КВИР - Пятеро

Пятеро

Убивать столичного педика мы не собирались. Но развлеклись с ним улётно. Чтобы неповадно было наших пацанов в свои сети... того...

Нас было пятеро, и целый мир лежал у наших ног. Ну, как минимум квартал - точно! Мы похоже стриглись, носили чёрные джинсы и рамштайновские футболки.
Нас было пятеро, и мы могли бы создать музыкальную группу и покорить планету. Или хотя бы свой городишко. Не такой уж и задрипанный, между прочим, - больше полусотни тысяч "сослуживцев". А что, Туз умел тренькать на синтезаторе, а Зверь знал несколько красивых гитарных аккордов. У меня и у Бобра мелодичные голоса - пели бы дуэтом, а Дымок стучал бы по тарелкам.
Нас было пятеро закадычных друзей, больше чем братьев. Например, своего старшего брата, паскуду, я ненавидел (было за что!), а за Лёньку, Миху, Вована и Витька готов был и жизнь отдать, и душу продать... Думал, что это взаимно... А ещё думал, поклясться мог, что мы всё-всё друг о друге знаем, ничего не таим, никаких камней за пазухой, никаких секретов и тайн. И друг за друга в огонь и в воду!
Нас было пятеро. Ближе и роднее я никого в жизни не знал.
Нас было пятеро. Пятеро мальчишек, пьяневших от свободы, шалевших от счастья, которое дарило единение. Мы чувствовали себя взрослыми - потому что "мы", и неуязвимыми, непобедимыми - по той же причине. Нам даже не нужна была дурь, хотя покуривали и изредка вмазывались. Как другие чуваки и чиксы сбегали в наркотический туман, мы - уходили в свою пятёрку, в МЫ.
Нас было пятеро, и когда мы выходили на охоту или просто пошляться, покатать вату, окна домов провожали наши фигуры колючим блеском. Старушки на лавочках резко затыкались, чумные мамашки хватали своих спиногрызов в охапку и побыстрее уводили от нас - а то вдруг наберутся чего нехорошего. Любая шушера, включая бомжей, чурок и подвальных котов, разбегалась у нас из-под ног и забивалась в городские щели. Даже участковый не рискнул бы сунуться к нам в одиночку. А девчонки просто падали вокруг нас как подкошенные - выбирай любую.
Нас было пятеро. Стая. Банда. Что тут скажешь. Мы гордились собой и всячески демонстрировали крутизну. Которая в первую очередь ассоциировалась с отсутствием жалости. С грубостью. Мы не были ангелами. Но такое вытворяли впервые. Словно прежде чья-то сильная рука держала нас на поводках и не давала перейти черту. И вдруг карабины на поводках лопнули - и пятеро ошалевших от беспричинной ярости, брызгающих слюной молодых псов бросились на свою жертву. Клянусь - я в тот момент сперва испытал кайф. Лёгкость, азарт. И мощное опьянение. Потащило так, что даже заорал. А уже потом - слабые невнятные покалывания стыда. Наверное, так у пожилых начинают сдавать сердца - колет, колет, покалывает, ноет слева, а потом - хоп! - смертельная боль и страшная тишина... В тот раз я впал в странное состояние. Словно превратился в кого-то другого. В зверя, которому не просто можно, а положено рвать живую плоть клыками и при этом визжать от восторга. Мораль, жалость, сомнения, элементарный страх и чувство самосохранения - всё осталась за границей круга, очерченного вокруг нас устроителем всей этой травли. Зрелище. Кровавое. Чума! Но как бы не мы его организовали. Мы - всего лишь гладиаторы, которых вытолкнули на арену для того, чтобы на потеху зрителям раскроить жертве черепушку и выпустить кишки...
Он был ненамного старше нас, хотя казался совсем взрослым. Успешным, правильным до оскомины. Молодой зубной врач Круглов, примерно год как устроившийся в нашу больницу (где сестра Туза, Нинка, работала лаборанткой), приехал аж из самой Москвы сразу после окончания вуза - то ли купил, то ли получил в наследство домишко на окраине нашего города. Холостой красавчик, перспективный специалист, на которого мгновенно сделало стойку местное бабьё от шестнадцати и до пенсии. Гы-гы. О, какие у девок и тёток там из-за этого залётного доктора страсти кипели - мы ржали, узнавая новости из первых рук, ага, Нинка оказалась в эпицентре охмурения Круглова и едва не перешла дорожку в этом вопросе своей начальнице, пятидесятилетней, сухой, как мумия, дуре. Уморы! Сиськотрас! И Нинка же донесла до нас сенсационную новость, шокировавшую, наверное, половину города - Круглов оказался геем! Сам зачем-то признался в этом одной из своих наиболее настырных воздыхательниц, а потом и вообще был застукан на месте преступления - к нему погостить из столицы приехал фриковатого вида парень, типа друг, но все, разумеется, поняли, что та-а-акими друзья не бывают... Вроде бы вспыхнул скандал, но тут же был затушен больничным начальством - к стоматологу Круглову, у которого оказались золотые руки и связи в областном распределителе лекарств и новой медтехники, в очередь выстроились вся наша администрация и местные буржуи.
На Нинкины охи, вздохи и праведный гнев мы только полыбились, и, согласившись, что таких уродов надо отстреливать, почти забыли о стоматологе-педике. Ещё думать про всяких говномесов! Много чести!

