КВИР - Рыжее пламя

Рыжее пламя

Это был первый мой рыжий. А я у него - вообще первый...

Встреча двух одиночеств - это серая драма. Встреча двух желаний - ослепительный фейерверк. Встреча двух одиноких желаний - мучительная трагедия.

Он сам, словно от неизбежной настойчивости, торопливости защищаясь, об этом сказал, когда, раздевшись, сел нога на ногу, робко скрывая, глядя на меня выжидающе исподлобья, а затем медленно лег на спину, стыдливо колени поджав, а я их ласково, осторожно раздвинул. Взглянул и, усмехнувшись, накрыл простыней. Поняв, улыбнуться пытаясь, ее отвернул. Успокаивая, я сцепил пальцы рук, его и своих, и, освобождаясь, направил его холодные ладони к себе, туда, где они могли быстро согреться.
Мог бы и не говорить, что я - его первый. Без слов было понятно. Будто одновременно в нем что-то испуганно кудахтало и неистово клокотало. Казалось, сквозь глуховатый тенор вот-вот дискант прорежется.
Смущение. Хмельная таинственность. Нерешительность. Торопливая настороженность. Опасливая жадность. Ломкий восторг. Лучше бы лесенкой записать.
Всё быстро, стремительно, вмиг - перепрыгивая ступени.

В полутьме вдали от уличного фонаря на остановке автобуса - там вдруг случился. Присел рядом. Всё произошло удивительно быстро: слова мельтешат, а моя рука у него на ноге, чуть выше, и через несколько минут мы у двери, он зайти не решается. Невероятное количество пустых слов - который раз, всё по кругу. Зачем согласился, зачем потащился? Теряю терпение, а голова стремительно кружится вслед за словами - вжик-вжик - танец с саблями. В этот раз слов было гораздо больше, чем нужно: короткое, нервное, терпкое они перебивали. Вкус лишних слов перебивал вкус быстрой любви. Осталось горчащее послевкусие.
Фонарь гореть продолжал. А он не случался. Потому, наверное, что искал. Кто ищет - никогда не найдет. Не ищешь - случится.
Ясно было: если случится, в донжуанском списке будет не из последних. Во всяком случае, вспоминать буду долго. А может... Он не был ярок. Но совсем не из тех, с кем долгая морока сменяется желанием поскорее расстаться.
Тогда он вяло, словно сомневаясь, задумываясь, отвечал на движения, и приходилось несколько раз, подталкивая, намекать, что ему делать. При малейшем касании плоть, которую уверенными движениями хотелось ваять, напрягалась, словно еж ощетинивался иголками, и превращалась в упругое твердое тело. Даже запомнился плохо. Он не был солнечно рыж. Неприметливо темно-рус. Светло-пушистые ноги. Безволосые руки. Верхняя часть спины усеяна бенгальскими огоньками - веснушками, словно поле солнечными подсолнухами. Без единого волосика грудь - две-три пушинки в ложбинке - белым-бела и две крупные веснушки - отметины яркие, красноватые, которые сосками не назовешь. И еще веснушки - ручейками по бедрам сбегались. Хотелось провести рукой в одну сторону - веснушки стереть, в другую - вернуть. Очень большой толстый и взрослый орган, для которого придумано множество разных названий: научное - фаллос, медицинское - член, множество уличных достоинства очень разного. Но этому подходило лишь исконное настоящее - хуй. Где найти рот, чтобы в него поместился? А над ним - веселый мальчишеский оранжевый куст с мелко завивающимися волосиками по краям, пронзительно ослепительно солнечно рыжий.
Обычно после первого раза наступает полная ясность. Отношения еще не сложились, но наметились определенно. Остается ждать, когда разовьются, и, апогея достигнув, пойдут на спад, прекратятся, себя исчерпав. Но он исчез. Исчез, чтобы, когда я уже стал забывать, снова внезапно случиться. На этот раз слов было поменьше. А запомнилось больше.
Он - обман зрения: крупное, не по возрасту тело в одежде, тонкое, очень юное - без. Казалось, что улыбается, но улыбка не получалась. Он (точней, мое восприятие) был каким-то не цельным, неточно составляясь из отдельных черт, слов и движений. Во время того ни слова, только дышал, в ответственные моменты громко и глубоко.
И снова исчез. Оставив, как у Чехова, сюжет для небольшого рассказа.
В третий раз не случился, но позвонил. Пришел с настойчиво выпиравшим желанием, с которым толком не знал еще, что ему делать. В этот раз был податлив, но иногда проявлял неожиданную строптивость. В отличие от прошлых раз, говорил мало, спотыкаясь на словах, которые произносить не хотел. Хотелось огорошить эту словесную девственность, не совсем покинувшую его, какой-нибудь глупой сентенцией: "Послушай, неужели ты думаешь, что не найдется другой, готовый сложить губы бантиком и принять, или раскрыть свой аленький цветочек, став раком?" Хотелось, но как-то не огорошивалось.
Он был в возрасте юношеской преломленности: из детства в мужественность, из веселой стремительности в укорененность. Быстро менялся. Время от времени я замечал, что мальчишеское сменялось мужским. И чем меньше было мальчика, а больше мужчины, тем неотвратимее отдалялся, вдруг вскакивая с постели, солнечные веснушки разбрызгивая
Белая широкая плохо стираная рубашка скрывает очертания мышц по-мальчишески не слишком рельефных. Но из ворота - мужская объемная шея. Белье старое, в пятнах, майка растянута, из широких с дыркой трусов, как зверь из клетки, выламывается. Какие трусы способны такое вместить?
У каждого есть нежеланный для вторжения уголок. Именно его больше всего хочется открыть, туда именно и направить. У него - подмышки, всегда плотно сжатые: боялся щекотки. Снять трусы рыжему бесстыднику проще, чем заветные раковины растворить. Будто в них жемчужина спрятана. Рыжая, разумеется. Сколько ни стучи, сколько ни ловчи, Сезам не откроется. Разве что хитростью, долгими уговорами, лаская настойчиво.
После звонка у нас стало многое совпадать. Кроме взглядов. Глаза отводил, огорошенный обнаженностью, языка и пальцев бесстыдством. Ведь я первым его взглядом раздел. Я первым его голого тела коснулся. Огненность вызывала языческие ассоциации: прыжки над костром, в языках пламени мечущийся, ищущий, куда бы излиться с тяжело оттягивающими яйцами хуй, вкус которого я передавал его губам и языку.
Случилось. Скрестилось желание и готовность. Не часто, но он стал приходить, любую тоску разгоняя. В бесконечность дождя, под свист сумасшедшего ветра хотелось мучиться ненасытностью этой солнечной плоти. Вижу: стоит у окна, и светлые нежные волосы на ногах, словно ковыль в солнечных лучах в бесконечной степи.

