КВИР - Колыбельная для папы

Колыбельная для папы

Камера медленно плывёт по ночной улице городка, затерявшегося где-то в просторах центральной России. Улица эта так освещена, что походит на улицу из фильма ужасов: полутёмная, с силуэтами непонятных конструкций, перемежающихся с силуэтами жилых домов и электрических столбов. Из дальнего конца улицы, прямо на камеру, не спеша, приближается к нам мальчишка лет двенадцати. Он играет на маленькой гитаре шутливую песню о вампире. Когда мальчишка выходит на крупный план кадра, мы видим у него вставленные игрушечные клыки, какие бывают, судя по россказням кинематографистов и литераторов, у вампиров. Заглядывая в камеру, мальчишка заканчивает короткую песню такими словами:
- Бойтесь меня, потому что я вампир. Я вампир...

Слабаков шел по длинному коридору военкомата, слегка наклонив голову набок. Он словно думал о чем-то приятном, так как его красное и бугристое лицо от бесконечно то появляющихся, то исчезающих прыщей светилось чуть приметной улыбкой. Проходивший мимо молодой лейтенант поприветствовал его.
- Здравия желаю, товарищ майор.
Слабаков кивнул головой, прошел мимо, но вдруг остановился и оглянулся на уходящего лейтенанта.
- Дубинин! - окликнул майор молодого офицера.
- Я, товарищ майор.
- Тебе сколько лет?
- Двадцать семь.
- Двадцать семь?! - не скрывает своего удивления Слабаков.
- Так точно, товарищ майор, двадцать семь.
- А выглядишь, как призывник.
- Виноват... - улыбается лейтенант. Мгновение стоят оба молча, смотрят друг на друга. Лейтенант продолжает виновато улыбаться, майор - рассматривать улыбку лейтенанта.
У себя в кабинете Слабаков достал из шкафчика письменного стола недопитую бутылку коньяка и две стопки. Выставил на стол. В кабинет заглянул мужчина лет сорока-сорока пяти, тоже майор. Они были приблизительно одного возраста.
- Вызывал, Михалыч?
- Закрывай дверь, - взмахом руки Слабаков зазывает зама к себе. Зам догадливо закрывает дверь, поворачивая в замке ключ. Слабаков разливает по стопкам коньяк.
- Закусывать нечем, так что...
- У меня в кабинете лимончик есть, принести? - предлагает зам.
- Некогда. Бери.
- За что пьем, Михалыч?
- Сын ко мне приехал.
- У тебя сын есть?!
- Есть.
- Не знал.
- Не знал, потому что я не говорил.
- За сына - святое дело!
- Давай.
Оба выпили.
- Представляешь, - начал Слабаков. - Сам нашел меня.
- Ой, молодец! Ой, молодец! Вот это хлопец! Сколько ему?
- По последней и за работу.
- Ясное дело!
- Если бы не призыв, взял бы на неделю отпуск. Мне столько надо ему рассказать, Коля. Столько надо рассказать!
- Понятно.
- Пятнадцать лет не виделись!
- Пятнадцать лет?!
- Да.
- Это срок.
- Еще какой!
- Закончится призыв - соберу вас у себя дома, отметим, как следует.
- За сына!
Чокнулись и выпили.

Поздней ночью Слабаков стоял на балконе в трусах и майке, докуривая сигарету. Думал о чем-то своем, потом, загасив окурок в пепельнице, вошел в комнату, на цыпочках, прошел к кровати, где спал его сын, вытянул шею, так, чтобы заглянуть в лицо сына, отвернувшегося к стене. Некоторое время Слабаков стоит в такой комичной позе, замечает, как сын шевелит губами, словно что-то говорит отцу.
- А? - спрашивает тихо Слабаков. Но ответа не следует.
- Спи, спи, сынок, спи, - шепчет Слабаков, выпрямляется, замечает соскользнувшие со стула на пол джинсы своего сына, поднимает их и аккуратно, словно драгоценную вещь, по-солдатски укладывает на стуле. Снова оглядывается на сына.
- Спи, - шепчет он сыну и снова выходит на балкон.
- Хорошо-то как! - Слабаков полной грудью вдыхает ночную прохладу и, возможно, впервые за многие годы смотрит на небо, усеянное звездами. Звезды необыкновенно ярки! Сияют так, словно приветствуют его, Слабакова, и прямо на глазах собираются в созвездие тельца, который оживает и пытается приструнить вставшего на дыбы от переполненности чувств коня. Ржание коня разносится эхом по всему черно-синему небу.

