КВИР - Приватный танец (часть 4)

Приватный танец (часть 4)

Охотничий азарт нарастал: в амурных делах, как и в бизнесе, сопротивление и трудности подстегивали Иру больше, чем что-либо другое...

Давно, конечно, пора бросать это блядство, даром, что уже давно ни от одной, даже самой изысканной дамы, у нее даже не учащался пульс, не говоря уж о каких-то возвышенных чувствах. Все эти истории были похожи: холодная неприступность в начале, острая заинтересованность под конец и бурная постель в качестве финала.

Часть 1. Часть 2. Часть 3.

- Ваше карпаччо и тунец для дамы, - официант с профессиональной ловкостью поставил перед Ирой большое блюдо с тонкими ломтиками мраморного мяса, а перед ее собеседницей - тарелку поменьше, на которой причудливо разложены были кусочки рыбы с какими-то травами, и еще ухитрился одновременно подхватить со стола испачканную салфетку, одернуть скатерть и смахнуть с нее невидимые крошки - и все это с непроницаемым лицом, с каким уличный фокусник выделывает карточные чудеса на радость зевакам.
Ира, потянувшись через стол, подлила в бокал своей спутницы еще вина. С соседнего столика донесся взрыв нетрезвого хохота: несколько немолодых мужчин в дорогих костюмах явно что-то отмечали, и видно было, что последняя бутылка виски была для них уже лишней. "Господи, повсюду этот сброд, - хмуро подумала она, - давно ли малиновые пиджаки сняли и по понятиям перестали разговаривать, а туда же, устрицы жрать..."
- Собираетесь влить в меня всю бутылку, чтобы я разоткровенничалась? - насмешливо спросила девушка, поднимая бокал, и Ирино раздражение угасло.
- Ну что Вы, - в тон ей ответила Ира, чокаясь с ней, - для этого есть менее очевидные методы. Задушевная беседа, наводящие вопросы... гипноз, в конце концов.
Девушка коротко рассмеялась, сделала глоток, и, отставив вино, принялась за рыбу. Небрежная легкость, с которой она обращалась с приборами, брала и откладывала салфетку и аккуратно отправляла в рот маленькие кусочки, выдавала безупречные манеры, а помпезность ресторана как нельзя лучше оттеняла ее прямую спину и горделивую осанку. Ира откровенно любовалась ею. Девушка и впрямь была чудо, как хороша: безупречной формы стрижка каре с острыми длинными углами; под густой темной челкой - чуть узковатые миндалевидные глаза густо-изумрудного оттенка (Свой цвет или линзы? Сейчас уже и не разберешь, где - дар природы, а где изысканная подделка), нежные кошачьи скулы, маленький ротик, длинная, шелковая даже на вид шея. Она действительно была похожа на кошку, на холеную, очень дорогую кошку редкой азиатской породы. И, несмотря на почти официальный вид, все в ней - строгая, расстегнутая на две пуговицы и открывающая ослепительный просвет белой кожи черная рубашка от "Шанель", узкие черные брюки, острые иглы высоких каблуков, аккуратная капля бриллианта во впадинке под ключицами - все дышало неприкрытой чувственностью и какой-то опасной женской игрой. Ну что ж, почему бы и не поиграть... В укротителя семейства кошачьих, например. За этой изысканной добычей Ира осторожно охотилась уже пару месяцев, прощупывала почву, расставляла хитроумные капканы и шаг за шагом заманивала жертву все ближе к своему логову с огромной, почти трехспальной кроватью посередине. Жертва, впрочем, и сама была не прочь иной раз подбросить наживку в виде долгого выразительного взгляда, будто бы нечаянно обнажившегося тонкого колена под строгой юбкой безупречного покроя или легкого прикосновения руки во время делового ужина.
Эта азиатская кошечка работала в отделе, отвечающем за юридические вопросы, и когда она впервые появилась в Ирином офисе, такая резко-пряная, зеленоглазая и высокомерная, у той аж хребет заломило - как захотелось сорвать с нее пиджак, задрать к длинным бедрам узкую юбку и прямо там, на ее столе заставить оказывать услуги совсем другого, отнюдь не юридического характера. Однако, соблазнительная Фемида оказалась крепким орешком: на сближение не шла, под Иркино убийственное обаяние попадать не желала, многообещающе смотрела на Иру на встречах, но в руки не давалась...
Охотничий азарт нарастал: в амурных делах, как и в бизнесе, сопротивление и трудности подстегивали Иру больше, чем что-либо другое. Чем недоступнее казалась женщина, чем сложнее и запутаннее сделка, чем больше предполагаемая схватка требовала напряжения ума и сил, тем дороже были для нее шаги, медленно приближающие ее к цели, и тем бесценней - момент, когда рушились кажущиеся неприступными стены. Эта грань между тонкой игрой, осторожным прощупыванием, сложными многоходовками и мгновенной, решительной, безжалостной атакой, был тем лезвием, на котором она готова была балансировать всю жизнь, ее адреналином, ее смыслом. Как будто змея замирает, превращается в недвижимый, погруженный в себя камень, выжидает... и вдруг - мощный секундный бросок, точнейший расчет - и обреченная жертва, не успев моргнуть, оказывается у нее в пасти. Как в детстве - группируешься перед опасным прыжком с гаража на гараж, замрешь, а глаза высчитывают расстояние, и мозг усиленно работает: сейчас лучше с правой ноги, чтобы успеть как надо оттолкнуться (Лизка, разинув рот, стоит внизу, не облажаться бы и не рухнуть позорно), прыжок, победа!!!

