летними вечерами без Тоньки. Ничего подозрительного в своей квартире они не заметили. Разве упомнишь мелочевку быта? Кто вообще точно знает, сколько в доме мелочи? Никто. Пять освободившихся жестянок Ермачка вышвырнула в окно. Ключи не отдала и речь об этом не заводила.
Румянцев тосковал по Кончите. Спустя месяцы он понял, что любит ее и звонил на Кубу. Увы, безрезультатно. Телефон не отвечал. Кончита исчезла. Алексей решил завести кота, чтоб он так же мурлыкал и льнул, как черная дева. На выставке кошек только один котенок посмотрел ему в глаза и призывно мяукнул. Алексей понял, что это судьба. Котенок голубой британской породы Бонифаций с родословным паспортом появился в мужской квартире. Сын чемпиона кошачьих выставок и медалиста. Тонька обрадовалась, не выпускала кота из рук, громогласно говоря: "Бу-у-усенька! Буся! Какой ты хороший, какой теплый! Красавец!" и додумывала: "Господя, сам педик и еще кота голубого купил!". Бусенька бежал прочь от нагловатой соседки и прятался в темноте под кроватью Алексея.
- Псиной от меня пахнет, Рэем, поэтому Буська убегает! - говорила Тонька. - До восьми месяцев нужно обязательно кастрировать! Смотрите не проглядите, как я пропустила с Рэем! Бонифаций в переводе с итальянского означает счастливая судьба. Я точно знаю. Я была в Италии. Ой, Алексей, займи мне по-соседски пять тысяч на недельку. Отдам! - сказала Тонька как бы между прочим. Откуда у Румянцева рублевая наличность? Он спросил у Гришки. Гришка дал, не раздумывая: на недельку же.
Буся, как воспитанный породистый кот, не любил громкого голоса и панибратского обращения с собой. Как начальник, кот всегда держал дистанцию с подчиненными себе хозяевами. Терпеть не мог, когда его хватают и удерживают, а ласкаться он приходил по собственному желанию.
У велосипедистов теперь появилась железный довод выпроваживать пивную подругу. Тонька оставалась снова одна и орала на Рэя: сидеть, лежать, насыпала в ведро корма, по-дружески пинала в спину и заботливо обнимала, гладила и приговаривала: "Рэюшка! Чтобы я без тебя делала!".
"Гришку долой! Не наш человек! Мужская солидарность? Нет. Это только для педиков. Мужчина должен полностью принадлежать только одной женщине. Жене по воле неба. Велосипеды они накупили! Спортсменчики! Ну-ну!" - так думала Тонька, планируя устранение Гришки и его развратных ресниц, из их общей с Алексеем будущей жизни и двухэтажной квартиры.
Позвонив Алексею, Тонька удостоверилась, что ребятки катаются довольно далеко от дома, в Кузьминском лесопарке. Она вошла к соседям и прямиком направилась к спальне Алексея. Вытащила из резной шкатулки запонки и три стодолларовые купюры из пачки, которая открыто лежала тут же, на итальянском комоде. Затем стырила пять тысяч рублей из Гришкиного тайника и удалилась.
Румянцев недосчитался трехсот баксов. Хотя он и был ответственным финансистом и отслеживал в отчетности миллиарды газонефтяных долларов, он привык доверять людям и в данном случае не пересчитал деньги. Неприятно мелочиться и пересчитывать такую обиходную сумму! Он подумал, что сам дурак и доказывать теперь поздно. Ну и фикс ним.
Через несколько дней Тонька подгадала момент, чтобы остаться с Алексеем наедине, без Гришки. Во-первых, она отдала пять тысяч, которые занимала. Это было только поводом увидеться. А во-вторых, поведала о том, что квартирант непререкаемой Ирэны, чемоданщицы, которому она сдавала квартиру на Молодежке, ограбил, вынес все, распродал мебель и вещи, укатив в солнечную Молдавию. Ищи его свищи!
- А Гришка в последнее время какой-то странный, затаившийся. Что я ему сделала, не пойму? Врагом смотрит! Распнуть меня хочет! Ох, и подозрительные эти гастарбайтеры! Менталитет не наш! Не наши люди! Бендеровцы! Фашисты! - сказала Тонька.
В-третьих, Тонька попросила занять денег, не себе, а на операцию больного ДЦП ребенка растопши Верки из второго подъезда.
- Мы все скидываемся, кто сколько может. Нужно два миллиона. Ноженьки ломать будут, потом спицы вставлять, учить ходить. Может Витька-то пойдет. Одна инвалидная коляска стоит сто пятьдесят тысяч. Верка бедна, надорвалась вся. Муж ее, подлюка, бросил, как только узнал, что она родила больного ребенка. Мразь! Говорит, я не собираюсь ложиться под колеса этого поезда! Ну не тварь! Займешь? Нужно пятьсот тысяч. Витька пойдет может. Хоть какое-то счастье ребенку и облегчение матери, - сказала Тонька и разрыдалась. - Господи, за что такое наказание? Ну, была б она грешница, как я, а то ведь чистейшая девушка, красивая, высокая, статная. И вот такая судьба... Выручишь?
Румянцев, конечно, откликнулся и обещал завтра же дать денег, чтобы Тонька отвезла непосредственно в больницу. Ермачка уж позаботится! Действительно ребенка положили на операцию по исправлению ножек, и действительно требовалась кругленькая сумма. Но Тонька не собиралась отдавать деньги дурехе Верке. Она просто грамотно распорядилась чужой личной информацией в своих целях. По уровню неугасаемого сочувствия Алексея Тонька поняла, что дни проживания Гришки на арендуемой жилплощади сочтены. Осталось подождать.