На работе Слабакову пришлось несладко. Мать одного из призывников со слезами на глазах доказывала, что сын не годен к службе в армии по здоровью. Она выложила перед Слабаковым на стол стопку всевозможных медицинских справок и заключений.
- Зачем вы мне это все показываете?
- Затем, что мой сын больной человек. А вы его в армию забираете.
- Наши врачи не нашли ничего такого, что может ему помешать исполнить свой священный долг.
- У меня заключение главного врача больницы!
- А у меня заключение врача призывной комиссии, дорогая мамаша.
- Отправьте его на независимое обследование.
- Вы сомневаетесь в квалификации наших врачей?
- Сына своего я вам не отдам!
- Все! Разговор закончен! - Слабаков встал из-за стола, прошел к дверям. - Выходите.
Женщина собрала бумаги, вышла в открытую дверь, Слабаков вышел следом, закрыв дверь на ключ.
- Я буду подавать в суд.
- Подавайте хоть куда! Сын ваш годен к службе. А мелкие болячки его и в армии вылечат. Начнет заниматься спортом - само все исчезнет. Попомните мои слова - придет из армии, еще спасибо нам скажет. Знаете, сколько таких ребятишек через меня прошло? - Слабаков уже спускался по ступенькам на первый этаж. Женщина шла за ним.
- Неужели с таким диагнозом вы осмелитесь загнать его в армию?
- Осмелюсь. И не загнать, а дать возможность мужчиной стать!
На первом этаже вдоль стены длинного коридора выстроились призывники, дожидаясь своей очереди вызова в кабинет. Они все в трусах, в руках у каждого папка с личным делом. Слабаков обратился к первому попавшемуся под руку парнишке.
- Как фамилия?
- Михалков.
- Ты зачем в армию идешь?
- Это... это священный долг.
- Слыхали? - обращается майор к надоевшей мамаше. - А тебя как звать? - обратился Слабаков к следующему парнишке.
- Миша, товарищ майор.
- Фамилия? - поправляется Слабаков.
- Толстой.
- Праправнук, что ли?
- В смысле?
- Писатель есть такой, слыхал? - шутит Слабаков.
- А, нет. Я ему не родственник, - улыбается Михаил. Ему вторят смехом остальные ребята.
- Ну, скажи мне, пожалуйста, кто тебя заставляет идти в армию?
- Никто.
- А мама тебя не держит за трусики? Ты, случайно, не маменькин сыночек?
- Я мужчина, - с гордостью отвечает парень.
Слабаков восхищенно смотрит на парня, треплет волосы на затылке.
- Красавец! - благодарит майор парня и язвительно смотрит на мамашу.
- Мой сын болен, - повторяет снова мать новобранца.
- Больные по ночным дискотекам не шастают! А вашего сына милиция из ночного клуба к нам привезла!
- У него плоскостопие, сердечная недо.....
- А у меня геморрой! - прокричал Слабаков. - И всю жизнь я с этим геморроем Родине служу!
- И у меня геморрой, - сказал кто-то из призывников. Раздался хохот.
- Кто сказал? - оглянулся майор на шеренгу ребят. Испуганная тишина воцарилась на мгновение. - Не бойтесь! У кого здесь еще геморрой? Ну же, смелее!
- У меня, товарищ майор.
Слабаков прошел вдоль ребят в дальний конец коридора.
- Дразнишься?
- Никак нет. У меня серьезно геморрой.
- А зачем тогда в армию идешь? Подлечился бы и потом...
- Не-е. Я хочу отслужить, как положено. А геморрой - это фигня! Живу же я с ним на гражданке!
Слабаков мгновение молчит, кивнув зачем-то головой, смотрит на парня:
- Знаешь, отчего геморрой бывает?
- Не знаю, товарищ майор.
- От питания плохого. Наверное, все в сухомятку ешь, чизбургеры, гамбургеры. Вот и геморрой заработал. Надо обязательно жидкое есть. Суп, борщ. Понятно?
- Понятно.
- Как фамилия?
- Фадеев.
- Фадеев?!
- Фадеев, только я тоже не родственник тому Фадееву, который писатель, - улыбается парнишка.
- Потом зайдешь ко мне в кабинет вместе с врачом. Он тебе свечи пропишет для лечения.
- Ладно.
- "Ладно", - добродушно передразнивает майор парнишку. - Не "ладно" надо говорить, а "слушаюсь". И запомните все. Служба в армии - это не танцы на льду, или по дискотекам там разным. Служба в армии, ребятки, это почетная миссия. Это ваша возможность отблагодарить Родину свою за мир и покой, в котором вы живете. Это священная обязанность, священный долг, ты правильно сказал, Михалков, защищать рубежи своей Родины от недругов. Для того, чтобы ваши матери и отцы, братья и сестры, бабушки и дедушки жили, не пугаясь взрывов снарядов, и не прятались в подвалах от ужасов войны, как в Югославии, Осетии, Сирии. Да много еще где! Ваши родители, близкие родственники, ваши близкие друзья, ваша земля, по которой вы ходите, которая вас кормит.... Это и есть ваша Родина.... Я так думаю.
Под конец своего монолога Слабаков откровенно задумался. Его речь не была пафосной. Он был искренен. Снова воцарилась тишина.

