КВИР - Машины морали, машины любви

Машины морали, машины любви

Глава 2. Тонкости телепортации

Майкл освободил руку, чтобы задать вопрос.
- А любовь - это тоже ограничения? - на который через некоторое время ответил сам, - почему же эта мысль не пришла раньше?
Если бы эта мысль появилась раньше, многое из того, что произошло, не случилось бы.

Высасывал ли аскетичный минимализм уют из квартиры или придавал прямоугольному пространству ощущение свободы - сказать сложно. Гостиная и рабочий кабинет - такой была современная формула удобного жилья. Равномерно распределённые пуфики на колёсиках, складной стол в полу, умеющий превращаться из стола в журнальный столик или вовсе исчезать из комнаты - главный атрибут гостеприимства. Пара искусственных бонсаев, которые не требовали ухода, - по углам комнаты, органический текстурированный пол с фракталами вместо ковров - формула домашней эстетики.
Единственным элементом индивидуальности жилища мог бы стать лишь хозяин, но и он не отличался решительно ничем, если только за индивидуальность нельзя было бы принять отсутствие стиля, отросшие волосы и щетину.
Гость прошёлся по периметру комнаты, хаотично растолкал пуфики, и, окончив круг, уселся. На затылок прыгнул солнечный зайчик, намекая на ясный день. Гость поднял вопрошающий взгляд на хозяина.
- Может быть, кофе? - предложил хозяин в знак гостеприимства.
- Стакан воды, пожалуйста, - улыбнулся гость в то время, как коротко стриженные пепельные волосы пропустили луч света. Блик от чужого окна вздрогнул и исчез.
Хозяин нажал на кнопку, распахнувшую бар в стене, и налил воды. Он аккуратно передал стакан гостю из рук в руки, обращая внимание на его высокие квадратные скулы. Эти скулы создавали образ короля жутких тёмных веков. Властный, внушающий трепет и страх.
- Майкл, - представился хозяин.
- Ал, - вежливо ответил гость.
Майкл попытался двинуть пуфик на прежнее место, но Ал попросил его сесть. Они оказались друг напротив друга.
В доме не было ни книг, ни фигурной посуды, ни иной мебели, которая бы могла вместить в себя мишуру. Даже освещение не занимало место. Точечные источники света были рассыпаны, словно звёзды по фигурному потолку, и включались специальным движением рук.
Большой экран в правой стене отображал человека. Это была картина, на которой одинокий странник с длинными волосами сидел среди камней. Тяжёлая голова накренилась вниз, а ладони сложились в свод храма. Предрассветные сумерки вились у ног словно змеи, пытаясь сковать волю и думы, но мысли странника убегали далеко за пределы экрана. Майкл переместил взгляд с изображения на гостя. Что между ними общего?
Говорить было не о чем, но о чём-то нужно было говорить. Майкл выжидал, когда гость сделает первый шаг, но тот в абсолютной тишине лишь осматривал профиль. Майкл не выдержал:
- Вы местный? - обычно такой вопрос задают тогда, когда хотят определиться в длительности знакомства.
- Утром только из Торонто.
К несчастью гостя, Майкл знал на память расписание всех авиарейсов из Торонто в Вену, Мюнхен или Цюрих, и даже другие варианты прибытия в аэропорт неподалёку от Кёльна с пересадкой. Он хорошо помнил, что раньше двух часов дня прилететь в город было невозможно. Это знание досталось ему от прошлых отношений с человеком, с которым он виделся чаще в аэропорту, чем по жизни.
- Этого не может быть, - вежливо подметил Майкл.
Гость повернул голову к изображению странника среди камней и ответил:
- Почему же не может?
- Потому что самолёт ещё даже не приземлился, - с нотками напряжения сказал Майкл. - А телепортацию ещё не изобрели.
- И не изобретут, - сказал Ал, - телепортация невозможна, - он снова обратил свой взор на хозяина квартиры, и Майкл прищурился, пытаясь понять смысл.
- С чего это вдруг? - спросил он.
Гость снова взглянул на картину со странником среди камней, улыбнулся и ответил:
- Там, где есть разум, телепортация невозможна.
Майкл напряг все свои извилины, чтобы вспомнить хоть какие-то факты, способные хотя бы отдалённо объяснить услышанное. Он смотрел на гостя с недоверием и с искренним интересом. Желание поспорить почти вырывалось из его уст, но он смерил визитёра взглядом и вежливо обратился:
- Разве между этим есть какая-то связь?
Гость хитро зыркнул, подвинул пуфик так, чтобы его колени коснулись коленей Майкла. Майкл сжался.
- Возьми меня за руку, - сказал Ал. Майкл протянул ладонь, и гость сжал её. - Что мы только что сделали? - спросил Ал, на что хозяин пожал плечами, а гость немедленно ответил:
- Мы создали связь.
Ал потянул Майкла на себя.
- И теперь часть движений твоего тела ограничена этой связью. Значит связь - это ограничение, а ограничение - это связь. Слова разные, а смысл один.
Майкл освободил руку, чтобы задать вопрос.
- А любовь - это тоже ограничения? - на который через некоторое время ответил сам, - почему же эта мысль не пришла раньше?
Если бы эта мысль появилась раньше, многое из того, что произошло, не случилось бы.
Майкл протянул руку к стакану воду и осушил до дна. Потом он вспомнил, что стакан был не для него, и посмотрел с опаской в сторону гостя, пытаясь обнаружить осуждающий взгляд. Но на лице Ала не было даже следа враждебности. Майкл подошёл к пуфику, чтобы перетащить его на законное место, а после повторил это с остальными. Остался лишь тот, на котором сидел гость. Ал спокойно наблюдал за действиями хозяина, дав короткий комментарий:
- У тебя связь с ними.
- Это мои ограничения, - признался Майкл. - Если они не находятся на нужных местах, мне кажется, что я не у себя дома.
- А если они на нужных местах?
Майкл было хотел что-то ответить, но Ал взял его за руку, тепло разлилось по всему телу, и ненужные мысли исчезли с горизонта, уступив своё место чувствам. На несколько часов привычка беспокоиться по поводу неправильно стоящих пуфиков покинула Майкла. Пришёл вечер.
Майкл лежал на широком матрасе, беззаботно уставившись в потолок. Он повернул голову в сторону Ала, чтобы рассмотреть грациозный поток мышц на поверхности бедра. Ощущение красоты восхитило. "Мой бог" - подумалось ему и сразу после этой мысли вернулось беспокойство относительно правильности поступков.
Майкл вспомнил их встречу в доме EL-DE и попытался понять, с чего всё началось. Что заставило его оказаться в музее. Он не любил тратить время на созерцание прошлого, музеи были ему чужды. Но что-то же произошло утром этого дня?

* * *

Если Антонио, нейрохирург, был примером смелой решительной личности, в которой Майкл видел недостаток скромности и ласки, то Джимми, с морем скромности и ласки, отталкивал нерешительностью. Карл был умный, но недостаточно красивый, а Ральф - красивый, но недостаточно умный. Иван имел и то и другое, но ничем не увлекался.

