КВИР - Голос забытой мечты

Голос забытой мечты

У меня в жизни всё идеально. Идеальная работа, идеальные родители, идеальные клиенты, идеальные перспективы, у меня даже идеальный парень, и ... идеальный секс. Но я не сделал самого главного...

Многие ищут "дом". Хорошо, если это ощущение порождается стенами, потому что стены не могут изменять или изменяться. Чаще люди пытаются обрести "дом" в человеке, хотя любой из нас способен стать лишь временным приютом другому.

Никогда не просыпайтесь в ночной час. Человек, вырванный из череды кошмаров, видит мир в мрачных тонах. Всякая мысль о будущем вызывает беспокойство, а воспоминания - порождают сожаление. Если даже днём вы ощущаете себя так же, то знайте: Вы проснулись, но вокруг - ночь.
Утро возвращает бег судьбы: завтрак, добраться до работы, вернуться домой, сон. Только так можно удержать тело в реке времени, не давая ему утонуть раньше. Есть другие способы обмануть. Приехать домой. В то место, откуда всё началось, и где всё заканчивается. Самолёт в семь вечера из Кёльна, ночью в Киеве, и на этот раз не будем мелочиться, закажем такси. Ночные улицы обманчиво живы, а ветер воет волком. Скоро лето, но воздух свеж. Дерзкий поток рассекает волосы невидимыми руками. Днепр, опоры моста мелькают перед глазами, словно старые воспоминания из далёкого прошлого, показанные на белой простыне диафильмом. Скоро...
Хочется что-то сказать, когда войдёшь внутрь, но нет никого, кто услышит, и нет ничего, что стоило бы говорить вслух. Память сравнивает положение стола на кухне, дорисовывает родителей и расставляет посуду на её старые места. В комнате пыльно, ты садишься напротив балконной двери, открываешь и ждёшь конца, но конец не наступает, он требует, чтобы ты сам сделал первый шаг навстречу солнцу, только нет сил. Ветер рассвета легонько касается просмоленных занавесок и толкает их к тебе. Звон машин на трассе прерывает однообразные воспоминания. Думать не о чем, но есть чем думать, и в этом беда.
В девять утра глаза смыкаются и, усталый, уходишь из освещённой кухни в комнату, завешенную тяжёлой шторой, чтобы, наконец, уснуть. Но это не удаётся, словно внутри сознания кто-то оставил ночник. Вместо сна мелькают призраки прошлого, оценки себя и других. Они ходят по кругу, будто тюремные злоключённые, желающие выйти на свободу, нохранимые в памяти много лет. Хотя на самом деле ты догадываешься, что такой же их узник, как и они - твои. Только разница между вами в том, что у тебя ключ есть, а у них - нет.
- Юра, тебе звонят... - звучит голос матери.
- Я занят!
- Подойди к телефону, это тебя, - повторяет голос.
- Откуда ты знаешь?
- Подойди.
- Я занят!...
- Мама, выключи телефон. Я хочу спать.
- Сам подойди.
- Я устал! - раздражённо отвечает он, осознавая, что матери нет в живых.
- Это некрасиво по отношению к твоему другу.
- Мама, это не друг! - его голос резко взрывается криком, прерывая утренний сон.

