КВИР - Счастье

Счастье

Сколько раз это уже было в моей жизни? Сколько раз я уже обещал: буду жить с тобой долго-долго, Димочка, Антошечка, Геночка, таких красивых не бросают, что ты, Санечка, Егорушка, Мишечка...

Сам я не хотел гадать, у меня бабушка наполовину цыганка и она говорила, что цыгане друг другу не гадают и, вообще, нехорошее это дело, программирует и так далее.

- Так что за гадалка у тебя?
- Не гадалка. Гадалец.
- И что, он прямо все вперед видит?
- Ты окуеешь, и вперед, и назад, и влево, и вправо. К нему очередь, если че. У Димы с этим шаманом был вроде бы в свое время недлинный роман.
- Ах, он еще и по теме?
- А че нет? И поем, и танцуем, и дизайнеры мы, и парикмахеры, везде нас есть. Захожу я в бакалею - сыру нет, одни шаманы.

Гадалец жил на Мойке, недалеко от Исаакиевского собора. Он был уже сильно пьян, когда очередь дошла до моего Ромочки. Перед Ромочкой он предсказывал будущее Стасику, который раньше был Светкой. У Светки-Стасика, согласно предсказанию, должен был через пару лет родиться ребенок. Странно, откуда ребенок у транса. Светка уже отрезала себе сиськи и собирала деньги на дальнейшие действия. Вижу младенца, сказал Гадалец. Светка была на вид уже мужик мужиком, с бородкой и низким голосом, на Светку принципиально не отзывалась, ну, только если мама звала. Стасик и Стасик. Даже - Стас.

А Гадалец был очень известным и на прием к нему, вообще-то, стояла очередь, люди записывались за несколько недель, но мы пришли просто так, за компанию с Димой. Они дружили, Гадалец был когда-то Диминым учителем. Дима занимался картами таро и разной нумерологией, но очередь к нему все никак не образовывалась. Дима был гадалкой-неудачницей: техникой владел, но с природными данными у него было слабовато. Ему Гадалец тоже много всего наговорил, изучая опущенный в кастрюльку с водой расплавленный воск. На одной стороне застывшего комка Гадалец прочёл, что у Димы примерное через год в финансовом смысле все, наконец, пойдёт в гору. А в личном плане у него должен был сильно болеть кто-то из близких. Гадалец даже показал нам лежащую фигуру, видимую на одной из сторон комка. Я спросил его тогда, почему это лежащая фигура означает именно болезнь и, вообще, если долго вертеть перед глазами любой бесформенный объект, то непременно что-нибудь да увидишь, особенно после так примерно четырехсот на брата. Гадалец усмехнулся и ответил, что про Диму он и так уже все давно знал, как только тот вошёл в комнату, а воск ему нужен просто для театра.

Дима был моим бывшим. Он взял нас с Ромочкой, моим теперешним парнем, в гости к Гадальцу на православное Рождество. Я далек от народа и не знал до этого, что в Рождество принято гадать. А уж в этой компании сам бог велел, если он, конечно, есть. Гадалец был видно что состоятельным человеком, гостей принимал широко, радушно. Стол был плотно уставлен большими и малыми кастрюльками, глечиками, горшками, среди которых торчала, как небоскреб, стройная бутылка импортной водки, уже не первая. Кроме нас с Ромочкой за столом сидели Дима, Света-Стасик и бывший самого Гадальца, по имени Максим, очень красивый парень под тридцать. Гадалец рассказал, что заранее был в курсе, что проживет с Максимом шесть лет и четыре месяца и даже точно знал день, в который они расстанутся, но все равно жил с ним, ибо от судьбы не уйдешь. И не жалеет. Они дружат теперь, вот как мы с Димой. Теперь у Гадальца случайные связи, на которые он идёт, хотя знает заранее, что ничего серьёзного не получится. Ибо не сидеть же одному. Когда-то будет и у него что-то надолго, но он не хочет об этом говорить.

