КВИР - Осень

Осень - зима

Глебу исполнилось восемнадцать - и случилось то, о чём он догадывался, больше того - знал наверняка, к чему себя готовил, что, казалось, не должно было ударить его исподтишка. А вот же - ударило...

Глеба никто ни к чему не принуждал, не заставлял, он обожал Костю, спал с ним не только из-за денег, а потому что тот ему очень нравился. Ну и пусть далеко-далеко не ровесник, зато умный и щедрый, сильный, всё знает и умеет.

За окном, выходящим на унылый овраг, серое небо и серая земля пытаются разорвать накрепко сшивающие их нити сумерек, по подоконнику зло барабанит град. Мерещится, что этот овраг ожил, прямо сейчас растёт, расползается по городу, киношным монстром заглатывая целые улицы и кварталы; Москва рушится, сползает в его ненасытную пасть; где-то там, по другую сторону чудовищного оврага, люди носятся в панике, выкидывают из окон ценные вещи, спасают детей и собак, кто-то - даже аквариумных рыбок и игуан; на помощь им спешат пожарные и полицейские расчёты, мчс-ники. Или не спешат... А Глеб в коридоре перед аудиторией клюёт носом в холодное стекло и пытается не заснуть. На лице его отражения - высокого блондина - написано выражение глубочайшей брезгливости. Нет, с такой рожей жить и посещать высшие учебные заведения столицы не рекомендуется.
Обычно он на первую пару опаздывает - живёт далеко от универа, в такую рань просыпается с огромным трудом и никак не может оптимально рассчитать время поездки по московским пробкам. А сегодня припёрся едва ли не раньше всех - неожиданно подкинул Костя - вон, только три сонные девчонки-однокурсницы, позёвывая, красятся в классе, параллельно пытаясь читать один на всех учебник, да ботан Суриков что-то печатает в планшете, готовится к практикуму по статистике. Блин, какая тоска. Ну прям бодяга! Даже курить неохота. Ничего неохота. Дотянуть бы до зимы - там, глядишь, полегчает.
Может, перекраситься? В жгучего брюнета или синими перьями? Или сделать трэшевый маникюр, соски проколоть? Не поможет. Вряд ли поможет, даже если проколоть член...
Глеб считал осень паршивым временем года. Пожалуй, самым поганым. Швах. Настроение осенью становилось хронически херовым. Упс! Попробуем фильтровать свой письменный русиш и изъясняться максимально цензурно. Итак, осенью наш герой чувствовал себя наисквернейшим образом... Ой, ну это перебор, перефразируем: не любил Глеб Кравцов осень, в это время года всегда, с детства, хандрил, настроение было ни к чёрту. Всякие там поэтические красивости, типа золотого листопада, багрянца, светлой печали дождей и какого-то особенно романтичного оттенка неба, не замечал. Только что свободно бегал в шортах и кроссах на голую ногу - и внезапно откуда-то приползали холода, окружали дурацкие лужи, приходилось носить дебильные не промокающие, но и не дышащие куртки, мёрзли уши. Это, наверное, было самым неприятным в осени: у Глеба всегда, сколько себя помнит, были чувствительные ушные раковины, красневшие от холодного ветра; а ещё, если ему хоть немного надувало в уши, то тут же схватывал фарингит и мучился горлом пару недель. Но ведь носить шапку мальчишке в сентябре-октябре западло, засмеют, поэтому Глеб, проклиная свои уши и осень, с отчаянным мужеством смертника ждал прихода настоящих морозов, чтобы можно было, не слывя ссыкуном, напялить на башку что-нибудь тёплое... Мальчик вырос и даже научился не стесняться капюшонов, а вот осень так и не полюбил. А, собственно, за что её любить? Первого сентября ежегодно начиналась учебная каторга, и пусть Глеб прекрасно понимал, что учиться нужно, и делал это без особого отвращения, местами - так, вообще, старательно, всё равно осень воспринимал как начало девятимесячного срока заключения.
