КВИР - Магия танца

Магия танца

Никогда я не верил, что в танце есть душа. Оказалось, есть и порой не меньшая, чем в стихах, музыке и литературе. Именно интерес к душе танца и пробудил во мне Незнакомец.

Я был так погружен в интересный разговор, что не сразу заметил, как Незнакомец пересел сначала за мою сторону стола, а потом и на мой диванчик, приблизившись почти вплотную, и стал пристально вглядываться мне в глаза. Это был странный взгляд, необычный. Чуть позже я понял, что это был за взор...

Пластика тела, грация человеческой плоти, гибкая жесткость рук и ног; изящество прыжка, приземления и поступи; пафос причудливых па и плие, натруженная легкость поддержек, балетные корсеты и пуанты - все это меня никогда особо не трогало. Я смотрел на женский балет и танец всегда не как на искусство, а как на нечто среднее между физкультурой и интересным, изящным, непринужденным времяпрепровождением. Если же танцевал мужчина, то к моим чувствам примешивалось ощущение легкой стадии ненормальности парня в трико. Бегать по помосту в накладке, обтягивающей пах и скакать как необъезженный конь - не мужское это, на мой взгляд, не мужское.

И вот однажды в моем заскорузло-консервативно-пролетарском мнении появилась огромная брешь. Появилась она благодаря с виду обычному человеку, взорвавшему во втором акте какого-то спектакля, по мотивам рассказов не то Гоголя, не то Щедрина, мое сознание отточенной безукоризненностью исполнения своей сольной партии в поминальном танце-плаче. После увиденного во мне проснулся интерес к Этой, пока не известной мне, персоне в частности и танцу вообще.

Тело человека не слишком совершенно, не очень красиво, порою весьма неказисто и без должного ухода с годами приобретает вид более удручающий, нежели заставляющий им восхищаться. Лишь спорт и танец могут продлить молодость плоти - только это я всегда считал основным их назначением, а не достижение невероятных, уничтожающих организм рекордов и постановку невероятных по сложности акробатических трюков на сцене. Никогда я не верил, что в танце есть душа. Оказалось, есть и порой не меньшая, чем в стихах, музыке и литературе. Именно интерес к душе танца и пробудил во мне Незнакомец.

Спектакль закончился, и люди потянулись в гардероб за собольими шубами и песцовыми шапками, да в кафетерий за рюмкой коньяка и долькой лимона. Среди когорты последних оказался, не скажу что случайно, и я. Непринужденный треп записных театралов в кафе перемежался звуками сходящихся как на дуэли рюмок, восхищенные вздохи дам наполнялись сладким дымом отечества от заграничных сигарет; бармен, не иначе бывший служитель Мельпомены, был словоохотлив и подливал в беседы праздных кутил тирады, а в их стаканы недешёвое вино. Собравшиеся в кафе ждали, как всегда, одного (вернее многих) - виновников торжества, а именно труппу танцоров, что ежедневно благосклонно одаривала почитателей своего таланта вниманием, заодно не чураясь угоститься за их счет.

Прошло около получаса и труппа появилась. Собравшиеся в этом, конечно же, не сомневались, и за прошедшее время многие успели основательно заправиться и забыть про слуг Мельпомены, безвозвратно сделавшись слугами Бахуса. Труппа, надо заметить, очень вскоре последовала примеру этих избранных. Процесс миграции из мира Мельпомены в подвалы Бахуса выглядел весьма примечательно.

Я, как и все собравшиеся в кафе, картинно выпивал за барной стойкой, сооруженной из цельной древесины векового дуба или ясеня, при стуке по которой в воздухе разносился низкий глубокий звук, и чего-то ждал. Точной цели у меня не было. Просто было любопытно, и я решил интерес свой удовлетворить. Более подходящего места, чем театральный кабак, в данном случае, придумать было невозможно.

Итак, появилась труппа. Почти в полном составе, за исключением актеров массовки - они никому не были интересны, не известны и пить могли только за свой счет, что проделывали очень редко. Среди группы с виду довольно брутальных мужчин я увидел Его - Незнакомца, так стремительно разрушившего мой замок иллюзий и предубеждений. Пройдясь по кафе, похлопывая восторженных подвыпивших поклонников по плечу, Он неожиданно направился к барной стойке, где расположилась моя, в тот момент уже не совсем скромная, персона. Сел рядом со мной, заказал какого-то бабского ликера и, обернувшись в мою сторону, неожиданно спросил: "Ну как? Вам понравился спектакль?"

Мой язык кто-то превратил в тот момент в телячий и я с трудом выразил свое восхищение фразой "да, нормально." Я бы на месте Незнакомца на такую фразу отреагировал жестко и скорее всего удалился, но мой визави остался и продолжил общение.

Не помню о чем мы говорили, но беседа срослась, склеилась и потекла сначала ручьем, рекой, а потом и бурным, разгоряченным спиртным потоком. Разговаривали обо всем подряд - о погоде, о литературе, о музыке, на философские, религиозные и откровенно похабные темы. Он вещал мне о гении и трудолюбии Барышникова и Агриппины Вагановой, о Дягилевских сезонах и балетах Чайковского и Рахманинова, об удивительных секретах закулисья и байках мира танца. Мне было очень интересно, очень. Вечер перешел в ночь и ряды почитателей сцены вокруг нас заметно поредели - остались самые восхищенные ценители минувшего театрального действа с бутылками коньяка на сероватых скатертях. Мы пересели за столик в углу и заказали ещё выпить. "Вина!" - попросил официанта Он и изящным жестом налил мне почти полный стакан кровавой жидкости, когда то подоспело.

Беседа продолжилась и мне показалось, что я знаком с этим человеком уже много лет и очень хорошо его понимаю, разделяю мировоззрение, воззрения и зрю вместе с ним в корень, как вдруг у меня появилось странное, слегка холодящее душу и тело, ощущение. Я был так погружен в интересный разговор, что не сразу заметил, как Незнакомец пересел сначала за мою сторону стола, а потом и на мой диванчик, приблизившись почти вплотную, и стал пристально вглядываться мне в глаза. Это был странный взгляд, необычный. Чуть позже я понял, что это был за взор - так я всегда смотрю на женщину, мне понравившуюся и околдовавшую меня своей скромной нерешительностью, застенчивостью, меж тем и силой интеллекта и широтой кругозора. Он смотрел на меня именно так - как на подпитую бабу, как на объект страсти и влечения, как на тело, с которого он хотел сорвать одежды и заключить в объятия.

Я с трудом стал находить слова для продолжения разговора. Думаю, мой собеседник тоже заметил неловкость и понял, что поторопился, хотя и без спешки моя реакция была бы идентичной. Так бывало, наверное, почти с каждым мужчиной в жизни - женщина тебе нравится и ты уже готов на все, а вот она пока не дошла до такой кондиции и заметно сконфужена твоим рвением и страстью. Он аккуратно свернул нашу скатывающуюся к нелепому молчанию дискуссию и завершил вечер нейтральным "ну, мне пора".

На прощание мы подали друг другу руки, он притянул меня к себе, обнял и поцеловал в щеку. Я ощутил нечто отнюдь не дружеское в этом прикосновении губ. Мне стало слегка противно. Поскорее я сел в такси, глубоко вздохнул и выдохнул.

Больше я с Борисом Моисеевым не встречался и долго его не видел, пока тот не запел с голубых экранов свою знаменитую "Голубую луну" уже в дуэте с каким-то другим поклонником его танцевального гения.

24 ИЮЛЯ 2015 КОНСТАНТИН СИЛКО

Ссылка:

Смотрите также