 |
|
Приватный танец (часть 2)
Словом, Ирка была настоящим другом, даром, что девчонка...
"Детские комплексы", - посмеивалась она сама над собой, подспудно пытаясь оправдать неукротимую тягу к стильному, дорогому, вкусно пахнущему... Не мирную тягу созерцания, но охотничье, изнурительное порой желание обладать красивыми и дорогими вещами, красивыми и дорогими машинами, красивыми и дорогими женщинами. 1. Валера был не в духе. То ли мартовские ранние сумерки вгоняли его в тоску, то ли просто напало уныние, да только к вечеру он стал совсем невыносим: ходил туда-сюда, кряхтел, брюзжал и временами что-то надсадно покрикивал хриплым голосом боцмана-пропойцы. - Заткнись, прошу тебя, - поморщившись, подняла голову Ира, когда он выкатил очередную серию воплей, да такую, что соседи деликатно постучали по батарее: дескать, успокойте дебошира. Пришлось поставить фильм на паузу, вылезти из кресла и подойти к клетке. - Ты чего разорался? - миролюбиво спросила она, открывая дверцу. - Скоро "Голос" твой начнется, я тебе включу, а сейчас, может, полетаешь? Жирный стал, как пельмень, вот и орешь от недовольства собой. Валера бочком уселся на ее согнутую руку, скосил на нее хитрую бусину глаза, а потом, помедлив, вспорхнул к потолку, сделал победный круг над комнатой и приземлился на шкаф. - Лентяй, - вздохнула Ира, усаживаясь обратно. - Ирррррррка - дурррррка, - немедленно отозвался Валера. Путь к рыбкам лежал через ряды с птицами, к которым обе были равнодушны, и если Лизка еще вертела головой, умиляясь солнечно-желтым канарейкам и маленьким, издававшим нежное журчание волнистым попугайчикам, то Ирка быстро шла вперед, крепко держа Лизу за руку: ищи ее потом в толпе, эту дуреху... Вдруг Лиза остановилась, как вкопанная, ахнула, больно дернула за руку: - Смотри! Прямо под ногами прохожих, в летней пыли, сидел попугай-какаду. Точнее не сидел, а метался, взволнованно квохтал и пытался спрятаться под прилавки. Люди брезгливо и испуганно обходили птицу: попугай был явно болен, редкие сероватые перья едва прикрывали воспаленную пунцовую кожу, крыло волочилось, гребень поник и свисал набок, как грязный веер у опустившейся светской дамы. Должно быть, его выбросили, подумала Ирка, просто выбросили равнодушные продавцы: не жилец ведь, никому не продашь. А Лизка уже ревела, уже подзывала несчастную птицу дрожащим "цып-цып-цып", опустившись на колени прямо посреди рыночной толчеи: юбка перепачкалась, на щеках разводы от туши, а дома ей опять скажут, что это я ее черти-куда таскала, раз доченька явилась в таком виде... Нежная девочка, сердобольная, но как же иногда хочется ее убить с ее вечными спасительными миссиями!!! - Встань! - скомандовала Ирка, потянула Лизу вверх, а сама быстро сняла ветровку, набросила ее на птицу и аккуратно подняла. Попугай лежал тихо, видно, очумел от страха, да и больно ему было, наверное. Как бы не сдох прямо у них на руках... - Куда его? - мрачно спросила Ира. - В ветеринарку? - Да, - всхлипнула Лиза, - куда ж еще. Вуалехвосты, ясное дело, накрылись. Поехали обратно домой, пошли в районную ветеринарку, там им отказали: птиц не лечим. Однако, рекомендации дали: отпаивать, смазывать бедолагу специальной мазью, посоветоваться в специальной аптеке насчет таблеток. Скорее всего, обычное кожное заболевание, утешил их врач, птица явно молодая, может, и поправится. - Заберешь на время? - умоляла ее Лиза. - Ты же знаешь, мама в жизни не согласится... Я буду приходить его лечить, каждый день, обещаю! А потом найдем ему дом... Долго сопротивляться Лизе, когда та хваталась за ее рукав и заглядывала в лицо своими бездонными глазищами, на дне которых играли-перемигивались