Нынешняя осень не стала исключением. Каникулы он провёл роскошно; впервые пошёл не в школу, а в универ; сентябрь и октябрь выдались на удивление тёплыми и сухими - но это ничего не меняло. Тридцать первого августа сезонная депрессуха, как водится, вскарабкалась ему на плечи, свесила кривые ножки, впилась клыками в шею - и принялась высасывать позитив. Ноябрь вообще принёс такую мерзкую погоду, от которой хотелось спрятаться под тёплым сухим одеялом и не вылезать из постели никогда. Сдохнуть, главное - чтобы никто не заметил. Не будил, не тормошил, не дёргал, не читал нотаций, не пытался рассмешить, накормить, не задавал идиотских вопросов - не трогал... Если честно, то такое острое желание исчезнуть, раствориться появилось не только по причине традиционной осенней антипатии. И не столько. Глебу исполнилось восемнадцать - и случилось то, о чём он догадывался, больше того - знал наверняка, к чему себя готовил, что, казалось, не должно было ударить его исподтишка. А вот же - ударило, врезало, да так, что отлетел и размазался по стенке. Костя его бросил. Четыре года был рядом, считал его своим, кормил, поил, одевал, заботился, любил, два года - спал с ним, а потом выкинул... Ну не на помойку, конечно, не как надоевшего щенка. А по-взрослому - как переставшего волновать любовника...
Всё честно. Глеб знал, что так случится - Константин Михайлович не скрывал, что партнёры старше восемнадцати его не интересуют, - и даже был знаком с несколькими его бывшими. Но почему-то надеялся, что в отношении него "правило Костиного буравчика" не сработает, роман не оборвётся, и они останутся вместе ещё хотя бы несколько лет. Не вышло.
На осеннюю непогоду накладывалось гнетущее чувство одиночества, собственной ненужности, к которому присоединялся липкий страх за материальную сторону своего будущего, и всю эту сплиновую конструкцию подпирал элементарный, тупейший и почему-то стыдный недотрах. Ну привык он к регулярной крепкой ебле, чего уж... Итог - Глеб проклинал осень, Костю, себя, и заставляли его просыпаться по утрам только две вещи: природная расчётливость, вернее, практичность, трезвомыслие (неизвестно откуда взявшиеся в сыне и внуке беспутных предков-алкашей-нариков, подкинувших его в малолетстве прабабке и пропавших с концами из жизни Глеба. Спасибо мамаше хоть за то, что заторчала уже после его рождения), не позволявшие в школе опуститься до дебилоида, а сейчас - похерить всё вложенное в поступление в вуз время, силы, деньги, наконец; и удушливая жалость к единственному близкому человеку - почти восьмидесятилетней полупарализованной бабе Тане, которая, конечно же, не переживёт, если ненаглядный Глебка окочурится раньше неё...
Константин Михайлович хотел подарить ему на День рождения шестую Мазду или Ниссан, конечно, бэушные, сам Глеб не отказался бы от Тойоты Камри, но, поразмыслив, попросил перевести ему подарочные деньги на счёт - так заплатит минимум за два курса обучения в филиале Плехи. Даритель хмыкнул и одобрительно похлопал Глеба по плечу... Наверное, он, Костя, его любил. По-своему, как умел, как может любить взрослый семьянин и солидный бизнесмен юного компаньона, иначе не подобрал бы занюханным шпанистым дрищём, тырившим по магазинам презики для старших и шоколадки с сухариками, не сюсюкался бы с ним, не тратился, не разговаривал часами по душам, не водил по врачам и выставкам, не возил бы два, а то и три раза в год к морю и, наконец, не ждал бы, когда Глебу исполнится шестнадцать. Мало ли Глеб повидал пацанов, которых вот такие же (ан не такие!) Михайловичи брали чуть ли не за пачку сигарет, новые кроссовки или вообще за дозу, а потом пускали по рукам или чего похуже. Глеба никто ни к чему не принуждал, не заставлял, он обожал Костю, спал с ним не только из-за денег, а потому что тот ему очень нравился. Ну и пусть далеко-далеко не ровесник, зато умный и щедрый, сильный, всё знает и умеет. Глеб был уверен, что если бы не захотел, испугался или почувствовал отвращение, то Костя ни на чём не стал бы настаивать. Хотя и не отрицал того факта, что без Костиной, пусть и очень бережной, дрессировки, он вряд ли так рано разобрался в собственной ориентации. Ну, в общем, можно сказать, что Костя был его первой любовью. Наверное, с натяжкой и очень сильной, но можно. Во всяком случае, когда тот указал Глебу на дверь, одинаково больно было и потому, что остаётся без финансовой поддержки, и потому, что больше не увидит мужчину, последние годы реально составлявшего суть его жизни. Наполнявшего эту самую жизнь смыслом. Радостью, удовольствиями, эмоциями. Сам Глеб такой жизни себе обеспечить не мог, на панель идти не хотел, как вытягивать себя из болота, в которое соскользнул, не знал. А тут ещё и осень, в общем, полный комплект! Чтоб её!

