КВИР - Палата №2

Палата №2

Игорь уже второй месяц в психушке. В стационаре.

У меня сразу возникло понимание, что мы скрепились навсегда. Пока живы - сцеплены телами, а на том свете сольемся душами. Я понял это по одному прикосновению. Это - бессрочная спайка. От такого не отказываются, даже если душевное здоровье неидеально.

Больница старая, обветшалая. Инвентарь и мебель допотопные. Сразу видно: не Москва. Зато много корпусов. Отделения и женские, и мужские, и детские, и для буйных, и столовка, и много чего еще.
Сбежать из отделения, где лежит Игорь, элементарно. Чувака из соседней палаты отправляли к стоматологу в другой корпус. Убежать - если б он попытался - было бы проще простого.
Памятка в "предбаннике" (для нас, приходящих, дары приносящих) - тоже фуфло. Написано, что тут нельзя пользоваться видеоаппаратурой и снимать на мобильник. Выполняется. Вход детям до шестнадцати и нетрезвым гражданам запрещен. Тоже выполняется. В передачах под запретом алкоголь, консервы, острые предметы, столовые приборы, напитки в стеклянной таре etc. На самом деле передать - с осторожностью - можно что угодно. Мы с Игорем подолгу сидим в коридоре. Мимо нас ходят и врачи, и больные, и всем наплевать, чего мы там друг другу передаем. Все заняты своими делами.

Первые две палаты - без дверей. Туда помещают новеньких; старожилы, живущие там относительно долго - люди неблагонадежные с точки зрения психиатрии. Медсестрам положено заглядывать туда почаще. Игорь во второй палате уже второй месяц. Это очень плохо.
Я запомнил часы посещений и хожу постоянно. Мы разговариваем. Игорь часто вялый, заторможенный из-за таблеток. "Я могу целый день ничего не чувствовать, пустота одна. Сплю, сплю и ничего не чувствую. Отупение какое-то. А сон очень тяжелый. После него не отдыхаешь совсем. Голова свинцовая"... Иногда Игорь решает снова побыть самим собой и увиливает от приема лекарств. Он полушепотом рассказал мне, как это делается. У медсестры в кабинете что-то типа лотка с отверстиями, в которых стоят маленькие пластиковые стаканчики с таблетками. Перед каждым отверстием - кусок лейкопластыря с фамилией больного. Лекарства у всех разные; у некоторых еще и уколы. Тебе дают кисель, чтобы легче запить таблетки. Потом ты должен широко открыть рот и высунуть язык, показывая, что действительно всё проглотил. Пожилая медсестра очень внимательно заглядывает в рот каждому. Я ее видел. Маленькая, худенькая, цокает туда-сюда на шпильках. Тонкие губы плотно сжаты. Лицо злое. Другая медсестра - помоложе, погрузнее и пошалАвливее. Она пофигистка, во рты заглядывает мельком, и флиртует с майором-белогорячником. Она всегда отвлекается, и этим многие пользуются. Кто-то ловко прячет таблетки в рукав, кто-то оставляет за щекой и выплевывает в туалете. Игорь говорит, так делают многие, и никто никого не выдает. Солидарность!
Избежать уколов невозможно. Игорь рассказывал, что санитары-амбалы в их отделении обычно не водятся, и помимо пищеблока (куда ходят все, из разных корпусов) он видел их только один раз - когда пожилой человечек из палаты рядом с туалетом вдруг отказался от укола. Увещевания шалАвливой медсестры не подействовали. Через пять минут из отделения для буйных явились два мордастых санитара, выгнали всех из палаты, скрутили пожилого бунтаря, и медсестра спокойно его уколола.