А утро этого дня началось с раздумий над сервисом "Мемра", который обещал поднять эффективность поиска любви на новый уровень. Учёные вплотную подобрались к разгадке таинственного чувства, и не воспользоваться этим открытием было бы неразумно как с точки зрения получения прибыли, так и с точки зрения улучшения качества жизни.
Майкл был одним из самых заинтересованных лиц в успехе данного мероприятия. Несмотря на расцвет умственных и физических сил, он был совершенно одинок, и если лет пять назад этот факт внушал вдохновение, то сейчас в голове Майкла медленно ползли пугающие мысли об ущербности. Как же так вышло?
Любовь - чувство привязанности к образу, который отличается от реального человека. У "обычных" людей происходит постепенная подгонка образа к реальной личности, а кое-где любимый человек сам становится похож на образ. Но у Майкла, кажется, вообще не было никакого образа.
Если Антонио, нейрохирург, был примером смелой решительной личности, в которой Майкл видел недостаток скромности и ласки, то Джимми, с морем скромности и ласки, отталкивал нерешительностью. Карл был умный, но недостаточно красивый, а Ральф - красивый, но недостаточно умный. Иван имел и то и другое, но ничем не увлекался. Во время работы оказывался недоступен, а в быту недвижим. Кучерявый Торвальд был всесторонне развитым астрофизиком, но разговаривать с ним не представлялось возможным, потому что он разбирался во всём. Толик хорош, но удивления не вызывал, а Антонио вызывал столько удивления, что Майкл порой его боялся. Антонио не спешил выражать внимание, а Джимми дарил столько внимания, что хотелось его задушить.
Звуки тяжёлого перекатывающегося железа отвлекли Майкла от грустных мыслей. Он поднял голову. Звук, похожий на катание штанги по полу, повторился снова. В квартире над ним жила старушка - божий одуванчик, и звук тяжёлого железа никак не мог принадлежать ей. "Что ж. Стало быть, у неё молодой любовник. Она платит ему деньги, а он каждое утро после секса занимается спортом, - так Майкл объяснял себе эти странные звуки. Подумать только, она купила любовнику мини-спортзал. И это в её то годы". Но сколько именно лет старушке - он не знал.
Майкл проверил мессенджер, заглянул в аккаунт Джимми и увидел новое фото в ванной. Ничего не ответив, он закрыл чат, оделся и уже ровно через двадцать пять минут стоял на улице с забавным названием Комёдиенштрассе. Прямо перед ним виднелась рекламная панель с фотографиями надписей заключённых на неизвестном языке. Ниже был перевод: "Вася, я люблю тебя, не могу без этого чувства, вспоминаю каждый день. Кажется, это всё, что осталось".
"Человек вот-вот умрёт, а всё, о чём он может думать, - это любовь", - подумалось Майклу, он сделал буквально несколько шагов вперёд, вернулся к рекламному щиту и перешёл на противоположную сторону по направлению к дому с инициалами EL-DE. Дом некогда был арендован гестапо у католика и коммерсанта Леопольда Дамена.
Мрачные подвалы пыток не произвели особого впечатления на Майкла в отличие от настенных надписей. Их можно было разделить на несколько групп: свидетельства существования, надписи о дружбе, о свободе, надписи отчаяния и надписи о любви. Майкл постарался залезть в шкуру заключённого, чтобы увидеть жизнь с его точки зрения.
В тишине размышлений он почти добрался до выхода, как вдруг его остановил незнакомый голос:
- Когда человек попадает в тюрьму, ставшую молчаливой свидетельницей преступлений, и хранящую надписи мучеников - самое важное, что он может увидеть, - вовсе не надписи мертвецов, а отзывы живых людей, которые прошли её коридорами.
Голос, сперва словно возникший в воображении, принадлежал мужчине, которого Майкл увидел впервые. Незнакомец походил то ли на герцога, то ли на короля. Образ древнего правителя проступал в овальном лице с чёткими квадратными скулами, на которых угадывалась щетина, так же покрывавшая волевой подбородок. Пока Майкл молчаливо разглядывал внешность, мужчина взял его за руку, как взрослые берут детей, и заставил сделать несколько шагов к книге отзывов. Жестом он предложил взглянуть на неё.
Майкл повиновался и увидел записи, сделанные разным почерком на разных языках. Тут был французский, немецкий, русский, китайский и итальянский. Майкл отлично понимал английский и прочитал заметку, сделанную японцем, в которой говорилось, что глупцы всегда остаются несмотря на опыт прошлого, а люди не меняются. "Дураки не учатся, а их большинство", - говорилось в заметке. Её автор не удивлялся бессмысленности смертей, ведь ему казалось, что и сама жизнь бессмысленна.
Майкл пересмотрел несколько страниц. Где-то кричали слова: "Never again" (Никогда снова). Но внимание привлекла надпись на английском языке, выполненная красивым почерком, где каждое слово начиналось с заглавной буквы:
"Спасибо За Напоминание О Том, Что Мы Все Есть Люди".
Именно так Майкл познакомился с Алом, и уже через час Ал сидел на мягком пуфике у Майкла, а ещё через минут сорок они касались чувств друг друга сквозь горячие границы собственных тел.
Майкла беспокоили два ощущения: красота и преднамеренность. Речь шла не о красоте тела "случайного" гостя, и не о красоте души, которую Майк не мог знать. Это была некая красота "вокруг". Предчувствие, восторг. Майкл старался подобрать нужные слова и, чем больше пытался, тем больше понимал, насколько сложное ощущение овладело им.
Преднамеренность. Где-то в событиях этого утра таилась чёткая преднамеренность. Может быть, она скрывалась в рекламной вывеске? Может быть, в книге отзывов? Может быть, в самом госте? А может быть, во всём вместе взятом. Внутри было чёткое ощущение, что Майкл уже знал этого человека когда-то давно. Но такое чувство случается и по отношению к тем, к кому испытываешь симпатию. На самом деле нет! Чувство давнего знакомства можно испытывать к человеку, который буквально думает так же, как и ты! Майкл вспомнил, что это было доказано экспериментально, и ещё раз постарался вспомнить - не встречался ли он с этим человеком в прошлом? Память не поддавалась.
Он подождал, когда Ал облачится в одежду, чтобы начать свой расспрос.
- Какая у тебя цель? - спросил в лоб Майкл.
Он намеревался застать гостя врасплох. Оглушить его прямотой, заставить нервничать. Но Ал не только не удивился, он даже не задумался над ответом:
- Привлечь твоё внимание.
- Почему именно моё? Ты меня знаешь?
Ал поводил глазами по телу Майкла, словно рассматривая что-то внутри него:
- В каком-то смысле да.
- В каком? Мы встречались раньше?
- Можно сказать, что встречались, - ответил Ал.
Беседа перешла в режим допроса в стиле блиц. Вопросы, которые Майкл накопил за последнее время, сыпались как из-под пулемёта, но у Ала все ответы были наготове. Перестрелка ускорялась.
- Когда?
- Пару сотен лет.
- Пару сотен лет назад? И кем же я был в прошлой жизни?!
Было заметно, что ответ про "пару сотен лет" разозлил Майкла, и Ал постарался исправить ситуацию.
- Извини, я не точно выразился. Я не имел ввиду, что знаю именно тебя. Я встречался с человеком, который очень похож на тебя. В мире живут люди, похожие друг на друга, не столько внешне, сколько внутренне.
- Ага, то есть это был как бы мой двойник. Или я его двойник?
- Нет, это не был двойник. Это человек, который мыслит схожим с тобой образом.
- То есть ты хочешь сказать, что двести лет назад существовал человек, который мыслит так же, как и я?
- Да, ваш багаж знаний и опыта различен, но ход мышления подобен.
Наконец Майкл выключил пулемёт вопросов и задумался по-настоящему.
- И это несмотря на весь прогресс в культуре? То есть, за двести лет ничего не изменилось?
- Не изменилось. И не только двести лет, но и тысячу.
На лице Майкла появилось притворное удивление.
- Даже тысячу?! Хорошо! А когда ты встретил человека, похожего на меня, в первый раз?
- Ну если не учитывать пуфики, думаю, очень давно.
"Если не учитывать пуфики", - запомнил Майкл. Он не понял, что это значило, но решил не заострять внимание. Его интересовал другой вопрос:
- Насколько давно?
- Не знаю. Я часто путаю людей с другими... людьми.
Майкл удивился на самом деле:
- Другими? Превосходно, - он пытался словить смысл фразы "другие люди" по интонации угадывая, о каких именно "людях" идёт речь, и догадка про инопланетян вызвала негодование. - Серьёзно?! Значит, существуют другие люди? Ты хотел сказать, не совсем люди?
- Именно это я и хотел сказать.
- То есть ты живёшь много лет.
- Не совсем.
Майкл разгорелся. Его мысли задёргались. Он ощутил себя следователем на допросе. И как опытный следователь он сделал паузу, чтобы понять, какие вопросы нужно задавать, чтобы вывести человека на чистую воду. Точно, вот оно. Майкл вернулся к мини-бару, чтобы наполнить новый стакан кристальной воды. Он постарался успокоиться и мыслить логически.
- Скажем, ты существуешь много лет, - он протянул гостю чистой воды.
- Верно, - Ал принял стакан, выражая кивком благодарность.
Майкл попытался найти микровыражения, чтобы определить признаки лжи в словах человека, но лицо было ровным.
- И как много? Сто, тысячу? - хозяин всматривался в мелкие морщинки вокруг голубых глаз.
Гость отвёл взгляд в сторону, что означало попытку вспомнить и косвенно указывало на намерение сказать правду:
- Можно сказать "всегда".
- Всегда?! - в одном вздохе Майкла выразились чувства удивления, негодования и восхищения.
- Это слово в твоей культуре лучше всего выражает смысл, который я бы хотел передать, - сказал Ал серьёзным голосом.
Майклу нужно было время, чтобы обдумать суть сказанного. Не стесняясь, он принялся рассуждать вслух:
- Как бы всегда - значит, либо с начала существования всего, либо с начала существования Земли, либо... с тех пор как существуют люди?
- С самого начала.
- Существования всего?
- Того, что ты называешь словом "всего".
- Вселенной?
- Можно сказать и так, - Ал небрежно качнул головой.
Майкл попытался вспомнить способы выявления шизофрении. Нужно было найти явные парадоксы в мышлении или расхождения с реальностью. Для этого следовало составить цельную картину.
- Значит ты живёшь с начала вселенной?
- Существую...
- Между словом жить и существовать есть разница? - уточнил Майкл.
- Есть. Значительная. - Ответил Ал. - Сейчас я живу. А вообще существую.
- Что это значит?
Ал остановился прямо напротив Майкла:
- Когда ты придумываешь идею - она оживает. Она волнует, - Ал показал рукой волну, - переполняет восторгом, влияет на твои мысли и поступки. Если что-то влияет - значит оно живёт.
Майкл немного смутился. Попятился назад, напряг память. И с негодованием воскликнул:
- Что это за новое определение жизни?! Если что-то влияет, то оно живёт? Да всё влияет! Но не всё живёт. Умершие люди тоже влияют на нас, волнуют воображение, но они не живы.
Ал приблизился и подтвердил:
- Вирусы тоже влияют, но они не живы. Это потому, что человек провёл условную черту между мёртвыми и живыми. Мёртвые порой влияют на наши поступки, но весьма ограниченно. Их сила похожа на силу вируса. Каждый человек оставляет свой след в памяти и поэтому никогда не умирает для общества людей. Все помнят законы Ньютона, но мало кто уже помнит, каким был этот человек, чего он хотел, боялся или желал. Его страсти ушли и больше не властны над вашими судьбами.
Майкл перебил:
- Красивая аналогия, не спорю! Но далеко не все люди оставляют СВОЙ след.
- Правильно, - согласился Ал, - вообще никто не оставляет СВОЙ след.
- Как это? - удивился Майкл.
- Люди ступают чужим следам, делая их глубже. Поэтому никакой их шаг не пропадает бесследно. Поступки существуют намного дольше, чем кажется.
Майкл медленно попятился, пока его спина не упёрлась в стену. Он хотел отойти подальше, словно мыслям требовался дополнительный простор. Он никогда не задумывался над тем, как люди оставляют следы. Идея о том, что последствия складываются, никогда не приходила Майклу в голову.
- Видишь, - Ал показал пальцем прямо на Майкла, - эта идея заставляет сердце биться чаще, ты возбуждён и ощущаешь, что твоя жизнь изменилась, как только ты почувствовал красоту идеи. Разве она не живая?
- Хм! - Майкл фыркнул и постарался вспомнить критерии жизни из биологии:
- Разве идеи эволюционируют? Размножаются?
- Конечно, - подтвердил Ал, - они изменяются, переходят от человека к человеку, живут и умирают вместе со своими хозяевами. Они живут в людях, а существуют на страницах книг и в цифровых носителях. В этом разница.
Майкл постарался подытожить:
- Выходит, если ни на что не влияешь, то - существуешь. А если влияешь - значит, живёшь?
В этот самый момент послышался звук перетаскиваемого железа. Майкл вздрогнул. Ал поднят голову вверх и сделал несколько шагов, словно что-то рассматривал на потолке.
- Ты не заходил в гости к соседке? - Ал внезапно рассмеялся.
Майкл покачал головой.
- Поэтому и гремит, - объяснил Ал.
Майкл хмыкнул:
- Как это связанно?
- Почему бы тебе не узнать самому?
- Там живёт женщина пожилых лет, и у меня нет причин мешать ей.
Ал вдруг сделался серьёзным:
- Этот парадокс раздражает даже меня.
- Какой парадокс? - насторожился Майкл.
- Потребность внимания и страх беспокойства.
Майкл пожал плечами. Сейчас он думал совсем о другом.