золотистые искорки, Ира не могла. Да и Лизину маму она хорошо знала, и представляла, что та скажет, когда дочь притащит в дом этот полуживой комок перьев. "Ты с ума сошла! - закричит она. - А если это опасное для людей заболевание?! Немедленно убери это и вымой руки!". Лизину маму побаивался даже Евгений Михайлович, боялся и обожал. Да и она, надо отдать ей должное, души не чаяла в своем негромком муже, окружала его всевозможной, зачастую чрезмерной заботой и заставляла ходить на цыпочках чуть ли не весь их длиннющий шестнадцатиэтажный дом, когда муж уходил в кабинет работать. Отца их и впрямь так все и называли: Вовка-цыган. "Надо бы полку повесить... Цыгана, что ли, позвать?". "В четверг Вовка-цыган придет, будет балкон утеплять". "Цыгана не видели? Кран течет третий день, сантехник не разобрался, вот ищу нашего умельца..." По юности Вовка Скворцов был парнем хоть куда: веселый, дерзкий, с хитрецой и не без таланта - на своем заводе он считался одним из лучших наладчиков, и любая работа так горела в его руках, что начальство терпело и его периодические загулы, и опоздания, и горячий нрав - уж больно он был хорош в деле. Вечерами, после рабочей смены, в общежитии начиналось веселье: девчонки наспех жарили картошку, нарезали овощи и сооружали нехитрую закуску; ребята бежали в магазин за горячительным; из открытых окон, выходящих на сонную московскую окраину, доносилась музыка и смех. "А Цыган-то где? Ждем Цыгана!" - доносилось то из одного конца коридора, то из другого: представить себе вечеринку без Вовки не мог никто. Он был главным тамадой, душой и нервом любой компании: пил, не пьянея, лихо отплясывал под "Шизгару" и "Синий Иней" и прекрасно пел, неплохо подыгрывая себе на гитаре. Дон Жуан он был признанный, романы крутил бесконечно. Местные красотки всех мастей волочились за ним без устали, выбирай - не хочу, тут тебе и знойные поварихи, и солидные дамочки со швейной фабрики, и разбитные заводские девахи, не слишком скованные приличиями. Был Вовка красив, как черт: смоляные кудри свешивались на смуглый лоб, темные глаза горели лукавыми огоньками, неожиданно белоснежные зубы мелькали за широкой хитроватой улыбкой, и весь он был юркий, подвижный, жилистый, похожий на разбойников и пиратов из всех приключенческих фильмов. Цыган, словом... Тогда и кличка эта к нему прилипла, как оказалось - намертво. Нраву он был крутого, обид не терпел, мог ответить и крепким словцом, и кулаком; а если уж дрался, то дрался самозабвенно, не зная меры, до потери сознания. Многочисленных своих женщин он добивался быстрым и бурным натиском, атаковал ухаживаниями, а если процесс достижения желаемой цели слишком затягивался, то шел ва-банк и пел им под гитару Высоцкого. Это был беспроигрышный прием. "Дом хрррррустальный на горрррре для нее..." - страдал хрипловатый его голос, в то время, как пальцы терзали струны (и не учился ведь никогда, чертяка!), а черные глаза страстно-сумрачно пожирали будущую жертву, что взволнованно кусала губы, сидя напротив него... ... Через много лет его дочь будет в качестве контрольного выстрела привозить в дорогой караоке-клуб особо упрямых дамочек, оказывающих до сего момента упорное сопротивление. "Радовать, - начинала она негромко, глядя на свою строптивую, но заинтересованную спутницу, - хочу тебя сегодня радовать...", - и с удовольствием наблюдала, как удивленно расширяются потеплевшие вмиг глаза. К концу песни дамочка, забыв обо всем на свете, отставив на столик нетронутый коктейль и приоткрыв нежные губы, восхищенно смотрела на Иру и мечтала только об одном: чтобы этот хрипловатый, обволакивающий теплым бархатом голос шептал ей на ухо какие-нибудь сладкие непристойности... Хоть что-то от тебя хорошее в наследство осталось, папаша, и на том спасибо!.. 2. ... У Вовки были все шансы удачно жениться на любой из местных красавиц, но вот беда - ветреный был, непостоянный, бабник, одним словом. Никак не мог нагуляться. Сложилось в итоге все как-то глупо и случайно: бледноватого вида девица, встреченная им где-то в гостях, слабая вспышка нежности и жалости к ее худым лодыжкам и тонким лопаткам, пара вечеров в кино, пара ночей у него в общаге, и на тебе: залетела. Он подумал, да и женился на ней, в конце концов, жена должна быть спокойной и послушной, а захочется африканских страстей - он сходит к какой-нибудь крутобедрой буфетчице. Он и ходил периодически - сначала к одной, потом к другой. Покупал терпкое красное вино, домой приходил под утро, нетрезвый и веселый. Жена вздыхала, но молчала, скандалов не устраивала: не тот темперамент. Он смотрел на ее бледное маловыразительное лицо, на немытые волосы и старый халат, на веревки с вечно сохнущим бельем и кастрюлю с одним и тем же супом на плите, вздыхал и корил себя за слишком поспешные решения, но давать задний ход было поздно: в кроватке лежала и пускала пузыри дочка Ирка. Дочь он полюбил не сразу; долго хмурился, приглядывался, раздражался на ее плач (впрочем, плакала она очень редко) и норовил почаще улизнуть из дома, подальше от пеленок, бутылочек и прочей возни. Только ближе к Иркиным четырем годам, когда из невнятного младенца вдруг начала вырисовываться вполне себе самостоятельная личность, в которой, как на переводной картинке, начали проступать его собственные фамильные черты - буйные смоляные кудри, задорные темные глаза, а главное - молчаливое, мальчишеское какое-то упрямство и абсолютное бесстрашие, он вдруг разглядел дочь, засмеялся, даже как-то растрогался и испытал что-то похожее на слабый прилив отцовской любви. А вот сыну, родившемуся спустя восемь лет, он отдал сердце сразу и безоговорочно, впрочем, отцы всегда испытывают какие-то благоговейные чувства именно к сыновьям, оставляя дочерей ловить жалкие крохи их внимания; несправедливость эта повелась еще от Иакова и не изменится никогда... Правда, Ирка и сама мгновенно влюбилась в крошечного брата, не спускала его с рук, целыми днями возилась с ним, проявляя несвойственное для восьмилетней девочки терпение, и совершенно не страдала. Темноволосый, крепко сбитый и ладненький, Максимка был похож на резинового немецкого пупса, а горланил целыми днями так, что сомнений не оставалось: этот парень хотел, чтобы весь мир праздновал его появление. Отец и праздновал, да так, что попал на сутки в вытрезвитель, что в последнее время случалось все чаще. Любовные связи его к тому моменту как-то пожухли, завяли, да и отвалились за ненадобностью: старые подружки его как-то быстро теряли товарный вид и превращались в неухоженных теток со следами похмелья на лице, а новенькие-молоденькие в его сторону уже и бровью не вели. Неожиданно для себя Вовка стал примерным семьянином и отцом двух детей, и все бы ничего, но перестать пить он уже не мог. Впрочем, успел Цыган между делом и квартиру выбить для семьи и даже обставить ее, чтобы все, как у людей: стенка с хрусталем, ковер, и аж два телевизора - в большой комнате (отец торжественно называл ее "залом") и в кухне, знай наших! А потом настали девяностые, и отцовский завод закрыли, как закрыли практически все, что еще хоть как-то уцелело на шатком плоту стремительно уходящей на дно "Великой державы". В доме совсем кончились деньги. Мать сидела дома с братиком. Ирка училась в районной школе, ходила в третий класс в единственных своих штанах, заношенных до прорех, и гордо