КВИР - Начало

Начало

И что я только не делал для того, чтобы стать наглым засранцем, идущим по головам людей...

В Москве я не так давно - около трёх лет, и, конечно же, этот мегаполис поменял меня, мои мысли, поступки, взгляды.

- Давай быстрее! - шикнула мне пухленькая девушка, завидев то, как я поднимаюсь на клирос.
- Бегу, бегу, Лин! Прости, проспал, - прошептал я, раздеваясь на ходу и бросая вещи на полку при входе. Первым делом подхожу к столику, где обычно лежит табель посещаемости. Уф, успел, еще не унесли, можно быстренько расписаться.
Табель посещаемости завели специально для того, чтобы мы не опаздывали на службы. По приходу в храм мы - певцы - дружно в нём расписываемся, сразу после начала службы его забирают в канцелярию, и уже тот, кто не успел там расписаться, считается вовсе не пришедшим - соответственно не получает за службу деньги. Система да боли простая, но очень эффективна.
- Все, Трямкин, вставай на своё место! - скомандовала все та же толстушка с камертоном в руках, увидев, что я замешкался при приветствии всех артистов нашего церковного хора.
- Линок, иду. Спокойно, ничего не случилось, все живы, - начал было шутить я, но регент цыкнула на меня, давая понять, что в данный момент она не в духе. И тут дьякон возвестил всем о начале службы. Мы запели.

Давайте знакомиться. Имя моё Анатолий. Фамилия до боли простая и отечественная Трямкин. В свои 25 лет выгляжу я очень даже хорошо (простите уж за нескромность) - молод, высок, статен, в общем такой, каким должен быть парень в четверть века. Надо отметить, что я в меру успешен в своей нелёгкой музыкальной карьере. А работаю я, точнее служу, в одном из самых известных армейских коллективов России - в ансамбле песни и пляски. Может быть вы видели по телевидению на 23 февраля или 9 мая выступления огромного хора военных мужиков, поющих Катюшу или Калинку-малинку. Приглядитесь повнимательней, вооон в четвёртом ряду, 15-й справа в форме такой - да, это я. Ещё я хожу постоянно в храм. Для многих вещей: помолиться, подумать, поставить свечи за здравие близких и упокоение душ оных, также попеть в церковном хоре. А что, практически все музыканты поют в православных хорах. Ни для кого не секрет, что за это дело платят, а порой немалые деньги. Так как музыканты в нашей стране, собственно, как и многие простые рабочие, получают немного, то церковь является для первых источником дополнительного заработка. Так вот и я хожу в храм и считаю себя верующим человеком. А что смешного? Да, я верю в Бога и даже отчасти горжусь этим. Даже такие, как я могут надеяться на местечко в раю и быть... ммм... слегка вооцерковленными.

Не могу не сказать, что в нашем храме я на особом счету. Уж не знаю, как так получилось, но многие прихожане считают меня завидным женихом, готовым взять в жены хоть сейчас достойную невесту. При виде меня все приветливо улыбаются, матери подталкивают своих дочерей поздороваться со мной, а бабульки (очень известные персонажи в православных храмах, как ворчливые и вечно всем недовольные) даже сберегают мне местечко на подсвечнике, дабы я мог поставить туда свечку. Все считают мою персону высоких моральных принципов, которая борется за честность, добро и справедливость. Наверное в создании этого образа героя нашего времени много чего сделала военная форма. На какой-то праздник я пришел в храм по парадной форме да ещё и забабахал концерт военных песен, после которого все (во главе с батюшками храма) стали относиться с особым уважением и почётом ко мне. Приятно, конечно, наблюдать за плодами своей артистической игры, но это все добротная маска, не более.
В Москве я не так давно - около трёх лет, и, конечно же, этот мегаполис поменял меня, мои мысли, поступки, взгляды. Живя в провинциальном небольшом российском городке и будучи действительно добрым, мягким, морально принципиальным человеком, у меня почему-то всегда было желание воспитать в себе чёрствость, жёсткость, беспринципность, и вместе с тем целеустремлённость. Не знаю уж откуда это желание бралось - возможно, воздействие зарубежных фильмов про успешных людей, возможно, юношеский максимализм (порой мне кажется, что он преследует меня до сих пор). И что я только не делал для того, чтобы стать наглым засранцем, идущим по головам людей. И менял внешний образ: от провинциального чмошника до провинциального типа модно тинейджера. Также был у меня своеобразный план поведение с людьми в той или иной ситуации. Да что там говорить! Я даже мелкие пакости делал людям, надеясь на то, что это меня закалит. Тем не менее в решающих ситуациях сердце моё мякло, характер плавился и в итоге я поступал по совести, после очень коря себя за слабоволие. Но тут я переехал жить и работать в Москву. Столица просто поглотила меня! Движуха, люди, ритм, циничность, прагматизм - все это перевоспитывало меня, причём так плавно и незаметно, что когда старые знакомые, говорили мне о изменении моего поведения, то поначалу я даже не верил в это. А ведь я не то, что становился, а можно сказать уже стал "сухарем". От старого меня осталась лишь оболочка да и та со временем все чаще давала трещины. Эх, Москва, Москва... И не таких меняла...