А тут как-то ночью возвращаемся по домам. В каждом - по двести: Дымок проставлялся - загнал какому-то лохозавру старенький дедов жигуль. Во дворе - ни души, только мелкая шавка брешет нам на пятки. Туз кидает в неё бутылкой - и та отстаёт. Деревья шумят - ветер гуляет, как и мы - шпана. Из подъезда выходит парень. Зверь, качнувшись, толкает его плечом. Ба, да это же знаменитый доктор Пидоров! Пидоренко-Пидридзе-Петухович!
Туз замирает, сперва прищуриваясь, а потом всё шире раскрывая глаза. И растягивает губы в улыбке. Дымок от предвкушения аж хрюкает. Бобёр дышит как паровоз и заходит доктору за бампер.

У меня, наверное, где-то на подкорке, или как там называются эти тайные участки мозга, навсегда отпечаталось выражение лица Круглова. Он так и не успел выйти из света фонаря. Спокойное лицо уверенного в себе человека. Ни капли страха, разве что раздражение, вернее, досада, и усталость. И ещё... счастье в глазах - такое тихое, мирное счастье, всего несколько грамм ароматного благородного напитка достойной выдержки на дне красивого тонкостенного бокала.
Я наступил на этот бокал. Осколки неприятно хрустнули под подошвой. Коньяк - или что оно там - вылился на заплёванный асфальт.

Туз кивает мне, лихо сверкнув слегка косыми глазами. Просто кивает - и всё. Именно мне. "Почему МНЕ?!" - как часто я просыпаюсь в поту от этого вопроса. И... жалею, блядь, что проснулся!..
Каждого из нас поодиночке или даже двоих Круглов раскидал бы - тренированным оказался, гад. Но против пятерых у него нет шансов.
Сверху кричат: "Прекратите шуметь! Безобразие! Вызываю милицию!". Грякает окно.
Волоча по земле, втаскиваем его в полуразрушенную пристройку к трансформаторной - кто-то когда-то хотел присобачить к ней гараж...

Убивать столичного педика мы не собирались. Но развлеклись с ним улётно. Чтобы неповадно было наших пацанов в свои сети... того... В общем, чтобы до самого нутра его гнилого дошло: трахать мужиков неправильно!
Следующим утром, вернее, днём, с трудом разлепив глаза, я долго пытался сообразить, приснилось мне это или нет. Добежать до туалета не успел, блеванул в коридоре - и чухнул: ёб... не приснилось...

Блядь, вторая бутылка - что в прорву. Не берёт, сволота. Ну ни в одном глазу!