всем заявляла, что это модно. Отец мрачно засел дома, новую работу искать не пытался, пил все больше и все больше терял человеческий облик. Оживлялся лишь тогда, когда удавалось подзаработать на соседских заказах: тут привинтил, там подкрутил, глядишь, заработал и семье на макароны и себе на шкалик. В такие дни он бывал бодр и весел, охотно гулял с Иркой после школы, забирал из детского садика Максимку, игриво подмигивал жене, даже как-то помогал по дому, и, наконец, стараясь скрыть нетерпение, шел в ближайший магазин за бутылкой, а то и двумя. - Имею прррраво! - рычал он на жену, наливая себе первую стопку. Ну а дальше опять скандал, причитания матери, Максимкин плач, громогласный пьяный храп и ее, Иркина, обжигающая, черной волной накатывающая ярость. Потом стало еще хуже: какие-то облезлые дружки, ночные магазины с дешевым пойлом, вытрезвители, домашние жуткие сцены и бесконечное, бездонное, неотвратимое безденежье... В доме Скворцовых не было дверных косяков, испещренных карандашными отметками с подписями: три года, четыре, восемь, - этих неоспоримых признаков любви. Маленькой Ире не читали книг и не рассказывали при свете ночника уютных вечерних историй: "Спать иди, вечно в школу не поднять", - вот и был весь сказ. Никто не будил ее ласковым поцелуем, не сажал завтракать, не смотрел умильно, подперев щеку рукой, как разгораются от еды детские щеки, как блестят на смуглой обаятельной мордахе промытые ото сна живые черные глаза. Мать молча ставила перед ней тарелку одной и той же безвкусной, несладкой и несоленой каши и со вздохом отворачивалась к раковине или плите, отец тоже почти не обращал на нее внимания: здорова, накормлена, и ладно. Потом, когда родился Максимка, он, когда не был пьян, и на руках сына таскал, и качал на коленях, стараясь не дышать на малыша запахом перегара, и даже повел в первый класс - торжественный, чисто выбритый и почти трезвый. Ирка же всего этого знать не знала и росла, будто полынь на заброшенном огороде. Собственным миром ее, каждый метр которого был ею освоен и обжит, с раннего детства стал двор - огромный, заключенный в квадрат четырьмя муравейниками-шестнадцатиэтажками, шумно-оживленный в любое время года. С самого утра двор заполнялся малышней, которая самозабвенно копошилась в большой песочнице под пристальным присмотром молодых напряженных мам. После завтрака на скамейки у подъезда выползал старушечий десант: неизменные дозорные и строгие судьи, знавшие всю подноготную жизни обитателей каждой из квартир и имеющие свое непреклонное мнение по каждому вопросу. Чуть позже, наскоро сделав уроки, на улицу горохом высыпались дети школьного возраста, и двор мгновенно утрачивал утреннее тихое равновесие. Воинственные крики, стук мяча, громкий хохот, ругань потревоженных старушек - вся эта какофония повисала над домами и успокаивалась только к вечеру, когда открывались окна и в спустившиеся сумерки вместе с порциями домашнего, кухонного желтого света выплескивались крики: "Аня, домой!", "Юра, ужинать!", "Миша, я жду!". Потные и пыльные, юные нарушители дворового покоя неохотно загонялись домой, и наступало временное затишье. Временное - потому, что вскоре, наспех проглотив ужин, во двор выходили ребята постарше, и наступало время басовитого хохотка и девичьего кокетливого визга, липкого алкогольного запаха и сигаретного дымка, страстных поцелуев и неумелого тисканья... Время томлений, желаний, дворовых песен под гитару и первых отчаянных слез в темноте, вдали от всех, за гаражами, и пусть никто не видит, и пусть я умру тут, раз он меня бросил, потому что зачем жить без любви, когда тебе семнадцать... Кстати, о гаражах. Отдельной, слегка