В большом просторном кабинете за длинным столом сидела призывная комиссия: врачи в белых халатах, представители муниципальных и районных властей, военные, среди которых и герой нашей истории начальник военкомата майор Слабаков.
Посередине комнаты стоял парнишка в трусах. Председатель комиссии пролистывал его личное дело.
- А что у тебя с рукой? - поинтересовалась одна из женщин, заметив у локтя синяк.
- Да так, ерунда. Пару дней назад подрался. Пройдет.
- Из-за чего дрался?
- За сестренку заступился.
- Молодец. Сестру надо защищать. На то ты и парень, - поддержал разговор председатель комиссии. - Ну, куда хочешь пойти служить? В какие войска?
- Я бы подводником хотел.
- Подводником не получится, - улыбается председатель, обращаясь к членам комиссии.
- У тебя рост метр восемьдесят пять! Ты же в нее не поместишься.
- В ВДВ пойдешь?
- Не знаю. Я, вообще-то, высоты боюсь.
- Под воду идти не боишься, а высота пугает тебя, так что ли?
- Получается так, - соглашается призывник.
- Неужели не хочется птицей себя почувствовать, а? - подхватывают разговор поочередно члены комиссии.
Парнишка пожимает плечами.
- Тогда уж лучше в пехоту, - просит призывник.
- Ну, в пехоту, так в пехоту. Никто не возражает?
- Нет.
- В пехоте тоже есть чему поучиться! - соглашается с председателем комиссии Слабаков.
- Спасибо.
- Служи так, чтобы ни матери твоей стыдно не было, ни сестренке, ни нам.
- Стыдно не будет!
- Вот и молодец! От трудностей не бегай. А то сейчас модно стало бегать по стране, плакаться. Будут обижать незаслуженно - есть командир роты на это. В конце-концов сдачу можешь дать, как следует. Сестренку же отстоял!
- Так точно.
- Давай, счастливой тебе службы, сынок.
- Еще раз спасибо вам, - говорит парень на выходе из кабинета. - До свидания.
- До свидания.
- До свидания, Иванов, до свидания, зови следующего! - улыбается толстая женщина из комиссии.
- А говорят в России служить некому.
- Причем заметьте, Владимир Владимирович, - вставил Слабаков, - сами в армию идут. Никто их за руку не тянет.
- И правильно делают. Отслужил себе положенное время и гуляй потом, сколько душе угодно будет.
- Можно? - спросил заглянувший в кабинет очередной призывник.

Сын Слабакова, тем временем, собрав по квартире всю грязную посуду в раковину, отмывал ее от многомесячного жира. Надо сказать, что скромная двухкомнатная квартира отца была типичной квартирой холостяка. И теперь Слабаков-младший драил железной щеткой почерневшие от копоти кастрюли под звуки модной современной песни, доносившейся из радиоприемника.

