КВИР - Голубое на красном

Голубое на красном

Вопрос о том, как геи знакомились в СССР - не вызывает у меня никаких ностальгических чувств.

Верный ответ: "никак"; всё было делом случая. Любой сексуальный контакт между парнями был нарушением закона и уклада. Счастливое знакомство было редким исключением. Вряд ли это можно назвать "жизнью".

Разумеется, как-то встречались, находили друг друга в подполье, если вам "везло" и удавалось избежать разоблачения, психушки или уголовной статьи. (Два моих знакомых угодили под этот "каток"). Статусные лица (актёры, поэты, художники) были в большей безопасности; власть старалась их не трогать, держа на крючке в целях политического контроля. Геям "из народа" везло меньше: их ничто не защищало от репрессий, поскольку уголовная статья жила своей статистической жизнью, требуя новых жертв.

Десятки тысяч мужчин были осуждены по 121-й статье, обвинённые в "мужеложстве". По экспертным данным, в 1930-1980-х годах в СССР ежегодно по статье отправлялись в лагеря и тюрьмы около 1000 человек. А общее число осуждённых достигало 250 тысяч. (И.С. Кон) Никому не интересно сегодня - что их ждало за решёткой, сколько жизней было сломано, никого не волнует в путинской РФ тема правовой реабилитации (не говоря уж о раскаянии или извинениях в адрес жертв).

Да и нынешние геи ходят почти "по краю", лишённые прав на открытость. Им сегодня не до гордости (гей-прайдов, "стоунволлов") или возвращения имён пострадавших в советское время. Выживание в гомофобной стране - актуальнее. "Совок" вернулся в новой "инкарнации", в виде новых репрессий. И не будь сегодня интернета под руками, гей-сообщество ждало бы подполье советского типа. Перефразируя известную формулу, "ваша свобода - не ваша заслуга, а наша недоработка".

Мои 70-е пришлись на прощание с детством, на студенчество и начало "взрослой" жизни. Время одиночества, не-знания, упущенных возможностей. Когда мне говорят: как ты мог ни с кем не познакомиться в свои 17, 20, 25 (не говоря уж: "переспать", найти себе парня и близкого друга), мне хочется спросить: а как можно быть пионером, носить комсомольский значок, как можно верить в "исторический прогресс", социализм и считать СССР вершиной справедливости? Человек - не кубик Рубика, поделенный на плоскости; не существует секса, отдельного от времени. Ваша сексуальность - часть вашей личности и убеждений.

Редкие счастливцы, наплевав на "социальные приличия", жили в согласии с природой, презирая государство и "мораль" изначально. И были намного удачливей. "Кто был счастливей - был умней". Двойственность натуры давала бы шанс на личные отношения. Но, к несчастью, я не был циником. "Быть вполне хорошим" (выражаясь формулой Толстого) - оставалось важной мотивацией советского подростка. Единственное, что он мог по мере осознания своей сексуальности - это наступить себе на горло, отказаться от любви, интима, близких отношений в интересах "общества".

Пока друзья по институту шли стандартными путями, влюблялись, праздновали первые свидания, публично танцевали свои медленные танцы, обнимались, держались за руки, становились "полноценной" частью социума, переживали первую любовь и первый поцелуй (момент мужской инициации), - гей был лишён всего этого. Огромная часть моей юности (да и просто мужской жизни) "вымарывалась" из реальности, объявлялась криминалом и "позором", помещалась под запрет и не подлежала обсуждению. То, что сверстнику из гетеро-большинства казалось в 20 лет естественным ходом жизни, мне было совершенно недоступно.

Влюблённости были секретом, впрочем, как и секс. Серое, унылое пространство "совка" сегодня вспоминается как время одиночества, неуверенности, само-отрицания, чувства вины; и снова - по кругу... Дряхлеющая власть 70-х "дрочила" на любимый марксизм-ленинизм; я фантазировал на другие темы, - но к жизни это не имело никакого отношения. Жизнь была системой имитаций. Власть задавала правила игры, где возбуждение, желание (в широком смысле слова) обращались на мифический объект. Видимо, поэтому опыт имитаций так ненавистен мне и в путинской России...

Я был слишком "правильным" студентом, чтобы издеваться над "основами" системы. Историкам, казалось, было проще: образование давало в руки инструменты для критического взгляда. Друг по институту мог свободно пошутить, вертя в руках учебник по "марксизму": "Основы научного онанизма". И не замечая, задевал меня за живое. Свобода в отношениях с системой во многом опиралась на опыт социальной защищённости "натурала". Ему тоже было что терять, но для "большинства" он всё же был "своим".

Роман с девчонкой из нашей группы был "украшением" двух факультетов, предметом всеобщей симпатии. Мне же оставались лишь "Основы...", потому что выражение романтических чувств к парню, в которого я был тогда немного влюблён, стало бы (в лучшем случае) концом моей учёбы.

Впрочем, чувство "исключительности", навязанное гею в принудительном порядке, имело в СССР и свои плюсы. Раннее "изгойство" помогло остаться независимым, "отдельным", дало здоровую дистанцию с системой. Иногда я с долей страха думаю о том, что в роли "гетеро" мог завести "здоровую советскую семью", стать частью большинства, увязнуть в "коллективном бессознательном".