Этим утром, когда Глеб уже ждал на своей лестничной площадке лифт, внезапно позвонил Костя. Сердце понеслось, едва не раскурочив рёбра, и чуть не выпрыгнуло, чтобы бежать к нему.
- Привет, Белёк. Я тут мимо проезжаю и как раз в сторону твоей Матвеевки. Подвезу тебя. Дождись, через десять минут буду. - Константин Михайлович не предлагал, а мягко и естественно, без нажима распоряжался.
Глеб сглотнул - настолько соскучился по его голосу, что всё тело заныло, словно при повышении температуры. Эх, зря, дурачина, расслабился, обленился и перестал принимать по утрам душ - представил, как Костино лицо скривится, когда тот начнёт его в машине...
Двери лифта с лязгом открылись, и пришлось улыбаться бабушкиной знакомой, ехавшей вниз с пуделем.
Костя подрулил к подъезду на роскошном Порше Кайене, эске. Глеб прикинул, сколько может стоить эта светлого жёлто-песочного оттенка новенькая тачка с кожаным салоном, и почему-то подумал, что утренний секс ему не светит. Костю с приобретением поздравил вполне искренне, тот разулыбался, как сытый кот, и стало очевидно, что предложил бывшему бойфренду подвести на другой конец Москвы в том числе и ради этого поздравления - Константину Михайловичу, при всех достоинствах, тщеславие не было чуждо, скорее именно оно, а не пустое накопительство, азарт или тяга к роскоши, сделало из него предприимчивого и толкового бизнесмена.
Насладившись восторженной Глебовой физиономией и задав несколько дежурных вопросов, Костя сообщил, что у него к Глебу дело. На этот раз сердце ёкнуло, нехорошо так, по-провокаторски.
- Ты, Белёк, взрослый самостоятельный человек, - сказал тот, не отрываясь от дороги, - и, конечно, сам решишь, однако я бы на твоём месте согласился. Плохого не посоветую. Знаю, тебе сейчас нелегко, но на меня обиду не держишь, верно? Молодец. Поэтому, уверен, что примешь правильное и выгодное для себя решение.
У Глеба запылали уши. Предатели!
- Ты ведь никого не нашёл? - мельком, но цепко глянул на него Костя.
- Да я и не искал, - растерялся Глеб. Неужели мудрый Костя не понимает, что, едва покинув его постель, Глеб просто не может тут же прыгать в чужую?
- И отлично. А то мало ли, на кого нарвёшься. Я всё-таки за тебя переживаю.
Глеб не сдержал кривой нервной усмешки.
- Зря ты так, - нахмурился Костя. - Ты мне не чужой, сам знаешь.
- Знаю, - пришлось согласиться, подавляя мысленное негодование: "Нифига я не знаю! Нечужих не выставляют за порог, пусть и с приличным выходным пособием!"
- Ты ведь помнишь Умеда? Он о тебе спрашивал. Солидный мужчина, ничем эдаким не балуется, предпочитает постоянные отношения с проверенными партнёрами. Правда, жадноват, вернее, прижимист, но если ты, Белёк, завоюешь его сердце, то и кошелёк открыть сумеешь. С твоими талантами это - раз плюнуть. Умед - связи в мэрии, очень выгодный вариант.
- Чего молчишь? - поинтересовался Костя минуты через три, на этот раз посмотрев на Глеба пристально, прямо в лицо. Тот пытался взглядом просверлить дырку в крышке бардачка. - Это чисто деловое предложение, ты же будущий юрист, должен понимать такие вещи. Твоя молодость, Белёк, твоё тело, твоя внешность - это товар, который можно выгодно продать. Не кривись. Всё в жизни продаётся и покупается, всё без исключения. Иногда дарится или просирается впустую. Однако товар этот скоропортящийся, подумай, как станешь жить дальше, на что и, главное, с кем. Таскаться по клубам или искать приключений на свою задницу в интернете? И чем это закончится? Умед познакомит тебя с людьми, полезными и в смысле карьеры, и в смысле интима. Почему нет? Да и сам он - прекрасный вариант, у него глаз на тебя горит.
- Он же старый, - вырвалось у Глеба.
- Глупости какие. Умный парень, а несёшь чушь. Включай мозги. И потом, Умед старше меня всего на восемь лет, - Костя обижено поджал губы.
Глеб едва сдержал нервный смех.
Костя ещё что-то говорил, много разумных слов и здравых доводов. Рациональный подход, надо думать о будущем и всё такое.
- Да не делай из мухи слона, - подмигнул он Глебу. - Ну что ты как маленький. Тебя никто не заставляет, не хочешь - не надо. Просто я пообещал, что привезу тебя сегодня в "Белый Кролик", там поговорите, пообщаетесь, ничего особенного. Решать всё равно тебе. Или можно к Умеду на дачу, тут недалеко, всего полсотни по Новой Риге. Коттедж роскошный, шашлыки-машлыки и прочие атрибуты восточного гостеприимства. У него там бассейн огромный и ковры персидские. В общем, я тебя подберу часиков в пять? Освободишься, нагрызёшься своего гранита? Где, здесь или у метро?
У Глеба затекла шея. Оказывается, приехали. Завернули на преподавательскую стоянку, а он и не заметил. Подумал, что у Кости ведь нет пропуска, но почему-то шлагбаум перед Кайеном открылся будто по волшебству. Глеб вздохнул. Вылезать из тёплой машины на промозглый сырой воздух не хотелось. Ещё меньше хотелось спать с пузатым Умедом, годившемся ему едва ли не в деды. И уж совсем не хотелось думать плохо о Косте. Сводник. Продаёт его приятелю? Интересно, что поимеет с этой сделки? Наверняка не из чистого альтруизма пристраивает бывшего любовничка. А с другой стороны, он прав. Не Костя придумал этот мир с его законами. Он всего лишь предлагает Глебу варианты выживания в этом мире, причём, не самые худшие. Если бы не Костя, кто знает, на какой зоне для малолеток или в каком подвале сейчас гнил бы Глеб? Костя всегда был добр к нему. И имеет ли он право отплатить ему неблагодарностью? Ведь если разобраться, Умед - это такой шанс, о котором большинство парней на месте Глеба могут только мечтать.
- Я не сказал тебе, что ты прекрасно выглядишь, - совершенно искренне заявил Костя.
Глеб разрывался между двумя жгучими желаниями - поцеловать его или дать в рожу, поэтому поспешил выскочить из Кайена. На улице сразу закрылся капюшоном. От ветра. От осени. Уши всё равно пламенели, как флажки.
- В пять, здесь! - подтолкнуло его в спину. - Если задержишься - звони.