Слабаков-старший, тем временем, усталый, прощался со своими сотрудниками на выходе из военкомата.
- А ты чего? Остаешься? - спрашивает зам.
- Да. Дело еще одно есть.
- Сыну привет передавай.
- Передам. Так и скажу, от незнакомого дядьки тебе большой привет! - засмеялся военком. - Совсем рехнулся?
- Ну, как знаешь.
- До свидания, Владимир Михайлович, - прощается со Слабаковым девушка в погонах.
- Ты уже со своим ухажером-то определилась?
- Да я-то определилась, вот вам давно пора к берегу пристать. Пропадете ведь один.
- С такой зарплатой не то, что к берегу, до мели не дотянешь!
- Неужто порох отсырел? - смеется девушка.
- Иди уже. А то твой другую себе подцепит, без погон.
- А я в постели без мундира, - поддерживает шутку девушка. Все смеются.
- До завтра!
Слабаков вернулся к себе в кабинет. Выпил стопку коньяка, поднял трубку телефонного аппарата.
- Милая, соедини меня, пожалуйста, с Москвой по номеру хххххххх, - говорит номер, ожидает. - Занято? Хорошо, проследи, как освободиться, соедини, ладно? С меня шоколадка!
Слабаков стал напевать песню.
- "А нам нужна одна Победа. Одна на всех - мы за ценой не постоим! Одна на всех, мы за ценой не постоим!"
В кабинет заглянула женщина в форме капитана.
- Можно?
- Можно, если осторожно.
Она вошла, закрыв на ключ дверь.
- Мы сегодня не в духе? - спрашивает женщина, подходит к Владимиру и пытается его обнять.
- Погоди, не до тебя сейчас.
- Разлюбил?
- Дура! - искренне возмущается военком.
- А чего ж тогда отталкиваешь? Сын приехал, не знакомишь? Или стыдишься меня?
Слабаков вздохнул.
- Дай ты ему привыкнуть, освоиться. Я сам-то чуть живой хожу, не знаю, с какого боку к нему подобраться, чтобы контакт наладить, родственные отношения начать, а ты со своим сексом лезешь! И потом, у меня сейчас серьезный звонок, из генштаба. Секретный. Как позвонят, чтобы духу твоего здесь не было, ясно?
- Слушаюсь, товарищ майор. Как позвонят, исчезну.
Женщина улыбалась, обхватив Слабакова пухлыми руками, крепко поцеловала.
- Оля, Оленька... - пытался сопротивляться военком, - звонок же..
Но сила женской ласки и нежности раскрошила китайскую стену, за которой пряталось сердце одинокого солдата, и он ответил женщине страстным поцелуем, рухнув вместе с ней на письменный стол.
В это время раздался звонок.
Слабаков тут же метнулся к телефону, а женщина стала оправляться.
- Да, милая, соединяй, конечно.
Слабаков машет кистью руки своей возлюбленной, давая понять, что ей необходимо срочно удалиться, прикрывает трубку рукой и шепчет:
- Из генштаба. Завтра поговорим. Целую.
Женщина довольно прытко освободила кабинет от своего присутствия - сказывалась военная выправка.
- Ну, что там? - нетерпеливо спрашивает в трубку Слабаков. - Ушла в магазин? Ага. Хорошо. Через двадцать минут, говоришь? Нет, конечно, дождусь. Ага. Договорились. Спасибо, милая.
Слабаков положил трубку. Вздохнул. Поправил на себе мундир, галстук, осматривая свое отражение в окне, за которым уже ускользнувший весенний вечер уступил власть черным краскам ночи. Откашлявшись, Михалыч вернулся к своему столу, достал из-под полы бутылку, вылил остатки коньяка в стопку. Хотел было выпить, но передумал, отставил стопку в сторону, набрал по телефону домашний номер.
Его сын поднял трубку.
- Слушаю.
- Сынок, это я.
- Я догадался.
- Узнал?
- Конечно, пап.
- Я бы, наверное, тебя не узнал по телефону, голос твой, - признался Слабаков.
- Тебе виднее.