Служба продолжалась. Мы находились на балкончике под сводами храма - отсюда были хорошо видны все, кто заходил во внутрь. Смотря сверху вниз на стоящих под моими ногами прихожан, я находился словно выше над всем тем грузом их грехов, которые они сюда несли. Конечно, я и сам был далеко не святой, но почему-то смотрел свысока на этих людей и где-то в глубине души презирал их грехи, такие мелкие и пустяшные, никому кроме них не нужные. Я пел, а у самого мысли были совершенно не молитвенные - думалось про батюшек, и как им приходится выслушивать всех этих грешников, думал о храме, куда мы все идём и зачастую далеко не в лучшие периоды нашей жизни. Тут почему-то я вспомнил, как попал в этот храм вообще. А вышло это чисто случайно. Мой сослуживец уходил оттуда в другое место, и оставалась вакансия певца, на которую он меня и сосватал. Шёл я в храм исключительно для заработка, а по прошествии времени это место стало моим вторым домом. Все люди в нём стали относительно свои, а некоторые даже приятелями. Несмотря на моё снисходительно-недоверчивое отношение ко многим, могу сказать, что в общем прихожане были не плохими людьми. Потихоньку я все больше привыкал к ним и даже стал замечать, что когда долго не появляюсь в храме, то начинаю скучать по "своим" людям. За эти пару-тройку лет можно сказать, что я чуть вооцерквился и начал по-другому относиться к Богу. Тут мои мысли прервались, когда я заметил, что в храм вошла она.
Высокая, осанистая девушка с достоинством перекрестилась и сделала поклон перед царскими вратами, потом медленно повернулась всем телом и подняла глаза на клирос. Она слегка улыбнулась и еле заметно помахала мне рукой. Я улыбнулся и ещё приветливее помахал ей в ответ, норовя упасть с балкона. Да, было бы наверное смешно прочитать утренние заголовки газет - "Молодой певец церковного хора совершил акт суицида прямо в храме во время службы".
Девушка горделиво двинулась в сторону места певчих, по ходу движения еле кивая здоровавшимся с ней людям. То была Баринова Марина.

