КВИР - Горбатая долина

Горбатая долина

И вот жарким летним днем я перешагнул порог общежития языковых курсов в уютном южногерманском городке, в тихом пригороде с милым названием, на русский язык переводящимся как "Долина божьих коровок"...

"Слушай, а что ты с подружкой разругался?" - "Да ей не понравилось, чего я от нее в постели хотел. Геем обозвала..."

Хорошее произведение искусства - оно как хорошее вино: со временем вызывает новые ощущения, начинает играть новыми красками. Так и "Горбатая Гора". Только став старше, начал понимать, что фильм еще и о том, как кажущийся мелочью поступок, приводя в движение невидимый механизм, управляющий нашей жизнью, заставляет нас совершать с неизбежностью последующие поступки, направляя нашу жизнь туда, куда вроде бы и не хотел двигаться, но где тем не менее оказался. А по прошествии времени человек оглядывается вокруг, понимает, что не там и не так, но вырулить назад невозможно. Как на обледеневшей автостраде ночью, когда на скорости 130 километров в час вашу машину начинает закручивать волчком и нести неизвестно куда потому, что вы чуть дернули рулем, будучи в полусонном состоянии.

С возрастом видишь вокруг все больше и больше последствий этих "горбатых" поступков. Да, у каждого в жизни они были, и не один и не два. Мой личный склад "горбатостей", пожалуй, почти пуст, но, глядя на людей, которых знал молодыми, вижу, что без оных не обошлось. Потому мне всегда становится не по себе по дороге на встречу с призраками из юности. Бывшие одноклассницы, бывшие одноклассники... Да, они сами виноваты в сделанном ими в жизни выборе. В одну и ту же реку дважды не войдешь. Но когда вспоминаешь, как входил первый раз, как пробовал ногой воду, как медленно погружался по колено, потом по пояс, потом, наконец, набравшись смелости, нырял с головой - берет дрожь и начинают бегать мурашки по коже.

Вот и в тот раз уже в электричке из аэропорта к вокзалу меня начала бить мерзкая дрожь, в вагоне как будто похолодaло градусов на двадцать. Я вышел из поезда на подземную платформу, едва не вступив в лужу блевотины, и направился к эскалатору, уворачиваясь от пьяных подростков и стараясь не обращать внимания на шмыгающих вокруг крыс. Франкфуртская подземка и вокзал резко изменились за те пять лет, что я здесь не был. Похоже, Ули этого тоже не знал, иначе не стал бы назначать мне встречу в такой клоаке. Или, наоборот, именно в клоаке он и решил повидаться со мной?

Он нашел мой адрес на университетском сайте. "Привет, Сергей. Ты был на курсах в Институте Гёте в 199... году? Я Ули, был тогда "циви", работал с вашей группой, помнишь? Вижу, что ты работаешь с учеными из Аахена. Было бы здорово, если бы ты в следующий приезд в Германию дал мне знать, я бы подъехал, вспомнили бы былое." Оказия приключилась через полгода. Я прилетал во Франкфурт, затем поездом ехал в Аахен. Ули предложил встретиться в кафешке на вокзале и потом пойти куда-нибудь посидеть. И вот, пока я, лавируя между пахнущими аммиаком лужами, направлялся к эскалатору, в памяти вставали картины четвертьвековой давности...

...На дворе было начало девяностых, надежде всего прогрессивного человечества помогли испустить дух, и империалистические шакалы, учуяв запах тлена, прибежали полакомиться съедобными останками... Нет, не так. ...Ужасающий весь цивилизованный мир колосс оказался на глиняных ногах и, рухнув, погреб под собой множество невинных жертв, самоотверженно спасаемых бескорыстными бывшими противниками... Нет, тоже не катит. Пожалуй, вот как: незаметно не стало страны, в которой рос, будущего, каким оно виделось, и денег, о которых только начал мечтать. Одновременно открылись границы, а советское образование в области точных наук оказалось конвертируемым гораздо свободнее, чем рубли. Благодаря собственным довольно незначительным на тот момент научным достижениям, доброте немецкого профессора, согласившегося взять меня к себе на работу, и одному германскому научному фонду, своим финансированием моей зарплаты вызвавшему приступ доброты вышеупомянутого профессора, я оказался в весьма уважаемом университете. Вишенкой на торте были двухмесячные курсы немецкого языка, которые было необходимо прослушать перед началом работы.

И вот жарким летним днем я перешагнул порог общежития языковых курсов в уютном южногерманском городке, в тихом пригороде с милым названием, на русский язык переводящимся не то как "Долина божьих коровок", не то как "Долина майских жуков". Комендант, открыв мне комнату, показал на стоящий в чулане матрац: "Тут до тебя китайцы жили, муж с женой, у нас не хватало комнат для семейных, так дали им дополнительный матрац, а теперь он пусть пока у тебя в чулане постоит."

Грамматика, словарный запас и понимание языка, как выяснилось в первый же день, были у меня отменными (спасибо провинциальной советской школе, дешевым подпискам на юношеские технические журналы из ГДР, и утренним передачам Радио Люксембург, которые я пристрастился слушать на смену "Пионерской зорьке"). Так что свободное время после занятий я проводил главным образом в совершенствовании устной речи, а именно, на футбольном поле. В распоряжении курсов находилась четверка "циви" - военнообязанных пацанов, выбравших альтернативную воинскую службу и благодаря протекции какого-то родственника занимавшихся теперь организацией культурного досуга иностранных ученых-стипендиатов. Они арендовали футбольное поле, приносили мяч, играли с нами, а после игры водили в близлежащий бар на закрепление усвоенных на поле языковых навыков. Все они весьма прилично играли, а двое из четверых еще и обладали стройными мускулистыми телами, что вызывало мой старательно неафишируемый интерес в раздевалке и коммунальном душе после игры. Как выяснилось позже, интерес взаимный.