- Хочешь, проверим? Ты мне позвонишь, а я скажу, узнал я твой голос или не узнал.
- Прикалываешься? Знаешь же, что я буду звонить! - мальчишка засмеялся, а Слабаков жадно вслушивается в этот, вдруг ставший до боли родным, обжигающим душу смех. - Говоришь, что будешь сейчас мне звонить, а я должен угадать: кто это там звонит? Неужели мой папа? Ты там, случайно, не заработался?
Слабаков рассмеялся.
- Представляешь, сынок, заработался. Ох, как заработался!
- Так что - без вариантов.
- А может, давай, проверим? - загорелся Слабаков. Ему хотелось говорить со своим сыном и говорить. И совершенно бессознательно он искал повода к этому.
- Что проверим?
- Ты мне позвони, а я послушаю тебя и пойму, узнал бы я твой голос или не узнал.
- Как хочешь. Только ты номер мне свой скажи.
- О! А разве я тебе его не говорил?
- Нет.
- Лох.
- Кто лох?
- Я, конечно. Сынок, мог бы и напомнить.
- Папа, я ложусь спать, тебя еще нет, просыпаюсь, тебя уже нет.
- Это да, да. Это ты верно говоришь. Только чего-то ты рано спать ложишься!
- Люблю я спать.
- Ну, дело это хорошее.... Здоровое дело, спать... Во всяком случае, это лучше, чем шастать по ночам бог знает где.
Сын снова засмеялся.
- Чего?
- Ты такой смешной.
- Смешной? Почему смешной.
- Не знаю. Мне кажется, что ты пытаешься меня сейчас воспитывать.
- А... это.... Это плохо?
- Ну, как-то поздновато уже. Тебе не кажется?
- Я тебя обидел?
- Не обидел. Так! Ты мне скажешь номер или нет? Надеюсь, это не военная тайна.
- Какая там к черту тайна, сынок. Записывай.
- У меня хорошая память, говори.
Слабаков произносит номер телефона, потом спрашивает:
- Ну что, позвонишь?
- Что ж с тобой поделаешь, позвоню.
- Хорошо. Жду.
Слабаков не спешит класть трубку, ждет, пока раздадутся короткие гудки. Возникает живая тишина, так как сын тоже не спешит прерывать разговора.
- Ну, клади трубку, - тихо говорит сын.
Мгновенно Слабаков почувствовал в этом тихом голосе пронзительную сыновнюю нежность. Испугавшись своих нахлынувших отцовских чувств, он крякнул скупое "Ага" и бросил трубку. Он схватился за пульс.
- Сейчас сердце вылетит! - говорит он сам себе, качает головой и залпом выпивает остатки коньяка. Раздается звонок. Слабаков поднимает трубку, ожидая услышать голос сына.
- Долго ты еще будешь там сидеть? - спрашивает женский голос.
- Итить твою мать! - разозлился мужчина. - Я же сказал тебе, завтра поговорим!
- Володя! Ты меня пугаешь.
- А ты меня! - Слабаков бросил трубку. - Дура!
Снова раздался звонок. Он машинально схватил трубку и грубо произнес:
- Слабаков слушает!
- Па-аа-п-а-аа, - настороженно и протяжно говорит сын. - Мы так не договаривались.
- Извини, сынок. Мне тут одна дамочка в три секунды все настроение испортила.
- Попробуем еще раз?
- Да нет. Все уже. Давай на завтра отложим. Зла на них не хватает.
- На кого?
- На баб этих!
- А ты не водись с бабами, водись с женщинами.
- А что, есть разница?
- Еще какая! - смеется снова сын.
- Не знаю. По мне что баба, что женщина, все равно одинаково устроены. Как ни крути.
- Придется мне заняться твоим воспитанием. Один ты совсем одичал.
- Как скажешь. Если задержусь, ложись спать.
- Ужин будет на плите, только подогрей.
- Ужин?
- Я приготовил тебе блюдо из моей любимой французской кухни.
- Я, сынок, Францию только по телевизору и видел.
- Вот и хорошо. Значит, кусочек Франции тебя ждет дома, на плите. Считай это моим подарком.
- Ладно, - Слабаков усмехнулся. Повесил трубку.