Пушкин как-то пошутил: "Жена и дети, друг, поверь, большое зло". Несмотря на юмор, очевидно, что семья - часть того личного счастья, за которое система взимает политический "налог". За счастье ты платишь "системностью" выбора (зарплата, статус, ипотека, карьера, судьба детей). Это не только благо, но и риск. Есть вещи и похуже одиночества: соблазн социальной "нормальности". Она мне, слава богу, не грозила. Как было однажды сказано: "Я не выбирал, быть ли мне геем. Просто мне повезло".

"Живая жизнь" началась с Перестройкой, отменой уголовной статьи, с новым воздухом свободы. К норме быстро привыкаешь; и уже невозможно представить, что жизнь была устроена иначе. Уже и сам с трудом находишь объяснение, оглядываясь в прошлое: почему первый секс - "так поздно", почему одиночество было нормой. Есть вопросы, на которые не ответишь с высоты другого возраста. Ты слишком изменился.

В прокуренной редакции небольшой газеты, куда меня занесло после института, коллега-журналист с партийным стажем хмуро щелкал зажигалкой, затягиваясь "Примой": "На днях поймали банду гомосеков, слышал новость?" Я не был "гомосеком" по опыту и стилю жизни, но понимал, что новость имеет ко мне прямое отношение. Мы для них были "бандой", вроде убийц и грабителей. Отнятой личной жизни, самоуважения, достоинства - режиму было мало; им хотелось смешать нас с дерьмом, чтобы лучше спалось по ночам. Советскому мужчине, бесправному в рамках системы, было важно компенсировать свою неполноценность за счёт уязвимых групп.

Короткая история моего "журнализма" запомнилась совковым лицемерием и помесью партийности с пошлятиной. Они плотно висели в воздухе, мешая табачный дым с неуловимым запахом портянки. Газетные колонки жили своей жизнью, редакция - своей. Подмигивая бровью, мэтр "партийного отдела" Кузнецов напевал, рассматривая гранки: "Как я бу... Как я буду с ним купаться. С толстым ху... С толстым худенькая я? - Да, Семянчикова?" (Завитая барашком Семянчикова из "культурного отдела" колыхалась и хихикала).

Мы знали наизусть тексты бравой юности нашего "мэтра" (борьба с "бандеровским подпольем" в Украине была предметом его "особистской" гордости). Портяночный фольклор висел в атмосфере редакции, - точнее, он и был её воздухом.

Так это и осталось в моей памяти: смесью пошлости, дешёвых сигарет и нравов "советской печати". Коллега имел слабость к сауне, куда упорно (почему-то) звал и меня. Но раздеться в его компании казалось мне верхом абсурда. "Ты не видел его в бассейне, - похохатывал приятель, - там х**льник по колено. Может, всё-таки составишь нам компанию?"..

Я тогда не понимал, что сауна 70-х была сакральным советским пространством, где "разоблачиться перед партией" было долгом лояльного гражданина. В каком-то смысле это было пропуском в "элитные" ряды, советским фейс-контролем. Пряча от гос-органов собственные органы, ты записывал себя в число подозрительных типов.

"Как я буду с ним купаться?" (острил и отбивался я как мог). "Ну, как знаешь", - обижался приятель. Отрыв от дружного мужского коллектива для бойца "идеологического фронта" казался ему странным чудачеством.

Всё в этой маленькой газете вертелось вокруг "полового вопроса". Смерть Джо Дассена вызывала у Семянчиковой внезапную радость: "На бабе, небось, помер?". Простота картины мира была важным партийным достоинством, - и сексуальная пошлятина являлась всего лишь частью мозаики.

"Бабы" были классикой фольклора. Упорное нежелание травить анекдоты "про баб" и делиться новостями, кого я "трахнул" в выходные, видно, вызывало удивление. И партийное чутьё не подводило. Мой опыт одиночества (совсем не уникальный) был коллективным "даром" партии и правительства сотням тысяч советских геев.

Но однажды в коридоре барака (где обитала редакция) водрузили телевизор. По экрану полз траурный лафет и гремел похоронный марш. Эпоха сходила в могилу - вместе с её "вечными" старцами. Забирая в яму "лично Леонида Ильича", "совок", 121-ю статью и "развитой социализм". Конец восьмидесятых, свобода 90-х были началом новой жизни и спасением от подполья.

Сейчас в это трудно поверить, но на первое свидание с парнем я отправился в возрасте "за тридцать", когда в печати замелькали объявления о знакомствах. Цветные стопки газет лежали в супермаркетах у касс, в киосках за стеклом отсвечивали глянцем "КВИР", "Play Girl" и "ОМ" (впрочем, это уже "нулевые"). В "Интимах" появились гей-журналы. Люди привыкали к "новой нормальности". Я открывал страницу объявлений, обводя фломастером волнующие тексты. "Ищу симпатичного парня для дружбы и более. Абонентский ящик..."

