КВИР - Пошехонская голубизна (19-21)

Пошехонская голубизна (19-21)

Альтернативная история "салтыково-щедринской" пошехонщины, где главный герой - юный красивый и нежный барин, который открывает в себе тягу к мужицкой силушке, влюбляется в одного из холопов своего поместья...

За столиком рядом сидел элегантный мужчина лет двадцати пяти. Одежда на нём была добротная, вся чёрного цвета, модные шляпа и трость, - с первого же взгляда было видно, что человек этот с большим с достатком и вкусом...

Сборы были тщательными и кропотливыми. В Петербург семейство Озеровых, которое фактически уже включало не только Алексея и Ангелину Васильевну, но и Михаила с его маменькой Матрёной, выехало ранним утром в сопровождении бабки Матвеевны и ещё нескольких дворовых из прислуги. С собой везли не только одежду и необходимую в путешествии утварь, но и большое количество еды в дорогу. Словно не было доверия тому, что где-то ещё, кроме Смородиновки, имелась в империи еда. Сказывалась большая неопытность в путешествиях. Посему экипаж получился довольно масштабный.

Ехали до Твери своими лошадьми на крытых бричках. Кучера из своих крепостных имелись. Они обратно сами и доберутся. В Твери уже пересели на Николаевскую железную дорогу. Заранее были куплены проездные документы в самый дорогой императорский восьмиосный вагон паровоза "Максимилиан" со многими удобствами и по комфорту и роскоши не уступавшим и какому дворцу. Впечатлялись дюже во все глаза. Тверская станция была первого классу. Подвижной состав тронулся в точно назначенный час. Ехали аж три с половиною дня, останавливаясь на многих станциях. Прибыли на Николаевский вокзал в Петербург рано утром.

Волнение и определённое предвкушение встречи со столицей вдруг переполнили Алексея так, что он даже немного ожил, стал более подвижен и отзывчив. Глаза его уже не излучали пустоту. Меланхолия малость отступила. Маменька заметила, и уже про себя тихонько радовалась, надеясь, что дальше будет ещё лучше. И Михаил был тоже взволнован и даже возбуждён.

На вокзале на бирже пересели на конный экипаж и быстро добрались до гостиного дома Гранд Отель Европа - самого роскошественного и чудесного отеля в центре Петербурга, прямо рядом с Невским. В комнаты расположились удобно, все на одном этаже. Маменька в отдельных номерах, но рядом с Алексеем и Мишей. Матрёна с Матвеевной уж вместе заняли комнаты чуть попроще.

Расположившись, распаковавшись и чуть отдышавшись, пошли гулять по проспекту.
Автору тут позвольте уж сделать маленькое лирическое отступление и вновь заметить читателю, что оба парубка были внешности необычайно красивой не только для пошехонского захолустья, но и в любой столице могли бы сойти за самых элитарных красавцев, коих и не всякий в жизни видывал. Как прекрасные ангел с демоном, ходили они, держась за руки, по столичным мостовым: Алексей светлокож да светловолос с голубыми глазами, а Михаил - хоть и бел кожей, как каррарский мрамор, но черняв пышной шевелюрой с густыми бровями да чёрными очами. Как герои из волшебных сказок они смотрелись. Уж прохожие местные петербуржцы шеи все себе посворачивали, глядя, да оглядываясь на эту пару. И одеты же они не по местной моде, а в расшитые золотом да каменьями камзолы, как князья из прошлых веков. Лучшие же одежды надели по столице-то гулять. Сии облачения у Озеровых на парадные случаи с прошлых поколений ещё хранились и ценность имели, как экспонат музейный.

Наконец-то впервые за последние недели у Алексея улыбка на лице вновь появилась, и в глазах заблестело бесинкой живой. Жадно глотал он петербургский воздух, смотрел во все глаза на здания и на людей, и наслаждался новым местом. Ему стало радостно, что вот он, помещик из захолустья, никогда дальше Твери не выезжавший, свидетельствует тут, что не сказка это, а быль, что есть такой город - Петербург. И славен и прекрасен он, и именно таков, как в одной книжке из папенькиной библиотеки за многие годы им собранной, про него читал когда-то.

- Миша, посмотри же какая красота! - от переполнявших его эмоций поцеловал он своего Михаила сочно со звуком прямо на людях. Тут уж ещё больше шей петербургских посворачивалось аж до боли и хруста. Многие прохожие рты свои пооткрывали, встав, как вкопанные, да обомлев. Гой, то ли ещё будет.

На удивление, Петербург девятнадцатого века был местом невероятно благоприятным для всяческого рода содомитского эротизму, ведь здесь было очень много мужиков, мужчин, парней, юношей и мальчиков.