А воск, между прочим, не лгал: у Димы умирал от рака отец. Дима загрустил. Мы с Димой прожили года два и как-то глупо расстались, поссорились из-за ерунды и не смогли уже помириться обратно. Как потом выяснилось, оба одновременно нервничали на разных концах провода, да так и не решились набрать номер. Может, мы просто надоели друг другу и захотелось разнообразия, не знаю. На одном из витков разнообразия у меня образовался Ромочка, да и у Димы много чего образовывалось, просто вот сейчас, в данный момент времени, было у него по личной линии глуховато.
Ромочка, в котором я души не чаял, часто шептал мне ночью с печалью в голосе, что как же я так могу, одни отношения ещё окончательно не завершив, уже влюбить в себя следующего.

Влюбить в себя Ромочку мне стоило трудов, он был модель, танцор, конфетка. Я шептал ему в ответ: Ромча, что ты, мы же с Димой просто друзья, отношения наши закончены, завершены, в одну воду не входят дважды, Димина страница в моей жизни надёжно перевернута, да и книга закрыта. Ну ладно, книга не закрыта, мы же остались друзьями, друзей у меня не так много, Ромча, зачем терять. Ромочка отворачивался насупившись, не переубежденный, и решительно отказывался исполнять супружеской долг.
Я долго не мог уснуть в такие ночи, смотрел на Ромочкин профиль, как будто выточенный из камня, с абсолютно ровным носом и гармоничным лбом, с женскими ресницами, расправленными, как перья, на гладкой коже нижнего века.

Сколько раз это уже было в моей жизни? Сколько раз я уже обещал: буду жить с тобой долго-долго, Димочка, Антошечка, Геночка, таких красивых не бросают, что ты, Санечка, Егорушка, Мишечка, ты же будто создан для меня, мы ведь так с тобой на одной волне: ты подумаешь - я уже говорю, ты захочешь - я уже исполняю; и в сексе то же: твои лёгкие касания всегда там, где мне надо, а я, я делаю все, что хочу и тебе - нравится. Я знаю, я склонен путать страсть с любовью. Это, вообще, свойственно мужчинам, особенно настоящим. Но я каждый раз честен перед собой, Санечка, Виталечка, Мишечка. А вы? Вы все были честны передо мной? Не все. А вот Ромочка, по-моему, честен. Он вообще золото, мой Ромча. С ним я точно счастлив.

И Диме он, вроде бы, понравился, они даже подружились. Да, Ромочка много кому нравится. Иногда мне кажется, что Дима все ещё немножко влюблен в меня, ну, это вряд ли, конечно, ведь настоящий мужчина, как известно, страшно самоуверен. Дима часто у нас в гостях, мы ездим куда-нибудь втроем, бегаем в кино, смотрим что-нибудь дома. Иногда они уезжают в гей-клуб. Я ненавижу эти заведения и рад, что Ромочка там под некоторым присмотром.
Сам я не хотел гадать, у меня бабушка наполовину цыганка и она говорила, что цыгане друг другу не гадают и, вообще, нехорошее это дело, программирует и так далее. А Ромочка, он без гадалки ни на один экзамен не ходил. Есть у него какая-то диковинная тётя Валя, которая в картах и меня увидала, и всех бывших его. Про бывших она ему ничего хорошего не сказала, а вот про меня, вроде, ничего плохого. Он мне не все рассказывал о том, что она ему там внушала, и, думаю, она сама ему не рассказывала всего, что видела.

А Гадалец в тот вечер был пьян и пер напролом. Они пересели с Ромочкой на диван, Гадалец трогал ему коленку и говорил, говорил. Я не слушал, мне стало противно, мы со Светкой-Стасиком ушли курить на балкон. Он хороший, добрый, я это чувствую, не бойся, пусть потрогает, утешал меня Светка-Стасик. Да я не боюсь, он старый, лет тридцать восемь, наверное, а может и больше, пусть мальчика помацает, жалко мне, что ли. Ромча с такими все равно не трахается. Гадалец рассказал Ромочке, видимо, всю его жизнь, и прошлую, и будущую, и жизнь эта будет довольно долгой, судя по длительности процесса гадания. Потом они пили с Димой и Максимом еще и еще, стали спорить о влиянии Меркурия и Венеры на Ромочкин неокрепший организм, включили на компе специальную программу с асцендециями и чертежами созвездий, Гадалец орал, плюясь, да вот же, смотри дурак, вот же Меркурий, вот, а Дима показывал на какую-то другую кривую, рядом, и кричал Гадальцу, что он пьяный и ничего не понимает. Макс сказал тихо, что Гадалец понимает, даже когда пьяный.