Она одна могла опаздывать на службы или даже подходить в самом её конце, так как знала, что за неё обязательно распишутся в табели. А если даже оного не произойдёт (о чем, конечно же, впоследствии пожалеют все окружающие), то сам настоятель храма проставит её явку на службу. Марина была молода и красива, но при всём том на редкость очень умна. Она смогла поставить себя так перед людьми, что чувство непонятного страха и невыполненного долга перед ней не покидали тебя ни на минуту в её присутствии. Надо отдать ей должное, что таким своеобразным положением она пользовалась не всегда, а лишь по мере необходимости. А ведь вы знаете порой возникающее то чувство вседозволенности, которое начинает кружить тебе голову так, что невозможно оценивать обстановку объективно и согласно реальности. Вот Марина Баринова была редкой девушкой, которая не допускала в этом плане вольностей. Хотя может быть это было бы лишним, когда и без того все ходят у тебя по струнке.
Не могу не описать внешность этого деспота в юбке. Среднего роста, со "свечной" осанкой, стройные ноги, переходящие в аппетитную попку-стульчиком. Далее идёт осиная талия, увенчанная не менее аппетитным (прошу заметить!) своим упругим бюстом. Фигура у Марины была не совсем стандартной и уж точно не являлась идеальной, она была слегка непропорциональной. При достаточно округлой попе и внушительной груди талия её была слишком узкой, и отдалённо Марина была похожа на роковую американскую плакатную красотку пятидесятых годов. Но именно этим она ещё более привлекала к себе внимание, именно эта её изюминка свела с ума не одну сотню мужчин. Точёные плечики, высокая шея и, наконец, лицо. Такой роковой красоты лица я ещё не видывал. Слегка пухлые губки чуть надутые, но не как у "селфи-уточек", а естественно от природы. Прямой премиленький аккуратненький носик, разделяющий невероятной красоты глаза. Изумрудного цвета роговицы не давали тебе спокойно спать всю оставшуюся жизнь при одном только взгляде на них. Раньше про такие глаза говорили бы, что они с поволокой - это как будто накрашены, но обратно же это все от природы, это всё своё. Брови ниточкой и, как учила Ахеджакова, слегка удивленно приподняты. Ни единой морщинки или какого-либо изъяна, все безупречно. В Москве вы встретите огромное количество красивых людей, но большинство из них будут неестественными - накрашенные, сделанные. А здесь такая красота, и дана просто так от рождения в подарок.
Марина или Барыня (как мы на клиросе называли её за глаза) давно положила на меня свой колдовской глаз, который я никак не мог с себя скинуть. С самого моего прихода в храм она оказывала мне знаки внимания, хотя на тот момент и была замужем за моим сослуживцем. Меня это определённо напрягало. Не то чтобы она была неприятна мне, напротив - Марина слыла первой красавицей нашей церкви, хоть и разведённой дважды; просто меня к ней не тянуло вовсе, как к женщине, и этот факт подогревал её интерес ко мне вдвойне.
- Привет, - поднимаясь на балкон, прошептала тихонько Баринова.
- Привет, - улыбнулся я.
- Ты чего это сегодня здесь? У вас же, по-моему, концерт сегодня должен быть?
- Наверное ты что-то перепутала. Концерт будет только завтра, - отвечал я между возгласами хора.
- Как дела? Долго тебя не видела. Не женился ли? - с деланным безразличием спросила Барыня.
- Нет, еще не женился. Да, собственно, пока и не собираюсь, - не знаю зачем выдал я.
- Вообще?
- Не вообще, конечно, но ближайшие лет пять ещё погуляю.
- Смотри, потом уже и вовсе не захочется, - кинула Барыня напоследок, и, давая понять, что более разговаривать не желает, отвернулась в сторону икон и начала шептать слова молитвы.

Почему-то я всегда боялся разговоров с этой девушкой. Баринова Марина, первая красавица храма, отличалась особой чуткостью на людей. У ней чисто инстинктивно получалось раскусить каждого, кто попадал в её поле зрения, что это за человек, какие у него помыслы и как вести себя с ним дальше. Последние месяцы она работала над моей персоной, и её душевное равновесие находилось в дисбалансе, так как она постоянно натыкалась на закрытую наглухо стену моего внутреннего мирка. Марину это раздражало и в то же время распаляло, ведь на её счету не было несломленных или "нераскушенных", непокорённых, а "тут какой-то сопляк заставляется напрягаться, чтобы он лишний раз обратил на меня своё внимание" - впоследствии жаловалась она подруге с клироса. Марина поставила себе цель - завоевать меня, чего бы ей это не стоило, а уж если не удастся завоевать, то наверняка выяснить причину моей необъяснимой неподступности, и, коли таковая окажется соперницей, то "устранить её на корню".
Марина даже не догадывалась, что сегодняшний день должен был стать особенным для меня. Параллельно с мыслями о Господе Боге, о роли современной церкви в нашей жизни, о всех верующих православных христиан всю службу в голове зрела моя самая главная сакраментальная мысль, не дающая мне покоя вот уже многие годы. Несколько раз я уже хотел поговорить с нашим батюшкой об этом, но каждый раз пасовал в самый последний момент, находя самые дурацкие причины и отмазки. Но именно сегодня я твёрдо решил для себя, что в этот день все случится и пусть все будет так, как будет. А могли быть кардинально противоположные последствия - от понимания и всепрощения до ненависти и отлучения. Наш батюшка-настоятель отличался крутым нравом и порой самыми неожиданными решениями вопросов. Эта неизвестность меня пугала и давала повод для воображения самой немыслимой реакции батька на мои грехопадения. А ведь мне очень не хотелось уходить из храма в случае, коли Амфибрахий (так звали нашего настоятеля) рассердится. Несмотря на мое цинично-снисходительное отношение ко многим людям из храма, я понимал, что привязался ко всем со страшной силой. Здесь я был нужен им, а они мне. Я осознавал полностью тот факт, что я могу лишиться всего этого по сути уже почти родного окружения в одночасье, и тогда та тоненькая ниточка, которая в последнее время хоть как-то соединяла меня с миром истинной человечности, взаимопонимания, милосердия и совестливости, оборвётся. А если уж она порвётся, тогда, боюсь, у меня не хватит сил и твёрдости характера натянуть её снова, и мои руки будут полностью развязаны навстречу всему низкому, что есть в человеке. Все эти мысли были смешаны в моей голове в виде одной большой каши страха и предвкушения чего-то переломного.