Собираясь на корпоративную вечеринку, Алексей не мог найти золотые запонки. Все перерыл. Тут он вспомнил о нехватке трехсот долларов и сопоставил пропажи в единой ведомости. Затем он проверил все документы и машинально поднял фаянсового гномика, который стоял на комоде. В гномике позвякивала горстка монеток, окончательно расшатывая нервы хозяина квартиры.
- Кого ты сюда водишь днем, в мое отсутствие? - сказал рассерженный Алексей Гришке. - Меня нет, а ты в квартире бордель устроил! Развлекаешься непонятно с кем. Судя по твоему смазливому личику, ты тут с роскошными шалавами якшаешься, пока я вкалываю на работе! - орал бывший свингер, немного завидуя, что верный партнер что-то утаивает и пользуется женскими прелестями без него. - Я представляю, какой разврат творится на моей постели, пока меня нет дома. Ты хоть бы меня познакомил со своими неизвестными блядями!
- Никого я не вожу. Ты ж знаешь, шо к своей дивчине я сам езжу на Вешняки. А шо случилось? - сказал испуганный Гришка, хлопая развратными ресницами.
- А кто ножку итальянской кровати сломал? Бусенька?
- Яку ще ніжку? Та ти сам з Кончіти укувирківался, що стіни тряслися!
- Пропали золотые запонки и триста долларов! Про доллары я не стал тебе ничего говорить, подумал, что сам недосчитался. Но запонки! Григорий! Кроме тебя в доме никого нет! И еще. Я обнаружил - почти все копилки полупустые. Коровка, слоник и гномик. Я точно помню, гномик был полный до отказа.
- Тю! Ти думаєш, що це я вкрав у тебе запонки і скарбнички очистив? Та на біса вони мені здалися! Это подруга твоя Тонька чудит. Вона без мужика і без роботи клептоманкой сделалась. У продавщиц воровство в крови! Злодійство в крові, - сказал загоревшийся Гришка. - Втім, як і у всіх у вас, у москалів. У мене, до речі, теж гроші пропали. Я нічим не заслужив твій гнів, докори і звинувачення! Да Тонька специально квартиру вскрыла, чтоб узнать, геи мы или нет! Из принципа и женского интересу. Все бабы помешаны на геях и ненавидят их, а Тонька особливо.
Румянцев не поверил, надул губы дитятком - отняли любимую игрушку, больно ущипнули, прилюдно стащили трусы ради смеха, довели. Бусенька подскочил к нему и терся о ноги, словно вымаливал прощения. Симпатия к Антонине разгорелась в нем газовым пламенем гигантской олимпийской чаши.
- Дюже погані баби ці ваші москвачки! - выпалил Гришка.
- Что ж ты в Москву приперся, если так плохо? Бендеровец! Вон! Убирайся из Москвы в свой Мариуполь! - орал Лешка, пытаясь криком убедить Гришку в том, что это он украл и навязать ему свою точку зрения.
- Нікуди повертатіся... Москалі все розбомбили ... - сказал Гришка. Он не собирался подстраиваться под Лешкин московский менталитет, поскольку уже ощутил дыхание мировой свободы и отстаивал свою правоту и неприкосновенность. - Тонька гадюка! Шахрайка! А ти підкаблучник!
Румянцев на секунду испытал прилив стыда за кровавое братское смертоубийство и, сменив тему, снова разошелся.
- Цыц! Цыц! Не смей обзываться!
- Тиць моя радисть! А щоби твоя срака по шву разийшлася! Брехло твоя Тонька! Запроданка!
- Не сметь так отзываться об Антонине! Она честная женщина! Директор магазина! А ты - только гастарбайтер. Понаехали, неизвестно что от вас ожидать! Обворуете и к себе в солнечный Житомир, - Румянцев говорил точь-в-точь Тонькиными словами. - Собирай свои вещи и уматывай к своей хохлушке. Пригрел жулье на груди, - с досадой выкрикивал Лешка, словно квартирант вытащил ценные сексуальные утехи из его памяти, тела, души, дома, мира.
Ребятки раскраснелись, похватали друг друга за грудки, чуть не подрались. Лешка разодрал Гришке единственную приличную рубашку, устроил чисто женскую показную истерику, с криками, обидками, ревностью, бросанием пепельницы, так до конца и не разобравшись в деле, просто приказав, по праву старшинства, Гришке быть виноватым. Назначил. Гришка не подчинился моральному насилию старшего брата, оскорбился и накидывал вещами чемодан от лучезарной. Лешка в приступе ненависти выхватывал из Гришкиных рук шмотки, приговаривая:
- Это моя маечка! Это мои шортики! Эту кружку я покупал. Эти трусы я наживал!
- Так подавись ти своїм поганим барахлом! Спасибі, дякую, братику! - выкрикнул Гришка, швырнул ему в сердце желтые труселя с чертиками и громко хлопнул дверью. Задрожала стена и несущие конструкции. Взвыл Рэй и тут же заткнулся, беспрекословно выполняя команду прислушивающейся истерички Тоньки.
Квартирант, претендующий на родственные узы и оправдание по согласию некогда общей крови, остался главным подозреваемым в чудовищных по мелочности хищениях. Лешка остался вдвоем с котом: "Никто меня не любит... Никто... Только ты, Буся, меня и любишь! Тебе ничего от меня не надо. Никаких денег. Только ласку и покушать вовремя". Алексей яростно накинулся на Гришкины труселя в веселых бесах, разорвал превосходно отбеленными в Таиланде зубами и метнул с балкона, как самоубийцу. Душу заметало мокрым снегом далеко не первой досады. Лешка положил на грудь кота и утихомиривался Буся-терапией. "Мяу", - говорил обиженный Румянцев. Даже в своей фамилии ему слышалось нежное одинокое "мя".