Домой мы ушли часа в три ночи, вместе с Димой, втроем. Он жил далеко, на правом берегу и мосты уже развели, а мы - рядышком, на Театральной, и он, как это уже бывало, заночевал у нас.
- Ну че, че он тебе наговорил, - спрашивал Дима.
Ромочка отвечал нехотя, что мол, по словам Гадальца, Витя - а Витя, это я - на данный момент ему очень нужен и до тех пор, пока ему, Ромочке, не перестанет быть с Витей хорошо, Ромочка Витю не бросит.
- А то, что я тебя первый бросить могу, он не говорил?
- Нет, не говорил.

Уже в кровати Ромочка сказал, что, в общем, Гадалец ничего такой, и, если б не существовало меня, он бы им заинтересовался, может быть. Гадалец был успешен, богат, это, в конце концов, да, возбуждает. Ну и что, что не молод.
Я самодовольно хмыкнул. Гадальцу под сороковник, а я старше Ромочки всего на шесть лет. У нас идеальная разница.
Ну и я, если уж на то пошло, присунул бы этому Максиму, чего скрывать, парень видный, ну, если, естественно же, не было бы Ромочки.
Ромочка не выдержал, заревновал, ударил меня своим кулачком в живот, отвернулся, засопел. Я ждал, не трогал его, знал, что сам отойдет.
Минут через пять он вдруг обнял меня и сказал, что его, вообще-то, возбуждает, когда он видит, что мне кто-то нравится.
А потом прибавил, что даже с удовольствием посмотрел бы, как я в его присутствии присовываю кому-нибудь.
Слово какое смешное, заметил я.

- Димке хочешь сейчас, это вот, присунуть? А я бы посмотрел.
- Ромча, Ромча, ты что?? Ты ж не знаешь, как ты отреагируешь, зачем эти опасные эксперименты?
- Меня это возбудит, я это знаю точно. Давай, я его позову.
- Вот ты заладил. Странный. А он, думаешь, захочет? Да ну, а вдруг ты ножом пырнешь. Обоих. Ну тебя.
- Захочет, захочет.
- Ты, что, с ним уже говорил? Вот вы даете, шлюшки. Ну, зови, раз говорил.
- Дима! Дима! Иди к нам. Спит, может? Сейчас я за ним схожу.

Вернулись вдвоем, видно, что оба стесняются.
- Вы что, серьезно этого хотите?
- А ты?
- Да я, чего, хочу, наверное, я еще так не пробовал, втроем. Хм. Давайте сделаем сначала так, как я это себе представляю, согласны?
- Ну давай. Как нам встать?
От их покорности я чувствую внезапное возбуждение, сильное, я сам ему удивляюсь. Я ставлю их на колени у кровати, срываю с обоих трусы, у Димы попка загорелая от солярия, а у Ромочки белая и еще более беззащитная. Диме двадцать два, Ромочка еще на год младше. Дети. Я присовываю, чередуя, с неистовством, тот из них, кто свободен, наклоняется к нам и внимательно наблюдает за процессом. Им явно нравится и ощущения для них явно новые, как и для меня, только, видимо, психологически совсем другие. Потом мы делаем паровоз, с Ромочкой в середине, потом с Димой.
Устали, отдых, перерыв. Лежим. Я чувствую касание чьих-то рук, ног, мы шепчемся. Мне стыдно перед Димой, что я его так глупо бросил тогда, а ему, наверное, стыдно передо мной, что он потерял меня из-за ложной гордости. А может, из-за чего-то другого.