* * *

К четвёртой паре, после лекции по философии и большой перемены, Глеб принял решение. Всё-таки философия - полезная наука. Он встретится с Умедом. И станет его любовником. Это шанс, который было бы глупо упустить. Постарается извлечь из ситуации максимум выгоды. Если по пунктам, то ему нужно: первое - хорошее место работы, года через два, второе - в более близкой перспективе - собственный автомобиль, ну и третье, конечно, попозже, но, чем чёрт не шутит - квартира. И если Умед в нём действительно заинтересован, то пусть, старый хрыч, раскошеливается. Молодой, красивый, стройный и пылкий блондин - это вам не фастфуд под пивасик, а эксклюзивное блюдо высокой кухни с бокалом коллекционного бренди - для гурманов с золотыми кредитками.
Сегодня в пять!
Обозначив собственные заманчивые перспективы, он щелчком отправил окурок в открытое окно туалета и помахал ему вслед. Нет, Глеб Кравцов не шлёпнется, как этот бычок, на грязный асфальт, Глеб Кравцов не позволит вытирать об себя ноги и выкидывать, будто провонявшую половую тряпку. Он выползет, чего бы это ему ни стоило, и вот тогда посмотрит в глаза этой грёбаной жизни не снизу вверх, а как равный. Возьмёт своё! Для этого всего лишь надо сделать шаг вперёд. Для начала - от стены с табличкой "Не курить!" к двери, и дальше, и дальше.
Словно перед ним и правда стоял невидимый барьер и удерживало что-то сильное, Глеб с усилием толкнул себя к выходу и, резко выдохнув, саданул ботинком по створке. Грохнуло громче ожидаемого, да ещё и вскрикнуло.
Выглянул в коридор - там, на полу, в дурацкой позе сидел парень. Бойко’, кажется, Любомир, или что-то в этом духе, из параллельной группы. И вяло держался за лоб. Глеб наклонился к нему, рука парня безвольно повисла.
- Эй, ты чего? Я тебя ударил? Извини, - всполошился Глеб, показалось, что парень потерял сознание и заваливается на пол. Но нет, тот посмотрел на него, хотя и заторможено, словно не очень понимая, где находится, и начал тараторить:
- Не, не, сейчас встану, чего-то голова закружилась. - Он поднялся при помощи Глеба и невесело улыбнулся. - Вообще-то больно. - Потёр лоб. - Да ладно, пройдёт. Не ожидал, что посещение туалета сопряжено с такими рисками.
- Я не специально, давай, обопрись об меня. Дотопаем в медпункт?
- Пустяки, - отмахнулся Бойко, он вполне уверенно держался на ногах и даже потянулся за своей сумкой. - Пошли на лекцию, у нас ведь общая, логика?
- Ага, память тебе не отшибло.
Бойко замялся:
- Только... это... мне всё ещё туда надо, - показал он на дверь туалета. - Надеюсь, там ничего не взорвётся?
- Ладно, - усмехнулся Глеб, - не буду вам мешать, сэр. - И направился в лекционный зал.
Ушибленный вернулся перед самым приходом препода и нырнул на галёрку, кивнув, сел недалеко от Глеба. Тот чувствовал себя как-то неудобно: с одной стороны - пустяки, а с другой - ну нафиг было шарахать по двери, а если бы за ней по коридору проходила женщина или девчонка? Повёл себя ужасно глупо. Да и этот парень вызывал в нём противоречивые чувства. Вроде обычный, малознакомый, незаметный (насколько могут быть незаметны рыжеволосые люди), среднестатистический студент-москвич, кажется, бюджетник, всё как у всех, разве что не в джинсах, а в светлых вельветовых штанах - а Глеб с самого начала учёбы регулярно натыкался на него, то на совместных лекциях, то в буфете, то в раздевалке перед физрой. Однажды они ехали до метро в одной маршрутке. Если бы не эти вельветы и не имя (Любомир или всё-таки Радомир, Мирослав? Не вспомнить точно), Глеб вообще не обратил бы на того внимания. Хотя и замечал на себе его взгляды. Да мало ли кто на кого пялится. Девчонки, вон, постоянно строят глазки. Предположение, что этот парень в вельветовых штанах из параллельной группы тоже может быть геем, вообще не посещало Глебову голову - нафиг ему было думать о таких вещах? А сейчас почему-то подумалось: интересно, а ведь и правда, не слишком ли часто для натурала этот рыжий стреляет в него каким-то скомканным взглядом, будто постоянно сам себя одёргивает. Однако...
