 |
|
Ноты
Снега нет. Недавно зажжённый яркий фонарь бросает бесформенное рыжее пятно на совершенно сухой тротуар. Даже не верится, что ещё каких-то пару недель назад здесь нужно было ходить едва ли не в болотных сапогах.
 - Палец не тот! - кричит моя учительница и, взяв меня за палец, трясёт руку над клавиатурой. - Я тебе зачем все пальцы в нотах расписывала? Она откуда-то с Украины. Зовут её Юлия Леопольдовна, и ей что-то около сорока. Это в мои одиннадцать кажется если не старостью, то уж точно труднодостижимой высотой, до которой мне - ползти и ползти. Ощущая правым боком её неотрывный взгляд, я продолжаю, но через каких-то пару аккордов фальшивлю так, что Юлия Леонидовна морщится, будто проглотила лимон. - И как же ты будешь выступать? До концерта меньше месяца! - она смотрит на календарь, пришпиленный к оштукатуренной стене, и тычет ручкой в 9 мая. - Я собиралась тебя с Володей Солнцевым посадить, чтобы вы играли этот марш в четыре руки, но теперь понимаю, что ты не тянешь. Ты даже ноты путаешь! - она обводит жирный аккорд, похожий на огромного паука. - Только перед ветеранами позориться! К 9 мая мы готовим грандиозный военный концерт, и мама уже вовсю шьёт мне гимнастёрку цвета хаки, чтобы я выглядел, как настоящий солдат. В такой же гимнастёрке за одним роялем со мной в актовом зале должен сидеть и Володька Солнцев. До него мне, пожалуй, тоже ползти и ползти. Разве мог я когда-нибудь надеяться на то, что мне дадут шанс сыграть с ним в четыре руки? Я клятвенно обещаю Юлии Леонидовне исправиться, работать, не покладая рук или... пальцев, и в ответ она обещает подумать. Дома я целых полдня до самой ночи не отхожу от пианино, одолевая аккорд за аккордом, и вот они уже не кажутся мне безобразными пауками, а музыка из-под моих пальцев выходит бойкая, решительная и почти без фальши. - Солдат! - усмехается папа, наблюдая за моими сражениями с клавиатурой. Через день я натыкаюсь на Володьку в крохотном предбаннике музыкалки. Под мышкой у него - пакет с нотами, под ногами - мешок с уличной обувью, на ногах - сменка: новенькие кроссовки, синие с белым. В них бы на футбольное поле, а не за пианино. - У неё сегодня всё задерживается, - говорит Володька, кивая в сторону класса Юлии Леонидовны. - Там ещё предыдущие репетируют, потом должны мы с тобой. Это, пожалуй, первый раз, когда Володька со мной говорит. Обычно он даже не здоровается, а если и здоровается, то как-то мимоходом. Я смотрю на него лишь со стороны: как он садится на низкую скамейку, очевидно, заимствованную из какого-нибудь спортзала, снимает кроссовки, надевает ботинки, застёгивает куртку, берёт под мышку пакет с нотами и уходит. Обычно уроки у него - до меня, и я, садясь после него за то же самое пианино, чувствую кончиками пальцев: я хуже, слабее, до чёртиков боюсь аккордов и басовых ключей, и пальцы мои меня не слушаются. - Тебе мама тоже гимнастёрку шьёт? - спрашиваю я Володьку, поражаясь собственной смелости. - А то! - усмехается он. - Только и заставляет мерить, как будто я в армию ухожу... После этого мы разговариваем битых полчаса: о мамах, басовых ключах и собаках, которых оба хотим завести и которых ни в какую ни хотят заводить наши родители, о кроссовках и футболе, которым Володька тоже занимается, и сегодня, видимо придётся пропустить тренировку, и даже о мотоциклах и танках, хотя в последнем я не смыслю ровным счётом ничего. А должен ведь, мне полагается, я же... солдат. Я говорю и не верю самому себе: этот улыбчивый кареглазый пацан с крепкими плечами не так уж мной пренебрегает. Значит, я тоже могу быть таким, как он, могу точно так же брать пакет под мышку, шутя одолевать заковыристые