Вдруг Ромочка признается: они с Димой, оказывается, регулярно трахаются уже с полгода. Смотрят на меня, изучая реакцию. Я, конечно, потрясен. Как же я не замечал-то?? Экой пентюх. И ведь сам же их познакомил.
- Когда вы успевали? Мы же все вечера с Ромчей.
- Вечера... Кроме вечеров еще утра есть, пары, которые можно прогуливать, есть это вот выходные, когда можно сказать тебе, что мы побежали в клуб, а на самом деле снять хату, посуточно или почасово.
- Вот же вы гады. А, если бы я с вами в клуб пошел?
- Так ты не пошел ни разу, старичок.
- Ну да, я не клублюсь, мне скучно там, но, какие же вы гады.
- Прости нас.
- Ну хорошо, прощаю. А, вообще-то, секс мне с вами нравится. Даже очень, я прямо не ожидал. Может нам, ну, попробовать пожить вот так, вместе?
- Вить, а ты разве любишь Диму?
Ромочка смотрит на меня с напряженным интересом.
- А ты, Ромч?
- Я люблю и Диму, и тебя, я это уже давно понял.
Дима приподнимает лицо от подушки.
- Вить, ты ко мне чувствуешь еще что-то?
- Ну, мы ж расстались. Хм. Что-то чувствую.

Через два дня Дима принес к нам свои вещи, два чемодана. Поговорили о прозе жизни, решили делить аренду на троих, я плачу две трети, за себя и бедного студента Ромочку, и Дима одну треть, он уже работает. На следующий день Дима прибрался в нашем бардаке и сварил рассольник. Еще через день Ромочка объявил, что нам надо разъехаться, потому что он ревнует, не знает еще, кого к кому больше, но чувство это ужасное и ничего он с этим чувством поделать не может. Мне пришлось включить старшего, почти папика, я долго говорил ему, что это временно, пройдет, перемелется, все будет ок, ведь вон секс-то какой хороший, давайте подождем хоть месяца два.
- Вот именно, тебя кроме секса вообще ничего не интересует. Лишь бы присунуть. Ты бы еще четырех завел. Козел.

Эксперимент решили продолжать. Я стал внимательно следить за тем, чтобы дозировать ласки поровну. Иногда, приходя с работы, я чувствовал, что они трахались без меня, но ничего не говорил. Мне было неприятно, но кто-то же должен быть взрослым. В конце концов, если можно делать это втроем, то почему нельзя вдвоем.

Легко не было. Ссорились они раза два в неделю, а то и чаще. Я ведь не мог постоянно лежать в обнимку с обоими сразу.
Недели через две Дима уехал на несколько дней в командировку. Перед отъездом он попросил, чтобы мы с Ромочкой не трахались без него.
- А кого ты к кому ревнуешь?
- Не знаю.
У Димы было очень серьезное лицо. Мы пообещали ему без него не трахаться. Оральный, и все.

Дима вернулся печальный, как вдова.
- Вы еблись без меня. Я все знаю.

Мы отрицали все до последнего. Хотя, вообще-то, еблись. Дима ходил грустный дня два, потом отмяк, у нас был несколько раз отличный секс.

А потом к маме в область на выходные уехал Ромочка. У него была страшно бедная семья, без отца, мама и бабушка, где-то в Приозерске. Я предвкушал банки с маринадами. Денег-то они ему дать не могли.

Мы сидели на кухне. Димка разливал коньячок.
- Учти, козел, трахнешь без меня Димку - уйду от вас.
- Ромча, ну что ты, как маленький.
- Маленький у тебя. А я почувствую, можете потом не оправдываться, биг бразер все видит, у него это вот интуиция.
- Дима, давай ему пообещаем.
- Хули обещать. Мы с тобой Диме тоже обещали, хехе.

Дима насупился.
- А я знал. Суки. Да пох уже.
Он помолчал, а потом медленно подошел к Ромочке и ударил его наотмашь по уху.
- Подставила свою жопу. Два дня потерпеть не мог. Проблять.
И стал доставать с антресолей свои чемоданы.
Я закурил. Я не знал, что делать. Все это начинало меня утомлять. Ромочка, обиженный, ушел в комнату. Я уткнулся в спасительный планшет. Дима сопел и молча запихивал в чемоданы одежду. Неожиданно из комнаты вышел Ромочка с утюгом. Я что-то закричал. Он неловко, по-женски, запустил утюгом в Димку, Димка успел увернуться, утюг попал в открытый чемодан. Мы вместе с Димой связали Ромочке руки шнуром от утюга и несколько раз трахнули его по-очереди.