Глебу стало занятно от собственных мыслей. Он выпрямился и попытался сосредоточиться на принципе, символическом выражении и смысле тождества, но слова лектора проскакивали через голову, почти не задерживаясь в извилинах, а глаза сами собой косились в сторону ушибленного Бойко.
Тот сидел какой-то слишком бледный. А ничего себе так, симпатичный, хоть и рыжий, нос аккуратный, глаза выразительные, тощенький только слишком (поэтому и пришибся дверью!), ему бы подкачаться малость. И подстричься нормально. Пытается писать в планшете, явно тормозит.
Блин! Да ему же плохо! Вон, как лицо перекосило!
Рыжий сложился пополам и чуть ли не на четвереньках рванул к верхнему выходу из лектория. Глеб, пригибаясь, сиганул за ним, слыша за спиной недовольный окрик препода.
Прямо перед дверью Бойко вырвало. Глеб поморщился, достал бумажные платки и накрыл всё это безобразие. Бойко виновато улыбнулся, вышло криво, он тяжело дышал, отошёл к окну, закрыл глаза. Пояснил:
- Голова кружится сильно.
- Тебе надо к врачу. Может быть сотрясение или вообще контузия. С этим не шутят. У меня один знакомый головой ударился и стал эпилептиком.
- Спасибо, - поджал губы "контуженный".
- Давай, отведу тебя в медпункт, там разберутся или скорую вызовут.
- Этого только не хватало! Я лучше домой пойду, чего-то правда плохо с башкой. А вот сейчас вроде и ничего. - Повертел шеей. - Прошло.
- Куда пойдёшь? Ты рядом живёшь?
- Ага, пешком с полчаса.
- Неплохо устроился. Может, всё-таки в медпункт?
- А толку? Вдруг реально скорую вызовут. Мне нельзя в больницу, у меня сёстры в садике и собаки дома одни.
- Маленькие, что ли, сёстры? Без тебя не обойдутся? А родители?
- Не могут родители. Пойду-ка я домой, отлежусь. Сон - лучшее лекарство. Всё равно одна лекция осталась. Только надо вещи забрать.
- Сейчас, - кивнул Глеб и вернулся в зал. Выйдя через минуту, передал рыжему сумку. - Ну пошли. Провожу.
- Зачем? - тот испуганно заморгал.
- Ты хочешь, чтобы я тебя одного отпустил? Ушибленного? А если попадёшь под машину или свалишься в канаву?
- Да нет там никаких канав.
- Не спорь, есть, в Москве повсюду канавы. И сегодня гололёд. Доведу тебя до дома и спокойно вернусь, у меня тут ещё дела. Заодно проветрюсь перед... э... важной встречей... в общем, разберусь. Ну чего смотришь, пошли. Это ведь я тебя долбанул, ну, дверью, хочешь, чтобы считал себя гадом, бросившим раненого?
- Да в каком месте я раненый-то? Не преувеличивай...
На улице реально было скользко, и Глебу, самому с трудом державшемуся на ногах, несколько раз пришлось подхватывать своего подопечного - у того явно кружилась голова, хоть и не жаловался.
- Я Глеб, а ты? Держись за мою руку? - Они подошли к дороге. За ней начинался парк.
- Вот ещё! Я сам могу идти. Зовут меня Любек. То есть Любомир, но это слишком длинно.
- Интересное имя, как из фэнтези.
- Обычное. Слушай, я правда в порядке, может, вернёшься?
- Шагай. Смотри, какая красота, - Глеб кивнул на старые корявые яблони, залитые льдом, будто хрусталём. На некоторых самых верхних ветках сохранились яблоки, довольно крупные, ледяной дождь законсервировал их толстой прозрачной коркой. Казалось, что и деревья, и плоды на них - декорации к сказке о зиме. - Интересно, их есть можно? Ты никогда не пробовал замороженные яблоки с льдинками?