Однажды в пятницу вечером наши цивики устроили в общежитии посиделки под названием "Вечер национальной кухни". Под это дело русские слушатели напекли блинов, японцы наделали суши, американец настругал салата "цезарь", а немцы притащили молодого неперебродившего мозельского, с которого отнимались ноги, хотя голова оставалась ясной. Самый симпатичный цивик по имени Ули притащил свою подружку - показать ей своих подопечных. Вечер прошел замечательно, расходились поздно и в изрядном подпитии. Уже засыпая, я вдруг услышал звонок в дверь. На пороге стоял симпатяга Ули. "Слушай, у меня проблема. Я вдрызг разругался с подружкой и она уехала на своей машине, а меня не забрала. Такси с вашей окраины до моей - дорого. Нельзя у вас в общаге переночевать?" - "У меня как раз запасной матрац есть, если не против на нем спать, то заходи." Ули был не против.

Он лег на матраце, я - на своей кровати. Одеяла лишнего у меня для него не было, а ночь была прохладной и парень начал замерзать. Предложению перебираться ко мне он откровенно обрадовался. "Слушай, а что ты с подружкой разругался?" - "Да ей не понравилось, чего я от нее в постели хотел. Геем обозвала. А я думаю, все нужно попробовать. ...Слушай, а ты к геям как относишься? ...А когда-нибудь с мужчиной пробовал? ...Я так и думал. А я не пробовал. Покажи мне, а?"

Сцена, которую десяток лет спустя режиссер "Горбатой горы" повторил в гораздо менее комфортных условиях, продлилась несколько дольше, чем на экране. - "А как же подружка?" - спросил я его потом. - "А я еще с предпочтениями не определился. Ты у меня первый, но с тобой лучше, чем с ней". Ночевал он у меня еще пару раз в последующие две недели, а потом демобилизовался (или как там это у них называется) и уехал в свой родной Фрайбург. Телефона не оставил. И вот теперь объявился спустя 25 лет...

...Нет, ужаса его вид не вызывал. Крепкий, хоть и располневший, коротко стриженный, в кожаке - такой мужичок-боровичок, любитель "Пудиса"* или "Рамштайна". Мне он искренне обрадовался - насколько только это может показать баденец иностранцу, с которым переспал по случаю, а потом не виделся четверть века. Сначала диалог не клеился, я заполнял возникающие паузы болтовней про работу в Аахене, но после пары литров "Варштайнера" он разговорился. "Знаешь, а ведь вы мою жизнь определили. Смотрел я на вас, молодых ученых, и думал: вот ребятам уже по 25-30, а ни заработка, ни кола, ни двора. Я такое хочу? Ну его, этот университет. Поеду домой, устроюсь в автосервис, буду уже завтра иметь кусок хлеба с маслом. Так и сделал. Быстро встал на ноги, женился, детей вырастил. А теперь дети выросли, разбежались, с женой разошлись, партнера искать поздно: папиком быть не хочу, а с ровесниками не подходим привычками - поздновато себя менять. ...Что? Да, конечно, геем я, наверное, всегда был. Но пойми: католический юг, католическая семья, маленький город... ...А на тебя я, как впервые в раздевалке увидел, так сразу и запал. Есть, наверное, у меня гейдар. Хотел попробовать с парнем, прежде чем домой возвращаться. С иностранцем, чтобы гарантированно никто не узнал и никогда не встретиться. Специально тогда с подружкой поругался. Думал, не понравится - и успокоюсь. Ан нет, понравилось. Попробовал заставить себя забыть. Но навсегда забыть не получилось. ...А ты один живешь? Ах, у тебя семья... Мужчина или женщина? Ну конечно, мужчина. Детей нет? Ну хоть в этом я не зря поспешил. Но иногда думаю: может, стоило тогда уехать подальше от родителей, жить, как сердце подсказывало, поучиться в университете, пусть сначала и в бедноте, но так, как самому хочется? Ну да ладно, поезд ушел. Спасибо, что нашел для меня время. Рад, что твои мечты сбылись. Пока."

Счастья тебе, Ульрих. Но в Горбатую долину я не поеду. Ни с тобой, ни без тебя.
______________
* Пудис (Puhdys) - популярная в 70-е-90-е годы восточногерманская рок-группа.

25 ЯНВАРЯ 2018 СЕРГЕЙ ТИХОНОВ

Ссылка:

Смотрите также

#АРМИЯ, #ГЕРМАНИЯ, #НАТУРАЛЫ

Как военный конфликт с Россией продвигает на Украине права ЛГБТ

Военный конфликт на Украине, оказывается, способствует развитию ЛГБТ-сообщества, считает Politico.

В Германии вспомнили о гомосексуалах-жертвах нацистов

На ежегодной церемонии памяти жертв национал-социализма в бундестаге впервые почтили память гомосексуалов.

Забытая история первой в мире клиники для трансгендерных людей

Первые операции по смене пола были проведены в 1920-х годах в учреждении, где работали трансгендерные технические специалисты и медсестры и которым руководил еврей-гомосексуал. Институт закрылся из-за прихода к власти нацистов и их стремления истребить гомосексуалов и трансгендерных людей.

Тюрьма обетованная: как фильм "Великая свобода" открывает новую страницу квир-истории

В 2021 году картина Себастьяна Майзе получила главный приз программы Каннского фестиваля "Особый взгляд". О том, почему этот фильм можно назвать одним из самых впечатляющих высказываний о внутренней свободе и человеческом достоинстве, на страницах проекта Q-RATED рассказывает Ксения Реутова.