Итак, они остались наедине. Пока их разделял потолок и несущие конструкции в пустых собственных двушках. Харизматичная доминирующая Антонина Ермак на четвертом этаже с ободранными обоями, обгрызенными косяками дверей и расцарапанным паркетом, а внизу - предел целевых мечтаний и ее циничного интима - будущий муж Алексей Румянцев, пунктуальный, наивный, доверчивый, исполнительный. Одинокая дворничиха на втором этаже не учитывалась. Тонька поглаживала черного Рэя. Алексей почесывал голубого Бусю. Шерстяное и звериное, общее, теперь им точно присуще рождалось. Но что?
Удивилась и победно торжествовала Тонька, ворвавшись к Лешке следующим вечером с пивом. Конечно, это событие нужно отметить! Вся ее месть и ненависть к мужикам с помощью сложных хитросплетений ума и интуиции превратилась в небывалую радость и придавала сил. Она не только облапошила и заработала на мужиках, оставаясь чистейшей соседкой, но и почти влюбила в себя независимого мужчину и сама влюбилась. На вырученные деньги Тонька купила новые обтягивающие джинсы с вышитыми карманами и жакет. Она очаровательно смотрелась. Тоньке приятно было осознавать, что это первый подарок от любимого. Пусть тайный подарок. Подарок, полученный дорогой ценой усилий, коварства и ожиданий. Но подарок же! А за то, что принудил меня к коварству, он еще ответит!
- А я всегда знала, что гастарбайтерам не стоит доверять! - сказала Тонька. - Бусенька! Пора, Алешка, его кастрировать, пора. Тебе все время некогда. Ты с утра до ночи в офисе. Миллиардики свои подсчитываешь. А я сейчас дома. Так что может завтра я свожу его в ветеринарную клинику? А? О деньгах не беспокойся. Уж тысяча рублей для такого дела у меня всегда найдется. Мне сейчас долг отдали. Так что, есть деньги, есть. Я заплачу. А то нагадит, нагадит! Нагадит! - тянула Тонька мяукающим московским аканьем.
- Слышишь, Бонифаций? Счастье ты мое некастрированное! Завтра тебе оттяпают твои кукушки, самое дорогое. Это для твоей же пользы! А то гадить будешь в ботинки, помечать углы! Да, да, и не вырывайся! - свое мохнатое счастье Алексей уговаривал, как малое дитя. Румянцев окончательно попался. Под Тонькиным подчинением, сам того не осознавая, послушно исполнял все ее приказы и волю.
Утром Тонька вытащила кота за шкирку из-под кровати, уронив ножку, которую отломали проверенные люди - любвеобильная Ирэна, чемоданщица, и выдержанный многолетний Арарат. Запертый в переносной клетке, Буся низко мяукал, предвещая новую беззаботную жизнь без самого главного. Хотя, что есть главное - вопрос до сих пор спорный. Только котов в этом не убедишь, особенно мартовских и московских.
- Бусенька, не ори! А не то Куклачеву сдадим! Воротник из тебя сделаем или муфточку! Воротников теперь твоя фамилия! Буся Воротников! - радостно говорила Тонька. - Бусинда ты наш, Говинда-видный! Нет, определенно, Алешке не подходит кот с яйцами. Спаривать его начнет, увлечется, не выдержит и сам по бабам потащится. Я-то мужиков знаю, за версту поганцев чую!
Бонифаций, долгое время не видевший сородичей, почти уверился в том, что он человек, и сильно расстроился, увидев и распознав за своих других котов в ветеринарной клинике. Буся мяукал большим возмущенным муя, высовывал язык и сбрасывал шерсть пучками, как перед землетрясением. Толстая ветеринарша безучастно ширнула шприцом в загривок и усыпила кота. Тонька пришла через час и забрала замороженного Бусю обратно. В квартире вытащила из клетки, внимательно рассмотрела отчекрыженные и заштопанные кукушки.
- Вона, яйца какие здоровые были! Выглядит так, как будто ничего и не отрезали! Есть что показать! Перед кошками не стыдно! А ты этого, наверное, боялся, дурачок! Главное не вид, главное внутренние ощущения! - радостно сказала Тонька. - Отменная пластика яиц! Хоть подтяжку лица у них заказывай! Теперь, Бусенька, ты никогда не узнаешь, что такое мужское несчастье. Рэй всю жизнь мучается от сладострастия, а ты просто никогда не узнаешь, что это такое. И слава богу, я считаю. Вам, мужикам, природа-злодейка предначертала большие мучения от наслаждения, чем нам женщинам. Мы, женщины, всю плоть можем заменить духовностью, бесконтактной духовностью! - сказала Тонька и ткнула указательным пальцем Бусеньку, как покойника. Кастрированный кот лежал неподвижным трупом с вываленным языком и мокрой от слез мордочкой. Тонька поцеловала Бусю, уверенная в том, что и он не догадывается, что в душе она подлинная кобелиха, хоть и строит из себя кошечку.
Пока отрезали яйца коту, Румянцев возился с отчетами по природному газу и на секундочку отвлекся, засмотрелся на сисятую Леру, которая надела новое бирюзовое ожерелье. В голове крутились слова Тоньки: "Нагадит! Нагадит". Неприятно-то как! И еще одно возмутительное слово, которое ему жутко не понравилось - "миллиардики свои". Однажды Румянцев это слышал.
"С чего бы это Бусеньке гадить? Он воспитанный примерный кот. С родословной. Да он даже еще и не прицеливался. У него даже карандаш еще не выполз", - думал Алексей. В нем проснулась чисто мужская солидарность к коту. - "И с чего бы это вдруг газовые миллиардики мои? А вдруг это Тонька обворовала? У нее и ключи есть. Как решительно и уверенно, я бы даже сказал, сладострастно, она взялась за кастрацию кота. Тоньке совсем его не жалко. Что ей Бусенька сделал плохого? Что? Теперь я понимаю, что она вполне могла украсть запонки, а обвинить Гришку", - размышлял Алексей, чувствуя в коте не только невинного человека, а младшего мужика, которого лишают самого дорого. Почему он послушался Тоньку? Зачем он вообще с ней общается и выполняет ее просьбы, которые так похожи на приказы? И вдруг его озарило: "Бусенька - породы голубой, как голубой газ - наше национальное достояние!"
Румянцев схватился за телефон и позвонил Тоньке, чтобы отказаться и спасти кота от участи евнуха. Все было кончено. Румянцев почувствовал себя заказчиком кровавого преступления. Простит ли Бонифаций предательство?
Буся очнулся от наркоза в полном одиночестве и подумал, что умирает. Тошнило от двухдневного голода и медицинских препаратов. Он заплакал и пополз под ванную, где обосновал убежище, вероятно, на случай тяжелой болезни или смерти. Только по мокрому следу и нашел его Румянцев. Он выманил кота кормом. Буся жалостливо мяукнул и медленно-медленно выполз. Заплаканная мордочка кота свидетельствовала о жестокосердии Тоньки. Румянцев уверился, что Тонька, без зазрения совести, вполне могла совершить и более циничное преступление - обобрать копилки, опустошить гномика и вынести запонки. Да, могла. Но зачем? Зачем?
"Бусенька умнейший компанейский кот, никогда не ест в одиночестве. Всегда зовет ужинать вместе. Встречает с работы. А я так жестоко с ним поступил! Предал. Простит ли он?" - мучился Алексей.