* * *
После митинга коллеги принялись уговаривать Майкла не отменять намеченный вечер. И хотя Майкл не собирался соглашаться, Ал легко переубедил его.
Гости расположились в знакомой комнате. Раскладной овальный стол на паучьих ножках обычно предназначался для настольных игр типа Каркассон. Стол вмещал восемь персон, обеспечивая максимальный комфорт общения. Люди могли обсуждать что-то вместе, а могли условно поделиться на две или три группы. По бокам умещалось шесть человек, а с торцевой стороны сидел Майкл. Сегодня на противоположной части стола добавился его новый знакомый Ал. По левую сторону от Майкла находились: Виктор, Мо и Нэнси, а по правую: Паоло, Рене и Рейчел.
Виктор источал жизнерадостность и счастье и выражал яркую заинтересованность сегодняшним вечером. Мо отражала его радость. Нэнси как обычно смотрела бы в противоположную от Виктора сторону, но так как теперь там находился Ал, её взгляд был уставлен вниз, а голова наклонена немного набок, словно у Иисуса на "Тайной вечере".
Паоло походил на молодого человека без определённого места жительства, с еле виднеющимся пушком на скулах, нечёткими светлыми усами и такими же светлыми глазами светло-серого стального цвета. Несмотря на отвратительный имидж, природа одарила Паоло симпатичным лицом с признаками интеллекта, которые возможно отражались в его бездонных максимально серьёзных стальных глазах. Но весь этот образ мальчика восемнадцати лет был насквозь фальшивым. Паоло намеревался отпраздновать сорокалетие, и единственное, что напоминало о его истинном возрасте, - маленькие паучьи лапки в уголках глаз, которые можно было разглядеть лишь тогда, когда он улыбался. Но Паоло не улыбался. Почти никогда.
Загадочный дар природы позволял ему врать на свиданиях, выдавая себя за молодого недалёкого человека, играть роль подростка, погружённого в нуар, бессмысленного, мрачного и пустого, словно камера-обскура. И лишь немногие, в том числе Майкл, знали его с другой стороны: иногда неприятного, колкого, едкого, но интересного и небанального человека.
Паоло всегда сидел напротив Виктора, но никогда с ним не говорил. Его собеседниками были Майкл по левую руку и Рене по правую. Рене был самым старшим в этой компании и наиболее раскрепощённым в поведении. Он не излучал бесконечную радость, скорее лучи иронии и сарказма, но делал это особым благодушием, чем вызывал симпатию.
Рейчел блистала свежим каре. Этим вечером она собиралась совсем на другую вечеринку, но, учитывая всю пикантность ситуации, - напросилась. Она была в отличных отношениях с Майклом, и ещё у Рейчел имелась тайная миссия. Суть миссии заключалась в пропаганде свободных отношений, а также в борьбе с пуританством. Интуиция подсказывала Рейчел, что сегодня у неё будет возможность показать себя во всей красе.

- Майкл - завидный жених, любит необычных людей. И тут появляетесь вы, загадочный гость, который изображает всевышнее существо. Хороша уловка!
Виктор надеялся поразить незнакомца в самое сердце, вызывав удивление, сожаление и в конце концов страх, но ни одна из этих эмоций не посетила Ала, он лишь задумчиво сказал:
- Почему люди склонны обвинять других в том, что любят совершать сами?