- Думаю, гадость, - поморщился Любек.
Вышло так уморительно, что Глеб рассмеялся и едва не ляпнул, что тот похож на манчкина. Год назад Костя покупал маленькой внучке котёнка этой породы и несколько дней держал того у себя - до чего же был потешный и ласковый зверик, Глеб буквально не спускал его с рук...
Он наскрёб на газоне немного чистого снега, вернее, крупки, и, погрев в ладонях, слепил снежок, прицелившись, запустил им вверх, по самому большому яблоку. Промахнулся, их осыпало осколками льда. Любек отряхнулся, подпрыгнул и, повиснув на толстой ветке, попытался её раскачать, дрыгая ногами.
- Эй, свалишься, контуженый! - Бросился его ловить Глеб и обхватил тонкий напружиненный торс, чувствуя горячую голую кожу под задравшимися курткой и толстовкой.
- Ой! - взвизгнул Бойко и упал на него. - Холодные!
Ботинок Глеба поехал на кочке, оба плюхнулись на запорошенную градом траву.
- У тебя руки холодные, - проворчал Любек, при этом выглядел таким виноватым, что его захотелось... защекотать и затискать, как котёнка. Рыжий дурашка, бу-бу-бу...
Поднимаясь и смахивая с одежды ледяные крошки, Глеб заметил, что два яблока всё-таки с дерева упали - не такие красивые, как то, в которое он метил, но одно - вполне съедобное на вид, красное; лёд на нём оказался таким толстым, что даже не треснул.
- На, - протянул он ледяное яблоко Любеку, - раненым нужны витамины.
- Да хватит уже, не смешно. Сам грызи эту ледышку, если зубы не жалко.
Глеб, дурашливо, по-вампирски оголив клыки, отважно откусил, с хрустом принялся жевать. На зубах скрипело, горло саднило колючим, язык замёрз. Вкуса яблока он почти не почувствовал и отшвырнул то подальше.
- Если честно, ты прав, не особо съедобно.
На что Любек вдруг поднял второе яблоко, попорченное, протёр пальцами и тоже откусил, с целого бочка. Глотая, скривился:
- Так и есть. Отрава.
- А поверить мне на слово было слабо?
Они скрестились взглядами - и в этот момент Глебу прямо по макушке ударило ещё одним яблоком, тем самым, огромным и красивым. Оно отрикошетило от мягкого капюшона и покатилось по дорожке.
Парни синхронно расхохотались и не могли успокоиться несколько минут.
- Ну, теперь мы оба контуженные! Дверью и яблоком! Можно открывать КУБПФ - клуб ушибленных бытовыми предметами и фруктами! Гы-гы-гы!
- Ты только не ржи, - пытался держаться серьёзно Любек, и тут же снова начинал трястись от смеха, дёргая Глеба за рукав, - ну не ржи, хватит. Хо-хо-хочешь угощу тебя яблочком? У меня есть тёпленькое. Гы-ы-ы!
Он и правда достал из сумки яблоко голден, забрался с ногами на скользкую лавку и, поковыряв его ключом, разломил на половинки:
- Угощайся, сам же говорил, что ушибленным нужны витамины.
Яблоко показалось Глебу медовым и невероятно, пьяняще ароматным. Портить впечатление сигаретами не особо хотелось, но он по привычке достал из кармана пачку и протянул Любеку. Запоздало опомнился:
- Погоди, если у тебя сотрясение, то курить небось нельзя?
- Ага, и тебе тоже, - фыркнул тот, щёлкнув зажигалкой. - Смотри, снег! - Удивлённо огляделся вокруг и поднял лицо к небу. На его рыжую чёлку падали крупные пушистые снежинки. Самые настоящие, зимние.
Парк медленно засыпало снегом. Вскоре он усилился, и на дорожках не осталось никого, кроме Глеба и Любека, - и без того немногочисленные гуляющие (мамаши с колясками и собачники) попрятались по домам. Со стороны оврага надвигалась белая мгла, как в фантастическом фильме.
- Красиво, - Любек зябко поёжился. - А то надоела эта осень.
- И тебе тоже?
- Ага. Грязь, скользко, то дождь, то град. Я лето люблю. Ну или зиму, только чтобы с настоящим пушистым снегом.
- И я. А какие у тебя собаки?