Какая-то демонстративная в Гришке фаллоимитация! Показной мачизм! Мачо из Житомира! Ничего в жизни не добился, вот выставляет для гордости свои яйца Фаберже. Фу. До чего ж мужская сексуальность непривлекательна, груба, жестка.

Через две недели Румянцев собирался в командировку в Румынию. Самое время проверить честность и преданность Тоньки. Подметив уровень мелочи в копилках, как положена одежда и прочие вещи, Алексей по старой доброй традиции попросил соседку присмотреть за Бусенькой. А когда вернулся, обнаружил улики, плаксиво голосящие: "Воровка - Тонька!"
Румянцев выставил на кухне в ряд все копилки и пригласил Антонину зайти на минуточку. Тонька, как всегда, полезла целоваться к Бусеньке. Алексей грубо рявкнул: "Антонина, отъебись от кота!". Они сели на кухне, друг напротив друга, по разные стороны от пустых и полупустых копилок. Тонька приготовилась к такой беседе заранее. Еще три месяца назад.
- Антонина, в моей квартире случилась пропажа. Пропала мелочь из копилок, - Румянцев чуть не плача смотрел на слоника, коровку и гномика. - Пропали золотые запонки - подарок жены. У Гришки пять тысяч, у меня триста долларов. А вот на этот раз ключи были только у тебя. Копилки все пусты. Магнитики с дверцы холодильника попизжены. Из холодильника исчезли пакеты с замороженной клубникой, облепихой и клюквой. Три банки с вишневым вареньем, которое варила моя мама. В баре - все выпито. Дорогущие коньяки, виски, вино. Молоток исчез, поддон от цветка, третий том Лескова, кое-какие новогодние игрушки, а главное, новая посеребренная поилка Буси, тоже стала невидимой после моего возвращения из Румынии. Зачем ты это делаешь Антонина!
- Я не имею к этому никакого отношения. Хочешь, матерью поклянусь? - сказала Тонька, вытаращив глаза и закуривая сигарету. Тонька всю жизнь в элитной торговле! В Италии стажировалась, в Милане. Она знает цену собственной подписи под документами. Просто так Тоньку не заставишь подписаться - ни руками, ни щеками, ни глазами. Тонька обиделась, во всяком случае показала истинную обиду. Румянцев быстро установил по мокрым глазам абсолютную Тонькину непричастность к кражам и вознамеривался простить соседушку, да вот посеребренная поилочка Бусеньки, облагораживающая воду и кота ионами серебра, мешала так поступить. Бусеньку он любил больше, чем Тоньку, больше, чем Гришку, Кончиту и всех остальных, даже больше себя.
Серебряная поилочка, инкрустированная рубиновыми стразами, специально разработанная нанотехнологами для кастрированных котов, вертелась в голове Румянцева драгоценной императорской короной и голубой газовой горелкой. За кражу такого значения Румянцев готовился убить лживую стерву и вообще кого угодно! Алексей посмотрел на пустого гномика и им хотел стукнуть Тоньку по голове. Вдруг Румянцев сообразил, что крупно попал, крупнее, еще крупнее. Расписку-то на пятьсот тысяч он так и не дождался! Он дрожащим голосом попросил набрать номер Верки и узнать, как прооперировали больного сына.
- Воровка... карманщица... - тихо-тихо, шепотом сказал покрасневший Румянцев.
- Это слишком громко сказано! - выпалила Тонька. Слова Румянцева услаждали слух Тоньки, приближая светлый миг прозрения и радость чистосердечного признания, ввергая в экстаз духовного единения.
- Христопродавка! - рявкнул Алексей.
Тонька прекрасно знала, что настоящее воровство наделено особым статусом в законодательстве, имеет четкие формулировки, свидетелей, показания и все остальное. Вот министра обороны чуть не посадили за расходование миллиардов долларов и бабу его с ведрами алмазов и самоцветов - это да, но и то - почти воровство. Не доказали же, не посадили! А разве можно называть ее невинные нестатусные проделки воровством? Это развлечение, розыгрыш со смыслом, тернистый путь испытаний и соблазнов невинной любви. Романтика эпохи.
- Никуда звонить не надо. Операция прошла успешно. Только ты здесь ни при чем, Румянцев. Кулема Верка о тебе и знать не знает, - решительно сказала благоухающая Тонька. - Не нужно вешать на меня никаких гномиков-гомиков и елочные украшения. Я и без этого поганого барахла достаточно привлекательна. А в остальном я не отказываюсь. Да, я взяла пятьсот тысяч себе. Но я взяла как залог.
- Залог чего? - спросил обескураженный Румянцев.
- Залог того, что ты на мне женишься. Залог нашей будущей семейной жизни. Уставной капитал, так сказать. Ты сдержишь обещание и поступишь как порядочный мужчина, - с апломбом высказала Тонька и приняла вид пострадавшей.
- Да с чего бы это мне на тебе жениться? Я не обещал на тебе жениться!
- Обещал, обещал! Еще как обещал! Только ты об этом еще не знаешь! Ты тайно обещал! - говорила Тонька и на глаза ее наворачивались слезы. - И вот я тебе об этом сейчас сообщаю.
- Да с чего мне на тебе жениться? Почему?
- Потому что ты меня любишь! - уверенно сказала Тонька приказным тоном. Она командовала Румянцевым и чувствовала: ему нравится. Тонькина интуиция не позволяла ослабить тон ни на мгновение и оставить суженого без духовного удовольствия. Алексей и в самом деле не смел повышать на нее голос, побаиваясь переорать.
- И я тебя люблю! - продолжила самоуверенная Тонька. - Жизнь без тебя теряет двойной смысл и интригу. Знаешь что, Румянцев: не морочь мне голову! Я даю тебе время подумать неделю, попрощаться с холостяцкой жизнью. Устрой финальный мальчишник с Гришкой, не знаю, кто там у тебя еще есть, и возвращайся ко мне! В следующую субботу я жду. Жду, чтобы ты сделал мне предложение, чтоб все было как у людей. Цветы, кольца, свадьба и романтическое путешествие в Таиланд. Все, пока, - распорядилась Тонька и отправилась на выход, швырнув ключи от квартиры, как невеста свадебный букет.