Ромочка вернулся от мамы без маринадов, но в новой куртке. На этот раз ему дали денег. Он не спросил, что мы делали без него. А мы с Димой, кстати, удержались на этот раз. Наверное, дело было не в обещании и не в страхе перед его истериками, а в том, что нам без него было не так прикольно, его не хватало.

Жизнь шла дальше. Мы, все трое, старались, как могли, подавляли ревность. Секс был, но гармонией я бы это не назвал.
Каждый раз, когда кто-то из нашего треугольника возвращался домой, а другие двое уже сидели рядышком, болтали или рылись каждый в своей френдленте, третий чувствовал себя лишним и ничего поделать с этим идиотским ощущением не мог. Мы ждали, что это пройдет со временем. Была ли у нас любовь? Иногда мне казалось, что была.

Под самый Новый год я потерял работу. Ромочка захотел, чтобы мы поехали куда-нибудь все вместе на праздники. В принципе, это было разумно.
Я был сильно на мели и мы сняли простой домик за городом, у поля, среди снегов. Взяли напитков, еды и, зачем-то, лыжи.
Тридцать первого Дима приготовил праздничную трапезу, нафаршировал апельсинами индейку, накромсал салатов. Мы с Ромочкой поставили свечи, включили гирлянды, наклеили на окна звездочки. В домике не было ни интернета, ни телевизора, мобильный ловил еле-еле. Мы были предоставлены сами себе, френдлента не засоряла нам сознание.
Мы обсуждали общих знакомых, ругали Путина, ели и очень много пили.
Мы условились кончить одновременно в момент наступления Нового года. Ромочка читал приветственную речь от лица президента с моим членом в заднице, Дима ублажал его ртом, но от хохота у нас плохо получалось. Из-за коньяка и смеха мы влезли с нашими громкими оргазмами глубоко в наступивший год.
Усталые, мы разлеглись на тахте, на продавленном матраце из соломы.

- А вы все-таки еблись тогда без меня, гондоны, - проговорил Ромочка ровным голосом.
- Нет. И ты знаешь, что нет.
- А мне уже пох. Реально пох. Вы знаете, где я на самом деле был в те выходные?

Они лежали с Димой на животах, их тонкие спины были выгнуты, они держали перед собой рюмки, я развалился между ними на спине и смотрел на их лица снизу. Вокруг горели свечи, свет бегал по их коже, оба они казались мне оглушительно красивыми.

- Я был с Гадальцем.

Стало тихо. Казалось, даже дрова в печи на какое-то время прервали свое потрескивание.

- Не писди, Ромча, у него же пузо. Ты, за деньги, что ли?
- Он забавный. Ну да, и бабки мне дает.
- Дал или дает?
- Дает. Я бываю у него. Пары прогуливаю. Я в автошколу хожу, он мне машину скоро купит.

Я резко сел на тахте. Несколько секунд комната плавно крутилась перед глазами.
- Дима, налей, пожалуйста, нам с тобой коньяка. Нет, не в рюмки, там стаканы на кухне возьми.
- Ромча, зачем ты это делаешь? Ты ж не голодный ходишь.

Дима принес коньяк:
- Я не буду больше с ним. Заразит еще чем, плядво.
- Нет-нет, с Гадальцем я строго в гондоне. Клянусь. Без гондона только с вами.
- А че, ты не только с ним? Еще кто-то есть.
- Да что вы из меня это вот проститутку делаете. Нет же. Только вы и он.

Я задал Ромочке вопрос, который странно было бы не задать:
- Ромч, а зачем тогда мы-то тебе сдались?
- Хм. Я вас люблю. Но с ним тоже клево. Плюс деньги. Вы не представляете, как это здорово, покупать себе то, что хочется. И маме посылаю.

Дима стоял голый прямо против Ромочки со стаканом коньяка в руке.
- Ты шлюха! Паскуда ублюдок. Как же я тебя сразу не раскусил, гнида. Любит он.
Дима сцедил слюну, плюнул Ромочке в лоб, а потом выплеснул ему в лицо весь свой коньяк. Ромочка закричал, начал отчаянно тереть глаза, я поднялся, взял бутылку с водой, задрал ему лицо и полил сверху. Ручейки слез и воды текли по его шее, груди, животу.
- Иди снегом, снегом потри.