- Весты. Белые такие терьеры, знаешь?
- Что-то слышал, я больше по котам. У меня прабабушка их раньше шесть штук держала.
- А сейчас?
- Ну она старая, почти не ходит, трудно за животными ухаживать, переживает, что умрёт, а я их стану забывать кормить. До сих пор считает, что я несамостоятельный. А сёстрами ты почему сам занимаешься? Родители на работе допоздна?
- Мама в больнице, а отец - не знаю где. Ну его. Мы и одни отлично обходимся. Без мамы, конечно, трудно, но Сонька и Полька меня слушаются, едят только плохо. Я как мама готовить не умею, вот они и бузят, и в садике капризничают, воспитательница жалуется. Ой, это тебе не интересно. Смотри-ка, за минуту всё занесло. Мы с тобой два снеговика. Настоящий снегопад, жаль, что растает. - Любек вздохнул. - Пойдём, что ли? - И не пошевелился.
Они держались за спинку скамейки, на которой сидели совсем рядом, их пальцы касались друг друга. Вроде бы случайно, и ничего особенного. А у Глеба внутри шевелилось тепло.
- Надел бы ты капюшон, а то волосы мокрые, простудишься, - посоветовал он. Любек, стряхнув с головы снег, послушался. На его ресницах медленно таяли снежинки.
Глеб сильнее сжал его пальцы и тронул мизинцем согретое запястье. Замер от волнения, как маленький. Вспотел. Любек свою руку не убрал, сделал вид, что не заметил. Ура!
Снег всё шёл и шёл, превратив чахлые яблони скромного московского парка в дивные деревья сказочного леса. Спрятав нос в высоком воротнике, Глеб думал, что в такие игры ему играть никогда не приходилось. Слишком наивно, но приятно до мурашек - чувствовать себя впервые влюбившимся мальчишкой. Не важно, в кого - главное, что неопытное сердце спешит, мысли мечутся, эмоции плавятся, под ложечкой сосёт так нежно, так сладко. А впереди - что-то невероятно здоровское, страшное - и такое желанное. Что именно - понятия не имеешь...
Любек был похож на нахохлившегося воробья, припорошенного снегом. Глеб наклонился к нему, сдвинул капюшон и поцеловал. В уголок губ. Только потом сообразил оглядеться - никого. И прильнул к губам Любека. Жарко. Жадно. Как в припадке дикой жажды.
Внутри натянулась горячая струна. Тряхнуло. В горло и живот словно углей насыпали, что-то дёрнулось, сдвинулось, понесло-понесло, голова поплыла. Он съехал со спинки скамейки, будто с горки.
Любек смотрел на него сверху вниз и заторможено облизывал губы, потом зажал их ладонью. Глеб отвернулся. Не хотел услышать грубые слова.
Надо встать и уйти. И сделать вид, что пошутил, прикололся. Нет, лучше - что вообще ничего не было. Парню в репу прилетело дверью - вот на фоне снегопада и скачков давления его и глючит.
Губы горели. Уши тоже, Глеб сдёрнул капюшон и подставил лицо снегу.
- Пойдём? - Любек спрыгнул со скамейки и отряхнул сзади штаны. - А то холодно. Напою тебя чаем с мёдом. Или ты вернёшься? Говорил, у тебя ещё дела в универе.
Глеб смотрел на него и понимал, что этот рыжий может взять его, как козла - за верёвочку, и вести. Куда захочет. Одним взглядом самых обыкновенных глаз, на ресницах которых тают снежинки. Может вить из него верёвки. Может приказать угнать мотор или спрыгнуть с крыши. И Глеб послушается. Сейчас. А что будет завтра? Что он скажет Косте? Пожалеет, что не встретился с Умедом? Вполне возможно. Скорее всего - пожалеет. А если... проверить?..
Они закинули на плечи сумки и пошли по насыпавшему выше щиколоток снегу. Рядом. Маленький парк быстро закончился. Однако и за его пределами город превратился в сказочную белую страну, волшебный мир невинных снов, чистых желаний и искренних поступков. Как мало нужно, чтобы обычные и даже неприятные вещи превратить в сказочные - пушистый снег и кто-то, кого хочется целовать.

* * *

Глеб опомнился, что уже почти пять, когда они начали собираться за сёстрами Любомира в садик. Набрал номер Кости, сказал на одном дыхании:
- Извини, я не поеду с тобой, не жди. - И вырубил телефон.
Когда много позже подключился, чтобы позвонить бабушке, на экране мигали пять пропущенных от Кости. И смс-ка: "Дурак! Будешь локти кусать и проситься обратно". Почти сразу раздался вызов. Костя. Отвечать не хотелось, от страха зазнобило, но Глеб сдвинул "принять".
- Чем занимаешься, Белёк? - Костин голос обволакивал. Ни намёка на раздражение.
- Кормлю Полю и Соню гречневой кашей.
- О! Даже так. Ну-ну... - От этого "ну-ну" по позвоночнику побежал холодок. - Ты, Глебушка, меня подвёл. А я считал тебя умным мальчиком.
- Ты ошибся. Так бывает.
- А ты?
- А я - нет. Раньше ошибался.
- Ты пьян?
- От печёных яблок не пьянеют.
- Что?!
- Костя, можешь считать меня неблагодарной тварью, но я сам о себе позабочусь. Спасибо тебе, больше не звони.
- Ты пожалеешь, пиздёныш!
- Возможно. Буду усиленно бороться с этим чувством. Передавать привет Умеду не стоит. Теперь я при всём желании не смог бы хранить ему верность. А он ведь жуткий собственник? Так что я ему не подхожу, товар с брачком.
- Ах, вот в чём дело! Влюбился, маленький? Когда успел? Эй, это же не повод...
- Повод! - резко перебил Глеб и нажал на отбой. Тут же внёс Костин номер в чёрный список. Руки дрожали.
- У тебя проблемы? Что-то случилось? - В дверях, покусывая губы, стоял Любек. Из-за его спины высовывались два любопытных детских носа, из-за ног - два собачьих. - С бабушкой? Или какие-то дела? Уходишь? - потухшим голосом спросил он.
- Да ты посмотри в окно - там же метелища! Куда я пойду? В сугроб превратиться? Наверняка вся Москва в пробках встала. Хороший хозяин даже собаку в такую погоду не выгонит, верно, блохастики? - Присев, Глеб попытался поймать терьеров, начавших радостно скакать и прикусывать его за штанины. - А ты меня - гонишь? Я думал, в BF погамим, нет?
- У Капы и Рудика нет блох! Мы их отравливаем! - возразили Поля и Соня, охотно присоединяясь к собачьему веселью.
- Ого! - Любек подошёл к окну и поднял жалюзи. - И правда, то осень, то зима, погода совсем с ума сошла. Конечно, оставайся. Просто я шутеры не очень люблю. Давай лучше - в Ведьмака, Дикую охоту?
"И не только погода..." - подумал Глеб, не сумев подавить счастливый вздох. А ещё подумал, что, наверное, теперь сможет полюбить и осень, приносящую такие сюрпризы... Ведь если б не она...

28 НОЯБРЯ 2016 В ЯБЛОКАХ

Ссылка:

Смотрите также

#ВОЗРАСТ, #ДЕНЬГИ, #ЗНАКОМСТВА, #ОТНОШЕНИЯ

Как с возрастом сохранять тонус мышц

Почти все с возрастом усыхают. Пожилые люди испытывают больше трудностей с наращиванием мышечной массы, чем дети и подростки.

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

Наступает лето! На охоту выходят борцы за нравственность и полиция

Будьте осторожны с сахаром, музыкой и бездельем

Семь видов деятельности, которые повреждают мозг, но которых можно избежать. Самый сложный орган тела - мозг, и он по-прежнему полон тайн и загадок. Он вызревает примерно к 25 годам. Насколько долго он сможет правильно функционировать, мы можем сами во многом повлиять.

"Выйду на улицу, гляну на село!": "Мамба" исключает гей-знакомства из фильтров