Словом, после должной стратегической атаки дама позвонила ей сама. На встречу с ней Ира и поехала, отговорившись итальянцами и гарантировав себе свободу от вражеских внедрений. Ресторан был хорош, беседа - непринужденно-легка, а Ирина прекрасная собеседница, отбросив неприступный вид, вовсю пускала в ход свои чары, поигрывала длинной серьгой в маленькой мочке, медленно водила по краю бокала пальцем с вишневым длинным ногтем, и не отводила от нее влажно-изумрудного взгляда. Пожалуй, решила Ира, пора переходить к основной фазе этого менуэта, а то кошечка уже выгибает спину в нетерпении.

- Не то, чтобы я боялась показаться банальной, - начала она, с легкой улыбкой поглядывая на собеседницу, - но рассказывать Вам, какой прекрасный я варю кофе, все же, считаю лишним. И посмотреть мою коллекцию марок тоже не буду предлагать. Поэтому, я скажу прямо: если мы прямо сейчас не поедем ко мне и не займемся сексом, я трахну Вас прямо здесь, на этой скатерти из гребаного итальянского хлопка, перед этими мудаками-банкирами за соседним столом.

Изумрудные глаза на секунду распахнулись от неожиданности, палец, не дочертив очередной круг, замер на краю бокала, но девушка не покраснела, не смутилась, а, напротив, в упор посмотрела на Иру и ничего не сказала. Молчала она и пока Ира расплачивалась с официантом, и потом, в машине, когда та уже без церемоний властно закинула руку на ее подголовник и, перегнувшись, жадно впилась ей в губы. Впрочем, было место и страстному шепоту, и грудному смеху, и протяжным стонам, но это уже потом, когда Ира, сорвав с этой дикой кошки ее "Шанель", легким толчком опрокинула ее на кровать и, крепко держа за тонкие алебастровые щиколотки, медленно, убийственно-медленно провела губами вниз от колена до кружевного края трусиков, опалив горячим дыханием холеную шелковую кожу.