Невидимки "без прошлого" вдруг обретали голос, убеждаясь, что являются сообществом, средой и совсем не одиноки. Подполье было позади. Но дело (разумеется) не в сексе. Новое ощущение жизни было связано с другим. Речь шла о человеческом достоинстве, где право на любовь являлось частью освобождения. Важной, но всё-таки частью.

Ящики на почте массово снимались для знакомств и переписки. Утро начиналось с пробежки к ближайшему п/о, где тебя ждали 3-4 письма. И ты по почерку старался угадать характер человека. Каждое письмо - всплеск надежд, адреналина, ожиданий. Слишком долгожданное общение - и давние надежды. В один из почерков я влюбился сразу; ровный и ясный, антипод моего, нервного и "рваного". Позже - встреча "под часами", чувство страха от быстрой влюблённости, прогулка по парку, паника первых объятий - и долгие годы вместе.

Но так было не всегда. У личной жизни - свои ритмы. 90-е были эпохой активных знакомств и свиданий, секса в различных местах, который почему-то назывался "случайным". Свободные площадки оставались в дефиците и вопрос "есть ли место?" был привычной частью знакомства. Наверное, поэтому парк приобрёл такую популярность - с "дальними аллеями" для встреч.

Городскому парку можно посвящать романсы и поэмы; убежище, "Asylum", "земля обетованная" - в своих дружелюбных границах. Голубое на зелёном - выглядело более счастливым сочетанием, чем голубое на красном. Роль, обычно отведённая полям и перелескам ("распрямись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани"), в городской гей-культуре обычно отводится парку. "Стоит в конце проспекта сад. Куда бы ни пришлось идти, Всё этот сад мне по пути, Никак его не обойти". (М. Кузмин)

Место первых поцелуев и свиданий (начало моих долгих отношений - тоже там). Но и просто секс, объятие (нужен ли полный список?) для меня окрашивают парк (зимний, летний, дневной, ночной) в ностальгические краски. Парк был территорией, где вы могли держаться за руки, быть собой, ощущая себя естественной частью природы. Это был кусочек идеального пространства в окружении нетерпимости, - иллюзией открытости, важной для каждого гея. "Волшебный край, там в стары годы..." )).

Менты 90-х ринулись к тропинкам (разумеется) с "проверкой документов" (давно ли вы гуляли в парке с паспортом?). Но коррупционная кормушка скоро опустела: "позора" в гей-контактах стало меньше, а те, кто гнался за инкогнито, легко могли снять квартиру на сутки. Как известно, в России надо жить долго. Тогда есть шанс вернуться в ушедшую юность. Круговая структура российской истории - её давнее проклятие.

Новый виток "совка" смёл с прилавков "КВИР"-ы, книги И.С. Кона, вернул запрет на открытость, а 121-я статья (пусть и не буквально) получила новое дыхание в законе о "гей-пропаганде". Репрессивные нормы законодательства вернули гомофобию в ранг государственной политики.

Сексуальная контрреволюция не могла не состояться - в рамках архаичного путинского курса. Но как ни странно, в этом есть и повод для оптимизма. Судьба ЛГБТ обычно "тестирует" общество на предмет его будущего. 121-я статья предвещала развал СССР, потому что полицейщина несовместима с прогрессом. Сначала "в СССР не было секса" - затем не стало и самого СССР. С принятием в России закона о гей-"пропаганде" многолетнее падение общего уровня жизни стало неизбежным. И наоборот: сексуальная революция, гей-парады, легализация однополых браков на Западе - были частью общей стратегии свободного развития и процветания.

Социальный комфорт может быть только общим; либо для всех, включая меньшинства и группы, либо ни для кого. Так устроена машина социального успеха.

Российская судьба ЛГБТ - также является маркером будущего. Геи - вестники Судьбы. Если хотите, "гости из будущего". Не потому, что лучше остальных; просто гей-сообщество является "прибором" со шкалой социальной нормальности.

Мы сулим системам процветание или крах. Но не все "элиты" и системы достаточно тонко устроены, чтобы это понимать. Нежелание знать - объясняет в России печальное положение дел. Но не освобождает от последствий исторического невежества.

12 МАРТА 2019 ALEXANDR HOTZ

Ссылка:

Смотрите также

#ПОЛИТИКА, #ПРОПАГАНДА, #СССР

Больные и преступники. В России выходит книга "Закрытые" о преследовании гомосексуалов в СССР

Вышла книга "Закрытые" историка и философа из Университета Мельбурна Рустама Александера. Она рассказывает про историю преследования гомосексуалов в Советском Союзе - от Сталина до Ельцина.

Книга "Закрытые. Жизнь гомосексуалов..." возглавила топ-продаж "Фаланстера"

Вышла книга про лейтенанта КГБ, сдававшего своих любовников

Лобков рассказал о "патрициях"-геях в Госдуме и "саморазрушении" Красовского

Советский футболист Кузнецов о гей-парадах в Швеции: "Это свободная страна..."

Умер экс-президент СССР Горбачев, советовавший "не торопить" Россию с правами ЛГБТ

В Госдуму внесен масштабный пакет поправок о всеобщем запрете "гомопропаганды"