ноты. 9 мая мы садимся рядом за рояль и играем военный марш. Нажимая на клавиши, я краем глаза смотрю на Володькины руки, как делал во время каждой репетиции: ровные тонкие пальцы, крепкие запястья, манжеты гимнастёрки. Штаны у нас тоже почти одинаковые, цвета хаки, и у меня между ног зреет бугор... После финального аккорда ветераны в первом ряду хлопают нам, отчего ордена у них позвякивают, словно монеты, а у одной бабушки я замечаю слёзы в уголках глаз. Юлия Леонидовна тоже хлопает, стоя где-то у стены в глубине зала, хлопает и улыбается. А за окном распускается сирень. Уже в раздевалке, в общей суете, упустив из вида Володьку, я слышу, как шепчутся какие-то тётки: - Замечательные мальчики! Так играли в четыре руки - я аж прослезилась... - Мне очень уж понравился тот, который покоренастее... - Солнцев? Вот такой пацан - светлая голова! Умный, заботливый, ещё и в футбол гоняет. Только вот отец у него пьёт... Слушая, я всё никак не решаюсь поднять голову, а когда поднимаю, шепчущиеся тётки уже растворяются в выходящей из зала толпе. Бугор в моих штанах цвета хаки разрастается до неприличных размеров. Я ищу Володьку и всё никак не нахожу, а потом, наконец, замечаю в окно предбанника: он проходит мимо куста сирени, с нотным пакетом под мышкой, а рядом, обнимая за плечо, шагает какой-то мужик, такой же улыбающийся и коренастый. Жили мы в разных концах посёлка, разделённых длинным картофельным полем. Там, за полем, были "новые дома", и пацанва была своя. Наши иногда ходили туда на стрелки, но, конечно, без меня. Я с ужасом представлял себя дерущимся. Проще было клавиши одолеть... Тем же летом Володька переехал в город. Об этом я узнал от кого-то из взрослых - уже не помню, от кого. А город - он такой: там хоть сто лет кого-то ищи - не найдёшь. Зато мне, наконец, позволили завести пса, и я даже хотел назвать его Вольдемар, но потом раздумал. - Куда ты опять меня тащишь, а? - заорал он на всю ивановскую. - Да не ори ты, домой пошли. Тоже мне, "светлая голова"! Он был коренаст и щетинист. Такое ощущение, что борода начала у него расти ещё лет сто назад, и если бы он не брился, то, наверное, оброс бы, как Старик Хоттабыч. Глаза карие, а руки - крепкие, и пальцы - ровные и тонкие. Вскинув голову, Володька посмотрел на меня, но, конечно, не узнал. Девушка снова схватила его за руку и потащила, словно локомотив. Он что-то проворчал, а потом вдруг начал насвистывать "Подмосковные вечера". И при этом всё время попадал в правильную ноту.
16 МАЯ 2019
|
КАРИМ ДАЛАМАНОВ
Смотрите также
 #ШКОЛА
Томми Дорфман экранизирует популярный комикс о лесбийской любви
16 декабря 2023
Джонатан Бейли: "Быть геем в деревне - испытание с самого детства..."
20 ноября 2023
Стив Мартин гордится запретом своего романа "Продавщица" во Флориде
10 ноября 2023
Лейтенант-депутат Милонов "прекрасно знает", что с ним сделают в украинском плену
4 октября 2023
86 учеников гимназии в Сургуте подписали письмо в поддержку учителя, уволившегося после обвинений в "ЛГБТ-пропаганде"
3 октября 2023
"ЛГБТ-пропаганда" внешним видом: в Сургуте из школы вынудили уйти талантливого учителя математики
2 октября 2023
Власти решают, штрафовать или сажать подростков, показавших победу геев над натуралами
2 октября 2023
На 400 % выросло в США число книг, запрещенных в школьных библиотеках
28 сентября 2023
В штате Флорида трагедию "Ромео и Джульетта" запретили по закону "не говори гей"
13 августа 2023
|
  МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
Магазин Sexmag.ru
|
|
Настоящий ресурс может содержать материалы 18+
|
* КВИР (queer) в переводе с английского означает "странный, необычный, чудной, гомосексуальный". |