* * *

Когда он просыпается, всё, что остаётся от мимолётного погружения в дрёму - телефонный звонок. Старый телефон с диском, каких не увидишь больше, тарабанит на всю квартиру, словно вернувшийся из грёз, связывающий тонкой нитью небытие с болью. На некоторое время Юра прислоняется к косяку, ожидая, что звонок стихнет. Но телефон не стихает. Он собирается с последними силами, подходит к тумбочке в прихожей, чтобы сорвать ненавистную трубку, и крик обрывается. Приснилось? Вялое тело присаживается у аппарата, глаза смыкаются.
- Юра, я же сказала, подойти к телефону, это тебя! - раздаётся голос призрака-матери. Он не спит, но и не бодрствует. Кажется, идея приехать домой была не самой лучшей. К нему уже давно не приходили воспоминания о родителях, а тут их фигуры ожили как-то не вовремя.
Но телефонный звонок существует в независимости от воображения. Он прорывается сквозь туман. Рука чётким движением снимает трубку, глаза остаются закрытыми, а слух принимает сигнал с той стороны:
- Алло. Доброе утро. Скажите, тут ещё жив Юра?
Волевым усилием он исправляет неверно услышанные слова:
- Алло. Доброе утро. Скажите, тут ещё живёт Юра?
- Я вас слушаю, - говорит без эмоций, потому что эмоции слишком глубоко.
- Это Дмитрий. Четырнадцать, пятнадцать лет. Футбол, ты... вы учили меня стоять на воротах. Помнишь? - Голос на той стороне спотыкался.
Река памяти остановилась, замерла, отражая в себе тысячи звёзд, среди которых прояснилось вечно улыбающееся лицо:
- Помню, Дима, - веки упали, уводя в сон. Зачем было сюда приезжать?
- Я в Киеве. Хотел бы увидеться, - голос, дрожа, произносил слова скороговоркой, словно боялся, что не успеет высказать задуманное.
Существует два вида призраков: внутренние и внешние. Внутренние призраки мучают всякий раз, когда вы позволяете им проясниться. Но их можно задавить усилием воли. Внешние призраки устроены сложнее. Их половина живёт внутри нас, но она безмолвствует, пока реальная часть не призовёт их из памяти. А когда они складываются вместе - ждать беды.
- Извини, Дима, но...
Их можно убить лишь одним способом.
- ... в этот раз не получится.
Их можно убить лишь одним способом: сказать правду.
- Ты не хочешь со мной увидеться?
Их можно победить лишь одним способом: сказать, что они давно мертвы.
- Дима, я не спал ночь, не могу ничего решить...
- Хочешь, я приеду?
Им нельзя врать:
- Нет, не стоит.
Потому что любая ложь:
- Мне не сложно, я могу приехать. У тебя всё хорошо?
- Не надо.
Будет обманом самого себя.
- У тебя точно всё хорошо?
Им нельзя говорить:
- У меня всё отлично.
Им нельзя говорить: "У меня всё отлично", потому что в отличие от чужих людей, их скрытая половина подсматривает за вами изнутри.
Трубка легла на телефон вместе с хозяином. Через минуту прозвучал другой звонок: дверной. Юра подошёл и, не посмотрев в глазок, открыл. За дверью его встретили умные чуть прищуренные глаза, украшенные морщинами, как признак того, что всё происходящее не было работой воображения.
Запомните: призраки возвращаются, когда вы сами близки к тому, чтобы стать одним из них.

* * *

Как сказал один мудрый грек: "Ружье, без дела висящее на стене в первом акте, в четвертом стреляет... в драматурга!" Ещё лучше стреляют ружья, припрятанные среди личных вещей, многие лета дожидающиеся своего выхода.

- Что же побудило? - осторожно спросил низкий тембр.
- Помнишь историю из моего юношества? Так вот. Я стал перерывать старые вещи. И нашёл там тот самый адрес, - ответил интеллигентный голос.
- Это его адрес?
- Это его адрес.
- И в чём твоя цель... На самом деле.
Дима неловко улыбнулся:
- Ты же меня знаешь, я никогда не рискую. Не делаю ничего такого. У меня в жизни всё идеально. Идеальная работа, идеальные родители, идеальные клиенты, идеальные перспективы, у меня даже идеальный парень, и ... идеальный секс... Ты понимаешь?
Коллега сделал вид, что не ответит на провокационный вопрос, жестом передавая инициативу посетителю.
- Всё слишком идеально. Хотя я совершил массу ошибок. Они, наверное, были не столь крупными, чтобы как-то изменить жизнь. Но я не сделал самого главного. Не сказал "Люблю" тому человеку, который хотел это услышать.
- И тебя до сих пор это беспокоит?
- Это... - Дима пытался подобрать слово...
- Гештальт?
- Именно. И поэтому необходимо с ним покончить. Тем более, ты сам понимаешь вероятность того, что там кто-то живёт, весьма мала. А я приеду, позвоню, похожу и успокоюсь. Что скажешь?
Коллега промолчал:
- Честно? Мне как твоему супервизору[1] и другу не нравится это решение. Ты получил возможность вместе с любимым человеком уехать за границу. Начал перебирать старые вещи, нашёл среди них адрес "того самого парня". А потом пришёл ко мне, чтобы использовать моё неодобрение или согласие. Ведь решение уже принято? Не так ли? Ты даже построил мотивационную базу для своего поступка. Ты промоделировал варианты ответа. У меня нет никаких шансов отговорить. Ведь тебе представился редчайший случай сделать какой-то НЕПРЕДСКАЗУЕМЫЙ поступок внутри своего идеально идеального мира.
- Думаешь, я чем-то всё же неудовлетворён? Может. Но мне и так слишком повезло.
- Похоже, этого недостаточно. Скажи честно. Ты его всё ещё любишь?
- Я? - посетитель неловко улыбнулся. - Но это глупости. Того человека нет. Он призрак. Прошло... пятнадцать лет. Его не существует, как и меня из другого времени. Это будет свидание призраков, если оно случится. Хотя, наверное... чертовски романтично.
- И, возможно, чертовки глупо... - в ответ Дима кокетливо улыбнулся. Наверное, он слишком мало совершил глупостей, чтобы успеть насладиться их последствиями сполна.
Помимо необходимости подачи документов на визу, мысль посетить дом по адресу проспект Сорокалетия Октября казалась запоздалой. Если в годы юности Дима мог бы оправдаться отсутствием денег и самостоятельности, то за пятнадцать лет была уйма времени, чтобы приехать на заветный адрес. Однако он так и не сделал этого. Почему?
Он старался не задавать себе этот вопрос, хотя ответ был очевиден. Как и пытался не смотреть на уличные телефонные аппараты, которые работали по предоплаченным чипованным картам, и напоминали ему о нескольких затерянных годах жизни. Однажды он узнал, что телефонные карты позволяли звонить по междугородней связи. Пользоваться домашним телефоном представлялось невозможным, так как в распечатке было видно, куда совершён звонок. А именно эту информацию Диме хотелось скрыть от родителей. И вот он нашёл отличный способ. Люди часто забывали предоплаченные карты в автоматах, и Дима приучил себя, гуляя по городу, замечать оставленные карты. Это был его способ позвонить по желанному адресу.
Дима сортировал карты по количеству оставшегося времени. Те, что больше пяти минут, он оставлял для разговоров, меньше минуты - для короткого "как дела". С годами ему всё реже и реже требовались пятиминутные карты. Тем для разговоров не осталось. А самого главного он так и не сказал. Почему?
Он старался не задавать себе этот вопрос, хотя ответ был очевиден. И вот теперь, покидая Украину на неопределённый срок, вдруг решился.

