КВИР - О том, как один фильм изменил человека

О том, как один фильм изменил человека

Я смотрю на него и думаю, как бы рассказать его историю? В конце концов, решаю - как есть. История и незаурядная, но и не скандальная, не безумная.

Всё произошло у него дома, вечером, у экрана телевизора. Но к этому позже. На вид он моложе своих лет, светленький, в очках. Временами моргает, словно жмурится - никак не может избавиться от нервного тика, начавшегося ещё в детстве. Черты лица ровные, мягкие, но зацепиться не за что. Привычная одежда - свитер и джинсы. Про таких обычно говорят "никакой".

Но вот ведь интересная вещь! Когда он изменил себя, то есть свои мысли, его глаза стали о многом говорить. Это глаза человека, который долго чего-то ждал, волновался, загадывал, предполагал, злился... А потом, сняв телефонную трубку и услышав долгожданную информацию, приобрёл в выражении лица облегчение, спокойствие и улыбку в уголках глаз. Пропала нервозность, когда пальцы тянулись ко всему, что лежит на столе или специально сдирали с пальца заусенцы. Нет, правда, он стал даже каким-то плавным, смотрит прямо в глаза, спокойный, как монах, достигнувший дзэна. Человек искал - человек нашёл. "А что нашёл?" - спрашиваю у него. Отвечает - гармонию.

Год назад он был из тех, кто, заметив паренька с серёжкой в ухе и в узких джинсах, сразу испускал яд нецензурной брани: "Повылазили, модники... Не модники, а извращенцы! Обабились совсем. Я бы к нему подошёл, только если бы до виселицы проводить понадобилось!" И выглядел при этом как-то культурненько в своих очках и светлой кожей, что и не поверишь, сколько ненависти в этом человеке.

Но узнав о его родителях, я понимаю, откуда ветер дует. Оба типичные представители той части русских людей, которые всячески мешают другой части русских людей выражать себя и наслаждаться неоднозначным творчеством. Каждый день твердили: "Есть мужчина, женщина, ребёнок, остальное - мерзость". Да и в школьные годы, когда подростки жестоко высмеивают любое отклонение от "нормы", он, всегда застенчивый с противоположным полом, пытался не отбиться от друзей, травя очередную "белую ворону". Так и жил, пытаясь угодить всем, но не себе.

И вряд ли бы что-то поменялось, если бы не весёлый корпоратив на работе, где он разговорился с одним коллегой, до этого совсем не обращая внимания на улыбчивого кудрявого юношу, простого, как бедный художник. Юноша и в самом деле был художником и в свободное время создавал волшебные пейзажи ночных городов. Всех любил. Он называл таких "толерастами". Однако пути господни, как говорится... И они вдруг обнаружили много общего. Нет, в любовь это не переросло, но в крепкую дружбу - да.

Он рассказывает мне об этом счастливом и прекрасном художнике, как о достижениях младшего брата - с гордостью, с уважением, с любовью, с добротой. О многом говорили, о многом спорили. Он с лёгкой улыбкой вспоминает, как они впервые заговорили о сексуальных меньшинствах. "Это было в обеденный перерыв, я сказал какую-то гадость об этих людях, а он так удивлённо и непонимающе посмотрел, вскинув брови... Лицо у него было какое-то... будто он разочаровался во мне... А потом сказал что-то типа "они не такие, далеко не такие, как ты думаешь. Я знаю многих, они ничем не отличаются от нас, а порой с ними приятнее поговорить. Они в первую очередь личности со своим внутренним миром, со своими талантами, мыслями, чувствами, ориентация тут не причём. Зря ты так".

Он, конечно, начал спорить, осуждать, доказывать. Не хотел так быстро предавать всё то, что считал своей жизненной твёрдой позицией в этом вопросе. Остаток дня ходил рассеянный, много думал. Дома вспомнил, что художник обмолвился о своих любимых фильмах на эту тему. Свободный вечер как бы приглашал.

"Я напряг память и вспомнил несколько названий. Наобум включил фильм Рассела Малкэхи "Молитвы за Бобби" и, не прерываясь, посмотрел ленту, как говорится, "залпом". При этом я отключился от своей ненависти и просто смотрел. Мало того, я переживал, нервничал, надеялся вместе с героями. Сюжет, основанный на реальных событиях, таков: чрезмерно религиозная мать пытается излечить сына-гея от его "болезни", доводя подростка до самоубийства. Помню, как у меня стыдливо сжималось сердце, когда мать, осознав свою вину, с ужасом поняла, что вернуть родного человека невозможно. Я подумал: неужели я мог быть на её месте? Дети должны быть счастливы, а остальное не важно. Но их счастью мешают такие, как я".

Дружба с ЛГБТ-представителями, как яростно утверждают многие гомофобы, гея из него не сделала, он по-прежнему хочет большую семью, но теперь хочет с детства рассказывать им, что семьи бывают разные, а любовь одна, чтобы дети сами могли выбирать свой стиль жизни, своё мировоззрение, своего будущего спутника жизни. Чтобы не получилось, как в фильме.

Потом он ворочался всю ночь, воспроизводил диалоги этого сильного и тяжёлого фильма. Понимал: всё, что он думал на этот счёт до этого момента - это что-то не его, что-то навязанное ему.

Через месяц он начал работать в одной крупной московской ассоциации поддержки ЛГБТ. Берётся за любую работу: организация мероприятий, встречи с родителями подростков, подготовка реквизитов. Даже с прежней работы ушёл, чтобы время освободить, говорит: "Всё равно скучно было, искал предлог уйти". Стал улыбчивее, спокойнее. Сменил круг общения, художника, конечно, не забыл. Благодарен ему за тот разговор и за то, что дал повод поразмышлять. Любит повторять: "Все мы люди, все должны как-то уживаться на одной планете. Это непросто, но самый лучший способ - суметь понять других и поменять себя, если это необходимо".

До сих пор сам поверить не может - один фильм, а так всё изменилось. Фантастика!

В соавторстве с Татьяной Ванхальской. Кадр из фильма "Молитвы за Бобби".

09 ИЮЛЯ 2015 НАТАЛЬЯ ВАНХАЛЬСКАЯ

Ссылка:

Смотрите также