Зловещая тишина настигла тайное собрание, когда Майкл приготовил чай, а после расставил блюда со сладостями. Виктор пёстро улыбался. Мо смотрела на Виктора. Паоло следил за Майклом. Нэнси выбирала глазами: "Так, попробую сперва это, потом то, потом...". Она всегда так делала: сочиняла "походную карту" сладостей. Все сладости согласно убеждениям Нэнси должны быть доставлены в рот в порядке от "так себе" до "очень вкусно". Рейчел уверенно демонстрировала серебряную подвеску с голубым шаром из минерального стекла и выжидала. Она делала ставку на Виктора. Виктор безусловно хотел задать вопрос, его глаза говорили об этом, его руки, переставляющие чашку с места на место, говорили об этом. Да и сам Виктор, излучающий голубоватый цвет взволнованного счастья, говорил о том, что ему до боли хочется задать вопрос.
Нэнси тем временем сортировала сладости в уме. Рядом с Виктором лежала горка разноцветных макарун. Нэнси собиралась оставить их напоследок, но не так, чтобы слишком, ведь ресурс макарун слишком ограниченный, чтобы оставлять их другим. Напротив Мо стояли конфеты в форме сердца, переливающиеся словно драгоценности благодаря необычной блестящей поверхности. В центре блюда была выложена пирамидка из продолговатых шоколадных конфет с алкогольной начинкой, а внизу словно древние камни были разбросаны трюфели, обсыпанные какао-порошком. Нэнси улыбнулась им голодной улыбкой, заговорщицки прищурила глаз и потянулась шаловливыми пальчиками. Кусь!
Виктор задал первый вопрос Алу:
- Так всё-таки, чем же вам понравился наш Майкл?
Слово наш было произнесено с таким интересным оттенком, словно Майкл приходился Виктору сыном или рабом. Уловить тонкую грань между этими двумя понятиями в голосе Виктора было сложно.
Нэнси томно зашлёпала челюстями, впиваясь в тело шоколадного трюфеля: "Чмок, Чмок".
Между тем Ал ничуть не смутился, доброжелательно взглянул на Майкла и, сделав руками небольшой жест, как бы намекающий: "что тут может быть не понятно", ответил:
- Красотой.
Вик рассмеялся:
- Да, да, конечно! Никто и не спорил, Майкл у нас красавец, - снова это необычное "у нас". - Но кроме?
Нэнси потянулась за прямоугольной конфетой из шоколада, покрытой тонкими струйками цветной карамели. Потом посмотрела направо, налево, согласно правилам дорожного движения, и, не обнаружив никаких противопоказаний, сделала "Кусь"!
Было заметно, как Ал неприятно смутился:
- Вы меня не поняли. Я говорю о внутренней красоте.
Паоло повёл бровями, слегка вытянул губы. Рене заговорщицки улыбнулся в сторону Паоло.
Виктор снова пёстро засмеялся:
- Да, да, но как же! Вы же едва знакомы! Разве можно за столь короткий срок что-то узнать о характере человека?
Рейчел интеллигентно без шума и пыли помешивала воображаемый сахар изящной ложечкой. На миг она остановилась, кинула взгляд на Нэнси, которая уже мысленно пыталась ограбить башню с красными сердцами, и вопросительно посмотрела на Ала.
Ал также уловил сигналы Нэнси, и подвинув сердца к ней, ответил:
- Я говорил не о характере, а о красоте идеи.
Нэнси поблагодарила Ала кивком головы и стащила красное сердце: "Кусь!"
Смех Виктора внезапно прервался. Он повернулся к Майклу и спросил у него:
- Майкл, у тебя появилась новая идея? Это было бы очень кстати в нашей ситуации, - слова "в нашей ситуации" имели тот же неповторимый оттенок, что и "наш Майкл".
Майкл помотал головой, но Ал ответил за него:
- Он ещё не осознал. Но уже думает о ней, и она прекрасна.
Мистическая тишина подкралась к присутствующим. Нэнси набиралась наглости попросить Мо, чтобы та подвинула блюдо с макарунами.
Виктор чувствовал, что всё идёт по плану:
- То есть, вы знаете, какая идея придёт Майклу в голову. Отчего же вы не скажете ему? Или хотя бы не намекнёте?!
Нэнси вежливо коснулась рукава Мо: "Мо, макаруны, - означали её жесты. - Макаруны!".
Ал ответил без тени юмора в голосе, при этом повернувшись лицом к Паоло, забавно прищурил глаз:
- Разве родители могли знать, каким мужчиной станет мальчик, который любил ломать игрушки?
Виктор широко улыбнулся и, взмахивая руками, произнёс:
- Ах! Именно я был таким мальчиком!
- Совершенно верно, - подтвердила Мо, протягивая макарун для Нэнси.
- Но как можно оценить красоту идеи, если вы не знаете её? - не унимался Виктор.
- Да, да, - подтвердила Мо.
- Очевидно, речь идёт об имплицитном знании вне вербального выражения, - сказал голос напротив Виктора.
Источником неряшливого на вкус детского, но уверенного голоса был Паоло.
- Вы в этом что-то понимаете, Паоло? - спросил Виктор.
Паоло ничего не ответил, а лишь бросил взгляд в сторону Ала.
- Правда, - ответил Ал Виктору, - понимание и красота связаны.
Ал сделал театральную паузу:
- Даже больше, эти слова означают одно и то же. Если ты способен чувствовать красоту, значит понимаешь её. Но в то же время мало кто способен словами объяснить рассвет или закат, звёздное небо, узоры листьев и паутины, звуков мелодии.
- О! Я с вами совершенно согласен! - просиял Виктор. - Но я бы сказал, что никто не способен объяснить красоту!
- Неправда. Листья, деревья, паутина, кровеносные сосуды - всё это фракталы, - перебил детский голос Паоло.
Ал улыбнулся:
- Объяснить можно, но чувство красоты возникает раньше объяснения.
Гости оживились. Было заметно, что их внимание включилось в работу, и если до сих пор большей части компании было всё равно, то сейчас каждое ухо приготовилось. Паоло следил за Алом, Рене за Паоло, Мо за Виктором, Рейчел за Нэнси, а Нэнси за макарунами. На Майкла никто не обращал внимания, кроме Ала.
Виктор нагнетал темп:
- Но как возможно видеть идею? Вы умеете читать мысли?
- Нет, не умею, - ответил Ал.
- Что же имеется ввиду? - пёстро улыбался Виктор.
Ал выдержал паузу, во время которой подбирал слова:
- Есть такая пословица: рыбак рыбака.
Виктор искренне развёл руками:
- И что это значит?
На лице Паоло лишь промелькнула тень скрытой улыбки:
- Разве не ясно, это значит, что он и есть идея, - тихо сказал Паоло.
За столом воцарилась тишина, которую прервал уверенный голос Рейчел:
- Мемра, Маамар, Логос, Слово - творческое начало Бога. Вы бы знали это, если бы увлекались историей, - она удовлетворённо осмотрела Ала, который молча кивнул ей. - Если упростить, всё это можно назвать идеей. Значит, если Бог существует, то в первую очередь он должен быть не столько человеком, сколько идеей. Разве это не было бы самым логичным?
- Верно, - серьёзным тоном произнёс Ал. Майкл сидел в оцепенении.
- Какое удивительное совпадение! - Рейчел пристально посмотрела в глаза Майклу. Майкл молчал, в то время как Виктор собирался с силами, чтобы сложить воедино копьё слов:
- Выходит, вы и есть Бог? - спросил он, подразумевая абсурдность этого вопроса, всматриваясь в окружающих, желая обнаружить поддержку.
Ал ответил ровным тоном:
- Мемра, Логос, - эти слова мне ближе, - он посмотрел на Майкла. - Слово "Бог" в человеческом языке меньше всего вызывает понимание. Оно сродни крику, обсценной лексике без смысла. Сильная эмоция и при этом эмоция на мой взгляд пошлая и даже грязная.
- Даже так?! - с неподдельным удивлением звучал голос Виктора.
- В это сложно поверить, - сказала Мо.
- Слово "Бог" - означает создатель всего сущего, - добавил Виктор.
- Совершенно верно, - подтвердила Мо.
- И это ужасно пошлая мысль: создатель всего, словно всё могло не существовать, а Бог - мог.
Виктор не унимался:
- Но вы же видите красоту в идеях, значит, не все идеи прекрасны?
Ал отрицательно покачал головой:
- Не все мысли - идеи. Некоторые похожи на идеи, кажутся идеями, но не есть идеи.
Рейчел отодвинула чашку и включилась в разговор:
- Кажется, я понимаю. Вы не создавали вселенную из ничего, вы её выдумали.
- Точнее, открыл, - поправил Ал.
- Наподобие того, как люди открывают идеи?
- Да, наподобие этого, - согласился он.
- Это многое объясняет, - проговорила Рейчел в полутоне от шёпота.
- Неужели вы собираетесь поверить в это? - возмутился Виктор.
- Абсолютно согласна, - подтвердила Мо.
Виктор не стал сдерживаться на этот раз:
- Майкл - завидный жених, любит необычных людей. И тут появляетесь вы, загадочный гость, который изображает всевышнее существо. Хороша уловка!
Виктор надеялся поразить незнакомца в самое сердце, вызывав удивление, сожаление и в конце концов страх, но ни одна из этих эмоций не посетила Ала, он лишь задумчиво сказал:
- Почему люди склонны обвинять других в том, что любят совершать сами?
Собравшиеся посмотрели в сторону Ала.
- Например, вы, Виктор, дружите с человеком лишь потому, что он всегда готов поддержать ваше мнение. Разве это не способ изображать Бога?
Глаза устремились в сторону Виктора, который, казалось, пытался подобрать слова. Мо смотрела на него с нотками страха и негодования. Виктор прыснул:
- Ну! Вы слышали? Вы слышали?!
Паоло улыбнулся, Рейчел вежливо скрыла ухмылку, и в результате никто ничего не сказал. Виктор возмущённо схватил тарелку с макарунами и поставил её рядом с Нэнси:
- Какой позор! - крикнул он вслед макарунам, судьба которых заключалась в том, чтобы исчезнуть в пасти у Нэнси.
- Позор! - повторила тихим голосом Мо.
- Позор! - ещё раз бросил слово в окружающих Виктор.
- Позор! - повторила чуть громче Мо.
На последней ноте раздался раздражающий "Кусь" Нэнси, за которым скрылись реплики Виктора и его верной спутницы Мо.
Воцарилась продолжительная пауза, прерываемая лишь отдельными "Кусь" Нэнси. Закончив макарун сиреневого цвета с начинкой из лаванды и маскарпоне, она вдруг неожиданно заявила о своём присутствии.
- Скажите пожалуйста, - робко начала Нэнси, - а вы творите чудеса?
- Иначе не могло бы и быть, - с улыбкой ответил Ал. - Мир требует чудес точно так же, как человек - сладкого.
Нэнси улыбнулась в ответ:
- А покажите чудо?
Ал кивнул и принялся неспешно рассказывать. Гости слушали.