- Ах ты, мелочная сука! - заорал Румянцев на весь подъезд, устраивая сладострастную бабью истерику.
- Я не мелочная. Ты не знаешь, как нам, директорам магазинов, приходится крутиться, чтобы сделать левак? Ого-го! И никакая налоговая инспекция не докопается! Легко ли мне было устранить твою черножопую вдову? - с издевкой и громко отвечала Тонька.
- Так это все твоих рук дело? Вон! Мужененавистница! Ты все сделала из мелкой ненависти к мужчинам. Мстишь за то, что не можешь иметь детей. Даже коту моему яйца оттяпала! Прошмандовка! Домушница! - орал Румянцев и услышал, как последняя русская дворничиха открыла дверь подслушивать со второго этажа. - Законница! Аферистка! Мошенница!
Тонька в абсолютном экстазе поднималась в свою квартиру. Аферистка и мошенница звучали для нее наивысшей похвалой и интимными комплиментами. Это было признание в любви!
Румянцев не спал всю ночь. В Бухаресте он повстречал Кончиту. На банкете, по случаю слияния компаний, тамошний нефтегазовый король - сущий Дракула - появился с супругой - грациозной черной пантерой с далекого острова Свободы. Кончита, в белом вечернем платье с оголенными плечами, сверкала бриллиантами за столом, щедро улыбнулась Румянцеву только единожды, согласно этикету, в знак приветствия. В остальном и вида не подала о знакомстве с нестатусным мужчиной из противоречивого прошлого. Кончита сидела напротив своего дорогого подарка - Наоми Кемпбелл, и не сводила с нее глаз. Напрасно Румянцев вертелся возле женского туалета, рассчитывая объясниться и ощутить бывшую любовницу в своих вспотевших от волнения руках: женщины такого высокого положения не ходят в туалет! Так и уехал он, претерпевая нужду общения и с комком недосказанности в горле. Вынужденный трагизм вечного расставания с личной жизнью на фоне цветущего финансового слияния корпораций.
Кончита в Румынии замужем за Дракулой. Гришка неизвестно где. А больше никем Румянцев не обзавелся. Словом не обмолвиться. Только все понимающий умнейший кот Буся. Алексей подумал, что началась черная полоса жизни. Бухгалтерия черная, бухгалтерия белая. Потом еще немного подумал и решил, что нет никаких препятствий для того, чтобы сделать эту черною полосу белой усилием воли. Кроме обиды на Тоньку. С другой стороны, на что обижаться? Баба влюбилась в него и два года ждала, словно из армии. Сколько придумала уловок, завладевая его сердце! Кота ради него кастрировала. У некоторых людей жизнь настолько богата духовностью, палитра эмоций и чувств настолько широка, что описать ее совершенно невозможно. Во-первых, появится неправдоподобность, а во-вторых, предложения по полстраницы. Румянцев несомненно относил Антонину Ермак к таким женщинам, высоко духовным, противоречивым, сложноподчиненным, наполненным смыслом, и не одним (!), а превеликим множеством оттенков смыслов, разграфленным, как бесконечные бланки отчетности перед богом. Да и себя, конечно же, себя Румянцев причислял к лику таких преневиновнейших и чистейших русских людей, умеющих истинно духовно любить и прощать! Больше всего понравилась в Тоньке - двойное дно души и задние мысли. "Женщина с загадкой!" - говорил почти счастливый Румянцев.
"Тонька - слабая женщина, не выдержит по жизни. Тоньке нужна помощь, поддержка и мужское плечо, чтобы опереться (от себя добавим - и шея, чтобы сесть). Да Тоньке просто все завидуют! И я ей грешным делом позавидовал, что у нее появился такой воровской соблазн в пустующей квартире. А вот сам виноват! Не стоит соблазнять честную женщину ключами от квартиры! Чтобы я на ее месте делал? Да тоже самое, наверное. Так же вытряхнул бы копилки и, наверное, вытащил серебряную поилочку для Бусеньки! Так что я Тоньку прекрасно понимаю", - рассудил Алексей и в уме представил тернистый Тонькин путь, переполненный чувствами, превращающимися в символы.
"Определенно, Тонька ко мне льнет. Кончита полноценна и совершенна. Совершенна, как законченный эгоистичный человек. Кончита вполне может обойтись без кого бы то ни было и духовно принадлежать только себе. Ей нужны только деньги! А Тонька не такая. Деньги для нее ничто! Тоньке важны чувства! Без меня она не выдержит! Умрет от одиночества и Рэй сдохнет от голода, обнюхивая ее разлагающийся труп. Жениться...", - думал Румянцев бессонной ночью и пришел к выводу, что они с соседкой - идеальная пара для долгого счастливого брака. Растолстевший Бусенька смотрел все понимающими глазами будущей семейной жизни.
Румянцев рассмеялся, представляя Тоньку, чахнущую над златом и перебирающую мелочь. Он мыслил как бухгалтер. Она в торговле, он - финансист. Подобное тянется к подобному. Уже много общего. Семьи на основе профессии наиболее счастливые. Квартира у Тоньки своя. Неплохо. Он даже в шутку представил, что пробивает проем в потолке и ставит винтовую лестницу. Выходило, что Румянцев жениться на ней не только из-за денег, а из-за собственных денег, которые, как теперь мыслилось, он удачно инвестировал в будущий свадебный проект. Лучше синица в руках, чем журавль в небе!
"Пусть будет это такое мое приданное ей", - подумал Румянцев. Слияние имущества впереди. Опять же плюс - Тонькина бездетность: детей у него и так куча, две дочки. Тонька веселая и жизнерадостная, да и хороша, надо признать, хороша, губки пухлые, глазки четкие... Тут раздался лай Рэя в открытое окно. Румянцев подумал: "А как же Бусенька? Рэй сожрет его с потрохами". Рэй оставался единственным черным препятствием.