...Ира проснулась от резкого, бьющего в глаза света: когда тебя берет в плен азиатская страсть, тут уж становится не до того, чтобы уютненько задернуть шторы и расстелить кровать. Мартовское солнце, по-соседски бесцеремонно заглянув в комнату, осветило взбитую в кучу постель, смятую одежду на полу, какой-то мелкий хлам, выплеснувшийся из упавшей и бесстыдно обнажившей свое нутро сумочки, спутанные черные волосы спящей рядом девушки, а главное, застывшего в немом возмущении Валеру, который, выпрямившись на своей жердочке, с брезгливым изумлением наблюдал за всем этим непотребством. Ира поднялась, потирая пострадавшую в любовных баталиях спину и прошлепала в душ. Интересно, женщинам действительно так нравится царапаться, или они все дружно прочли где-то, что это очень сексуально? Впрочем, данная особа действительно оказалась девушкой бешеного темперамента, и царапалась, кажется, вполне искренне. В какой-то момент еще и в волосы ей вцепилась, да такой мертвой хваткой, что еще немного, и Ирины планы расстаться со своими кудрями осуществились бы, так сказать, прямо в процессе акта любви.

Больно, черт тебя дери. Она поморщилась, когда струи душа с силой ударили по свежим царапинам. Хороша была товарищ юрист, хороша, вот только действительно, зачем было пускать по Ириной спине кровавые борозды... Придется теперь помнить об этом и не давать Ленке ближайшую неделю снять с себя футболку... Ира опять поморщилась, на этот раз - от укола неприязни к самой себе и к собственному привычному вранью. Давно, конечно, пора бросать это блядство, даром, что уже давно ни от одной, даже самой изысканной дамы, у нее даже не учащался пульс, не говоря уж о каких-то возвышенных чувствах. Все эти истории были похожи: холодная неприступность в начале, острая заинтересованность под конец и бурная постель в качестве финала. Далее были возможно варианты: еще пара встреч или прощание после первой же ночи, но в общем и целом, картина не менялась - сложившая оружие жертва быстро переставала представлять собой интерес.
Действительно, пора бы остановиться. Денег достаточно, женщин тоже - можно прекратить этот забег, выдохнуть, оглядеться, о душе подумать...

Много лет она жила в страхе перед завтрашним днем, много лет все силы свои бросала на то, чтобы увеличить пропасть между собой нынешней и той неприкаянной девчонкой, что так отчаянно скакала по гаражам днем и так горько плакала вечерами, заперевшись на шаткий крючок в давно немытой ванной, съежившись на полу в комок и вытирая грязными ладонями слезы страха и ярости, когда пьяный отец буянил в комнате, разбивая последнюю посуду и доламывая последнюю мебель. Потом, когда подрос Максимка, Ирка стала втаскивать в ванную и его - так они и сидели, обнявшись, и ждали, пока Цыган успокоится и, свалившись на диван, захлебнется храпом. Мать в такие дни старалась тихонько выскользнуть из дома - то ли к соседям шла, то ли просто стояла на лестничной клетке - но ни разу, ни разу не рванулась она к детям, не закрыла их собой, не увела, схватив за руки, из ставшего враждебным дома... То ли до смерти боялась мужа, то ли просто не думала о них - замерших в обнимку на холодном кафельном полу ванной. А если выбежать не удавалось - то и она попадала под горячую отцовскую руку, и тогда ее глухие всхлипы раздирали Иркино сердце так, что больно и горячо становилось дышать. Ярость, жалость и стыд - эти три чувства, овладев ею очень рано, перекрывали безусловную детскую любовь. Жаль было отца, когда-то веселого и красивого, а теперь так бессмысленно и бессовестно уничтожающего самого себя. Жаль было бессловесную и затюканную мать, которая ни разу не попыталась вытащить из этого болота ни себя, ни детей. Жаль было Максимку, не знавшего вкусной еды, заморских курортов и хорошей одежды. И казалось - кто-то там, наверху, решил забавы ради уронить все это на нее одну. Ей будто бы говорили: ну что? Побултыхаешься еще, посучишь ножками, или сдашься и проживешь такую же жизнь, как та, что проходит перед тобой? Хватит у тебя сил выдернуть себя и брата, или пойдешь ко дну? И тогда Ирка расправляла плечи, хмурила широкие свои брови и говорила себе: хватит. На меня и Макса хватит, а остальные пусть идут к такой-то матери.