Разглядывая больных, я был, на каком-то уровне, даже разочарован. Ожидал большего драматизма. Ярких безумцев, как в кино - "Я Наполеон! А я Иисус! А я Люцифер!" - тут нет. Никто не кричит. Лица или просто противные, или заурядные. Одежда - застиранные больничные рубахи и штаны. Но многие носят своё, домашнее: тапки, треники, футболки. Персонажи вроде Ганнибала Лектера сидят в совершенно другом отделении, и Игорь там не был. Слава Богу.
В то отделение, в периоды обострений, переводят соседа Игоря по палате, неопрятного парня лет двадцати семи. Потом его "попускает", и он возвращается. Он ни с кем не говорит и, по словам Игоря, почти ничего не ест. И целый день может молча пролежать на своей кровати, глядя в потолок и шевеля губами.
Другой сосед, высоченный чернявый мужик еврейского типа, совершенно безобиден и часто говорит людям: "Смеюсь над тобой!". Мы с Игорем как-то сидели в коридоре, и к этому мужику пришла пожилая мать, принесла новую одежду. Он тут же разделся догола - полностью! - ни на кого не обращая внимания. Переоделся, отдал старые вещи матери и снова плюхнулся на скамейку рядом с ней. Женщина сидела, опустив глаза. Седая женщина с потухшим лицом.
А один паренек, которого вот-вот выпишут, сказал Игорю, что станет киношником и снимет фильм "обо всех нас". Это он про пациентов. Он очень внимательно расспрашивает всех и каждого, угощает сигаретами и использует любую возможность пообщаться. Он суетливый и делает много быстрых мелких движений, как грызун.

Видел я и лечащего врача Игоря, седеющую даму со старомодной укладкой валиком. Они разговаривают каждое утро, в ее кабинете. Мать Игоря тоже приезжала и с ней беседовала. Вместе с "пациентом" и по отдельности. Темы они обсуждают разные - и детский энурез (который у Игоря был... и у меня, кстати, тоже!), и отсутствие у Игоря "близких отношений" с женщинами, и его страхи, перемены настроения, ипохондрию, агрессию... далее по списку. Матери Игоря она сказала, что "не акцентируется на ориентации, потому что его проблемы глубже и не связаны с выбором сексуального объекта". Как-то так. Я запомнил. А еще она говорила, что он вполне может "нормально функционировать в социуме", но над этим нам нужно работать всем вместе.
Меня эта врачиха тоже заметила. Там же, в коридоре. Просканировала бесцветными рентгеновскими глазами. А Игорю потом сказала: "Это твой... друг? Я бы хотела с ним поговорить...". Я был в ужасе и отказался. Игорь не возражал, просто усмехнулся. Он знает, что я могу наболтать всякую хрень. У меня в голове нет фильтра, особенно когда я нервничаю. А с врачихой мы больше не пересекались... по крайней мере, пока.

Несколько лет назад, когда Игорь был студентом, его уже направляли на обследование, и он вроде наблюдался у психиатра амбулаторно, и ему чего-то там выписывали... Деталей не знаю. Он не говорил. Я спрашивал, но у него был очередной ершистый период, и он сказал, чтобы я не лез в его прошлое. "Вы не знаете, что происходит! Вы видите только одно, и принимаете это, а всё не так, как вам кажется".
На него иногда находит... Заморачивается из-за пустяков, придирается, злится, непонятные вещи говорит.
Он на два дома живет - у меня и у матери. Я ему деньгами помогаю, если нужно, но он и сам зарабатывает. Пишет за людей курсовые, рефераты. У компьютера целый день.

А в тот раз он у матери ночевал, и они поругались из-за трав. Игорь пьет травяные чаи целыми курсами. Три недели - чай для укрепления иммунитета, три недели - для снижения сахара в крови, потом для профилактики простуды, нормализации давления, еще чего-то... В аптеках покупает целыми сумками. И принимает разные добавки к пище, составляет какие-то таблицы совместимости.
А мать с утра снова заговорила, что он убивает микрофлору кишечника, и нужно пить больше воды, а не чая, и выкинуть все эти БАДы... Игорь начал истерить. Не сразу, а, как мне потом рассказала его мать, постепенно. Слово за слово, короче. Но перепалка вышла из-под контроля. Игорь побагровел, орал, брызгал слюной, затолкал мать в ванную и приказал закрыться, а сам начал пинать дверь ногой. Потом, пока перепуганная женщина сидела, прислушиваясь, в ванной, он стал рвать их семейные фотографии и выкидывать в окно. Цветные и черно-белые клочки... Потом оделся и ушел. Ко мне явился уже ночью, когда я спал. Где шлялся весь день - не сказал. А я еще не знал о его ссоре с матерью. Она вообще признала меня и начала звонить, только когда Игорь загремел в больницу. Но я, помню, заметил, что он какой-то... остекленевший. Будто не он. Я не стал мучить его вопросами. Мы легли спать, но вскоре я проснулся от его крика. Он просто лежал рядом и орал, что среди людей чувствует себя, как последний тилацин Бенджамин, и нас всех почему-то устраивает этот расклад, и мы маршируем не туда, и надо учиться видеть поверх вещей, и мы поймем его, только когда он начнет всех резать. "Кровь откроет ворота! Кровь откроет ворота!". Я скатился на пол, прыгнул к столу и схватил телефон. Мне никогда не было так страшно. Я убежал на кухню и вызвал "скорую". Так и сказал: приезжайте сами или присылайте специальную машину, или продиктуйте номер, я запишу на салфетке, тут человек кричит и хочет всех резать... Игорь продолжал орать. Я тусил на кухне в трусах, заглядывал в комнату и пытался его успокоить. Он орал. Потом его увезли. Он к тому моменту уже давно выдохся, обмяк и не сопротивлялся.