Владелец квартиры снизу Алексей Румянцев имел судьбоносное сходство с Венерой Сандро Боттичелли. Красивый и одинокий мужчина, стоящий в пространстве красивой мечты на раковине своего бальзаковского возраста. Вокруг него, конечно же, были люди, но они казались ему только призраками профессии, живыми дополнениями к сложным компьютерным процессам, развивающимся помимо воли профессионалов. Румянцев, как Венера, вышел из пивной пены и ждал, чтоб его забрали. И вот за ним пришла Тонька - живая, стремящаяся красавица, тоже из пены той стиральной машины, с которой началось их знакомство. Румянцев простил Тоньку, как и первую свою жену. В субботу он сделал предложение руки и сердца. Счастливая мужененавистница потратила все приданое Алексея на свадебный банкет и купила путевки в Таиланд: Тонька хотела посмотреть своими глазами на выпархивающую синичку и окончательно убедиться, что Алешка ей не врет.
- Ёшкин кот! А вы куда прёте! - орал Румянцев на последнюю русскую дворничиху, которая лезла в ресторан, накрытый и прихорошенный для свадебных гостей. Уж кого он не хотел видеть на собственной свадьбе, так эту ведьму с метлой. Он боялся ее, как инспектора налоговой.
- Как куда? Родная дочь замуж выходит, а я куда пру? Да если б не я, хер бы ты женился на моей доченьке! Именно я выгнала этого прощелыгу бездомного! Ни кола ни двора! Сексуальный мигрантишко из Твери, пристроиться решил к нашей жилплощади! - вопила дворничиха, подразумевая Тонькиного хахаля, утащившего стиральную машинку два с половиной года назад. - А вот теперь и новый зять об меня ноги вытирать! Не позволю! А ну, пусти! Я хоть на свадьбе с родной доченькой помирюсь! Два года не разговаривала.
Дворничиха смотрела снизу вверх, как Тонька, как Бусенька и ждала, что ее накормят и напоят, а может быть еще и почешут. Дворничиха изобразила смайлик. Румянцев зарумянился и обомлел. Тёща на законных основаниях пробралась за стол и опрокинула стопку водки за счастье молодых. Алексей постепенно зауважал дворничиху, как маму: целых три двухкомнатных квартиры по общему водопроводному стояку пятиэтажки теперь принадлежат одной московской семье. "Придется менять гнилые трубы за мой счет", - подумал жених.
Тонька целовалась самозабвенно, как религиозная фанатичка. Румянцев затомился молодой женой уже при первом поцелуе. Посуды побили на сто тысяч. Обошлось без мордобоя, хотя у невесты чесались руки. Тонька изничтожила ди-джея, решившего русское народное веселье омрачить клубным трансом и пидарской иностранщиной: "Никакой Кончиты Вюрст! На хуй! Только Верка Сердючка! О боже, какой мужчина!".
Развеселилась и кулема Верка с удачно прооперированным сыном. Бывшая жена Алешки с мужем-начальником и дочерями подарили большущий фарфоровый сервиз мейсенского изготовления. Прилюдное примирение невесты с матушкой омылось слезами и водкой. Семейные узы затянулись с удвоенной силой. Головокружительная Ирэна, чемоданщица, устроила выволочку супер-импозантному Арарату, засмотревшемуся на силиконовые сиськи Лерочки. Вместительные наплечные сумки дальновидной Ирэны содрогались от рыданий. Огнеопасный Арарат ворковал, сизый от пощечин. Московские голуби слетались поживиться кусками свадебного хлеба, брошенного из окна ресторана тещей-дворничихой в морду бранящимся в тихом городском дворике: "Быстрей миритесь, а то пьем за здоровье молодых!" Отшумела свадьба.