Перелом случился, когда Ирке исполнилось пятнадцать. Отец пришел домой в отвратительном настроении, хмельной и злющий. Ирка курила на кухне в форточку: запрещать ей что-либо было уже невозможно, да никто особенно и не пытался. Семилетний Максимка вертелся под ногами, шумел и не отреагировал на приказ отца идти играть в комнату. Цыган рассвирепел и впервые влепил сыну основательную затрещину. Максимка взревел благим матом. Ирка, перемахнув стол, одним прыжком оказалась возле отца, схватила его за грудки и отшвырнула к стене, а потом, не помня себя, налетела на него с кулаками, выкрикивая те же самые проклятия, что годами слышала от него, и лупила его до тех пор, пока он, протрезвев и ошалев от внезапного нападения этой дикой кошки, не отбросил ее от себя, впрочем, весьма деликатно. Сфокусировал тяжелый взгляд на разъяренной, тяжело дышащей дочери, вытер рукой бегущую из носа струйку крови (расквасила-таки, сукина дочь), ухмыльнулся и, пошатываясь, медленно вышел из кухни. Зауважал.
Максимку и мать Цыган больше не трогал. А через год он умер в больнице, куда попал с острой формой цирроза и пролежал там ровно три дня. Детям он оставил напрочь убитую квартиру, сомнительную наследственность и редкостный дар обаяния, который он сам успел столь скоропостижно принести в жертву зеленому змию вместе с прекрасным голосом, белоснежной улыбкой и кипящим жизнелюбием.
Ирка к тому времени с грехом пополам заканчивала десятый класс и пропадала у своих новых приятелей - мрачноватых мужчин с усредненной внешностью и цепкими глазами, которые контролировали все местные палатки и киоски, "решали дела" с милицией, и в случае чего могли организовать что угодно - от доставки "девочек" в сауну до блюда кокаина в лимузин. Добиться их расположения мечтали все "трудные подростки" района. Дерзкие и настороженные, как юные волчата, рано повзрослевшие, голодные до незнакомой, но такой желанной "красивой жизни", они сбивались в стайки, просиживали часы в сигаретном дыму на лавочках и в подъездах, нарочито громко смеялись, нарочито много пили и отчаянно мечтали жить не так, как их родители. Добиться этого можно было, в частности, с помощью покровительства со стороны "старших": иногда самым ушлым и юрким из них удавалось, побегав по мелким поручениям, войти в доверие и быть посвященным в основные дела. Это означало безбедное будущее, встречи с "серьезными людьми" в недоступных простым смертным ресторанах, дорогое спиртное, красивых женщин, - словом все то, что казалось раем этим неприкаянным и недолюбленным недавним детям.
Никто не хотел этого так сильно, как Ирка: рано и властно заговорил в ней могучий инстинкт, который заставлял ее безотчетно и неутомимо искать способы вырваться из окружавшей ее нищеты и тоски. Вот тогда-то ее и взял под крыло ее первый "работодатель", криминального склада человек, который разглядел в совсем еще юной девочке и жажду наживы, и острый, изворотливый ум, и абсолютное лихое бесстрашие. Казалось, чем сложнее и опаснее дело - тем с большим удовольствием она в него впрягалась. Да, на нее были большие надежды, - хмыкнула она, вспоминая особо яркие эпизоды своей юности, - хорошо, что смогла соскочить, успела сообразить, чем это грозит в будущем... Ну и история с Максимкой, конечно, хорошенько ее встряхнула, что и говорить... Всю ее чертову отчаянную жизнь перевернула, - ну и слава Богу, значит, все не зря... Надо, кстати, ему позвонить, он вчера должен был вернуться из своей обожаемой Барселоны.

Будучи неглупой девочкой, она понимала: мечтать о головокружительной карьере ей не приходится, поэтому надо искать другие способы. Карьера предполагала образование, а в какой институт она поступит, когда еле-еле держится в школе на шатких троечках? Да и троечки эти были весьма условны: спасала самоотверженность Лизы, которая исправно делала за нее всю домашку, и ее, Иркины, успехи в спорте. Вот тут она была настоящей звездой: именно благодаря ей были выиграны все эстафеты и районные соревнования, именно ее разрывали на части тренеры самых разных секций - кто тянул на плаванье, кто - в легкую атлетику. Высокая, широкоплечая, с красиво вылепленными мышцами рук и спины, с длинными стройными ногами, статью и ростом она пошла в отца. Лизка рядом с ней выглядела вполне себе клопом, обаятельным таким клопом с пушистыми ресницами и чуть выпирающими вперед передними зубами. Интересно, исправила она этот очаровательный изъян, или так и оставила...