На следующий день снова члены комиссии сидели за длинным столом в большой комнате, а посередине стоял очередной призывник в одних трусах, что его, очевидно, смущало, поэтому он сдвинул колени и прикрыл руками интимную часть. Члены комиссии шептались, особенно мужчины. Их шепот сопровождался смехом.
- Чего ты стоишь, как баба? - сердится Слабаков.
- В смысле? - призывник покраснел, закинув голову.
- Встань, как это положено солдату: руки по швам, ноги выпрями.
- Как хочу, так и стою. Я еще пока что не в армии.
- Смотри, какой смелый, - возмутилась толстая женщина. - Это где же тебя научили так со взрослыми разговаривать?
- Там же, где вас учили хамить, - улыбнулся призывник, откинув рукой с глаз прядь длинных волос.
- Оставьте его в покое, - многозначительно произнес председатель комиссии.

Когда парень вышел из кабинета в коридор, к нему подскочил его телохранитель. Он был крепкого телосложения, лет на пять старше своего хозяина.
- Ну,что, Леха? - набросился он с вопросом.
- Дали направление в больницу, для независимого обследования.
- Супер!
- Ничего не "супер"! - встрял в разговор проходивший мимо капитан, оказавшийся невольным свидетелем сговора двух друзей. - Таких пидаров, как ты, в армии всей казармой драть будут. И дружок твой тебе не поможет!
Не думая, парень резко ударил офицера в скулу, свалив с ног. И ответил:
- Я его телохранитель, недоумок!
- Ах ты, сучонок! - кричит офицер. Вставая с пола, он намеревается достать из кобуры свой пистолет. Но телохранитель опережает обидчика, приставив к его виску свой пистолет.
- Слушай меня внимательно, урод! Этот парень - лицо неприкосновенное! В случае попытки причинения ему какого-либо вреда, буду стрелять на поражение. Разрешение имеется. Усвоил?
- Докажи, - растерялся офицер.
Парень достал из кармана удостоверение, внутри которого находился еще и какой-то вкладыш, протянул вставшему на ноги капитану, продолжая держать обидчика на мушке.
- Интересно, в армии все такие хамы? - съязвил призывник. - Оставь его в покое, Юра. Пойдем отсюда.
Телохранитель забрал у офицера свои документы.
- Я лично прослежу, чтобы он отслужил по полной программе! - кричит вслед уходящим vip персонам обиженный капитан. Призывник, не оглядываясь, отставил на ходу руку и показал средний палец обиженному офицеру.
- Не надорвись, крыса тыловая, - добавил призывник, не поворачиваясь в сторону офицера.
Из кабинета вышел врач, услышавший эту реплику.
- Что тут у вас происходит?
- Что у тебя здесь происходит? Зоопарк развел! - ответил офицер.
- А, - догадался врач по кивку головы капитана в сторону обидчиков, еще не успевших скрыться из вида.
- Если не хочешь неприятностей, лучше этого пацана не трогай.
- Отчего же?
- Взрывоопасно для твоей карьеры. К тому же он с телохранителем. Тот не промахнется. Поверь.
Капитан оглянулся на смотрящих призывников:
- Чего уставились?
Призывники попрятали глаза, стали отворачиваться от бедолаги.
- Иди, попей чайку, успокойся, - цинично предложил врач.
- Пошел ты со своим чаем! - капитан скрылся в ближайшем кабинете, хлопнув дверью.

К вечеру обиженный капитан сидел в кабинете военкома в окружении Слабакова и его зама.
- Я этих пидаров, товарищ майор, руками готов душить! - оправдывается капитан.
- Ты что, свечку держал?! С чего ты взял, что он голубой? И, потом, всех не передушишь, - подтрунивает зам Слабакова.
- Я сам таких не понимаю, - говорит Слабаков сочувственно. - Его папаша звонил. Надо как-то теперь заминать это дело... Извиняться придется.
- Большая шишка? - спросил зам.
- В нашем городе больше некуда.
- Дался тебе этот шибздик! - рыкнул зам. - Теперь вон и Михалыча подставил!
- Он мне пистолетом в морду тыкал!
- Кто? Пацан?
- Да нет, другой!
- Тебе сто раз сказали, он телохранитель! Имеет право.
- Ты, Василий, действительно, эмоции свои попридержи, - просит военком Слабаков.
- В жопу себе засунь свои эмоции и не рыпайся! - расшифровал просьбу начальника зам. - Из-за тебя хороший человек пострадать может.
- Ладно, хлопцы. Выкрутимся как-нибудь. Давайте по домам, - намекнул Слабаков.
Оставшись один, Слабаков достал из шкафа шинель, стал ее надевать, но зазвонил телефон. Слабаков минуту думает, потом все-таки решается снять трубку.
- Майор Слабаков слушает.
- Владимир Михайлович, я по вашей просьбе звоню, - говорит женский голос телефонистки.
- Здравствуй, Катюша.
- Здравствуйте. Вчера я так и не смогла дозвониться до Москвы - никто не брал трубку. Сейчас на проводе, соединять или уже отпала необходимость?
- Соединяй.
- Не забыли про шоколадку?
- Катенька, обижаешь.
- Соединяю.
Слабаков скинул с себя шинель одной рукой. Присел на край стола. Длинные гудки, потом доносится женский голос.
- Алло. Алло, говорите. Я вас слушаю! Алло, я не слышу вас. Будете говорить? Кто это? - раздражается на другом конце провода женщина.
- Как всегда кудахчешь? - не без удовольствия кольнуть произнес Слабаков. Женщина смолкла. Слабаков не вытерпел и снова нагрубил:
- Безмозглая ты баба!
- Ты, что ли?
- Я, безмозглая.
- В моей голове всегда побольше твоего водилось.
- А чего ж тогда сына не удержала? А?
Снова возникла пауза.
- Поперхнулась? Надо было мне тебя еще тогда по стенке размазать и сына забрать. Но, видишь, как получается? Он сам ко мне приехал. И, похоже, не очень-то он тебя и жалует. Чем ты ему так насолила? А? От хороших матерей сыновья не бегают.
- Сыновья от разных матерей бегают. От хороших тоже.
- От хороших не побегут.
- Все сказал?
- Да. Я, собственно, позвонил, чтобы похвастаться перед тобой. Ты говорила, что он проклинать меня будет, а он мне блюда французские готовит.
Женщина съязвила.
- Ой, не могу!
- А ты через не могу, легче станет.
- Легче мне уже никогда не станет. Знала бы, что такого сына рожу от тебя, еще в роддоме удавила бы его собственными руками.
- Полегче насчет сына, дура недоношенная!
- Отцовские чувства проснулись? - смеется женщина. - Говорила мне мать, что у тебя дурная кровь, жаль, молодая была, не сразу разобралась, что к чему. А сыночек твой, чтобы ты знал, голубой.
- Что?!
- Перед всеми родственниками меня опозорил со своим французом проклятым! "Он мне французские блюда готовит", - передразнивает Слабакова женщина. - Солдафон! Думаешь, он к своему папочке любимому приехал? Он от людей сбежал! Потому что в глаза стыдно смотреть. Вот и живи теперь со своим выродком.
- Заткнись, сука!
- Это твой сын сукой стал, вернее, сучкой, - неприятно смеется. - Вот у тебя и баба в доме появилась.
Слабаков бросил трубку.