* * *
Из двадцати семи миль жилых районов - этот один из немногих, где суматоха города притворно замирает. Зелёные деревья, большие лужайки и даже одинокий фонтан, только пения птиц не слышно. За окном шумное нечто: уже не мегаполис, но ещё не живое дыхание природы.
Единственный источник шума, который выдаёт людей, находится по направлению лежащих ног. Матовые стеклянные двери, создающие иллюзию пространства и приватности, глушат шаги из ординаторской по коридору к пристанищам, которые, возможно, окажутся последними.
Эти шаги по коридорам уныния, безразличия, обречённости и предрешённости - единственное напоминание о том, что рядом есть люди. И это единственный способ понять, что ты ещё жив.
А Тони был ещё жив. Он прислушивался, чтобы убедиться в этом. Ничего другого ему не оставалось. На прошлой неделе Тони решил скосить траву. Но не газонокосилкой, а самой настоящей косой, чего не делал уже многие годы. Всё из-за этих ужасных соседей. Ничего другого ему не оставалось.
Лет двадцать назад он закончил блистательную карьеру менеджера. Управлял людьми, которые его боготворили, людьми, которые его уважали, людьми, которые его боялись, ненавидели, и даже людьми, которые его любили, он тоже управлял. Без сомнения, Тони управлял и управлялся со всем, что ему попало под руку. Ничего другого ему не оставалось.
Спросите Тони: "Что они с тобой сделали, друг?". Скажите ему: "Как же дошло до того, что ты пересел с управления на газонокосилку?". Тони не помнит и не знает, но ответит: "Дружище, посмотри, как мало травы осталось. Я работаю с семи утра и до шести вечера. И мне приходится косить одни и те же участки снова и снова. Это адская работа дружок, делать вид, что трава не скошена. Но я так просто не сдамся! Верь мне". Ничего другого ему не оставалось.
И Тони так просто не сдавался. Он выдержал все скандалы с соседями, жалующимися на звук газонокосилки, он справился с настырной дочерью, которая хотела, чтобы Тони переехал жить к ней. И он не сдался даже тогда, когда злые руки маргиналов ночью схватили несчастную газонокосилку, чтобы перерезать все кабели-жилы и внутренние механизмы-органы.
Утром он склонился над бездыханным телом механизма с бензиновым сердцем и отдал честь. Конечно, Тони понимал, что газонокосилка не могла позвать на помощь. Он простил ей все прегрешения явные и не явные и отправился в сарай, где стояла ржавая коса. Ничего другого ему не оставалось.
Энни позвонили за два часа до того, как её рабочий день обещал закончиться. "Ваш отец лежит на газоне", - сказал шершавый голос. Энни неприветливо положила трубку, сжала губы и, отпросившись у Гевора, поехала к отцу. После того как отца увезли в госпиталь, она занесла занозу в палец, затаскивая косу в сарай. Энни смачно выругалась и заплакала. Рядом не было никого, кто бы мог сказать: "Энни, Энни, ну это же просто заноза". Энни бы ответила, что плачет из-за другой занозы, но кроме ржавой косы рядом никого не оказалось.
Её детство прошло под ярким сиянием дней рождений, которые она ненавидела пуще прочих дней года. В эти дни она была обязана вести себя как ребёнок-образец, носить красивые платья, которые нравились её отцу, не ругаться с мамой, не звать мальчиков "дебил". И если бы в году было два дня рождения, то Энни бы охотно предпочла повеситься в обнимку с "Hello Kitty". Никого кроме мягкой игрушки рядом не оказалось.
"Дэбиииил", - произнесла она вслух показывая пальцем на Курта, который только что пытался съесть пирожное без помощи рук. Заглотив половину пирожного, Курт опрокинул голову, желая, чтобы оно пропихнулось в желудок под собственным весом, но челюсти непроизвольно закрылись, и заварной крем растёкся по детскому лицу. Курт смешно выглядел, а, главное, Энни завидовала ему, испытывая неподдельную симпатию: "Вот если бы мне можно было делать такие глупости", - думала она, но знала, что общество обвинит её в аморальности, и поэтому делала вид, что осуждает Курта.
-Дэбииил, - повторила она, тыча на мальчика пальцем. Курт злобно показал язык в ответ, отчего его лицо стало ещё смешнее. Энни захихикала и побежала как нашкодивший ребёнок, словно это она подговорила Курта, словно она измазала ему лицо кремом. В глубине души Энни так и считала, что мужчины созданы богом, чтобы совершать безумные поступки, которые приходили ей в голову.
Не удивляет первая влюблённость в парня, который нахамил учительнице истории и тем самым вызвал восторг у Энни. К тому моменту ей исполнилось четырнадцать, и она научилась не произносить слово "дебил" вслух, когда испытывала симпатию к мальчикам. Теперь она загадочно улыбалась.
А если бы Энни призналась в причине, по которой решила выйти за Дэна, её бы не понял никто. Кажется, она и сама забыла, как это произошло. Никого кроме Дэна рядом не оказалось.
Дэн, наверное, был неплохой молодой человек. Немного не в её стиле, немного мямля, немного нерешительный. Но Энни выбрала его, потому что отец требовал быть благочестивой. Он говорил ей, что женщина в её возрасте (ей исполнилось почти двадцать пять), у которой есть образование, должна иметь серьёзные отношения с мужчиной. Отец произносил "благочестивые отношения". Именно так.
А Дэн подвернулся под руку. И, конечно, он не был похож на Курта или тех парней, которых Энни нравилось называть "дебилами". Но Дэн постоянно крутился рядом и почти всегда со всем соглашался, чем ужасно раздражал. Позже под звуки труб развода она признается: "Мне нравится, когда считаются с моим мнением, Дэн. Но если бы ты узнал меня лучше, то понял бы, что оно не моё". Дэн с негодованием развёл руками: "Чёрт возьми, а чьё?!". Энни подумала об отце, но не ответила. Ничего, кроме чужого мнения, рядом не оказалось.
Когда Дэн только появился в их родовом гнезде, в настоящем смокинге с причёской, ухоженный, как это надлежит всем мужчинам в роду Энни, он, к удивлению, очень понравился отцу. Это было странно, ведь отец обычно реагировал на людей мужского пола, которые нравились Энни, оценкой "дебил". Но в отличие от дочери он никогда не произносил это слово публично и вкладывал в него совершенно иной смысл.
"Ты видела этого дебила, Курта? - слышались слова отца из-за угла, предназначенные только для ушей матери Энни, - этот дурак ел эклер и размазал половину крема по лицу, бегал как угорелый, а после своей свинячей рожей упал прямо на платье жены Дугласа". Энни показалось, что в словосочетании "платье, жена и Дуглас" и платье и жена принадлежали Дугласу безраздельно: именно так голос отца расставлял смысловые акценты. А истинный ущерб был нанесён вовсе не платью или жене, а Дугласу, которого даже не было в тот вечер.
Когда Энни оказалась с отцом на кухне с глазу на глаз, он торжественно заявил: "Этот Дэн, он достаточно благочестивый молодой человек, Энни. Ты меня приятно удивила". Кажется, это должно было стать похвалой. Но слова были произнесены с такой необычной интонацией, что Энни невольно ощутила себя падшей женщиной.
Пока Энни и отец стояли на кухне, Дэн наконец успел совершить свою первую глупость: он немного выпил. Алкоголь не только не ухудшил его моральный облик, он даже усилил степень благочестивости, сделав Дэна решительнее. Поэтому, когда отец полушутя, полусерьёзно, спросил о видах на дочь, Дэн, промотав какие-то шаблонные слова, неожиданно сказал, что готов жениться. Десертная вилка Энни с грохотом упала на блюдце.
Перед сном отец постучался в спальню и присев на кровать тихо сказал:  
- Конечно, Дэн хороший парень, и он мне нравится. Я был бы удовлетворён, если бы всё закончилось свадьбой, и твоя мать тоже не против. Но, я думаю о твоём счастье, Энни. Понимаешь?
С этими словами он взял её за руку и поставил точку:
- Ты должна понимать, он тебе не пара.
Если бы в руке Энни была другая десертная вилка, она бы бросила её со всей дури на пол, чтобы присутствующие могли оценить степень негодования. Но в её руке находилась рука отца, и Энни ничего не могла сделать, кроме одного: выйти замуж за Дэна.
Ни секунды Энни не сомневалась в ошибочности действий, но тогда она бы сказала: "У меня не было выбора". Был ли выбор у Дэна, который стал послушной фигурой на шахматной доске отца, Энни не знала, но иногда ей хотелось проткнуть первого мужа десертной вилкой в отместку за послушание. Очевидно, у них не было шансов, а их лучшим днём стал день развода.
Развод показался Энни первым разумным шагом в её жизни, и она немедля совершила второй: переехала подальше от отца. Были ли другие её решения верными или нет, сказать сложно, но по крайней мере они стали принадлежать ей самой. Никого рядом, чтобы оценить верность решений, не оказалось.
После того, как дочь уехала строить личную жизнь, личная жизнь Тони пошла наперекосяк. Или может быть всё дело в том, что Тони стал замечать, как они проводят время с женой? Тони открыл конфликт, нанял детектива, познакомился с любовником жены, оплатил услуги его дантиста и благополучно послал куда подальше семейные проблемы. Ничего другого ему не оставалось.