У Димы ходили желваки и мышцы напрягались все по-очереди, как у тигра перед прыжком.
- Сдохни, сука, замерзни там в снегу, давалка несчастная.
Ромочка накинул на себя какую-то одежду и убежал в мороз. Дима устало опустился на край тахты.
- Ну вот, Дима, теперь и тебе изменяют. Хе-хе. Почувствуй с мое. Мне, значит, можно было рога наставлять, ага, а сам - вон как реагируешь. Чего теперь кипятиться, люби его, какой есть.
- Да не буду я его любить! На хрен он мне сдался, коллбой.
Дима вдруг посмотрел на меня, как будто желая спросить что-то важное. Я знал, что он не спросит и догадывался, о чем.
- Дима, ну, я не знаю, хочу ли я жить с тобой вдвоем. Втроем, с Ромкой - да, а вдвоем, не знаю, в одну реку не входят дважды.
- А с ним вдвоем. Хочешь?
- Ну, вообще-то, я ведь с ним и жил. Я ж не знал, что он с тобой тоже трахался. Ты пойми, мне с ним было классно, но когда появился ты, стало еще лучше, полнее как-то. Теперь я уже, наверное, ни с кем из вас вдвоем не хочу. Хочу втроем. Мне Ромка не нравится, хоть я его и люблю. А ты, как раз наоборот, очень нравишься...
Дима молчал, переживая внутри.

- Ну что вы тут, меня обсуждали? - Ромочкины глаза были красные, как у алкаша. - Нахуя в лицо коньяком-то плескать, падла.
Он неловко пнул Диму ногой в живот, Дима откинулся на тахту.
- Увянь, дрыщ, - тихо сказал он Ромочке.
Глядя в дощатый потолок, Дима спросил:
- Слышь ты, шлюхи кусок, а он тебе говорил тогда, помнишь, когда мы гадали у него с водкой, что у тебя будет аж трое мужиков постоянных, включая его самого?
- Говорил, что троих видит. А про себя - нет, смолчал. Может, и сам не знал.
- Все он знал. Нельзя, вообще-то, клиентов е**ть. Но, ты ж не совсем клиент был. Хм. Мы с ним, кстати, трахались когда-то пару раз, еще до Вити. Так, без продолжения.
Я захохотал.
- Осталось только мне с этим вашим Гадалой перепихнуться, и тогда круг замкнется, гештальт завершится и вагинальная флора сравняется.
- Он актив, у вас не получится.
Это сказали они оба, почти хором.
Мы засмеялись теперь все трое.
- И как он, грамотно трахает? - поинтересовался я.
- Очень даже. Да, Дим?
- Нормально епёт. Маленький, да удаленький.

Утром Ромочка предложил заняться сексом. Мы с Димой отказались. Ромочка дергал нас по очереди за пиписьки, сосал у обоих под одеялом, дулся, улыбался, ругался - ничего не помогало. У меня вставал пару раз, но тут же падал обратно.
Мы начали снова трахаться втроем примерно через неделю после возвращения, раньше у нас не получалось. Мы с Димкой связали Ромочку и тыкали его во все возможные отверстия, обзывая шлюхой. Ему нравилось.
- Будешь еще к своему Гадальцу бегать?
- Буду. Ой, ой, не надо, ой.
Дима стегал Ромочку куда попало ремешком от брюк. На теле у Ромочки образовались красные полосы.
- Ну все, хватит, хорош, мне больно, развязывайте, не хочу больше, не в кайф уже.

