 |
|
Ло Ло
Лёня, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Лё-ня: кончик языка совершает путь в два шажка вниз по нёбу, чтобы на последнем толкнуться о зубы. Лё. Ня.
 В. Набокову А предшественники-то у него были? Как же - были... Больше скажу: и Лёни бы не оказалось никакого, если бы я не полюбил в одно далёкое лето одного изначального мальчика. Министр Обороны лежал звездочкой на бардовом ковролине в самом центре своего кабинета. Жизнь, которая еще пару недель назад представляла из себя череду побед и свершений (а как иначе можно назвать карьеру, втиснувшую в 12-летний срок взлет от закупщика фанеры до главы всех генералов и адмиралов, солдат и юнг!), теперь эта феноменально успешная жизнь вдруг превратилась в дешевый дневной сериал для домохозяек. Словно и этого было мало, буквально только что Верховный главнокомандующий вызвал министра к себе. Это конец. Карьеры. Мечтаний. Всего. Глядя на потолочную лепнину, министр набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул, повторив это упражнение еще с десяток раз, он закрыл глаза. Медитация. Как там говорил Сунь Цзы: "Легко приходящий в ярость и необдуманно действующий может быть оскорблен". Поэтому важно все взвесить и не торопиться. Он глубоко вдохнул еще раз. Он был смешанного происхождения - русского и корейского. В настоящее время министр помнил его черты куда менее отчётливо, чем помнил их до того, как встретил Лёню. У зрительной памяти есть два подхода: при одном - удаётся искусно воссоздать образ в лаборатории мозга, не закрывая глаз (и тогда Миша представляется ему в общих терминах, как то: "медового оттенка кожа", "тоненькие руки", "подстриженные русые волосы", "длинные ресницы", "большой яркий рот"); при другом же - закрыв глаза и мгновенно вызвав на тёмной внутренней стороне век объективное, оптическое, предельно верное воспроизведение любимых черт: маленький призрак в естественных цветах (и вот так он видел Лёню). Поэтому в описании Миши память министра ограничивалась лишь чинным замечанием, что это был обаятельный мальчик на несколько месяцев моложе государственного чиновника, тогда просто Сережи. Нежность и уязвимость молодых зверьков возбуждали в них обоих то же острое страдание. Самого большого друга и свою первую любовь Сережа встретил в 1968 году в Адлере. Для будущего министра, тогда болезненного и худого мальчика 12 лет, путешествие к морю было самым удивительным приключением в его жизни. Бабушка, на попечении которой он жил в Новосибирске, души не чаяла во внуке и, только заметив признаки самой незначительной хвори, лечила его от всего и сразу. В ход шли обильные порции глистогонного, антибиотиков, антигистаминных препаратов и всевозможные травяные сборы из Зеленой Аптеки. Все эти лекарства довольно быстро сделали из Сережи вечно сопливого худосочного мальчика. Каждая смена сезона приводила его в больницу и очень скоро бабушка решила, что вся зараза из школы и перевела внука на домашнее обучение. Так что любая поездка Сережи дальше больницы была праздником. Конкретно за эту благодарить надо было бабушкин профсоюз работников высшего образования. На третий день в Адлере, пока бабушка проходила процедуры в водолечебнице, Сережа сидел на скамейке у входа, щипал листья акации и ждал. - Ты про самураев что-нибудь знаешь? Сережа повернул голову к источнику этого вопроса - это и был Миша Ли. - Нет... - Я тебе книгу могу дать, если хочешь, там и про харакири и про войну есть... - Давай! Так они и познакомились. Книга, которую получил Сережа, была самиздатовской версией повести полу-порнографического характера - "Император Мечей" некого Харуки Яцзы. Этот месяц на море был лучшим в жизни будущего министра, солнце и море, несмотря на все усилия бабушки, превратили мальчика в веселого смуглого проказника. Мальчики часто гуляли вместе и рассказывали о своих мечтах. Миша хотел стать хирургом в какой-нибудь голодающей азиатской стране; Сережа мечтал быть знаменитым шпионом. Внезапно они оказались влюблёнными друг в дружку - безумно, неуклюже, бесстыдно, мучительно; безнадёжно, ибо неистовое стремление ко взаимному обладанию могло бы быть утолено только, если бы каждый из мальчиков в самом деле впитал и усвоил каждую частицу тела и души другого. Среди сокровищ, потерянных министром в годы позднейших скитаний, была снятая бабушкой маленькая фотография, запечатлевшая группу сидящих за столиком тротуарного кафе: Мишу, его родителей и весьма степенного доктора Кацмана, хромого старика, который в то лето ухаживал за бабушкой. Миша вышел не слишком хорошо, так как был схвачен в то мгновение, когда он собрался пригубить свой "Тархун", и только по худым голым плечам да пробору можно было узнать его среди солнечной мути, в которую постепенно и невозвратно переходила его красота; Сережа же, сидевший в профиль, несколько поодаль от других, вышел с какой-то драматической рельефностью: угрюмый густобровый мальчик в тёмной спортивной рубашке и белых хорошо сшитых шортах, положивший ногу на ногу и глядевший в сторону. Фотография была снята в последний день нашего рокового лета, всего за несколько минут до нашей второй и последней попытки обмануть судьбу. Под каким-то крайне прозрачным предлогом (другого шанса не предвиделось, и уже ничто не имело значения) мальчики удалились из кафе на пляж, где нашли, наконец, уединённое место, и там, в лиловой тени розовых скал, образовавших нечто вроде пещеры, наскоро обменялись жадными ласками, единственным свидетелем коих были обронённые кем-то тёмные очки. Сережа стоял на коленях и уже готовился овладеть своим Мишей-душенькой, как внезапно двое бородатых купальщиков -морской дед и его братец - вышли из воды с возгласами непристойного ободрения, а четыре месяца спустя Миша умер от пневмонии где-то на Дальнем Востоке. Вот так все началось. Вернувшись в Новосибирск, бабушка отпустила Сережу в школу, где он начал влюбляться в одноклассников. За неделю до выпускных он признался в своих чувствах Тимофею, с которым они вместе ходили в секцию фехтования. После того, что случилось между ними в ночь выпускного, Тима подарил Сереже раскладной меч, собранный его дядей-токарем из автомобильных рессор. С тех пор он всегда носил его с собой... Мелодия золоченого Vertu заставила министра открыть глаза. Звонил секретарь президента, просил поторопиться. "Хорошо", - сказал Сергей Валерьевич. С заставки мобильного на него смотрел Юкио Мисима, руки последнего самурая бугрились мышцами, оливковая кожа блестела от пота, почти так же, как и лезвие катаны. Теперь во взгляде министра была решительность. Он поднялся с пола, отряхнул брюки. Накинул пиджак, убедился, что подарок Тимофея на месте. И принял решение. Все как в трактате "Искусство войны": "Те, кто недостаточно понимают опасности войны, не могут понять и выгоду от войны." Министр Обороны начинает войну. И погибнет как убийца тирана, а не как содомит и вор! Рисунок Leo Chuang
18 АПРЕЛЯ 2013
|
АЛЕКСАНДР ЦАРИКОВ
Смотрите также
 #ПРОЗА, #ЮКИО МИСИМА
|
  МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
Магазин Sexmag.ru
|
|
Настоящий ресурс может содержать материалы 18+
|
* КВИР (queer) в переводе с английского означает "странный, необычный, чудной, гомосексуальный". |
