 |
|
Певец порока
Смерть режиссера Романа Виктюка вызвала обсуждение различных аспектов его жизни и творческого наследия.
 - Умер великий Виктюк. И, разумеется, ни слова, ни полслова о его гомосексуальности. В википедии в разделе "Семья" фигурирует анекдотическая чушь ("со слов Виктюка, он был женат единственный раз в молодости на сотруднице "Мосфильма", с которой прожил недолго, после чего стал ярым противником брака; в студенчестве к нему испытывала симпатию Валентина Талызина, а сам режиссер позже был влюблён в Людмилу Гурченко; называл своими детьми учеников и актеров своего театра). Трудно вообразить более смешную пародию на чулан, чем эта нелепая "информация". Уж лучше б ее не было вообще. В нулевые, когда ЛГБТ-тематика еще не была окончательно табуирована российским официозом, до думского закона и прочих радостей, в СМИ можно было прочитать такие, например, пассажи: "... Слава Виктюка - кумира богемы, эстета и эпатажника, певца порока и главного гей-режиссера нашего театра началась со "Служанок". Именно тогда публика впервые увидела то, что стало потом фирменным знаком театра Виктюка - томную пластику и вычурные гримы мужчин, играющих роли женщин... Демонстративная гомосексуальность Виктюка тогда тоже служила одной из примет элитарности. Его воспринимали как Данко отечественной гей-культуры.... ... После 1991-го статьи о нем стали называться: "Голубые в городах", "Голубой провал", "Любовь в "голубых" тонах" и шли под рубрикой "эротика". Роман Григорьевич описал эту ситуацию так: "Я живой цветок перестройки. Подул августовский ветер, куда-то меня посеял, а я и пророс. А поскольку цветочек поднялся на нетрадиционной почве, то его не вырывают, не топчут..." (Дина Годер " Любовник театра. Роман Виктюк как Данко отечественной гей-культуры", журнал "Итоги" 31.10.2006) Гомосексуальная, квирная идентичность Виктюка - важный формообразующий элемент его театральной эстетики. По-моему, это общее место. Без расшифровки этого аспекта его личности невозможно вообще серьезно говорить о режиссере великого спектакля "Служанки", поставленного по пьесе великого французского квира, enfant terrible французской литературы, Жана Жене. Замалчивать этот факт все равно, что скрывать еврейское происхождение Бабеля или Жванецкого, анализируя их стиль и особенности литературного языка... - Деточка! Это Версаче! - гордо сказал Роман Григорьевич. А вечером я посмотрел "Рогатку". И из манерного дядьки в аляповатом свитере Виктюк в моих глазах превратился в режиссера, способного создавать волшебство. Спектакли казались мне странными. Я ведь привык школьником ходить в БДТ, где всё еще шли спектакли Товстоногова, в Комиссаржевку, где столетние актеры играли в пьесах столетней давности на фоне декораций, переживших блокаду. Я привык, что мне со сцены внятно и четко объясняют, что происходит. А тут... Тут был "Заводной апельсин" Бёрджеса. Потом еще несколько спектаклей. И мне все время хотелось спросить: - Что, черт возьми, происходит? Мерцающий гендер, призрачные декорации, упоительная музыкальность - смесь травести-шоу, концерта в "Олимпии", нуара и еще каких-то ингредиентов, о которых я просто тогда не знал и не ведал. Я явился на спектакли Виктюка с детской уверенностью, что вот я-то ценитель театра, я-то - знаток! А он меня щелкнул по носу! Именно благодаря Роману Григорьевичу я понял, что театр, в общем-то, не делится на плохой и хороший. Ну, то есть это не главное деление! Театр - это продолжение индивидуальности мастера, отражающее его искания, взлеты и падения. И я навсегда полюбил именно режиссерский театр и авторское кино. И мне стало невыносимо смотреть нравившиеся мне прежде спектакли, про которые я бы без программки никогда не сообразил, кто же их поставил. С Романом Виктюком такого не бывало. Нравились мне или нет очередная версия "Служанок" (все меньше) или "Рогатка" (очень понравилась), я точно знал, чьи это спектакли. И как хорошо, что после многих лет скитаний, на исходе земного пути своего основателя театр Виктюка все-таки обрел свой дом. И мне довелось (опять же, спасибо другу, только уже другому) увидеть в конструктивистском шедевре Мельникова премьеру, поставленную режиссером на девятом десятке (!) - "Маркиза де сада". Мне хочется сегодня вспомнить и единственную личную встречу с мастером. Мимолетную, курьезную, но, может, потому и запомнившуюся. Дело было в фойе Большого зала Консерватории в 2003 году. Я пришел слушать музыку за компанию с Владиславом Старковым, чьим личным помощником тогда работал. Велено было одеться строго. А у меня ничего не было. Главное, не было брюк! Я надел, как говорится, всё лучшее сразу: джинсы из кожзама, футболку с нашитым орлом из замши и поверх - синтетический сюртук, который был мне длинноват и вообще велик. А, да - еще была черная кожаная сумочка на