Четыре дня мы ходили как синдромные - то ржали невпопад, то тоскливо погружались в себя, но виду, что ссым, не подавали. Думали, что нам крышка. Раза три чуть не подрались. Меня всего колотило, казалось, что с тела содрали кожу и все нервы обнажены. Дымок вообще заболел, затемпературил.
К вечеру четвёртого дня Тузова сеструха вернула нас к жизни - принесла с дежурства грандиозную новость: доктор-то Круглов, внезапно взявший на днях больничный, подал заявление об уходе и, не доработав положенный в таких случаях срок, уехал на восьмичасовой московской электричке с двумя здоровенными чемоданами и рюкзаком.
Мы отмечали это событие до утра, напились в хлам, подожгли на набережной скамейку... Правда, впервые без Дымка...
Про Круглова больше не вспоминали. Вернее, не упоминали вслух. Никогда. Словно его и не было.
Через месяц забрали Бобра - он, дурак, без нас по случаю дёрнул из фуры у мотеля две коробки с электрочайниками; нам, конечно, похвастался. А тут шмон по району - вроде, кто-то ещё пять фур обчистил, уже всерьёз. Бобр, само собой, не при делах, но почему-то менты пошли к нему и нашли на кухне украденный чайник. Три года спустя Бобр вернулся, погудел недолго, поколбасился и снова загремел - на этот раз за поножовщину. До сих пор, бедолага, по зонам.
Туз ушёл служить. И как-то узнал, что его девчонка, типа невеста, успевшая как раз перед призывом от него залететь, связалась с таджиком. Ну и сбежал вправлять ей мозги. Дезертировал, выходит. Таджику подпалил грузовую газель - и сам сгорел. Не спасли.
Зверь рьяно включился в семейный бизнес - стал помогать своему отцу строить и ремонтировать дома, вроде бы раскрутился, пошёл в гору, накупил в пригороде участков, женился, двоих дочек настругал, а потом вдруг резко стал спиваться и вообще взял и пустил себе пулю в крышу из охотничьего ствола. Поговаривали, что набрал кредитов немеряно, а расплатиться не смог.
Нас было пятеро. Остались двое. Я и Дымок. Михаил. Он - единственный из нас поступил в универ, потом уехал в Германию. Как ему, тормозу, это удалось?! Вроде, в шоколаде, хотя я о нём знаю мало - только со слов его матери моей.
А я женился на Нинке. Ну и ничего, что она меня на четыре года старше - зато добрая, верная, хозяйственная. Нежная и заботливая, терпеливая. И в постели не бревно. Мы с ней после смерти Туза, то есть, Леонида, сошлись. У неё тогда уже сынок имелся, типа курортный роман - из Адлера привезла "подарочек", а аборт делать не захотела. И правильно - вон какой пацанёнок получился, плевать, что безотцовщина. А я на что? Неужто Тузова племяша брошу на произвол судьбы? Ну и закрутилось у нас с ней, если честно, сперва по пьяни. Туда-сюда, а она - чик-чирик! - и от меня тоже пузатая. Вот как-то так. Расписались, а когда дочка на свет появилась, Лизонька, ягодка моя, ненаглядная куколка, тут я и жену как-то рассмотрел. Другими глазами, что ли. Оказалось, хорошая она баба. Чего ж не жить? И мои старики невестке не нарадуются. Тоже служил, само собой; после техникума пошёл на завод, теперь - мастером.
А восемь месяцев назад у Лизоньки обнаружилась саркома Юинга. Нина поседела, посерела, похудела килограмм на двадцать - превратилась в тень. Но не сдалась. И я не сдался. Лечили нашу доченьку, только денег не хватало. Всегда думал, что мне много не надо - ну есть где жить, что пить и носить, чем детей кормить - и слава богу, на Ниву хватало - ездить на рыбалку и на дачу, на компьютер и занятия боксом сыну Юрке, на мутоновую шубу жене, на Египет - тоже хватало, а вот на лечение тяжелобольной дочери не хватило и не хватило бы, чёрт побери, даже если я продал бы всё, включая свой ливер, обобрал всю родню и назанимал бабла. Ограбить банк? Ограбил бы, только вряд ли успешно.