* * *

Юре показалось, всё будет как раньше: Дима сыграет роль шута, а он - "взрослого". Да и в самом деле: нет никаких сил улыбаться. Ему не досталось от судьбы ничего такого, чем бы он мог гордиться или на что-то пожаловаться. Он не терял любимых людей, ему не изменяли. Его даже не предали. Напротив: он сам совершал эти поступки над другими, и теперь видел лишь два выхода: добровольно покинуть будущее или вернуться в прошлое. Но прошлое само пришло на его порог, и вместо того, чтобы показать грустное депрессивное лицо, Юра маниакально улыбнулся так широко, что чуть не вывихнул челюсть.
Не было никакого желания оставаться взаперти, поэтому после непродолжительных дружеских объятий они отправились гулять. Как это положено в таких ситуациях, принято делиться новостями за годы, прошедшие порознь. Целых пятнадцать лет. Но Юра не хотел рассказывать о себе, а его гость решил, что нет смысла хвастаться своим положением. Поэтому они ненамеренно договорились погрузиться в прошлое. Каждый из них набирал очки, вырывая из памяти самые вкусные и лакомые кусочки. Нелепые, странные, непонятные никому другому. Дима смеялся над глупыми разговорами про "Секс-Бар", а Юра откровенничал о том, что замечал все взгляды своего "друга", и о том, насколько быстро он догадался об их истинной природе.
На какое-то время их часы вернулись в прошлое, заменяя настроение "сегодня" на радость "позавчера". Шум города аккомпанировал глупым милым шуткам, а солнечные зайчики резвились сквозь листву каштанов. На почтовой площади их ждал старый фуникулёр, поднимая над Днепром навстречу весеннему ветру, который обнимал радостные лица друзей, как и много лет назад, когда они встретили свою молодость.
Многие ищут "дом". Хорошо, если это ощущение порождается стенами, потому что стены не могут изменять или изменяться. Чаще люди пытаются обрести "дом" в человеке, хотя любой из нас способен стать лишь временным приютом другому. Наверное, поэтому так несчастливы адепты "единственной любви". Но ощущение дома, способное развеять все переживания и сомнения, остановить бег времени - слишком сладкий подарок, чтобы не возжелать его.
Они провели вместе четыре часа. За это время не было сказано ничего важного. Первоначально Дима планировал признаться в старой любви, но, добившись встречи, ни разу не вспомнил об этом. Глядя им в спину, можно было бы подумать, что они сказали эти слова много раз альтернативными способами, недоступными никому кроме них.
Из тумана воспоминаний Диму вырвал телефонный звонок и голос Алекса, которому он ответил: "Да, у меня всё хорошо... Да. У меня всё хорошо. Да... И я тоже... Пока...". К концу реплик Дима обнаружил внутри себя лёгкий след раздражения. Потом он развернулся к реке, переводя взгляд на Юру, вдруг понял, что снова слышит шум машин. Его лицо сделалось безумно серьёзным, даже тяжёлым, поэтому он отвёл глаза в сторону, словно мог бы раздавить человека своим настроением.
За четыре года совместной жизни это было первое раздражение. Тем более странно. Дима, который не верил в "семейные узы", который считал общий быт чем-то непонятным, неожиданно обнаружил, что замечательно чувствует себя в новом качестве. Он ждал скандалов, проблем, думал, что "лучшие месяцы" останутся в прошлом. Но неформатные отношения оказались на удивление крепкими и гармоничными. Вопрос о том, как ему удается, был бы столь же глупым, как и подобный вопрос к многоножке. Ответа нет.
Кажется, Юра смог связать изменение в настроении и звонок. Он не знал, кто звонит, но почему-то сразу уловил суть: "И я тоже...". Так отвечают, когда не хотят, чтобы услышали посторонние. Из всех встреченных Юрой людей Дима относился к противоречивому гибриду: "Человек-дурачок" и "Человек-недурак", и обе эти стороны были одинаково загадочны для него. Перед ним был странный сплав идеалиста с практиком, и, что самое забавное, время лишь отточило эти грани. Вспоминая о нём, Юре казалось, что, когда Дима станет взрослым, то бросит свою непрактичную манеру верить людям, покинет мир фантазий и станет обычным человеком.
Ещё было три звонка. Последний - незнакомый голос: низкий и спокойный. В тот момент Юра насторожился. Ему показалось, что в отличие от первого, этот голос знал намного больше, и ещё пытался отговорить: "Ты понимаешь, чем это всё кончится?" - слышалось в трубке. Дима вернулся в комнату с мрачным видом. Можно было бы задать ему вопрос: "Всё ли в порядке?". Но к чему задавать глупые вопросы. Однако, случилось так, словно сама тишина спросила. И Дима дал ответ:
- Мой друг позвонил. Говорит, я не понимаю последствий. А каких последствий? ПМЖ в Канаде? Хорошо оплачиваемая работа? Стабильная старость? - он вопросительно посмотрел на Юру, но Юра не показывал эмоций.
- С Алексом только. У меня есть парень. Очень хороший человек. Никогда не хотел быть на месте предателя. Он не заслужил, - Дима замолчал, и снова вопросительно посмотрел в глаза. - Обвиняешь меня?
- Нет, - Юра покачал головой. - Я из тех людей, которым позволено сидеть на стуле обвиняемого, но не среди присяжных.
- Почему?
Юра мрачно улыбнулся и ответил:
- Мне уже давно не пятнадцать.
- Я тоже не свят.
- Это другое, Дима.