Так уж сложилось ещё со времён Петра по ряду исторических причин, что мужчин в городе водилось гораздо больше, чем женщин. Город приютил огромное множество солдат и моряков, работных людей, а также студентов, курсантов, кадетов, пажей, холостых чиновников, охочих до интимных приключений, рассыльных мальчиков, да услужливых банщиков. Кстати сказать, о банях разговор пойдёт ещё отдельный. Да и иноземцев приезжало в российскую столицу до херища, с каждым годом всё больше. Ехали они в качестве наемных гувернеров, куаферов-цирюльников, жокеев, танцоров, гарсонов-официантов, парфюмеров и прочей европейской педерастической сволочи.

Голубизна Петербурга цвела и пахла, просачивалась на каждую центральную улочку, на каждый проспект и мало-мальски красивый мост, в сквер, театр и в ..., куда уж и сам Господь Бог велел, - публичные бани. Неопытному, беспристрастному и в энтом деле неискушённому человеку сложно было бы это сразу увидеть и разглядеть. Ведь голубая братия истинно талантлива в делах конспирации, особливой субтильности и осторожничания.

Но Алексей с Михаилом очень быстро почувствовали на себе плотное и пристальное внимание хищных глаз местной столичной педерастии. Да и не только глаз. Одними только подмигиваниями и зазывающим облизыванием верхних губ дело далеко не обходилось.

Гуляя по торговому пассажу, где покупатели шли толпой, и где была возможность у людей поближе друг к другу прижаться, да как-бы случайно потереться, Алёша с дюжину раз за час уж почувствовал как то тут его за жопу кто щипнёт, то там - за ляжку погладит.

А Михаил уж даже гневаться было стал:
- Что за порядки в столице! И по торговым рядам пройтись спокойно нельзя без того, чтобы какая сволочь тебе в портки не полезла.

От души пощипанными за жопы, вдоволь нагулявшись по центру столицы и изрядно притомившись, Алёша с Мишей сидели и пили горячий шоколад в кафетерии, которая недавно была открыта в Петербурге в подражание и в стиле парижских модных заведений. Место это ещё сияло новизной и привлекало всех любителей и ценителей красивой жизни, как любая блестяшка привлекает всякую сороку.

За столиком рядом сидел элегантный мужчина лет двадцати пяти. Одежда на нём была добротная, вся чёрного цвета, модные шляпа и трость, - с первого же взгляда было видно, что человек этот с большим с достатком и вкусом, а, может даже и из каких аристократов вхожих к самим великим князьям.

Мужчина сей старался незаметно любоваться очень уж необычно для Петербурга одетой и чрезвычайно красивой и яркой парой, но скрывать свой интерес получалось у него из ряда вон плохо, и взгляд его всё же пересекся с Алёшиным слишком уж явственно.

Как истинный благовоспитанный дворянин, совсем малость только смутившись, что выдавали его слегка порозовевшие скулы, и замешкавшись от такого случайного конфуза, он быстро подошёл, и с широкой белозубой душевной улыбкой на лице протянул свою руку Алексею:

- Сударь, прошу вас прощения за столь откровенное моё любопытство к вам, с коим я не имел никаких сил совладать и коего не смог скрыть. Разрешите мне представиться вам. Князь Юнусов, имею честь.

Тимирхан Юнусов был родом из казанских князей, сбежал в Петербург при первой же возможности от постоянного родительского ока и попечительства, хотя от денег родовых саморазумительно никогда не отказывался, и соответственно, как сыр в масле катался.

Наклонив голову, он взял руку Алёши словно у барышни, и нежно поцеловал.
Михаил тут уж повернулся, рассматривая непрошенного незнакомца с прищуром.

- Какого х..., - начал было Миша, но Алексей его быстро и наскоро прервал жестом и словом. - Мишенька, подожди, не лезь.

- Ваше Сиятельство, имею честь я, - Алексей кокетливо улыбался в ответ князю, и даже сделал подобие реверанса, что получилось у него довольно смешно, но мило. - Я - Алексей Озеров, помещик из Тверской губернии, дворянин. В Петербурге с визитом.
Тут князь Юнусов пропал. Влюбился с самого первого взгляду хуже кошки.

Тимур - как князь на фамильярный манер просил себя величать Алёше и Мише, оказался человеком очень радушным, гостеприимным и не в последнюю очередь - интереснейшим и образованнейшим собеседником.

Князь Юнусов был до истинного одурения начитан, напоэтизирован, изысканными и изящными искусствами окультурен и одухотворён до умопомрачения. Очень любил оперу и балет, имел абонемент в Большой театр, был ценителем всего красивого и эстетически прекрасного. И его душа не могла всецело и безоговорочно не отозваться на Алёшину царственную тонкость филигранного лица и его точёного тела. И Мишину красоту природную да крепкую, он конечно же тоже очень оценил всею душою. Только ввиду своей природной предрасположенности ко всему нежному и изысканно утончённому, физически его наисильнейшим образом привлекла красота именно Алексея. Он аж дышать боялся, когда смотрел в лицо Алёши.