Несмотря на поздний вечер, он не спешил домой. Поглядывая в окно своей квартиры, дожидался, пока погаснет свет. Когда его сын вышел на балкон и стал вывешивать постиранное отцовское белье, Слабаков спрятался за деревом и, дождавшись ухода сына, побежал прочь от своего дома. Побежал с испуганным сердцем, как от проказы. Незаметно для себя оказался в центре города, на площади. Долго стоял посередине, не шевелясь. Холодный ветер доносил до него шутки и смех молодежи, кучковавшейся вблизи, но он тупо продолжал стоять, как заколдованный.
- Дядя! Ты живой? - кричали ребята.
- Не видите, что ли. Это же памятник! Да, дядя?
- Офицер! Тревога! - кричит парень и издает звук, имитирующий сирену, потом взрыв бомбы, стрекочущий автомат. Эту злую шутку подхватывают остальные ребята.
- Равняйсь! Смирно! - Один из парней осмелился подойти к Слабакову строевым шагом и отрапортовать:
- Товарищ майор, враг обезврежен!
Слабаков словно не слышал ничего этого и продолжал стоять. Это распалило ребят и уже следующий парень, помладше, практически мальчишка лет четырнадцати-пятнадцати, подойдя к Слабакову строевым шагом, отрапортовал:
- Товарищ офицер, по вашему приказанию честь свою я отдал!
- Верните мальчику честь! - кричали в стороне девчонки.
- Ну-ка, отвалили! Быстро! Не видите, человеку плохо! - разогнал молодежь толстопузый сутенер.
- Иди, работай, - хлопнул сутенер молодую женщину по бедрам.
- Майор, отдохнуть не желаешь? - обратилась грудастая проститутка к Слабакову со спины.
- А? - пробудился Слабаков от терпкого запаха духов.
- Отдохнуть не желаешь? - повторила она вопрос, почти касаясь губами мочки уха Слабакова.
- Нет, - бедолага поднял воротник шинели и пошел прочь.

У своего дома он снова посмотрел в окно: было темно.

Когда Слабаков проснулся, сын его утюжил высохшее белье. Эта забава не на шутку удивила мужчину, и некоторое время он бесцеремонно с выпученными глазами смотрел на происходящее.
- Проснулся? - обратился к нему сын, когда заметил смотрящего на него отца. Ответа не последовало. - Ты сегодня всю ночь с кем-то ругался! Не знал, что ты такой матершинник.
Снова тишина.
- Что-нибудь случилось? - парень засмотрелся на отца и случайно обжог себе пальцы утюгом. - Ай! - вскрикнул мальчишка, ухватил себя за мочку, приседая, помахивая в воздухе обожженными пальцами. - Больно как!
- Подсолнечным маслом смажь, - посоветовал равнодушным голосом Слабаков. Парень вышел на кухню, достал бутылку с маслом и полил на пальцы над раковиной.
- Это все из-за тебя! Молчишь, будто не хочешь со мной разговаривать.
Слабаков встал с кровати, натянул спортивные штаны. Сын вернулся с бинтом в руках, протягивая его отцу.
- Забинтуй, пожалуйста.
Слабаков посмотрел на сына, потом на его руку. Почему-то ему показалось, что она очень похожа на женскую руку, особенно кожа. Да! Кожа была как у женщины! Слабаков коснулся руки сына, провел большим пальцем по тыльной стороне ладони, взял в руки бинт и откинул в сторону.
- Так заживет, - сказал он.
- Как скажешь, - соглашается сын, но не сразу, через небольшую паузу, пытаясь понять происходящее.