тонком ремешке через плечо. В общем, тот еще петушок в стане соловьев. И вот идем мы с начальством по фойе в сторону коньяка, обсуждая концерт. А навстречу - Роман Григорьевич. Сам! И вы понимаете, одетый примерно так же, как я. Яркие джинсы, рубашка с блестками и пиджак в голубую, что ли, полоску. И огромные затемненные очки как у Джины Лоллобриджиды. Ну, под ручку с молодым конфидентом. Старков с Виктюком расцеловались. Роман Григорьевич спрашивает его без слов: "Это что?" Ну, про меня. А Владислав Андреевич отвечает: - Мой помощник, очень любит музыку. - Ну, я вижу! Хорошо, что есть еще молодые люди, которые умеют подобрать сюртук под стать исполнению Чайковского! - И сказал это как-то одновременно насмешливо и очень тепло, по-доброму! И, кстати, точно определив качество исполнения музыки в тот вечер. - Роман Григорьевич, молодой человек видел все твои спектакли! Мечтает за кулисы! - Да? Ну, пусть завтра приходит на проходную! - И на меня смотрит. - Приходите, приходите. И еще какие-то были шутки-прибаутки. А я все думал на следующий день, идти или нет? И не пошел. Старков сказал, что я дурак. И я в кои-то веки с ним согласился. - Роман Григорьевич, с которым я был лично знаком (в какой-то момент общались мы очень интенсивно), был человеком, что называется, жовиальным, и представить его в реанимации с коронавирусом - а теперь и вовсе не живым - не представляется, простите за тавтологию, возможным. От него во все стороны летели искры, иногда очень странные. Самым любимым его пожеланием было "Чтоб ты всралась!", которое в основном, конечно, употреблялось в отношении людей близких и мечтавших таковыми стать (а их была целая очередь). Меня поначалу сие выражение чувств поражало, а потом я решил для себя, что у режиссёра с этим делом проблемы и в его устах оно звучит пожеланием самого большого добра и успехов. Он мог прийти на репетицию, где сидели народные артистки РФ, и сказать: "Ой, бл..., опять пи... закурили" (терпеть не мог табачного дыма и выпивал, если вдруг была такая надобность, с большой осторожностью: очень себя берёг). Журналист Сергей Николаевич заметил, что фамилия Романа Григорьевича звучит, как весенняя капель: "Вик-Тюк", и постановщик был в определённой степени театральной оттепелью, свежим дыханием неисчислимых подмостков страны. Суперзнаменитым его сделали, конечно, "Служанки", "М. Баттерфляй", "Лолита", "Рогатка". Потом был тончайше слепленный "Полонез Огинского", до слез доводящая "Жизнь с придурком" и блестящий спектакль "Я тебя не знаю, милый", где одну из главных ролей тоже играл его любимый ученик - актёр Ефим Шифрин, он же Нахим. Но ценители ещё более тонкие помнят такие его работы, как "Квартира Коломбины" - бенефис выдающейся артистки Лии Ахеджаковой, - "Стена" с нею же, "Мелкий бес" и "Адский сад" в "Современнике", "Соборяне" с Михаилом Ульяновым и Людмилой Максаковой и "Дама с камелиями" в Театре Вахтангова, где, вопреки расхожему мнению о безработности режиссёра, долгие годы лежала, как однажды выяснилось, его трудовая книжка. Человек-фейерверк, он на самом деле был невероятно скрытным: правды от него добиться не удавалось почти никому из интервьюеров. У меня разок получилось. В той публикации Роман Григорьевич объяснил свои пиджаки расцветки вырвиглаз, забавлявшие светское общество обеих столиц, тем, что они забирают на себя весь негатив, выплёскиваемый на режиссёра, то есть они - щит, броня, которые не пропускают дурной глаз. Ну и о театральных критиках он высказался в том смысле, что это мухи, которые "питаются падалью и другим подножным материалом, всяческими фекалиями". Вообще, в оценках, особенно коллег, он был весьма осторожен. Роман Григорьевич был очевидно скуповат. Помню совершенно потрясшую меня историю. Я пришёл по какой-то надобности в его огромную квартиру на Тверской, 4, доставшуюся от внука Сталина, а там как раз затевался нехитрый обед. Из пакетика с супом. Так вот, налив этой незавидной пищи себе и одному из бесконечных "племянников", населявших его квартиру, мне он сказал: "А тебя мама покормит". И вернул кастрюлю на плиту. К нему никто не относился просто так. Он был кометой Галлея, явлением, которое трудно переоценить. Он умел делать спектакли так, что на них ходили по многу раз, как в ресторан или бар. Или в винный. Это его умение закономерно угасло с годами. Как сказал один актёр, знавший режиссёра максимально близко, "пиджаки в конце концов перевесили талант". Перевесить-то они, конечно, перевесили, но в истории российского театра - и общества вообще - сегодня крайне не веселый день.
18 НОЯБРЯ 2020
|
  МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
Магазин Sexmag.ru
|
|
Настоящий ресурс может содержать материалы 18+
|
* КВИР (queer) в переводе с английского означает "странный, необычный, чудной, гомосексуальный". |