Приглашение на ужин в гости к князю последовало незамедлительно. Уже следующего дня вечер проводили Алексей с Михаилом визитёрами в просторной квартире молодого аристократа.

Алёше было очень интересно посмотреть как живут в столице молодые князья, и Юнусов вызвал у него особый интерес. Его мужественная аристократичность, породистость и образованность были ему безусловно новы и невероятно привлекательны.
Ведь его Миша внешне был конечно же прекрасен, как месяц на звёздном небе, спору нет, но ясно было одно, - холопское воспитание и крепостная жизнь отложили на него глубокий отпечаток простоты и неискушённости. Никакой загадки, душевной и глубинной умудрённости в нём, как ни странно, не наблюдалось. Понятное дело, что даже самые драгоценные алмазы не засверкают без огранки, тем более, когда они всю жизнь пролежали в тягучем конском навозе, света белого не видя.

Всю свою молодую жизнь до анагодни Миша провёл, физически горбатясь и батрача от зари до зари. К слову, он ни одной книжки так в жизни ещё сам и не прочёл; читать и писать его никто же раньше не обучал. И только последние полгода худо бедно соприкоснулся он по старанию своего молодого барина с литературой, поэзией и музыкой.
Уж сколько Лёша мучился с ним прошедшей зимой, пытаясь объяснить ему разницу меж Аз, Букой и Веди, когда учил его читать. Только к учению глух был Михаил. Если с раннего детства человека не образовывать, то потом уж жутко тяжко даётся ему любая буквенная наука. И обходились они уж тем, что Алёша сам читал ему долгими зимними вечерами вслух книжки в постели.

Посему так дюже и впечатлил князь Алёшу. Холёная и отполированная годами самого лучшего ухода внешность Юнусова вкупе с его изысканными манерами и правильной речью самого высокого слога произвели на молодого Озерова воистину голововскружающий эффект.

- Алёшенька, а знакомы ли вы с недавними стихами Некрасова? Он их вот только что в свет выпустил. Позвольте прочесть вам, не тая, что они выражают и мои чувства на злобу дня и придутся, как нельзя, кстати.

Князь с чувством и лирично прочитал вслух своим новым друзьям следующие стихи:

Как вести о дороге трудной,
Когда-то пройденной самим,
Внимаю речи безрассудной,
Надеждам розовым твоим.
Любви безумными мечтами
И я по-твоему кипел,
Но я делить их не хотел
С моими праздными друзьями.
За счастье сердца моего
Томим боязнию ревнивой,
Не допускал я никого
В тайник души моей стыдливой.
Зато теперь, когда угас
В груди тот пламень благодатный,
О прошлом счастии рассказ
Твержу с отрадой непонятной.
Так проникаем мы легко
И в недоступное жилище,
Когда хозяин далеко
Или почиет на кладбище.

- Неправда ли, прекрасны оне? - Тимуру было интересно заденет ли он за живое Алексея своей романтичностью и примет ли он это поэтическое скрытое признание на свой счёт.

- Тоску нагоняют и непонятно кому он сие писал, - Миша встрял и обрубил грубо, не тая своего недовольства всей этой лирической чепухой. Михаил-то хоть в университетах и не учился, но дураком уж точно не был, и знал, что свои сладострастные копья князь на его Алёшу наточил да заострил. Ревность в нём дорожку к сердцу уже тихонько проложила.

- Ох, Мишенька, голубчик мой, ну что же ты так груб, умеешь ты, как обухом по голове, сказать как отрезать. Мне стихи очень понравились. Благодарю вас, князь! Какой вы приятный и одухотворённый человек. - глазами извиняясь за своего Мишу, ответил Алексей.

Юнусов был рад, что Алёша был настроен намного более дружелюбно, чем Михаил, и надеялся на дальнейшее более близкое общение с Алёшей.

Продолжение ровно через неделю.

22 НОЯБРЯ 2018 DAMIRSKI2

Ссылка:

Смотрите также

#САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, #СЛЭШ

Главу правозащитной инициативы "Выход"* оштрафовали на 110 000

Клуб "Центральная станция" закрыт. В бывших гей-клубах Москвы "идут рейды"

Свободу Гордону Дейтриху! Штраф 200 000 за ЛГБТ-героя в культовом фильме

Самый кровавый и самый гейский! Стартовал третий сезон "Чаки"

"...Конец подходит всему!" Питерский иноагент "Действие"* прекратил работу

Питерского активиста экстренно отправили под суд за пикет в поддержку права на "смену пола"

Виртуальную прайд-экскурсию проложил по Петербургу проект "Бок о Бок"