- Слушай, ударница соцтруда, а ты не хочешь его бросить, а? Серьезно.
Дима был наивнее, чем я.
- Нет, не хочу. Он клевый. Да и денег сейчас у Витьки нет.
Я, наверное, покраснел. Последние несколько дней мы жили на гадальцевские бабки.
- Понимаешь, Дим, воспринимай это, как его работу. Ходит человек, трудится, служит. Служба ему не в тягость. Ну, пусть. К тому же, работодателя все это тоже, насколько я понимаю, устраивает.
- Да. Сева знает обо всем. Он, вообще, все знает.
- А че дальше-то будет, он не говорил?
- Говорил.
- И че?
- Говорил, что мы это вот втроем продержимся какое-то время, может с годик, а потом разойдемся, изживем себя, ну, то есть, друг друга. И с ним мы тоже не оч долго протянем. Такая судьба. Но есть еще вторая возможность, всегда существует выбор, гадать можно только на вероятность события, ста процентов не бывает, так вот, может быть, все обернется по-другому. Если кто-то из нас сделает волевое усилие, то все будет не так. А как - он не говорит. Не хочет. Мне с ним секс это вот не очень нравится. Он знаете, епёт-то хорошо, но кроме сунул-вынул ему ничего не интересно. С вами не так. И он, он видит это, конечно. Но общаться с ним клево.

Через три дня мы с Димой были у Гадальца.
Говорил Дима.
- Сева, я Ромку люблю. Ты знаешь...
- Я знаю. Ненавидишь, но любишь все равно.
Я заметил, что Гадалец волнуется. Ох, Ромочка, Ромочка, сколько же еще жертв твоего обаяния насчитает этот мир.
- Я уже почти не ревную его к Витьке, но к тебе - это какой-то ужас. Я так больше не могу. Я его когда-нибудь убью.
- Убийства никакого я у вас не вижу. Все мирно будет. Вы просите, чтобы я с ним больше не общался? Чего пришли-то? Таро раскладывать? А Роман, он ведь сам ко мне приходит, я его за яйца не держу и приворотами не занимаюсь.
- Нет, таро не надо, - вступил я. - Просто скажите, есть ли хоть маленькая вероятность, что мы будем счастливы? Что я с ними буду счастлив.
- Хм. - Гадалец снисходительно улыбнулся. - Маленькая - есть. Боритесь. Ну, идите, у меня клиент скоро.

Через две недели мне предложили место директора по рекламе в неплохом издательстве в Москве. Помогло одно случайное знакомство, о котором я тут не хочу рассказывать. Оплачивали даже квартиру до тысячи баксов. Я думал не очень долго и согласился. Что я теряю? Два любовника, которые постоянно ссорятся между собой, то из-за меня, то из-за этого Савелия. Оба барахтаются в собственной ревности, тонут и не хотят выплывать, или не могут, но ведь и я тоже не каменный, я тоже чувствую себя все чаще третьим, хоть и не лишним. И вообще, я устал.
Секс-то у нас классный, но остальное - так, скорее нагрузка. Мама рассказывала, что в советские времена некоторые продукты были в дефиците, и, чтобы купить, например, кило гречки, надо было брать дополнительно макароны какие-нибудь, или что-нибудь еще из того, что плановая экономика никак не могла продать. Это называлось нагрузкой. Когда маме было столько, сколько мне сейчас, у них с бабушкой в буфете скапливалось куча этих дрянных макарон, а гречки постоянно не хватало. Вот и у нас в троице "гречки" было негусто, зато нагрузки - целый воз.
Вообще странно, чего они при Брежневе или при ком там это было, так молились на эту гречку и копченую колбасу. Сейчас я прекрасно живу без того и другого. И в Москве проживу. Зато нагрузки не будет.

Первому я рассказал о своем решении Диме. Он поник. Ему совсем не хотелось возвращаться к родителям на правый берег, а снимать он мог по его доходу только комнату в коммуналке. И, вообще, ему было хорошо со мной. Мне тоже было хорошо с ним. Мы с ним выпили по рюмке и хором помолчали о том, что нам с друг другом было хорошо и удобно, и любили мы оба Ромочку.
Ромочка, вернувшись вечером домой и прослушав информацию о моих планах, устроил громкую истерику. Он кричал, что не может без нас, не может без Гадальца, что я сволочь, мог бы и в Питере работу поискать, и Дима тоже скотина, потому что сидит совершенно спокойно и смотрит вообще, сука, без эмоций. Мы напились в этот вечер, все трое, и долго не могли кончить. В конце еще покурили травы, плакали, смеялись, вспоминали хорошее и не вспоминали плохое.

