КВИР - Назад в СССР...

Назад в СССР...

В Камергерском переулке мой взгляд порой не добирается до лица Чехова, а грустно падает под ноги бронзового классика. Я вижу исчезнувшие каменные ступеньки подземного туалета и останавливаюсь в грустном молчании...

писсуарный зал подземелья, небрежно бродящая по нему старуха с резиновым шлангом, из которого постоянно течет под ноги вода. Старуха не обращает почти никакого внимания на мелькающую клиентуру. Удовлетворенный как-то срывается на дикий восторг: "Если бы ты, бабка, знала как приятно поссать!"

Рядом сумрачно-таинственный анальный зал. В нем вечно недостает электрического света, что мешает вчитываться в двери, сплошь исписанные пастовыми ручками и простыми карандашами. Дверь - сплошной призыв! Иногда из соседних кабинок начинают нетерпеливо заглядывать в вашу.

Среди нетерпеливых, говорили, могли оказаться провокаторы, потому нужно было не спешить с ответом. Этот катакомбный гей-клуб жил все-таки настороженной жизнью и не спешил раскрывать свои тайны каждому.

Как-то прочитал: "Хороший парень, учусь в МВТУ". Очень захотелось познакомиться. Как вгиковский студент, искал сюжеты.

И вот идем вместе вверх по Горького. Брутальная красота юноши и неловкое молчание двух незнакомых друг другу двадцатилетних парней.

Нет ли хвоста, доверять ли другу другу, знакомиться дальше или разойтись? Кажется, поверили в свою встречу и стали искать кафе для беседы. Оба провинциалы, оба узнаем город и оба в душе недоумеваем своей порочности, стыдливо отшучиваемся, то и дело замолкаем.

В кафе "Север" берем мороженое, прячемся от летнего дождя, привыкаем к общению друг с другом. Оба невинны, молчаливы и застенчивы. Через дорогу, в книжном магазине "Москва" нам надо купить какие-то ленинские брошюры для комсомольских семинаров. Переходим с места на место, не находя себе места. Пыль, дождь, лето хмурится перед сентябрем и обсыпает нас сухой листвой с какого-то дерева.

Кончаются 1970-е, первые глотки пепси и фанты, скоро Олимпиада. Москва готовится, строится, а мы упиваемся фантой, счастливые и, кажется, забывшие, почему и зачем мы встретились в этот день. Ни роскоши родительских автомобилей, ни денег в карманах, ни блеска офисов по сторонам... Другой город, другие юноши с ленинскими брошюрами в карманах и не знающие где им притулиться, чтобы не стать распознанными.

"Шутит мать-природа над человеком", - сказал некогда Чехов и поняв, что это про нас, мы рассмеялись. Наверное, мы нашли тогда друг друга душой, потому с первой же встречи у кабины зарытого под Чеховым туалета, мы полюбили друг друга...

В "Марочных винах" мы купили бутылку "дамского коньяка" - мадера крымская с корабликом и стали пить из горлышка, медленно пьянея и ища уединения.

Через несколько дней мы пошли в театр, пили темное пиво в театральном буфете, не пошли в зал после антракта. Я повел его в туалет, и в пустом прокуренном углу мы наконец обнялись, обхватив друг друга будто перед расставанием навсегда. Кажется, сперма одновременно хлынула в наши черные сатиновые трусы и залила нас с головой. Мы не отрывали друг от друга губ, рук, тел и стояли обессиленные, так и не раздевшись, не видя своих членов, только чувствуя их давление друг на друга через застегнутые брюки.

Кажется, страстей было больше, чем на сцене, руки рвались к ширинкам и растирали сперму по упругим животам, спине и плечам. Слезы вдохновения и счастья сверкали в глазах моего друга. Я сорвал с ремня его брюки и грубо вдавил ему в анальное отверстие свою толстую головку, смазанную только что вышедшей спермой. Он вздрогнул, застонал и молча упал на мое плечо густой копной волос.

Я гладил их, целовал и все больше и больше горячился, держа его за член и яйца. Сгибаясь, выпрямляясь, гребя куда-то в кафель стены этой глухой кабинки, мы стонали уже вдвоем, изнывая в какой-то счастливой тоске и отчаянии. Наконец я начал глубинный обстрел изнутри, он взвыл вместе со мной, и мы кончили, вцепившись в ягодицы друг друга своими грязными и липкими пальцами.

Из зала раздались аплодисменты, долгие, переходящие в овацию. Мы кое-как затянули брюки на ремни, причесались у зеркал, и с мокрыми чубами выскочили на улицу, ловя на себе изумленные лица контролерш.

Лишившись невинности, как нам тогда казалось, мы удрали в мое вгиковское общежитие. Нас ждала в тот вечер пустая комната. Мой сосед по комнате приторный бабник Назар был на очередной квартире у своей очередной "панночки".

Далее началась любовь, долгая, бесконечная, без смены партнеров, без измен, с ожиданием на холодных остановках, ловлей такси, поездами, самолетами, студенческим голодом, отвагой, скитаний по чужим углам, поцелуями взаимного одиночества...

И через 25 лет мы грустно и иронично смотрим в глаза друг другу, лаская головы своих детей и жен. Доверяя еще довольно упругие головки своих членов только друг другу. С их взаимным вхождением.

В аналы наших упругих задниц мы опять молодо вдавливаем друг друга в самих себя и летим над этой ебаной сумасшедшей Москвой с ее гей-клубами, телефонами недоверия, над этой мобильной проституцией, гламуром-амуром. От нас пахнет потом, вонью ног, липкостью спермы и глубокой тоской, исходящей от этой жизни, сжатой и зажатой вечной несвободой России...

Фото Blue

13 МАЯ 2014 НИКОЛАЙ СУХОЦКИЙ

Ссылка:

Смотрите также