проржавевшей империей стояли они в левой части двора. Владельцы "Волг", "Жигулей" и других доживающих свой век легенд советского автопрома проводили в них целые дни, бесконечно что-то ремонтируя, меняя и прилаживая, словом, пытаясь вдохнуть жизнь в барахлящие двигатели почтенных пенсионеров. В этих же гаражах хранили весь хлам, выкинуть который не поднималась рука: старый стул, свернутый трубой ковер двадцатилетней давности, какие-то ведра, удочки, ржавые инструменты, древняя раскладушка - все это стояло, прислоненное к стене, тихо тлело и обречено было рано или поздно окончательно прийти в негодность. Но главная роль гаражей заключалась в другом. Целыми десятилетиями именно они служили Клондайком, Замком Иф, Фортом Байярд и надежным убежищем для всех дворовых детей в возрасте от восьми до восемнадцати лет. По гаражам скакали, играя в "казаки-разбойники" и "войнушку", за ними прятались, разбив в кровавое месиво колено, чтобы бабушка не грохнулась в обморок, увидев из окна веселые алые струйки, текущие по ноге ненаглядного чада. За ними же, сидя на корточках, выкуривались первые сигареты, точнее, одна сигарета, украденная у отца и пущенная по кругу, и тут было главным не закашляться, не заморгать слезящимися от едкого дыма глазами, а, сделав затяжку, небрежно выдохнуть дым и спокойно передать ее следующему. У Ирки получалось едва ли не лучше всех, она вообще не отставала от мальчишек почти ни в чем, разве что в росте немного не дотягивала, но в дворовых делах главное не рост, а ловкость, а ловкости у нее хоть отбавляй; пружинисто подпрыгнет, уцепится руками за ветку стоящего рядом дерева, подтянется, ловко перебросит ногу на крышу, и - р-раз! - уже стоит на крыше гаража и победоносно смотрит, как карабкаются остальные. И в играх ей замены нет: верткая, быстрая, бесстрашная, все ей нипочем; упадет, отряхнется и дальше мчится: нюни, как остальные девчонки не разводит. А когда Сашка Мальцев навернулся-таки с дерева, распорол ногу об торчащее из земли стекло и лежал, поскуливая, а все растерянно стояли и соображали, бежать им за взрослыми, или тащить Сашку домой, именно она не побоялась подойти к нему, стащить с себя грязноватую кофту, оставшись в такого же затрапезного вида майке, туго перевязать рукавами истекающую кровью ногу и, взвалив Сашку на себя, поволочь в сторону дома. Тут уж, конечно, все очухались, подбежали, помогли дотащить кряхтящего товарища до Иркиной квартиры, где ее безмолвная, вечно уставшая мама молча промыла и намазала йодом рану, и уже на следующий день, прихрамывая, этот страдалец носился по двору, как ни в чем не бывало. Словом, Ирка была настоящим другом, даром, что девчонка. 3. ...Зазвонил телефон: романтическая песня, Мэрайя Кэри, кажется. "Я отдала бы все за еще одну ночь с тобой", - такие там, вроде, слова. Лена сама, забрав как-то Ирин телефон, поставила эту песню на свое имя, и теперь бедная певица надрывалась по нескольку раз за день. Ира страдальчески поморщилась: не дают посидеть в тишине. Первый свободный вечер за две недели, хочется одиночества и покоя, и желательно - не выползая из любимого кресла, а тут то тюлень позвонит, то олень, то Валера скандалит, как базарная бабка, то Ленке опять что-то приспичило. - Ты дома? - голос был бодр и настойчив. - Дома, - Ира рассеянно наблюдала за тем, как Валера, приземлившись на оставленную с вечера Ленкину косметичку, длинным своим клювом вытаскивает из нее помаду, тушь, какие-то баночки и скляночки и поочередно швыряет все это на пол с каким-то сладострастным покряхтыванием. - Я заеду? Забыла косметичку! А еще везу полную сумку вкуснятины, заодно и поужинаем! - полуспросила-полусообщила