Через час Слабаков сидел у телевизора, смотрел новости: политики комментировали теракт в Москве. А на балконе стоял сын Слабакова, говорил по мобильному телефону. Дверь была открыта, так что телефонный разговор прекрасно был слышен отцу.
- Я так по тебе соскучился! Может быть, ты ко мне приедешь?... Жаль. Согласен. Придется довольствоваться эсэмэсками. По телефону разговаривать дорого. Я пока что еще не работаю. Ага. Мечу территорию. Данила, очень прошу, сделай, как договаривались. Ладно? Все, давай, не трать деньги. Обнимаю.

Еще через час Слабаков сидел на диване и с непонимающим видом смотрел, как его сын гладит свои волосы специальным утюгом. Продолжал работать телевизор, шел фильм "Веселые ребята".
- Папа, ты смотришь так, словно я себе живот разрезаю... Это сейчас модно. Тем более мне это идет, как мне кажется... Может быть, в кино сходим? Я города толком так и не увидел. Воскресенье все-таки.
Слабаков следил за тем, как его родной сын стоял у зеркала и, склонив голову, утюжил свои волосы, словно какая-то девка.
- У тебя девчонка есть? - выдавил вопрос Слабаков сдавленным голосом.
- Что? - переспросил сын. Но на второй раз у Слабакова не хватило смелости переспросить.
- Я тебя не расслышал. Честно говоря, мне это уже немного поднадоело. Не хочешь со мной говорить, так и скажи.
- У тебя девчонка есть? - наконец-то переспросил отец. Парень посмотрел на него, удивляясь любопытству отца по данному вопросу, но зазвонил мобильный телефон и он принял вызов, выйдя на балкон.
- Фунтик! Я так рад тебя слышать! Ага. Что ты! Я теперь далеко. Очень... Еще не успел. Сегодня пойду с папой осваивать просторы Сибири... Не знаю. Кто? Мишка? Да ну его! Он только обещает все время, а как до дела, фиг его найдешь... Ага... Не знаю... Ты что! Юрку не обижай! Он, на самом деле, хороший. Просто трудное детство, сам понимаешь... С этим я согласен... Все равно. Обещай мне, что ты его не тронешь. Никаких "посмотрю"! Сейчас обещай. Я жду.
Мальчишка и не заметил, как его отец оказался у него за спиной. Он просто почувствовал его дыхание и оглянулся. Взгляд отца его испугал. Ни слова не говоря, Слабаков ухватил своего сына за пояс и резким движением, приподняв его, сбросил с балкона. Пока мальчишка летел вниз, Слабаков произнес одну лишь фразу:
- Нет у тебя никакой девчонки.

На фоне лежащего мертвого тела мальчишки звучит песня, исполняемая девушкой на аккордеоне. Стилизована она под дворовую самодеятельную песню. Разрывные минорные аккорды. Грустный, обреченный женский голос.

"Жила-была одна семья...
Была счастлива она,
Но пришла к ним беда
И любимых развела..."

По проселочной дороге мчится трехколесный мотоцикл. За рулем сидит мальчишка лет 14-15-ти, а в коляске сидит его мать, стареющая женщина в ситцевом сарафане.
Продолжает звучать песня:

"Той бедою был ты,
А женой была я.
Ты построил мечты
И, даже не спросил меня..."

Автор сценария - Хусейн Эркенов, кинорежиссер

Фото Bertil Nilsson

19 ДЕКАБРЯ 2017

Ссылка:

Смотрите также

#АРМИЯ, #КАМИН-АУТ, #РОДИТЕЛИ

Как военный конфликт с Россией продвигает на Украине права ЛГБТ

Военный конфликт на Украине, оказывается, способствует развитию ЛГБТ-сообщества, считает Politico.

"Мы существуем, если говорим". Семь историй камин-аута

Проект "Q-Rated" попросил своих читателей и читательниц рассказать, как они открылись близким и что это изменило в их жизни.

Камин-ауты, которые пошли не по плану...

Сотрудники одного из российских ЛГБТ-проектов вспоминают, как впервые рассказали о своей ориентации родителям и не только и с какой реакцией столкнулись.