КВИР - Кровать за моей спиной

Кровать за моей спиной

В детстве мы любили играть в бане - днём там было достаточно темно, чтобы вызывать духов, домовых и всякую нечисть.

Там же мы регулярно узнавали имя жениха для старшей сестры - для той, которая за обедом всегда обмакивала жареную куриную ножку в вазочку с вареньем, пока никто не видел. С каждым годом старшая сестра становилась всё больше, набухала как нарыв, но ее мать не придавала этому значения - вся в папеньку, говорила: тот отзывался ей глубоким храпом, от которого сотрясались стекла в ветхих оконных рамах.
Это был мой дядюшка - невероятно тучный мужчина, вепрь, кем-то неаккуратно превращенный в человека, а затем выпущенный на волю, чтобы остаток дней под его необъятной жопой беззвучно гибли пульты от телевизора.
Про фэтшейминг там никто и не слышал, напротив - в этой деревне называли ожирение сибирским здоровьем, а таких как я, тощих и бледных, высмеивали или отпевали еще живыми. Дочери вепря, три сестры - кажется, троюродные, или как-то так, - тоже потешались надо мной.
Однажды они заперли меня в этой бане, когда я, вполне справедливо, возмутился тем, что мы всегда гадаем на жениха только старшей сестре.

Я тоже захотел узнать имя своего жениха, но к моему удивлению, все оказались против моей затеи. Мне сказали, что это доступно только девочкам, я спросил - почему?
Тогда они все не на шутку разозлились - старшая ведьма рявкнула, сказала, что меня нужно проучить, а ее всегда слушали - боялись, что та однажды обратится в такого же вепря, как ее отец - тогда ее жопа будет щелкать всех ослушавшихся, как семечки, и давить, как пульты от телевизора.

Мы как-то остались со старшей сестрой наедине в небольшой спальне после застолья и похорон ее дедушки. Она еще не была такой толстой. Тогда все взрослые куда-то разошлись, и ей захотелось напугать меня. Она сказала, что кровать за моей спиной - это та самая кровать, на которой скончался ее дедушка. Я ничуть не испугался, но этот факт меня очень заинтересовал. Я живо представил себе, как дедушка Лёня держит в руках свой любимый радиоприемник "Орфей", который теперь стоял на подоконнике, и из последних сил пытается, сквозь шипение, подкрутить нужную волну, услышать ничего незначащие слова о погоде или бестолковые новости, которые никак не относились к их глухой деревушке. И умирает.
Дедушка Лёня был самый древний из всех стариков, которые там проживали, а я был самый молодой из всех младших, которые приезжали в эту деревню на летние каникулы. Поэтому мы с ним почти не общались - я еще толком ничего не понимал, когда он уже постепенно угасал и просто молчал. Мы только напряженно разглядывали друг друга всякий раз, когда по какой-то причине оказывались за одним столом. Я хорошо помню его брови, потому что это были не брови, а густые серые кусты, на них падал солнечный свет сквозь узенькое окошко летней избы, освещал паутину, пыль, кусочки сушеной листвы, оказавшиеся в бровях, вероятно, когда старик полез в кладовую за мятой, иван-чаем или банным веником.
Он смотрел на меня, не отрываясь, из-под этих седых кустов, а я сидел перед ним с экземой на щеках, в розовой футболке с Микки Маусом, болтал ножками в голубых джинсовых шортиках и, тоже освещенный солнечным светом, который отражался от металлической хлебницы с выцветшими колокольчиками, говорил ему своё "здравствуйте", с трудом проговаривая "р".
Я видел, как он хмурился в ответ, но взрослые меня убеждали, что всё в порядке, это он так радуется.
Он все время просил принести ему радиоприемник, а еще вместо сахара клал в чай соль, морщился, сделав глоток, но ничего не понимал. И вот он, допив свой соленый чай, обнявшись с радиоприемником "Орфей", отправляется в небытие, лежа на этой кровати, я будто всё это вижу, а потом внезапно ныряю туда лицом, потому что сестра меня сильно толкает в спину.
Она хохочет, потому что думает, что напугала меня, смеется так, что хватается за коленки, из-за этого я замечаю ее уже отяжелевшие груди под свободным сарафаном. Она тут же бросается меня щекотать, а я стараюсь вырваться, но цепкие руки, которыми она по вечерам доит корову, крепко держат меня за ноги.

Когда мне стало больно сопротивляться, она приблизила мои ступни к своим широким ноздрям несколько раз так, что я почувствовал ее горячее дыхание, потом она загадочно улыбнулась, поняла, что я действительно напуган, наконец, успокоилась и отпустила.

Так же удовлетворенно она смотрела, когда выпустила меня зареванного из темницы с пахучими вениками, березовыми дровами и длинноногими пауками, которые грозились заползти мне за шиворот, стоило только зазеваться.
Смотрела удовлетворенно и плотоядно - она могла бы запросто проглотить мою руку, думал я, или ногу, обмакнув ее в вазочку с вареньем, если бы ей не пришлось потом оправдываться перед взрослыми.

15 ОКТЯБРЯ 2020 КАРИМ АГА-ИБН П.

Ссылка:

Смотрите также