Сначала я уехал в Москву с чемоданчиком на несколько дней, чтобы разобраться там с жильем. Квартиру мне подыскали на Бабушкинской, далеко от центра, но близко к метро. Я высунул мобилу в окно и показывал ребятам по скайпу окрестности. Это был, конечно, не Мариинский театр, зато Москва, возможности, "главный российский стройотряд", как говорила моя мама.
- Епётесь там без меня, дырки?
- Какая тебе разница, Витя.
- Не знаю. Видимо, есть какая-то.

Я вернулся в Питер. Надо было освободить квартиру, забрать оставшиеся вещи. К моему удивлению, ребята решили снимать ее пока что вдвоем. Вернее, решил Ромочка, так как ему пришлось взять на себя больше половины аренды. Дима стиснул зубы, теперь и он зависел от Гадальца.
Я уехал. Пару раз мы дрочили с Димой по скайпу, пока Ромочки не было дома. И с Ромочкой - пока не было Димы. Неожиданно Ромочка приехал в гости. Дима думал, что он у мамы в Приозерске. Ромочке хотелось секса. Со мной. После секса был еще секс, и еще, а потом Ромочка начал плакать. Дима, Гадалец - все это не то, здорово, но не то. На самом деле ему нужен я.
- Ты уверен?
- Нет.
- Так что же ты хочешь?
- Я не знаю. Я хочу, чтобы вы все были рядом.
- Малыш, тебе придется сделать свой чойс. Я хочу быть счастливым, а не уклоняться каждый второй вечер от летающих утюгов.
- Ви-и-тя, я тебя люблю.
- А Диму?
- Тоже.
- А Севу?
- Нет, но Сева пусть тоже будет. Я к нему привык.

В июне, сразу после Ромочкиной сессии, они приехали оба.
Мы попробуем у тебя пожить.
Ну живите.

- Вить, а давай, я переведусь на заочный? И останусь у тебя. И Дима тут в Москве работу найдет.
- Ты серьезно? А Дима? Дим, ты тоже серьезно?
- Да. Не хочу больше в Питере жить. Перестало быть комфортно.
- Я даже подозреваю, из-за чего. Ромч, а он?
- Кто? Ах, он. Ну, я надеюсь, он в Москву из-за меня не станет переезжать. Он неплохой, вообще-то. Но я с вами хочу. Вы с Димкой как-то дополняете друг друга, а он, так, четвертый лишний.

Прошел еще год. Мы живем на Бабушкинской. Дима в доверчивой Москве стал неплохо зарабатывать на своих таро и нумерологии, Ромочка официантит.
Иногда Ромочка уезжает к маме, в Приозерск, на недельку. А, может, и не в Приозерск. Мы переживаем, особенно, Дима.
Наверное, со временем ревность его уменьшится, станет терпимой, как у меня.
У меня бывают командировки. Я погуливаю. Счастья нет.

А Светка-Стасик влюбилась, прервала гормональную терапию, вернулась в женщину на 9 месяцев, правда, уже без сисек, и родила девочку. Сейчас она снова пьет гормоны, стала обратно парнем, она у нас теперь и мама и папа одновременно. Ну и второй папа тоже есть, правда, не родной.

Фото Paco Peregrín

22 МАЯ 2016 ВИТЯ БРЕВИС

Ссылка:

Смотрите также

#ГАДАНИЕ, #ДЕНЬГИ, #ЗНАКОМСТВА, #ИЗМЕНА, #ОТНОШЕНИЯ

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

Наступает лето! На охоту выходят борцы за нравственность и полиция

"Гормон любви" окситоцин в буквальном смысле лечит разбитое сердце

Раньше считалось, что окситоцин помогает нам испытывать только чувства привязанности, эмпатии и доверия. Однако вырабатываемый гипоталамусом мозга "гормон любви" в буквальном смысле "склеивает", то есть восстанавливает клетки сердца.

Долго и счастливы: как построить отношения, которым не страшен кризис

Бывает ли в реальной жизни "жили долго и счастливо"? И если да - что для этого нужно сделать?