КВИР - Джеймс Парди. Рассвет

Джеймс Парди. Рассвет

Дело было вовсе не в том, что Тимми зарабатывал на жизнь, позируя нагишом для неприличных журналов. Нет, Тим в основном рекламировал одежду, и ему неплохо платили.

От редакции. Рассказ одного из самых необычных гениев современности Джеймса Парди впервые публикуется на русском языке в журнале "Квир".

Но один раз он снялся в трусах, и именно эта фотография попалась на глаза его отцу в Северной Каролине. Ну просто как назло! Конечно, отец решил, что существуют другие подобные снимки, и они еще хуже. Ну, такие, где Тим совсем голый. Его отец был тот еще хрен.

И вот папаша прикатил в Нью-Йорк из захолустья, где прожил всю свою жизнь. Население - четыреста человек, небось, считая покойников.

Папаша был нечто. Он заявился посреди ночи, точнее, когда первые лучи рассвета тронули небоскреб Эмпайр-стейт.

- Где Тимми? - спросил он, даже не поздоровавшись и не объяснив, кто он такой. (Я его узнал по фотографии, которую видел у Тима). Он пролез в гостиную, точно сыщик с отмычкой. - Ну, так где? - на этот раз он проорал свой вопрос.

- Мистер Жакуа, - отозвался я. - Он просто вышел ненадолго.
- Еще бы, - хмыкнул старик. - А где он спит, когда бывает дома? - он стал озираться, точно в поисках улик.

Я показал ему комнатку дальше по коридору. Он заглянул туда, осуждающе цокнул языком, поспешно вернулся в гостиную и уселся в большое кресло.

Из кармана на груди он извлек потрепанную вырезку.
- Ты видал такое? - он дал мне знак, чтобы я подошел посмотреть.
Это была реклама из журнала: Тим позировал в очень маленьких красных трусах.

Не отвечая, я покраснел, а мистер Жакуа вперил в меня взор.

- Небось, в других местах еще такое есть, - произнес он гневно. - Ну-ка! - добавил он приказным тоном, когда я не ответил.
- Я в его дела нос не сую, - произнес я невпопад. И снова покраснел.

- Ну, если так, я тебя не виню, - произнес он примирительно. - Послушай, Фредди... ты же Фредди, верно, он ведь с тобой снимает квартиру? Слушай сюда внимательно. Я хотел, чтобы Тим был адвокатом, зарабатывал хорошие деньги и остепенился, но он уже в десять лет задумал стать актером. - Казалось, мистер Жакуа выступает перед большим собранием: он смотрел куда-то за окно моей квартирки. - На деньги, которые я ему посылал, можно было дать образование четырем ребятам. Я бы, наверное, даже вытерпел, если б у него получилось в театре. Но где роли, которые он должен был найти? Скажи мне! - старик отвернулся от окна и посмотрел на меня. - У него не получилось, - с этими словами он гневно взглянул на рекламу трусов.

- Но у Тима были неплохие роли, мистер Жакуа. Даже на Бродвее, - я начал оправдываться, но был так сбит с толку грубостью и бесчувственностью этого человека, что, в конце концов, решил просто смотреть на него, как на скомороха.

- Где-то развинтилась гайка, - он проигнорировал мое сообщение об актерских достижениях Тима. - Я приехал забрать его домой, Фредди.

Теперь он глядел очень печально, словно, изучив меня, все наконец-то понял: и про рекламу трусов, и про актерскую карьеру, и про развинченную гайку.

- Слушай сюда. У нас дома все видели эту рекламу, - он ткнул пальцем в вырезку. - Чертова штука была в цирюльне, потом оказалась в бильярдной, в кабинете дантиста и бог знает где еще: может, дошла до воскресной школы и церкви.
- Ну, за нее хорошо заплатили, мистер Жакуа.
- Хорошо заплатили, - повторил он, и тут я вспомнил, что он работает адвокатом. - Ну еще бы, - он ухмыльнулся, словно, поразмыслив, решил дать мне отвод как свидетелю.

- Актером быть очень сложно, мистер Жакуа, - прервал я молчание. - Знаю, потому что я сам актер. Понимаете, серьезного театра больше нет.
- А кофе у тебя имеется, Фредди? - спросил он после долгого молчания.
- Я сварил кофе на завтрак, сэр. Налить вам?
- Да, это было бы кстати, - он свернул рекламу красных трусов и спрятал в карман до следующего раза.
- А еще больше мне бы хотелось, - сказал он, пригубив мой крепкий напиток, - так это, если позволишь, прилечь на его кровати и подождать, когда он придет.

Мистер Жакуа не стал дожидаться моего согласия: он немедленно отправился в спальню и энергично захлопнул дверь.

* * *
- Тут твой отец, - сообщил я Тимми, когда тот появился в дверях.
- Нет, - простонал Тим. Он стал смертельно бледным, чуть ли не зеленым.
- Лежит на твоей кровати, - уточнил я.
- Ох, Фредди, - сказал он. - Я боялся, что рано или поздно это случится... Чего ему нужно?
- Ну, он видел тебя на этой рекламе трусов.

Гримаса, появившаяся на лице Тима, походила на улыбку умирающего человека, которого я однажды видел: его застрелили на улице. Я отвел взгляд.

- Он рассчитывает, что ты поедешь с ним домой, Тимми, - предупредил я.
- Боже всемогущий! - он опустился в кресло, взял чашку с кофе, которую оставил его отец и глотнул. Настал мой черед кисло улыбаться.

Тим просто сидел так с час или больше. Я делал вид, что убираю нашу квартиру, но при этом поглядывал на него очень часто, и вид его меня тревожил.

Затем внезапно, точно по сигналу суфлера, он поднялся, расправил плечи, что-то пробормотал и, не сказав мне ни слова и даже не взглянув на меня, подошел к двери спальни, распахнул ее и вошел.

Поначалу голоса были еле слышны, почти шепот, затем они выросли до головокружительного крика; доносились проклятья и грохот - все, как обычно в домашних ссорах. Потом настала тишина, и в этой тишине я слышал, как плачет Тим. За три года, которые мы прожили вместе, я ни разу не видел, чтобы он плакал. Я ужасно огорчился. Он плакал, как маленький мальчик.

Я сел, потрясенный, точно мой собственный отец вернулся с того света и указал мне на все мои недостатки и неудачи и как актера, и как человека.

Наконец, они вышли вместе: Тим нес два своих чемодана.

- Я съезжу домой, Фредди, - на этот раз он улыбнулся старой знакомой улыбкой. - Возьми-ка, - он протянул мне ворох банкнот.
- Я не хочу, Тимми.

Тогда отец забрал у него деньги - там было несколько купюр по сотне долларов - и буквально впихнул мне в руку. Отчего-то от мистера Жакуа я их мог принять.

- Тим напишет тебе, как устроится дома. Правда, Тим? - спросил старик, когда они были в дверях.

Их шаги стихли, а я упал и заплакал даже не как маленький мальчик, а как младенец. Плакал я больше часа. И, странно сказать, я чувствовал себя словно посвежевшим, после того как пролил столько горьких слез. Я понял, как ужасно страдаю в Нью-Йорке и как люблю Тима, хотя и знал, что он меня любит не так уж сильно. И знал тогда, как и знаю сейчас, что не увижу его больше никогда.

Перевод Д. Волчека

Фото Mel Roberts

23 ИЮЛЯ 2013

Ссылка:

Смотрите также