Перед приходом фантазия бушевала штормовым океаном, камнепадом в горах. Сценарии сменяли друг друга, пока дверь не открывалась, и нас высасывало из времени. Оно, обессиленное, возвращалось, когда, едва отдышавшись, мы дремали под осыпающийся шёпот. Грустный намек на бессмертие. Прекраснейшая иллюзия. Через миг всё прервется. Но пока пусть длится мгновение.
По частям, словно текст из разрозненных фраз, собирая, невольно я сравнивал его с черноволосым, мгновенно воспринятым цельным: невысоким, из мускулов вылитым, с писенышем, поминутно встающим и опадающим. Мысленно их пытался свести. Не получалось. Такой текст не вязался. Может, потому что черный, с которым видеться продолжал, даже став солнцепоклонником, был выхожден, выпестован, а рыжий был внезапно случаен. Появлялся лишь в темноте. Неуверенно, крадучись. Боясь липких глаз? Змеящихся шёпотков? Или собственного желания?

Встреча двух одиночеств - это серая драма. Встреча двух желаний - ослепительный фейерверк. Встреча двух одиноких желаний - мучительная трагедия.
Вдруг исчез. Что-то сломалось. Какой жанр был у нас? До сих пор не случился.
Чем бешенней желание, тем жестче опустошение. Уходя, он оставлял рыжее пламя, забыть его не дававшее. Когда фантазия пожирала реальность, оно оранжево больно, неотступно ярко пылало.

27 НОЯБРЯ 2017 М. ЗЛОЧЕВСКИЙ

Ссылка:

Смотрите также

#ЗНАКОМСТВА, #ОДИНОЧЕСТВО, #ПЕНИС

Что такое одиночество? И когда оно может быть полезно?

Почему страх одиночества делает нас удобными для общества и когда полезно побыть наедине с самими собой.

Что такое преждевременная эякуляция?

Каждый третий представитель сильного пола в течение своей жизни испытывает трудности с преждевременной эякуляцией. А это, как минимум, 30 % мужчин!

15 фото Омара Аполло и его эрегированный член на обложке "Live for Me"

Американский певец и автор песен Омар Аполло продолжает радовать поклонников не только новой музыкой, но и откровенными снимками в соцсетях. Смотрим, слушаем...

Как мастурбация помогала нашим предкам выживать?

Мастурбация относительно широко распространена среди различных видов животных и, по всей видимости, особенно среди приматов, включая человека.