Лизка... Пожалуй, только рядом с ней в Ире утихал этот властный охотничий зов. Только Лиза делала ее существование осмысленным и радостным безо всяких специальных усилий. Она просто была - со своей безусловной и тихой любовью, со своими книгами, разговорами, худенькими лодыжками и этими сумасшедшими, податливыми, налитыми спелым соком губами... Она просто была - и Ирка замедляла бег, и просиживала часы на скамейке в каком-нибудь парке, перебирая тонкие Лизкины пальчики и разглядывая, как солнце пробивается сквозь ее разметавшиеся по плечам пушистые волосы, и погружалась в какое-то идиотское блаженство, когда та запускала легкую ладонь ей в шевелюру и наматывала пальцами колечки, вдохновенно что-то рассказывая...
И как же удивительно, что при внушительном количестве Иркиных последующих романов, в памяти во всех подробностях остался тот долгожданный, запретный, невинный, сладчайший поцелуй, вступивший в отчаянную схватку с неприглядной действительностью в виде обшарпанных стен школьного туалета для девочек, что на втором этаже. Сколько раз после этого они целовались - не перечесть, а потом и не только целовались, но момент первого прикосновения к этим младенчески-нежным губам жил с тех пор у Иры в крови и вспыхивал каждый раз с новой силой, так что ощущение новизны не притуплялось...