Брачная ночь накрыла Москву. Засияли огни будущего, все связалось одним желанием субботнего вечера. Алешка лежал на кровати и подводил итоги, ожидая Тоньку из ванной.
Тонька переподарила золотые запонки, те самые, от предыдущей жены. Распростершись на ложе первой брачной ночи, жених подсчитывал свое семейство, всех, кому он теперь что-то должен - и деньги, и любовь, и заботу. Тонька, дворничиха, две дочери, бывшая жена, бывшая теща, мама, разведенная сестра с двумя дочерьми, тетушка Зина в Санкт-Петербурге. Один мужик в окружении одиннадцати счастливых женщин, Буси и Рэя. На содержании полтора десятка ртов, как у Шаляпина. И эта ноша была для Румянцева посильной и желанной! Патриархат и семейственность! Уклад традиций! Родные бабы отрезали яйца его собственного счастья. Одной Кончите он не должен ничего, потому что сделал ее несчастной. Что за судьба у мужчин ждать, пока женщины все за них решат? Скрутят в бараний рог и все решат. Почему он не женился на Кончите? Почему? Боялся ответственности? Вот теперь московская желтенькая синичка в руках, а черная журавлиха с вампиром Дракулой в замке. Румянцев ненавидел этого Дракулу, как подчиненный, из которого высасывают всю кровь несведенного баланса.
Ненависть к Дракуле перекинулась и на Гришку. Гришку тоже не за что было любить. Не заслужил. Именно он впустил в дом урезательницу яиц. Как он вообще мог пуститься в свингерский разврат? Гришку он записал в бендеровцы и женоненавистники, а потому недостойным его хорошего отношения. Вполне резонно и по-человечески презирать и ненавидеть за женоненавистничество кого бы то ни было! Гришка мог вытащить доллары, учитывая, как бесцеремонно он пользует женщин, думая только о своем кайфе. Определенно, он эгоист и себе на уме. Алексей вспоминал проделки на Кубе и в Таиланде и ужасался. Охватила общая брезгливость к мужскому телу, черным волосатым Гришкиным подмышкам, волосатой заднице и всей его самоуверенной красоте, сухому обезвоженному телу.
"Какая-то демонстративная в Гришке фаллоимитация! Показной мачизм! Мачо из Житомира! Ничего в жизни не добился, вот выставляет для гордости свои яйца Фаберже. Фу. До чего ж мужская сексуальность непривлекательна, груба, жестка. Ни в какое сравнение с мягкими изворотливыми кошечками, с беззащитными почти детскими глазенками, ждущими нежности, чувственности. Да, хочется воздушности, легкой манерности, мягкотелости, неуловимости и женского достоинства, все как у Бусеньки! Как я мог цинично потреблять девушек, а потом еще и смеяться над ними, обсуждая с Гришкой постельные подробности?" - думал Румянцев на ложе перемен. Растления в будущей семейной жизни муж не допускал, обязываясь хранить верность законной жене всю оставшуюся жизнь. Всю мужскую природу Румянцев счел несовершенной из-за плохой возможности противостоять похоти.
Поразмыслив, Румянцев понял, что он не находил общий язык ни с одним знакомым мужчиной и всех яростно ненавидел, кроме кастрированного кота, а с женщинами обретал счастье, радость, полезность, нужность. Получалось, что сам Румянцев - счастливый мужененавистник. Это подбадривало его сексуальную ориентацию. Ноль солидарности с мужчинами по всем вопросам. Румянцев думал обо всех и о Тоньке, которая отмокала в ванной и подготавливалась к первой брачной ночи.
"Что-то долго чистит перышки моя синичка", - думал томящийся жених. Тонька вошла в спальню. Румянцев увидел черный резиновый имитатор, прицепленный кожаными ремнями к Тоньке. Штырь свисал почти до колена и блестел от смазки.
- Это что еще за гадость? Это что за фокусы? Хочешь пошалить, крошка? - вспыхнул растерянный муж. Иногда мужчины ждут, пока женщины за них все решат.
- Что такое? Тебе же нравятся черненькие! - серьезно и в тоже время шуткой, сказала Тонька.
- Да, но только и только женщины! - сказал Румянцев и посмотрел на нефтяной, горюче-смазочный, мазутный имитатор черного счастья и чувствовал приближающийся аромат латекса и резины.
- Разворачивайся! Настало время воплотить мои маленькие скромные сексуальные фантазии! - серьезно сказала жена.
- Тонечка, я ж закоренелый гетеросексуал! Натурал в общем!
- А где ты видишь мужиков? Под кроватью? Нет. Я тоже не вижу! Ау, мужики, где вы? - провыла Тонька и услышала взаимный вой Рэя, скучающего по хозяйке. - О, один мужик, кажется, на весь дом! Проснулся! Захотел! Откликнулся! И тот кобелина! Животное, а сразу понимает, чего хочет женщина! Мой бывший хахаль тоже клялся и божился, что натурал, а сам влюбился в мужика и бросил, прихватив стиральную машину и джип, на мои деньги купленный, между прочим! Так что не выпендривайся! Мне некогда проверять, насколько ты натурал. Мне уже тридцать три года. Лучше сразу все выяснить и разбежаться по-хорошему. Давай, без жеманства.