Служба подходила к концу и с приближением оного моя "каша" всё более начинала закипать. Наверное в те минуты я был похож на психически больного человека, типа шизофреника, уставившегося в одну точку. Взгляд мой был отстранённым, видно было, что я мыслями где-то далеко и все сопутствующие дела (на тот момент пение молитв) делаю чисто автоматически.
Пытаясь воспроизвести мои переживания, действия, мысли, происходящие в тот момент, я понимаю, что воссоздаю их по малюсеньким кусочкам, словно старинную давно утерянную мозаику, так как толком ничего не помню. Когда в конце службы я на автомате спустился с балкона, прошел мимо алтаря, спрятанного за царскими вратами, минул иконы чудотворцев и мучеников и встал у выхода, откуда должен был появиться настоятель, то весь храм сократился в моём мироощущении до размеров этой самой двери, откуда должны были появиться моё наказание и спасение в одном лице. И вот дверь приоткрылась и из-за неё показался черный монашеский подрясник отца-настоятеля. Все вокруг казалось окутанным густым дымом (словно от ладана), который никак не сможет разогнать даже самый сильный сквозняк. Все застыло. Я видел только монашескую фигуру, медленно и мягко приближающуюся ко мне. Полы одеяния слегка колыхались при каждом шаге Амфибрахия, кисточки пояса качались маятником. Мне показалось, что образ старца был объят ясным и чистым ореолом, сразу за которым начиналась туманная непроглядность. Все это происходила, как в замедленной съёмке. С каждым шагом батюшки ко мне эта мгла сгущалась вокруг меня, давя своей напряженностью и норовя задушить. Святые смотрели на меня сквозь эту размытую толщу с укором и некоей досадой. И казалось даже, что огоньки лампад перед образами потускнели, во всем храме воцарилась ожидающая звенящая тишина. Я стоял перед батюшкой, как заколдованный, и не мог раскрыть рта. Сердце колотилось неимоверно, на носу выступили маленькие капельки пота, все тело покрылось мурашками. Вдруг луч солнца, промчавшийся по серебряному кресту священника и ослепивший мне глаза, словно вывел меня из ступора, и я произнес эту заветную фразу, которую прятал в себе ни много ни мало всю сознательную жизнь:
- Батюшка, я гей...

25 ЯНВАРЯ 2017 ОЛЯ ВАКУЛА

Ссылка:

Смотрите также

#АРМИЯ, #ЗНАКОМСТВА, #КАМИН-АУТ, #РПЦ

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

Наступает лето! На охоту выходят борцы за нравственность и полиция

Как военный конфликт с Россией продвигает на Украине права ЛГБТ

Военный конфликт на Украине, оказывается, способствует развитию ЛГБТ-сообщества, считает Politico.

Бог как невеста: религиозная история гендера

Федор Дубшан на страницах проекта Q-Rated.Space рассказывает о взгляде на гендер в разных религиозных и духовных традициях: от христианского мистицизма до неоязычества.

В РПЦ считают, что "...ЛГБТ и пропаганда убийства человека - явления одной цепи"