Лена. Забыла ты, как же... Ты за десять лет не забыла ничего и ничего не сделала случайно, женщина-стратегия, женщина-тонкий расчет, бедная моя, неудавшаяся, разоблаченная интриганка... - Малыш, я сейчас уже ухожу, - мягко сказала Ира и, не дав потоку возражений выплеснуться ей в ухо, сразу продолжила, - я тебе сама ее завезу. Там Валерик немного пошалил... Так что я тебе денег оставлю, если он там чего подпортил, ты купи новое. И пудру вон ту купи, неприлично дорогую, помнишь, ты хотела. - Не пудру, а румяна, дурила, - хмыкнула подобревшая Ленка, - но мне приятно, что ты хоть что-то слышишь из того, что я говорю. А ты куда собралась? - Да Витька там с мужиками этими итальянскими не знает, что делать, надо бы какую-никакую программу им на вечер организовать... - Тоже мне, культмассовый сектор! - недовольно фыркнула Ленка, но, скорее, для проформы. Ира положила трубку, облегченно выдохнула: вроде, пронесло. Проживем вечерок без обид, без нарочито-холодного тона, без звонков каждый час, без бесконечного, не отпускающего уже долгие годы чувства вины. Валера тотчас перестал непотребствовать с косметичкой, спланировал Ире на плечо и поинтересовался: - Умничка Валера? Красавчик? - Красавчик, конечно, - усмехнулась она, почесывая серую башку. - Валерочку чесать, - согласился попугай и замолк, поеживаясь от удовольствия. Ленка... Светлые аккуратные локоны, нежная кожа... И жесткие голубые глаза, цепкие, расчетливые. Ангелочек с хваткой бультерьера. Если нужно - головой стену прошибет, но при этом так грамотно трепещет ресницами, так по-девичьи надувает свои пухлые, умопомрачительные губы, так искренне строит из себя слабую женщину - только диву даешься, не надоел ли ей самой этот маскарад. Дурочка... Не понимает одного: Ира-то как раз и хочет ее по-настоящему только в те редкие моменты, когда Ленка сбрасывает маски и обличья и становится сама собой - жесткой, решительной, отчаянно-властной, безнравственно-упрямой... Она ведь и Ирку так в свое время завоевала: бросившись в омут с головой, бессовестно давя на слабые места, поставив ее в положение бесконечной, огромной, утомительной благодарности... Впрочем, все последствия она просчитать не смогла, и в итоге их совместную жизнь с трудом можно было назвать счастливой... Получила ли ты то, что хотела, бедная, нелюбимая девочка с железным характером? Пять лет они официально вместе. Пять долбаных лет. А знакомы - так вообще не сосчитать. И ни одной Лениной вещи в ее квартире, если не брать в расчет зубную щетку (которую Ира всегда убирала, если Лена не оставалась ночевать) и якобы случайно оставленную косметичку. Надо уже, конечно, или закончить эту тягомотину, или признать фиаско и запустить Лену в свою жизнь окончательно, чего она, бедная, так долго добивается: дать ей переставить у себя на кухне посуду, освободить какие-то полки под ее вещи, в ванной подвинуть свои тридцать шесть видов духов (была у нее такая слабость), чтобы Лена смогла поставить свои крема, масла, пенки, мочалку свою розовую повесить... Брррррррр! Ира даже поежилась, представив, как в ее безупречно-холостяцкой, серо-бордовой квартире с кирпичными стенами, искусственно состаренной кожаной мебелью и стильными светильниками вдруг появляются женские пушистые тапочки, а с купленного на испанской барахолке по счастливой случайности старинного, умопомрачительно красивого стула свешиваются какие-нибудь колготки. Да и кухня - не надо трогать кухню! Подите прочь со своими котлетками и пюрешками, оставьте мне мой холодильник таким девственно-чистым, каким он задуман: пара бутылок любимого "Гиннеса", французский сыр, какое-нибудь мясцо на бутерброды. Ну, шампанское