А я теперь узнал много нового. Психоз, шизофрения и прочие прелести. Читаю, изучаю...
Я не уверен, что душу можно лечить. Это не ангина. Психиатры тупо глушат тебя таблетками и беседами. "Лечение", блядь... Но это лучше, чем ничего.

Игорь живет циклами. Адекват/неадекват. К этому мне и нужно приспособиться. Иногда он будто разваливается на куски, и его надо собирать заново. Но я не верю, что он окончательно свихнется и перестанет узнавать окружающих, и будет пускать слюни, как в том фильме... Не верю. В Игоре по-прежнему царит циничное рациональное начало, и оно не даст ему сойти с ума. Я знаю.

У него серо-зеленые глаза. Я их обожаю. Из всех людей, которых я встречал, глаза Игоря меняются от освещения больше всего. Я помню, как они выглядят на ярком солнце, как - при электрическом свете и как в полумраке... постоянные цветовые перемены! А еще у Игоря крупный нос с горбинкой. Кто-то сказал, что нос непропорционально велик. А мне нравится. Балдею от больших носов!

Мы гуляли с Игорем вдоль железной дороги, в апреле. И увидели старую могилу без имени и таблички, с ржавым крестом. Просто могилу на холме - или как это называется - насыпь, кажется... земляной бугор вдоль железнодорожного полотна. Есть ли что-нибудь более депрессивное, чем безымянная могила? А может, это было не захоронение, а обозначение места гибели... Бог его знает! Мы остановились, и Игорь вдруг взял меня за руку. Он всегда был очень осторожным и сдержанным на людях. Но взял меня за руку. Рядом, в принципе, никого не было... кажется. Но Игорь увидел крест и взял меня за руку. Я замер. У меня сразу возникло понимание, что мы скрепились навсегда. Пока живы - сцеплены телами, а на том свете сольемся душами. Я понял это по одному прикосновению. Это - бессрочная спайка. От такого не отказываются, даже если душевное здоровье неидеально.
Что тут скажешь? Я знаю Игоря четыре года. Три с половиной из них мы - пара. Мы срослись. Нам говорили, что мы больше похожи на братьев, чем на любовников. Меня это устраивает. Бурные страсти давно позади, теперь мы родные. А родные своих не бросают.
Я не собираюсь корчить из себя мученика. А заботу о "больном" человеке в заслугу себе не ставлю. Для меня тут нет вариантов: быть самим собой я могу только с Игорем. Мне просто нужно приспособиться к его переменам.

Иллюстрация René Capone

07 ИЮНЯ 2016 АНДРЕЙ СПЕСИВЦЕВ

Ссылка:

Смотрите также

#ЗНАКОМСТВА, #ОТНОШЕНИЯ, #ПСИХИАТРИЯ, #РОДИТЕЛИ

Как диета может улучшить ваше психическое здоровье

Большинство людей даже не догадываются, что рацион питания оказывает мощное влияние на работу мозга и на психическое здоровье.

Что такое одиночество? И когда оно может быть полезно?

Почему страх одиночества делает нас удобными для общества и когда полезно побыть наедине с самими собой.

"Зависаю в Интернете": контролируемое потребление или зависимость

Интернет-зависимость - это патологическое состояние, которое сопровождается избыточным использованием Сети. Ее называют болезнью XXI века. Впервые об этой форме зависимости стало известно в 1995 году.

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули