Я плакал, лежа на нем сверху. Совсем раскис. У людей это зовется любовью... Плакал тихо, чтоб он ничего не заподозрил. Собирал влагу в подушку у его шеи.
А он смотрел в потолок и гладил мой затылок.
Маскировка была что-надо, одним словом.
Мы оба молчали, потому что знали, что происходит...
Отдышавшись, я сказал, что пойду к его маме...
Вот прямо сейчас пойду (для этого долго искал трусы под кроватью, часы пробили три ночи) и скажу, что люблю ее сына и прошу отдать его мне.
Он ответил мне мягким шепотом, что не будет этого никогда, и вообще он меня тоже любит.
Но ни к какой матери меня не пустит.
"Лежи здесь!"
Я улегся глазами вверх и тоже стал смотреть в потолок.
"Какого хера!" - думал я, вспоминая, как еще совсем недавно доказывал кому-то, что любви между мужчинами не существует.
И вот сейчас я лежу на растрепанной постели, а половина моего сердца бьется совсем не во мне теперь...
Что за черт!
Как все-таки опасны поцелуи и как хищны объятия.
В эту ночь мои губы и руки вынесли из меня всю мебель.
Я переехал.
В его дом, под этот низкий потолок.
Под это окно с рассветом.
Что я наделал?
Ведь мне нельзя любить.
Потому что это больно и опасно.
Это как алкоголь, только хуже.
Трезвеешь очень медленно и мучительно.
Нельзя себя так дарить.
Это не в моих правилах.
Правилах, которые были посланы к черту этой теплой и влажной ночью...
Безвольное создание и просто девчонка.
Слов нет...
Сгреб его в теплый комочек и сказал прямо в ушко, что ухожу.
"Не уходи..."
Молча ложусь рядом. Сжимаю его теплую ладошку.
Глазами убитого оленя смотрю на розовеющий горизонт в окне.
"Выйду на улицу, гляну на село!": "Мамба" исключает гей-знакомства из фильтров
МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