* * *
Теперь Тони прислушивался к шагам, чтобы ощутить себя живым. Шаги замедлились, раздаваясь всё ближе и ближе. У его кровати оказалась женщина преклонных лет. Если бы мог, Тони подпрыгнул бы от неожиданности. Он даже не услышал, как дверь открылась, и ему на какой-то миг показалось, что перед ним присела смерть.
Женщина помотала головой и с улыбкой сказала: "Ну какая же я смерть". Тони подумал о том, что всё это ему приснилось, но улыбнулся в ответ левой половиной лица. "Ничего другого тебе не оставалось, да?" - спросила женщина, похожая на смерть. Тони вспомнил о том, как вчера к нему пришла Энни. О том, как именно она пришла. Формально пришла, формально села рядом с ним, формально смотрела ему в глаза, формально покинула его, словно они вовсе и не были знакомы. Улыбка сбежала с половины его лица.
Женщина внимательно заглянула ему в глаза. "Нет, тебя это не беспокоит. Ты весь целиком сидишь в этих мыслях. Можно сказать, что вся твоя жизнь только и осталась в них. Так бывает, Тони. Так бывает, когда пытаешься все мысли и чувства поместить в газонокосилку, а потом кто-то ломает её и ты ломаешься вместе с ней".
Тони кивнул. Он ощутил, как тёплая рука, похожая чем-то на руку его бывшей жены, сомкнула ту его ладонь, которая всё ещё была способна быть ладонью. "Нет, это вовсе не смерть", - подумал Тони. "Да, ты прав, - ответила женщина. - Смерть уже была и сделала своё дело. Никто во всей вселенной не в силах починить газонокосилку, - она сжала его за руку. - Но последнее слово может остаться за нами, как тебе такое, Тони? - и добавила: - Услуга за услугу". Тони бы сказал, что ничего другого ему не оставалось, но в этот раз он и сам был не против.
Утром Энни раздражённо заметила свежее письмо, ожидая что-то неприятное, она удивилась, когда развернула конверт. Ещё больше удивилась, перечитав дату отправления на штампе. Письмо было отправлено как раз в тот самый день, когда газонокосилка сломалась, и за день до того, как сломался Тони. Она с волнением перечитала письмо. Потом снова. Потом позвонила Гевору, чтобы предупредить по работе, позвонила Дэну, попросила прощения, и поехала к отцу. Через три часа она сидела на том же месте, где ещё вчера была женщина, похожая на смерть, и точно так же сжимала здоровую руку Тони. Тони молчал, но Энни уже услышала от него всё, о чём только мечтала.
"Энни. Следовало бы начать это письмо так. Дорогая Энни, я осознаю, сколько боли и неприятностей доставил тебе. Но это не было бы правдой. На самом деле, Энни, я не осознаю сколько боли и неприятностей доставил, и мне страшно об этом думать.
Я хочу рассказать тебе, почему тобой горжусь. Уверен, ты этого не знаешь. И если я просто скажу: "Я тобой горжусь", - не поверишь.
Всё началось очень давно. Моя бабушка Эллис - твоя прабабушка была вторым ребёнком в семье. У Эллис был старший брат: спортсмен, красавец, самый популярный парень в школе и любимчик семьи. И вот однажды Эллис пришла к родителям и рассказала им о том, что якобы старший брат её изнасиловал. Родители не поверили ей, а несколькими годами позже её брата посадили за изнасилование одногруппницы. Больше к этому вопросу никто не возвращался.
Эллис выросла, стала прекрасной женщиной, но в глубине души желала отомстить родителям за недоверие. Она решила доказать им и самой себе, что является плохим человеком, поэтому вела неблагочестивый образ жизни. Эллис выбирала мужчин одного за другим, захватывала их, пользовалась и бросала, веря в то, что таким образом у неё есть над ними власть.
На этом её жизнь могла бы завершиться, пока она не встретила именно того парня, который полюбил её по-настоящему и не хотел бросать. Так на свет появилась моя мама, Роуз. Но несмотря на то, что мой дедушка любил Эллис, и возможно Эллис была не безразлична к нему, их отношения оказались настоящим адом, в котором и росла Роуз.
Наверное, Роуз, моя мать, показалась тебе кроткой женщиной. Но это была лишь маска девочки, которая привыкла жить в семье, где отец и мать ненавидят друг друга. Роуз знала обо мне всё, что я делаю не так, что я делаю так. Она следила за каждым шагом, и очень скоро я понял, что наказаний за ошибки мне не избежать, что мир состоит из боли и огорчений, если ты не косишь свою траву, которая всегда нескошенная.
Я не обвиняю свою мать. Ничего другого ей не оставалось. Но у меня был шанс сломать это, ведь я как никто другой знал, насколько ужасно жить в семье, где с тобой обращаются как с газонокосилкой, где думают, что ты газонокосилка, и любят тебя как газонокосилку.
Мне стыдно, что я не справился, Энни. Я не справился. Но у тебя получилось. И поэтому я тобой горжусь. Ты сейчас поймёшь почему.
Помнишь тот день, когда вы пришли с Дэном? Я и правда подумал, что он отличный парень, но я понял, что ты привела его только для того, чтобы быть мне хорошей газонокосилкой-дочерью. А я как хороший отец-газонокосилка не мог допустить, чтобы моя дочь вышла не по любви, ведь я и сам женился на женщине-газонокосилке.
Я знаю, ты считаешь свой первый брак ошибкой. Но это было твоим первым решением на пути, чтобы сломать проклятие, которое несёт наша семья уже много лет. И пусть это было не идеальным решением, я знаю как много усилий потребовалось, чтобы его совершить.
Поэтому я горжусь тобой, Энни. И когда у тебя появятся дети, а они появятся, Энни, они родятся свободными от ошибок прошлого.
Попроси за меня прощения у Дэна.
Люблю тебя, твой отец".
Когда в палату вбежал Дэн, Энни сидела в слезах, держась за руку отца. Впервые за много лет она по-настоящему улыбнулась. Все её ошибки и невзгоды показались маленькими и незначительными перед огромным будущим, а рядом оказались те, кого так не хватало.
Тони посмотрел на Дэна, потом на Энни и закрыл глаза. Ничего другого ему не оставалось, а теперь и не требовалось.

* * *

Некоторые зоны мозга Майкл помнил наизусть: M51P03, H88R340. Эти две точки обеспечивали целостность образа любимого человека, словно центры пересечения автострад. Они вызывали чувство спокойствия и непостижимой правильности бытия. Майкл называл это ощущение "чувством созидательной красоты". Именно оно просыпалось в нём, когда он смотрел на Ала.