пусть еще стоит в дверце - мало ли. На случай прихода прекрасных дам в вазочке есть какие-нибудь фрукты. Вполне достаточно! Квартиру свою она любила, как любит молодой король свой первый замок, доставшийся ему не по скучному закону наследия, а путем честного и кровопролитного завоевания. Это был ее первый дом, ее первый настоящий дом. После крошечной двушки, где они с братом ютились все детство в одной комнате и прятались в ванной от отца, после юношеских скитаний по съемным дешевым углам, она, наконец, заработала, заслужила, выстрадала, завоевала себе свой замок. А когда завоевала, то уже точно знала, каким хочет его видеть - насмотрелась фильмов, начиталась интерьерных журналов и вымечтала, придумала себе собственную изысканную берлогу. "Детские комплексы", - посмеивалась она сама над собой, подспудно пытаясь оправдать неукротимую тягу к стильному, дорогому, вкусно пахнущему... Не мирную тягу созерцания, но охотничье, изнурительное порой желание обладать красивыми и дорогими вещами, красивыми и дорогими машинами, красивыми и дорогими женщинами. Пришлось тогда сильно поднатужиться, чтобы заработать на именитого дизайнера, но она, как и всегда, уперлась рогом: никакой самодеятельности, у нее самой в жизни не хватит вкуса, чтобы сделать все так, как надо. И поднатужилась, и заработала, и права оказалась, упрямая овца, цыганенок, кто бы мог подумать... Снова тренькнул телефон, Валера возмущенно поднял голову от Лениной косметички. На этот раз, прочитав сообщение, она улыбнулась и уже без кряхтения, а наоборот, с юношеской прытью выпрыгнула из кресла. На секунду задумавшись перед платяным шкафом, выудила оттуда джинсы и любимый серый пиджак. В очередной раз попыталась пригладить перед зеркалом буйные, лезущие в глаза кудри, и в очередной раз придя в отчаяние, махнула рукой: еще бы гитару мне и медведя, да рубаху красную для завершения образа. "Побреюсь налысо, вот ей-Богу", - привычно-сердито подумала она. Сигареты-ключи-телефон-шерстяное элегантное пальто: хоть и на машине, а все равно мартовский холод хватает за задницу даже пока добегаешь от парковки до ресторана. Разумеется, с итальянцами все было давно решено и организовано, заказан столик сначала в ресторане, а потом в одном из злачных заведений: гости изъявили желание пообщаться с прекрасными и легкодоступными дамами. Разумеется, Витька, точнее, Виктор Сергеевич, ее заместитель и правая рука, обо всем позаботился заранее. Разумеется, ехать с ними Ира не собиралась. У нее были запланированы совсем другие дела. Окончание следует.
08 МАРТА 2018
|
КРИСТИНА ВОЛКОВА
Смотрите также
 #ДЕНЬГИ, #ЗНАКОМСТВА, #КАРЬЕРА, #ЛЕСБИ, #РОДИТЕЛИ
Секс-скандал в Сенате США: сотрудник уволен за интимное видео в зале заседаний
19 декабря 2023
Джонатан Бэйли обещает: фильм "Злая" взорвет ваш мозг
17 декабря 2023
Личная жизнь не для экранов: Джонатан Бэйли о своем партнере
14 декабря 2023
Колман Доминго рассказал, как стал секс-символом в свои 54 года
9 декабря 2023
Квир-кино лидирует в номинациях американской кинопремии "Независимый дух"
7 декабря 2023
Зак Снайдер защищает Эмбер Херд: "Я бы работал с ней снова и снова!.."
6 декабря 2023
Марлон Уэйанс о поддержке трансгендерных детей: "...Я хочу, чтобы мои дети были свободны"
14 ноября 2023
Брайан Остин Грин: "Почему вы так переживаете за выбор моего сына?"
10 октября 2023
Подтверждена связь между низкой зарплатой и риском преждевременной смерти
4 марта 2023
|
  МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
Магазин Sexmag.ru
|
|
Настоящий ресурс может содержать материалы 18+
|
* КВИР (queer) в переводе с английского означает "странный, необычный, чудной, гомосексуальный". |