...Восточная красавица уехала рано: как-никак, рабочий день, и интрижка даже с такой важной шишкой, как Ирина Скворцова, не освобождала ее ни от каких обязанностей, а потерять работу она боялась. Легенды о крутом нраве Скворцовой и ее приличном донжуанском списке ходили по компании, и до нее, разумеется, доносились, и потому иллюзий девушка не питала: фееричная ночь совершенно не означала того, что Ирина и впредь будет ее добиваться, а уж тем более, как-то способствовать в продвижению по служебной лестнице. Можно было бы, конечно, рискнуть и намекнуть, например, о месте начальника отдела, на которое она давно метила, но Скворцова утренняя, в отличие от Скворцовой ночной, выглядела настолько неприступной и погруженной в свои мысли, что она не решилась: не испортить бы ничего. Впрочем, галантна она была так же, как и вечером: встала вместе с ней, а не осталась валяться в кровати, напоила кофе, вызвала такси до офиса и, подав ей пальто, аккуратно прикоснулась губами к ее щеке:
- Ты чудесная, детка. Хорошего дня.
И по дружелюбному ее голосу, по вежливому ее нетерпению стало понятно: вряд ли этой чудесной девушке предстояло еще хоть раз перешагнуть порог Ириной квартиры.
Ирка же, проводив девушку, открыла окно (гостья ее, как оказалось, курила, не выгонять же ее было на лестничную клетку), покормила разоравшегося Валеру, налила себе здоровенную кружку чая и завалилась обратно в кровать: до ее первой рабочей встречи оставалось больше двух часов, которые она намеревалась провести в счастливом одиночестве. Выспаться, кстати, не удалось: она всегда плохо спала рядом с кем-то чужим, и именно поэтому предпочитала назначать свидания в отелях, чтобы можно было спокойно уехать домой, оставив даму досыпать в оплаченном до утра номере. Наутро даму обычно ждал завтрак и такси: негоже бросать девушку голодной и вынуждать ее добираться на своих двоих куда бы то ни было, даже если больше никогда ее увидишь.
Поваляться не удалось: позвонил Витька, отчитался: итальянцев проводил, от вчерашнего вечера и русского гостеприимства они в восторге, на неделе обещали выслать необходимые документы, словом, все на мази.
- Витюнь, я - твой должник, - с чувством сказала Ира, - этим контрактом мы целиком и полностью обязаны тебе.
- Это еще не все новости, - загадочно ухмыльнулся в трубку Витька, - у тебя сегодня встреча. В одиннадцать вечера.
- В такое время встречи могут быть только с прекрасными дамами, - хмыкнула Ира, - ты заделался моим брачным агентом?
- Лучше б ты моим заделалась, - парировал Витька, - и так все лучшие бабы - твои. Нет, встреча с дяденькой, причем дяденькой несимпатичным. Но, Вы, Ирина Владимировна, будете вести себя так, как будто он для Вас прекрасней Анджелины Джоли и Скарлетт Йохансон в одном флаконе.
- Что ж за дядя такой загадочный? Не томи! - заинтересовалась Ира. Витька зря таинственности не наводил, а значит, намечалось что-то стоящее.
- Угадай, кого я встретил вчера в "Парадизе", - продолжал интриговать он.
- Где? - наморщила лоб Ира.
- Ну в клубе, где итальянцев выгуливал. Смотрю, сидит в дальнем углу, пыхтит сигарой и лысина аж сияет. И, главное, веселый такой, довольный. Две мулатки у него на коленях сидят. Прикинь, позвал к себе за стол, коньяка налил, где же, говорит, Ирина Владимировна, неплохо бы нам с ней посидеть душевно.
- Филиппов?! - аж подпрыгнула Ира. Филиппов был важной чиновничьей шишкой и мог открыть им очень нужные замочки, вот только был он известным брюзгой и скандалистом, человеком мрачным и жестким, и если отказывал, то отказывал навсегда. Вот уже несколько месяцев они вели за ним осторожную охоту, выясняя, где он любит бывать и чем заниматься, чтобы якобы ненароком подловить его в хорошем настроении. Охота была безуспешной: после работы служебная машина неизменно везла его домой, на огромную загородную дачу, где его ждала немолодая жена. Спортом он не занимался, в казино не играл, в элитные бордели не ездил. И тут на тебе - банальней не придумаешь, стриптиз-клуб!
- Короче, я сказал, что Ирина Владимировна сюда ездит, как на работу, и завтра непременно будет, уже и столик заказала. Та что, Ирка, с сегодняшнего дня ты - самый главный фанат доступных танцующих женщин, дерьмовой музыки и "Хеннеси".
- Партия сказала: "надо" - комсомол ответил: "есть"! - со смехом отрапортовала Ирка, - ты гений, Витюнь. Главное, денег с собой много не брать, напьюсь - все девочкам раздам, как тогда, в Берлине, помнишь?
- Помню, - хмыкнул Витька, - да тут не раздашь, там они все не в твоем вкусе. Все, я пошел.

Ну Витька, ну умница! Все-таки нюх у парня редкостный, да и везунчик он: вечно ему попадаются нужные люди. Ну что ж, "Парадиз", так "Парадиз". Ночь обещает быть интересной...

Продолжение следует.

23 МАРТА 2018 КРИСТИНА ВОЛКОВА

Ссылка:

Смотрите также

#ДЕНЬГИ, #КАРЬЕРА, #ЛЕСБИ, #РОДИТЕЛИ

Диснеевский принц превратился в короля OnlyFans

Бывшая звезда польского "Disney" Франек Скайуокер теперь творит волшебство для взрослых на OnlyFans.

"Зависаю в Интернете": контролируемое потребление или зависимость

Интернет-зависимость - это патологическое состояние, которое сопровождается избыточным использованием Сети. Ее называют болезнью XXI века. Впервые об этой форме зависимости стало известно в 1995 году.

7 повседневных привычек, которые портят сексуальную жизнь

Когда сексуальная жизнь складывается не так, как хотелось бы, не всегда легко определить причину проблемы. Во многих случаях именно повседневные привычки, о влиянии которых мы не задумываемся, сказываются на сексуальном удовольствии.

Почему вы постоянно чувствуете усталость, и как можно решить эту проблему