История Ала тронула присутствующих, каждый задумался о своём. Нэнси высказала мнение, что, если бы их фирма разработала программное обеспечение, которое бы присылало людям письма с тайными мыслями и секретами, возможно, мир изменился бы к лучшему. "Или самоуничтожился", - зло пошутила в ответ Рейчел.
Идея с письмом, которое рассказывает обо всём, пришлась по вкусу и Майклу, который обдумывал его возможное содержание для Джимми. Перед сном он увидел его фото. Джимми держал в руках бокал с чаем вместо вина и сидел спиной на веранде, где за домами уходил закат. Майкл подумал: "Что я должен написать ему, чтобы он разлюбил меня? Или наоборот: Что я должен написать ему, чтобы я полюбил его? Или: Что он мог бы написать мне, чтобы я полюбил его?".
Майкл уселся на кровать, протёр глаза, и, заметив, что Ал не спит, спросил:
- Что такое любовь?
- Считаешь, что мне это известно? - ответил вопросом на вопрос гость.
- А разве, когда ты создавал вселенную, то есть, открывал вселенную, ты не продумывал такие штуки?
Ал покачал головой.
- Любовь - это не что-то одно, поэтому её нельзя было бы придумать или изобрести, - ответил он.
- Ах вот как... - задумчиво проговорил Майкл. Если бы Ал ответил как-то иначе, Майкл мог бы вздохнуть спокойно и сказать себе, что наконец раскрыл розыгрыш. Но ответ гостя не противоречил текущим знаниям человечества о любви как о составном явлении.
Некоторые зоны мозга Майкл помнил наизусть: M51P03, H88R340. Эти две точки обеспечивали целостность образа любимого человека, словно центры пересечения автострад. Они вызывали чувство спокойствия и непостижимой правильности бытия. Майкл называл это ощущение "чувством созидательной красоты". Именно оно просыпалось в нём, когда он смотрел на Ала. Чувство правильности бытия, совершенства событий, верности пути, гармонии мироздания. И именно этих ощущений ему не хватало с Джимми, хотя Z346I32, которая отвечала за родительское чувство, и O83, что заведовала эмпатией, активировались рядом именно с Джимми.
"Почему люди не птицы?" - спрашивал какой-то писатель, и вряд ли догадывался, насколько люди превзошли птиц в замысловатых мурмурациях, пронизывающих дорожные переходы, магазины, улицы, пути от работы до дома. Люди как потоки крови, омывающие землю. Люди как потоки грязи, скользящие через пороги и двери. Люди как слухи и сплетни. Люди как люди.
Майкл шёл мимо дома с круглыми окнами, в которых рамы походили на растекающиеся часы Дали. Он остановился, чтобы рассмотреть бирюзовые кривые окна, которые умело играли в пинг-понг с лучами солнца, потом опустил голову и вернулся к мыслям про Джимми. Рядом проползла машина-уборщик с большими фарами-глазами и щётками-усами. На какой-то миг Майклу показалось, что машина - это Сальвадор Дали и он подмигивает ему. Где-то за лесом кварталов виднелся гигантский небоскрёб Амор Мунди. Майкл поморщился.
Воспоминания отнесли его в самое жерло исполинского здания, сотканного из шести ног-башен, каждая из которых была немного наклонена словно Пизанская башня, и отбрасывала тень на город.
"Амор Мунди" - так назывался комплекс отелей, кафе, ресторанов и заведений для знакомств и любви, куда стекались все жаждущие жители города, чтобы провести свой досуг. Здесь были самые разные форматы встреч и взаимодействий, свойственных для рода человеческого. В этом люди превосходили птиц и животных. А ещё люди были единственным видом на планете, который стыдился любви. Человеческие мурмурации. Вот каким было это место, местом сосредоточения людских желаний.
Майкл имел VIP-доступ в Амор Мунди как друг сына хозяина CommuniCat. Ему были доступны не только пустынные номера пяти отелей, но и LoveCage (клетка любви) - особой комнаты, находившейся на самом верхнем этаже башен.
CommuniCat была на вершине капитализации, продавая десятки приложений и сервисов, адаптированных под самые разные аспекты человеческих мурмураций: от свиданий до выбора букета цветов или места отдыха. Поговаривали, что роль CommuniCat куда больше, и она не только поддерживает алгоритмы поведения людей, но и задаёт их. Ответить на этот вопрос мог бы разве что Майкл, изучавший новую теорию информации Вольперта и рисовавший свои закономерности на картине социальных шаблонов взаимодействий. Но даже Майкл не был готов ответить. С одной стороны он был согласен с тем, что существование CommuniСat влияло на поведение человечества, с другой стороны не было никаких значимых фактов такого влияния.
Это положение вещей обещал изменить самый амбициозный проект CommuniCat, который должен был обеспечить людей запланированной любовью. Майкл был уверен, что новая технология обесценивала бы старинное "чувство", доведя его до серой банальности. Как только поиск потенциального любимого человека превратится в выверенный акт, более не останется причин хранить и лелеять любовь. Образуется эффект спекуляции, люди станут искать новые ценности. Но Майкл не намеревался спасать мир, всё, чего хотел он - это спасти себя.
Его путь в CommuniCat начался очень давно, но значимое событие произошло лишь несколько лет назад, когда через Паоло Майкл познакомился с очень экспрессивным молодым человеком. Сложно сказать, что именно поразило Майкла больше всего: комната LoveCage, неограниченный поток обсценной лексики или радикальный нигилистический взгляд нового знакомого.
Когда Паоло показал Майклу новенький прибор для транскраниального анализа и стимуляции, стоящий несколько тысяч зарплат лучших из лучших, и пригласил отправиться в Амор Мунди, у Майкла не было ни шанса отказаться. Именно тогда он и услышал это пафосное, переполненное вековым налётом элитаризма, как сыр с голубой плесенью, имя Чарльз. Майкл живо вообразил человека с именем Чарльз, и тем больше он был удивлён после знакомства с реальным носителем имени.
Человек с именем Чарльз нисколько не отражал звучания букв, складывающихся в древнее слово. Это была крайне неприятная, противоречивая и матерящаяся всеми возможными ругательствами сущность с двумя руками, ногами и одним очень острым языком. Над левым глазом ругательной сущности виднелся старый шрам, который как бы произносил: "Я - человек-неприятность-Чарльз", "Я - навязчивое-беспокойство-игла-Чарльз", "Я сидящее-у-тебя-в-печёнках-лезвие-Чарльз".
"Аааа, это вы злой-гений-король-IT-задротов, что пишет эти навязчивые х*ни?!" - воскликнул "Чарльз-неприветливое-матерное-слово", искренне улыбаясь. Он не только не извинился за свои слова, но и не подал даже малой надежды, что его совесть как-то смутилась от мысли о недопустимости подобного поведения. Возможно, именно этим он и понравился Майклу.
Чарльз был первым человеком, который не стесняясь в выражениях крошил и бил современный мир. Он разбивал осколки из неудобных вопросов и вдавливал их в кожу комфорта современных обывателей. И хотя кажется он был в одной тюрьме с остальными, но в своём протесте был свободнее других, чем вызывал уважение.
В тот вечер Чарльз натянул на голову Майклу транскраниальный сканер высокой разрешающей способности, подключил его к терминалу суперкомпьютера Амор Мунди и начал любоваться шаловливыми огоньками тета-сегментов мозга. Показывая пальцем на фиолетовую точку голограммы активности, он смачно выругался всеми известными словами, которые выстрелили из него вместе с потоком эмоций, после чего добавил: "Осторожнее, приятель, мне нравятся женщины".
- Многие думают, - объяснял Паоло, - что ментальная карта, которую показывает КРАН - это физические участки мозга. Этот участок - для такого-то чувства, а этот - для такого. Что не верно, - он показывал Майклу светящиеся многоугольные грани указательным пальцем. - Конечно, нейроны расположены таким образом, чтобы передавать сигналы друг другу по кратчайшему пути. Это оптимизационная задача коммивояжёра, и мы правда знаем области узкой специализации типа зоны Брока или Вернике. Но это лишь первичный взгляд. Когда учёные проектировали КРАН, их задачей было создать виртуальную схему нейронных связей так, чтобы человеку было легче понимать их работу. И они назвали это тета-сегментами.
Паоло объяснил, что фиолетовая зона совместно с активностью двух других областей зрительной коры указывает на эротическое внимание. Майкл пожал плечами: "Странно, но я ничего не чувствую". Чарльз похлопал его по плечу: "Ага! Как оно, подсматривать за собой через замочную скважину? А сейчас!..". Чарльз начертил рукой в воздухе треугольник, и Майкл сперва ощутил, а потом и увидел на голограмме изменения в сознании, которые отображались как несколько вспышек в области лобных долей. Он почувствовал сильное желание раздеть Чарльза. Новые вспышки в затылочной доле, которая отвечала за обработку визуальных образов, подсказывали, что Майкл видит что-то ещё, что не доступно остальным. Чарльз задорно выматерился. Паоло улыбнулся.
- Эта хрень за тонны баксов, Майк, может не только прочитать каждый нейрон в твоей килограммовой коробке с жиром, но и записать туда возбуждение. Сечёшь? - объяснил Чарльз происходящее и со свойственным ему задором влил в себя очередной стакан виски со льдом.
- Зона A30L87 может усилить осознанность сексуальных желаний, - добавил Паоло. - Сейчас в Амор Мунди используют нейропептид А30 с целевой доставкой, чтобы влиять на эту область. Говорят, это усиливает впечатления от секса, и оргазм ярче.
- Усиливает, усиливает, - подмигнул Чарльз. - Если бы не йо*ный А30, я бы всю жизнь ходил импотентом, приятель! Благодаря ему я узнал, что мне нравится. Наука иногда е*нестически полезна, мой друг, - сказал он и задорно рассмеялся.
- И в чём секрет? - спросил Майкл.
Чарльз налил в стакан синтетический алкоголь, чтобы снова выматериться.
- А ты не обосрёшься? - спросил он прямо. - Это пи*ц!!!
Майкл покачал головой.
- Паоло, брат, добавь нашему другу немного о*енности!
Паоло набрал несколько команд на терминале, и через несколько секунд Майкл почувствовал в крови закипающую решительность:
- Снимите с меня эту хрень, - необычным для себя тоном приказал он.
- О! Так намного лучше, приятель! - воскликнул Чарльз и повёл Майкла за руку в лифт.
В лифте включилась танцевальная музыка, а на стенах появилось видео. Приталенный кожаный пиджак Чарльза, выполненный в японском стиле школьной формы, отразил игру цветов, превратив своего хозяина в калейдоскоп визуальных образов. Музыка переполнила кровь Майкла, и он ощутил лёгкое ускорение кабины. Номера этажей мигали всё быстрее и быстрее, казалось, кабина вот-вот вырвется в стратосферу вместе с телами обнажённых людей, которые смотрели на героев с экранов лифта. Красный свет заполнил всё вокруг, а на потолке отобразилась надпись: LoveCage. Она увеличилась до максимума и, пролетев сквозь пассажиров, открыла их взору сияние серебряных облаков холодного голубого и сиреневого оттенков. Двери кабины открылись, и Майкл увидел верхний этаж Амор Мунди, состоящий из одного гигантского прозрачного купола, который открывал обзор на безумный вечерний закат за границей дождевых туч, остававшихся внизу под ногами возбуждённых героев.
До этого Майкл лишь краем уха слышал про существование LoveCage, но до сих пор не подозревал о смысле этого места. Пространство столь же огромное, как и эго хозяина Амор Мунди, окружало двух маленьких людей. В центре зала прямо в воздухе парил чёрный куб. Майкл понял, что это и был LoveCage. Он подошёл к гигантскому окну и прикоснулся ладонью в том месте, где еле заметный пар облака касался стекла бестелесным щупальцем с другой стороны. Чарльз выплеснул лужицу ласковых матерных слов, чтобы описать красоту природы и восхититься её величием. В этот момент он больше всего походил на потерянного мальчишку, который старается бороться с невидимым врагом. Зазвучал сигнал второй кабины лифта и в зал вошла женщина ослепительной красоты. Чарльз гордо улыбнулся и сделал знак рукой, который означал приглашение. Прямо из пола перед Майклом выросли металлические палки, собираясь словно стебли гороха в лестницу ведущую прямо в чёрный куб любви. Чарльз взял за руки Майкла и очаровательную незнакомку и повёл их наверх.
Так Майкл познакомился с самой сокровенной тайной Чарльза, о которой тот не говорил никому. И Майкл стал не только наблюдателем тайны, но и доверенным лицом, кому сын директора CommuniCat рассказал о необычном сексуальном фетише.
- Для меня заниматься сексом обычным образом - ненамного лучше, чем есть вкусную еду. Никаких ярких ощущений, - поделился Чарльз после страсти, окружённый водяным паром сауны. Он вынырнул из тёплой бурлящей ванны и громко выдохнул: - Другое дело, когда на меня смотрят. Но не просто смотрят, а смотрят с завистью.
Майкл молча смотрел на Чарльза с заинтересованным видом.
- И ты понимаешь, что на эту роль никакая женщина не годится, - уточнил Чарльз.
Майкл пожал плечами.
- Важно, чтобы завидовали мне, - Чарльз ткнул себя большим пальцем в грудь. - Поэтому тут нужен именно мужчина. Мужчина и зависть в его глазах.
- Я не чувствую зависти, - неуверенно возразил Майкл.
- Да, пизд*ц, - резко выругался Чарльз, - разве тебе не хотелось занять её место и принять участие?
- Хотелось...
- Вот! Вот!!! - ликовал Чарльз. - Хотелось! А я тебя этого лишил! Вот и зависть!
Как бы ни хотелось Майклу отрицать, он признался. Внутри LoveCage, сидя на роскошном кожаном кресле мрачного бордового цвета, он испытал не только чувство вожделения, но и ощущение зависти, или может быть даже слабую обиду. Но негативные эмоции не отталкивали его. Он хотел стать пленником LoveCage снова, о чём откровенно признался. Глаза Чарльза светились от нескрываемой радости. Было ясно, что и он желал того же.
Очень скоро два разных человека стали близкими друзьями. А если прикосновение взглядов уравнять с прикосновением тел, то их можно было бы считать самыми настоящими любовниками. Но Майкл не думал в таком ключе. Свои отношения с Чарльзом он считал чисто дружескими, а то, что происходило в LoveCage актом поддержки. В конце концов всё, что он делал, - снимал с себя одежду, садился на кожаное кресло, наблюдал за тем, как Чарльз занимался любовью с женщиной - вот и всё.
Со временем Майкл научился расслабляться в присутствии третьего. Ему стало всё равно с кем и как его знакомый получает удовольствие. В воображении он стирал всех людей, оставляя только Чарльза. Мысленный фокус позволял возбудиться и принять участие путём самоудовлетворения, что Чарльзу пришлось по вкусу. Он выказал похвалу, чем немного смутил Майкла и даже вызвал своеобразное чувство гордости.
Но Майкл нисколько и не думал о том, чтобы воспринимать происходящее в LoveCage всерьёз. Он всё так же находился в поисках любви, и, имея полный доступ к Амор Мунди, собирался воспользоваться этим максимально эффективно.
Именно там на одной из вечеринок он и познакомился с Джимми. Точнее, сперва он познакомился с совершенно другим человеком по имени Фрей. В один из вечеров к Майклу подошёл симпатичный мужчина с лицом, которое могло бы стать лицом известного актёра.
- Привет, - поздоровалось с ним ещё не популярное лицо.
- Привет, - произнёс Майкл кодовую фразу, которая должна была предзнаменовать начало знакомства, состоящего из светской беседы про мир, про погоду, про политику.
Майкл был ассом в подобных беседах. Он заучил сотни типичных фраз и ответов, и, если бы беседа "любви" была поединком на рапирах, Майкл очень скоро бы получил мировое первенство. Он почти не задумывался, а это было плохим признаком. Тем не менее он не хотел верить в приметы. Нужно ведь разобраться в человеке, не так ли? И судьба оказалась благосклонной к нему.
Среди шумного зала, вдали от танцпола одного из кафе Амор Мунди на десятом этаже Майкл ощутил на себе взгляд. Сперва он отвёл глаза, не придав значения, но во второй раз - внимательно всмотрелся в толпу. Фрей оглянулся в ту же сторону, засмеялся и воскликнул:
- И он тут!
- Вы знакомы? - спросил Майкл.
- Конечно, это один из моих почитателей, - с небрежностью ответил Фрей, - правда, он придурок, но не опасен. Назойливый тип.
- Серьёзно? - переспросил Майкл.
Фрей выложил ему всё, что думал про человека в толпе, и его мнение было не самым лестным. К своему сожалению он не знал, что Майкл терпеть не мог людей, без веских причин негативно отзывающихся о других.
- А почему он не подойдёт к нам? - спросил Майкл.
- Потому что нищеброд и стоит в бесплатной зоне.
Майкл только сейчас вспомнил, что имеет свободный доступ во все зоны Амор Мунди. Он поднялся из-за стола и решительно зашагал по направлению к выходу.
- Эй, чего это ты задумал, - окликнул его Фрей, но Майкл уже не только задумал, но и решил, как поступит в данной ситуации. Он разыскал парня в толпе, отвёл его в сторону и задал ему прямой вопрос о том, какое отношение тот имеет к человеку по имени Фрей. Этим парнем и был Джимми. Оказалось, что Джимми и Фрей находились в состоянии некоторого гостевого брака.
Первоначально их дела шли неплохо. Они сняли совместную комнату, Фрей играл роль наставника, а Джимми обещал следовать советам. План Фрея состоял в том, что Джимми должен был получить работу модели, имея красивую внешность и атлетическое тело. Нужны были деньги. И здесь сказалась разница взглядов в допустимых способах заработка.
Майкл высказал Джимми всё, что думает об этой ситуации. Он говорил о самоуважении, об умении давать отпор. А когда Майкл вежливо попросил Фрея покинуть их общество, Джимми уже смотрел на Майкла очарованным взглядом.
Первые две недели прошли бесподобно. На это время Майкл выпал с радаров Чарльза, пока тот сам не позвонил ему:
- Майк, ты меня слышишь? Что-то ты совсем пропал, дружище. А я успел соскучиться.
Майкл аккуратно ответил трубке:
- Да у меня здесь... - и Майкл задумался над словом, которое бы точно описывало, что у него "здесь".
- Парень что ли? - подпрыгнула трубка в руке.
- Парень... - подтвердил Майкл смущённым голосом.
- Ах, парень, твою мать!!! - выругался Чарльз, но спросил: - Так тебя сегодня ждать?!
- Где? - переспросил вежливо Майкл.
Чарльз выругался в рифму и прервал связь. Майкл ещё несколько секунд молча смотрел на телефон, пока в комнату не вошёл Джимми.
Среди загадок жизни Майкл особенно выделял одну: "Каким образом взрослые умудряются создавать сложности?". В детстве его часто удивляло нелогичное, глупое и порой откровенно дурное поведение взрослых, которые любили отговорку: "Вырастешь - поймёшь". Однако, когда Майкл вырос, его непонимание жизни лишь увеличилось.
Вот как сейчас: у них с Джимми всё хорошо. Сам Джимми "идеальный парень", наделённый всеми лучшими чертами, словно выдуманный герой любовного романа. Джимми внимательный, у него младшие брат и сестра, о которых он заботится. Он вежливый, чуткий, в меру весёлый и одарён хорошей внешностью, которой стоит позавидовать. Кажется, у него почти нет проблем, если не считать небольшое количество денег и ночные кошмары, в которых ему снится, что с его родственниками случилась беда, он спешит на помощь и терпит неудачу. Иногда Джимми кричит, просыпается в поту. Это немного пугает, но Майкл сталкивался с проблемами и похуже.

Продолжение ровно через неделю

26 ОКТЯБРЯ 2019 DANTE

Ссылка:

Смотрите также

#ПСИХОЛОГИЯ

Как диета может улучшить ваше психическое здоровье

Большинство людей даже не догадываются, что рацион питания оказывает мощное влияние на работу мозга и на психическое здоровье.

Что такое одиночество? И когда оно может быть полезно?

Почему страх одиночества делает нас удобными для общества и когда полезно побыть наедине с самими собой.

"Зависаю в Интернете": контролируемое потребление или зависимость

Интернет-зависимость - это патологическое состояние, которое сопровождается избыточным использованием Сети. Ее называют болезнью XXI века. Впервые об этой форме зависимости стало известно в 1995 году.

Продукты-антидепрессанты: что нужно есть каждый день для отличного настроения!