КВИР - Имя твое - пять букв

Имя твое - пять букв

Он был моей первой любовью. Юной, неуклюжей. И был старше меня на девять лет.

Йосик, а именно так я любил его называть, был разведен; маленький ребенок, так похожий на него, жил с родителями жены. Еще за его плечами - книжный магазин, который приносил стабильный доход; еще - жизнь без участия родителей. Он был взрослым.
За моими плечами было... Лишь одна неудачная попытка суицида и тотальный контроль со стороны родителей. Мне нечем было гордиться.
Когда я познакомился с Йосиком, мне было шестнадцать лет. В голове моей был хаос: крик чаек, несколько затяжек сигарет, тонкий аромат лемонграсса и легкое дыхание Бунина. Мне как раз хотелось сделать первый шаг к самому себе, но я боялся.
В тот вечер мы гуляли с Йосиком по бесконечному пяточку Белграда. Он держал в своей руке плитку горького шоколада и иногда отламывал по дольке, ел. Его карие глаза сотрясали меня изнутри. Даже в ночи я чувствовал на себе его взгляд, и в это мгновенье мне хотелось одного - накинуться к нему на шею и целовать, и целовать; миллион раз прикоснуться к его небритой щеке, вдохнуть его аромат (немного нежный морской с щепоткой цитрусовых) и почувствовать легкую дрожь по своей спине <...> Мы гуляли, а ближе к утру он проводил меня до дома. Мы еще двадцать минут стояли друг напротив друга, говорили о жизни, а потом я целовал его в обе щеки и губы.
- Я тебе напишу.
Он говорил эти три слова, и я впадал в отчаяние. Я никогда не знал, когда он напишет. У него всегда было много работы. Он уезжал, возвращался, снова уезжал; в легком затишье он все-таки находил время для наших коротких, но длинных, темных, но светлых ночей. Они казались мне блаженными.
Меня сильно тянуло к нему. Разрывало. Я не находил себе места, когда Йосик не давал о себе знать неделю, полторы. Конечно, потом он извинялся; целовал меня в губы, обнимал, как взрослый мужчина.
В таких перебежках мы просуществовали два года.
Ветер подул откуда-то с севера. Отец, знавший о моем "отклонении от нормы", очень долго разговаривал с Йосиком. Тон разговора был повышенным, и я подумал - не к добру все это.
- Не к добру все это, - сказал Йосик, прочитав мои мысли. - Твой отец непоколебим.
- Пообещай мне хотя бы остаться друзьями, - ненавижу жалость.
Он обнял меня крепко на глазах у отца. Это было символично, ведь никто еще в жизни не покушался на его непокорность. Отец хлопнул дверью. Но промолчал <...>
Йосик улетел в Варшаву 13 апреля 2007 года. Иногда он мне звонил, и мы целыми часами разговаривали. Он читал мне стихи. Наверное, не стоит называть фамилию его любимого поэта.

<...>

Переехав в Россию, я стал вспоминать Йосика. Я даже пытался дозвониться до него. Но все номера, что я тут же переписывал в блокнот после очередного разговора, были недоступны.
Под католическое Рождество, числа двадцать второго, на мою почту пришло письмо. Оно было лаконичным, но содержательным - номер телефона и имя Йосик.
Родной голос звучал уже не так, но тембр...
- Говори только!
Спустя час мы пили вино и ели горький шоколад в ближайшем ресторане. А за полчаса до этого я обнимал Йосика, как обнимает ребенок своего любимого медведя: жадно, страстно и бесконечно. Он вымолвил лишь:
- Раздавишь.
А я:
- Тебе жалко?
Я смотрел ему в глаза и мучительно окунался в прошлое. Снова - легкий ветер сводил с ума, снова мне хотелось погулять по пяточку Белграда, снова и снова.
- Да вот на несколько дней прилетел, - начал он. - Как ты?
- Разве ты не видишь?
- Ну, то, что ты рад меня видеть, и ежу понятно. Где работаешь? С кем живешь?
- Перевожу. Читаю Блока. Живу на N., - отчеканил я.
- Мажор! Один живешь?
Я заулыбался, и он все понял.
- Русских хоть? - продолжил Йосик.
- Три раза. Англичанин.
- Сочувствую.
- А ты как?
- И не спрашивай, - он махнул рукой. - На свою голову связался с бизнесменом. Ни времени, ни заботы... То улетает, то прилетает.
- Возможно, ты меня поймешь.
- Что?
- Да так, минутка ностальгии в этом бренном мире.
Мы пили вино и ели горький шоколад. Говорили. Конечно, это был совсем другой разговор, да и не те люди сидели друг напротив друга.
- Дим, знаешь, чего я боюсь больше всего? - будто выстрел в пустой комнате. - Остаться один.
- Да кто тебя бросит? - наигранно.
- Мне уже четвертый десяток <...>
- Рано стареть, Йосик! Рано.
- Я не боюсь старости, я просто боюсь остаться один.
- Откуда столько пессимизма?
- Да так, - глоток воздуха, - все геи боятся остаться одни на пороге осени.
- Ты случайно книги не пишешь? - я пытался подбодрить Йосика. - Метафоры.
- А ты все не меняешься, - вроде бы улыбнулся. - А если бы вернуть все, что было...
- Йосик, не будем ворошить прошлое. Меня же снова разорвет, - как грубо я поступил. - Мне очень хочется, чтобы у тебя было поменьше таких глупых мыслей. Йосик, послушай, - я наклонился к нему, - у тебя есть возможность жить хорошо, быть там, где многие мечтают побывать. Почему ты этим не пользуешься?
- Я боюсь...
- Тогда живи прошлым и бойся своей одинокой старости!
Он посмотрел на меня таким пристальным взглядом, таким всеобъемлющим, обжигающим и ранящим одновременно. И это было ужасно. Кровь прилилась к мозгу, и яркие воспоминания одни за другими топтались в моей голове.
- Извини, я думал, что избавился от этого, - сказал я виновато.
- Прости, - только тот, кто любил, может так кратко поставить точку в диалоге.
Мы замолчали. И эта пауза показалось мне вечной. Но нет - всего минуты две или три.
- Ты когда улетаешь?
- Послезавтра.
- Оставишь свой номер телефона?
Он написал на углу крафтовой салфетки и оторвал.
- Мне нужно идти, Йосик.
- Я еще посижу.
- Созвонимся.
Он обнял меня взглядом. Так тепло, как никогда. Так уютно. И мне бы задержаться хоть на чуть-чуть. Но я понимал, задержись хотя бы на мгновение, и я вряд ли бы оттуда ушел. Ведь иногда прошлое сильнее настоящего. Во сто крат.

Фото Mads Nissen

08 ФЕВРАЛЯ 2016 ДМИТРИЙ КУТОВИЧ

Ссылка:

Смотрите также