Тамара Абрамовна - золотой человек (та самая начальница, с которой Нина когда-то стоматолога не поделила) - нашла нашей Лизоньке фонд благотворительный и по городу организовала сбор средств. Так что некоторую сумму мы набрали, но не всю - нужно было как можно быстрее начать лечение в Германии, время подгоняло. Вот тут я и вспомнил о Михаиле. Попросил у его матери номер телефона, связался с ним, объяснил всё. На том конце "провода" - молчание. Мне так страшно стало! В пот бросило, а потом поледенело всё внутри.
- Дымок, помоги, очень прошу, умоляю! - не понимая, что не так, почему он молчит, я с трудом выговаривал слова. Ради дочери готов был хоть в ногах валяться. Не только у Мишки, а хоть у самого дьявола! - Нам надо срочно доставить ребёнка в немецкую клинику, примешь нас? Денег на полный стационар не набрали. Только на начало лечения, на первый курс. Ни копейки лишней, пожалуйста, Дымок, можно мы у тебя устроимся? Не стесним, обещаю.
- Я тебе перезвоню, - тишина едва не опрокинула меня.
Тем вечером я впервые после рождения Лизы напился так, что нихера не помнил. Юрку напугал.
Через день Михаил связался со мной по скайпу. Он говорил - я слушал. И смотрел ему в глаза. Было такое ощущение, что, отведи я взгляд - и он прервёт сеанс, растворится в пространстве, исчезнет вместе с моей надеждой на спасение дочери.
- Мы с Эгбертом посоветовались, и он согласен оплатить лечение девочки, - начал Михаил. - У Эгберта знакомый профессор в больнице Святого Георга, можно это устроить.
Ни один мускул не дрогнул на его лице. Мне бы обрадоваться, благодарить, прыгать до потолка, ронять на клаву слёзы счастья, а я сидел, как парализованный, и, будто в тумане, слушал своего бывшего друга. Одного из нас пятерых.
За его спиной было видно дорого обставленную уютную комнату, балкон или веранду с буйно цветущими розами, несколько раз "в кадр" попал, а потом и ненадолго подсел к Дымку, обняв его за плечо и сдержанно поздоровавшись со мной, серьёзный моложавый мужчина в ослепительно белой футболке. Её белизна залила, затопила весь экран ноута, хлынула в полумрак моей комнаты, у меня даже заслезились глаза. Или просто не выдержали нервы, которые я последние месяцы закручивал в канаты?..
- Не перебивай меня, Жук, хорошо? - попросил Дымок. Он что-то шепнул своему Эгберту, и тот исчез с монитора.
- Это мой муж, - с вызовом сообщил Миха. Я был уверен, что под столом он сжал кулаки.
Удивился ли я? Сил не было удивляться. И перебивать.
Дымок говорил долго и буднично. Словно пересказывал сюжет скучноватого фильма. О мальчишке, который лет в тринадцать или четырнадцать понял, что ему нравятся не девочки, а парни, и очень сильно этого испугался, решил, что никогда и никому, особенно своим верным друзьям, в этом не признается. Лучше сдохнет, чем так опозорится перед ними. Он рассказал, что после случая с Кругловым хотел что-нибудь с собой сделать, но не успел выбрать способ - свалился с бронхитом. А потом к нему пришёл участковый и спрашивал о кражах из фур - Миха и заложил Бобра. А через некоторое время узнал, что девушка Туза гуляет с чуркой, - и слил Тузу. Следующим был Зверь. Он занял у Дымка денег на покупку земельных участков, но попал со своим бизнесом в жопу, а Дымок наотрез отказался отсрочить выплату долга.
- А я? - спросил я хрипло. Не узнавая собственный голос. Понял, что не чувствую онемевших рук, вцепившихся в сидушку стула. - Почему ты меня... простил?
Михаил усмехнулся - как дёрнулся от болезненного укола:
- Не прощал я никого. И не мстил. За что мстить, кому? Я же сам тогда... Там с вами... Я в ту ночь себя возненавидел. И вас. Каждого из вас. Это страшно - терять лучших друзей, Жук. Оказывается, даже страшнее, чем самого себя терять. Думаешь, я специально того же Бобра заложил? Предал? Да нихуя! У меня мент спросил - а я ответил. Постороннего человека, чужого, да ещё и ставшего врагом, нельзя предать, понимаешь? Мне похуй было, что там какой-то Бобр натворил, смысл его выгораживать? А Туз связался со шлюшкой, почему бы не открыть ему на это глаза? Зверь заключил со мной договор займа, а потом потребовал каких-то особых условий. Мне кто-нибудь когда-нибудь особые условия предоставлял? Я его и так сильно выручил - он на моё бабло поднялся, только мозгов не хватило удержаться, всё бы ему с кондачка. Я ведь никакой такой мести или козней никогда не планировал. Жизнь как специально подсовывала мне их - чтобы доказать лишний раз, какое я дерьмо. И я доказывал. А тебя, наверное, оставила на сладкое. Подвернись ты мне тогда - перешагнул бы. Как мерзкую лужу блевотины перешагнул бы. А потом я... просто влюбился. Было так странно. Мир перевернулся. Солнце мне каждое утро улыбаться стало, печально так, как будто боялось меня. И жалело. И я забыл про тебя. Забыл, что ты - враг. Про то, что я - сволочь, не забыл, а тебя просто вычеркнул из своего прошлого. Нельзя было этим прошлым Эгберта пачкать. Конечно, я всего этого не заслуживаю, - он повёл плечом в сторону своей комнаты, - но очень нужен Эгберту. Поэтому живу. И счастлив. А ты - похоже, нет, - Миха произнёс это так просто, обыденно, без намёка на какие-то интонации и эмоции, что у меня перехватило дыхание. Показалось, что разговариваю через монитор с привидением, ожившим трупом, ещё не вполне вспомнившим свои живые привычки, реакции и мимику. С ожившим...
Мне было трудно расстаться с дочерью и безумно тревожно отправлять в такую сложную поездку одну жену. Но я знал, что Нина справится. Встретиться с Дымком лицом к лицу в реале, посмотреть ему в глаза не через экран монитора, а напрямую я бы не смог. Потому что до дрожи в руках хотел его придушить, растоптать, запинать, забить до полусмерти! А ещё больше хотел, чтобы он всё то же самое проделал со мной...
Завтра прилетают из Лейпцига Нина с Лизой. Дочке предстоит долгая реабилитация, но прогноз германских специалистов обнадёживающий. У неё всё будет хорошо! Лиза подросла, вчера показывала мне по скайпу, каких чудесных плюшевых пони подарили ей дядя Миша и дядя Берт... Юрка спит - у нашего юного спортсмена режим. Мама гремит на кухне посудой, печёт пироги. Батя курит на балконе. Уже больше получаса курит... А я курю в комнате, несмотря на то, что у нас в доме это не принято. Не могу заставить себя выйти к нему - будет задавать вопросы, к которым я не готов и, кажется, никогда готов не буду.
Нас было пятеро. Туз, Зверь, Бобр, Дымок и Жук. И целый мир лежал у наших ног.
И сейчас нас пятеро. Я, моя совесть, Нина, Юрка и Лиза. Спасибо, Дымок, что ты простил хоть кого-то. Меня. И себя... Попробую взять с тебя в этом пример. Вдруг получится...

Иллюстрация Kenney Mencher

21 АВГУСТА 2016 В ЯБЛОКАХ

Ссылка:

Смотрите также

#ЗНАКОМСТВА, #КРИМИНАЛ, #НАТУРАЛЫ, #ОТНОШЕНИЯ

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

Наступает лето! На охоту выходят борцы за нравственность и полиция

"Гормон любви" окситоцин в буквальном смысле лечит разбитое сердце

Раньше считалось, что окситоцин помогает нам испытывать только чувства привязанности, эмпатии и доверия. Однако вырабатываемый гипоталамусом мозга "гормон любви" в буквальном смысле "склеивает", то есть восстанавливает клетки сердца.

Долго и счастливы: как построить отношения, которым не страшен кризис

Бывает ли в реальной жизни "жили долго и счастливо"? И если да - что для этого нужно сделать?