- Ну, не знаю, я не готов к такому размеру. Вдруг не понравится или больно будет? - сказал Алексей, понимая, что заведенная Тонька просто так не отстанет.
- Не понравится - потерпишь. Ты мужик или нет, в конце концов? Не будь мяфой, сделай женщине приятно!
- А если я откажусь? От фаллоимитации... откажусь? - не унимался Румянцев.
- А если ты откажешься, то заставим с милицией! Пусть соответствующие правоохранительные органы проверят твою ориентацию! Сейчас с этим строго. А я всем докажу, что ты педик. На работу напишу! Поверят слабой женщине, поверят, не сомневайся. Я так и скажу на суде, что ты импотент или изменяешь не понятно с кем. Жил с Гришкой три года. Свидетели, впрочем, всегда найдутся! Слава богу, в своей квартире живем, деньги будут! Да, кстати, твою бывшую жену мы лишим родительских прав, за измену и сексуальный разврат, а дочек твоих, наших дочек, обратно отсудим! - сказала Тонька. - Мне здесь все принадлежит по праву! И ты! Мои предки все Ермаками были, Сибирь покоряли. Так что сейчас я буду возвращать права на природные богатства, залежи осваивать. Исполняй волю народа! - хихикнула Тонька. - Ну, если хочешь, можно со временем вызволить Кончиту из вампирского плена и взять ее в бытовое рабство. Она мне сразу понравилась! Так что не выпендривайся! Привычная жизнь наладится! Голова у тебя не болит? Месячных нет? Прекрасно! Ты обязан сексуально меня удовлетворять по закону! - приказывала жена. - Мы только попробуем, в качестве эксперимента! Тебе понравится! Ну что я, первый раз замужем? Мужиков не изучила? Не скромничай! Я осторожно, больно не будет! Соображай быстрее, пока смазка не высохла, - сказала Тонька, снижая тон и готовясь к долгим переговорам, отнекиваньям, скандалу.
Однако Румянцева долго упрашивать не пришлось. Да он и сам чуть не попробовал с той распрекрасной страпонессой во влажной ночной Паттайе, но постеснялся Гришку и утерпел, не лишился искушения на чужбине, ждал родной земли. Наедине с законной женой можно не вуалировать заветные желания: ближе человека нет, не было и не будет.
- Ну, если только в качестве эксперимента, конечно, давай, попробуем, - сказал муж, послушно развернулся насиженным офисным задом, давно готовым к любым экспериментам и подумал:
"Чего только не сделаешь ради родной женщины. Какой только стороной не повернешься, чтобы решить проблему и доставить жене удовольствие. А ведь все равно добьется своего. Лучше сразу дать. Эх, бабы, крутят нами, как кастрированными котятами. Просто базарных баб из нас делают. Видели б меня мои подчиненные на работе, особенно Лерка с силиконовыми сиськами. Кстати, зачем ей сиськи, если она такая недотрога?"
"Сейчас я тебя пожарю! Я вас, педиков, за версту чую!" - думала Тонька. - "С Гришкой у него ничего не было! Не по бабам пойдешь, так по мужикам! Ну почему нам, женщинам, все приходится делать самим, чтобы добиться элементарного семейного счастья? Чего только не сделаешь ради родного мужа. Какой только стороной не повернешься, чтобы решить проблему и доставить мужу удовольствие! Лучше сразу трахнуть, чтоб потом на стороне не искал. Эх, мужики, делают из нас столичных сучек с яйцами! Может, со временем ты мне и ребенка родишь! По телеку вона каждый день передают, что в Америке давным-давно мужики рожают. Ну, если и это неправда, то о каком вообще равенстве полов говорить?" - подумала Тонька и осторожно продвинулась вперед. Всегда только вперед, спускаясь по винтовой лестнице в проем, выдолбленный в полу, навстречу любимому мужу и своему маленькому женскому очагу и счастью, на абсолютно законных основаниях, по взаимному добровольному волеизъявлению, находясь в трезвой памяти и здравом рассудке.

Из цикла новелл "Столичные связи". Фото Carlos Khu

19 ИЮЛЯ 2015 СЕРГЕЙ ВЕСТИНСКИЙ

Ссылка:

Смотрите также

#ЗНАКОМСТВА, #НАТУРАЛЫ, #ОТНОШЕНИЯ, #ОТНОШЕНИЯ С ЖЕНЩИНОЙ, #ПРОЗА

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

Наступает лето! На охоту выходят борцы за нравственность и полиция

"Гормон любви" окситоцин в буквальном смысле лечит разбитое сердце

Раньше считалось, что окситоцин помогает нам испытывать только чувства привязанности, эмпатии и доверия. Однако вырабатываемый гипоталамусом мозга "гормон любви" в буквальном смысле "склеивает", то есть восстанавливает клетки сердца.

Долго и счастливы: как построить отношения, которым не страшен кризис

Бывает ли в реальной жизни "жили долго и счастливо"? И если да - что для этого нужно сделать?