* * *

Думаешь, я стал бы футболистом? И то, что ребёнком играл в спектаклях с мамой, не сделало из меня актёра - слишком маленький рост, хотя после шестнадцати вытянулся, и занятия плаванием дали толк, всегда мечтал о метр девяносто сантиметрах. После школы родители отправили в Чехию на экономический, как дань моде. Там я попал в местный театральный кружок, где и встретил своего Петре. Он был года на три года старше меня, и во всём лучше: высокий, успешный. Поначалу даже ответил на чувства, мы целовались на кладбище ночью (это странно?), но после наше общение сошло на нет. Тогда казалось, все проблемы навалились на меня одна за другой: виза, родители, учёба, работа. Я старался быть самостоятельным, поэтому устроился в кафе, понимал, что ночные смены выматывали меня, но не придавал этому значения. Я стал нервным, мнительным, неуверенным в себе. И очень скоро это отразилось на всём. Петре общался со мной только в интернет, больше мы не встречались. Я решил "отомстить" ему, доказать, что стою большего. Зарегистрировался в сети знакомств и даже не заметил, как попал в ТОП. Теперь я мог выбирать лучших из лучших. Что доставляло мне максимальное удовольствие - парни, которым я на самом деле нравился. Я позволял им гулять себя, подавал надежды, а потом обрывал общение. Теперь у меня было столько секса, сколько возможно, но это не приносило удовольствия. Так продолжалось, пока моя мать в разговоре не спросила прямо о предохранении. Она произнесла слово "Спид", и сильнейший страх обуял меня. Я будто заразился мыслью о смерти. Удалил аккаунты, телефоны. Мне казалось, что это были последние месяцы, и нет смысла сдавать кровь. Я забросил учёбу, контакты с друзьями, а потом и работу. В ту самую ночь приснился странный сон. Будто ты курил сигарету, а я отговаривал тебя.
Я кричал, даже хотел ударить, но это казалось бесполезным. Курящий человек давно всё решил и всё сделал. Было понятно, чем закончится его история. И перед пробуждением я заплакал....
Я знал, что у нас ничего не получится с самого начала. Извини. Ты не был готов к этому. И я не был. Не было средств преодолеть расстояние и время. И хотя глупо, мне всегда хотелось, чтобы ты заставил меня бросить... курить... как будто за этим стояло нечто большее.
Я проснулся, оделся, оставив краткую записку, пошёл к мосту. За один квартал до места назначения меня сбил мотоцикл. Случайный спаситель отвёз в больницу и даже навещал недели две.
Из-за того, что записка попала в руки к родителям, пришлось вернуться на родину. Больше не было желания умирать, но и не было желания жить заново. Я потерял время, деньги, а может, самого себя. Анализ крови дал отрицательный результат. Снял отдельную квартиру за городом, нашёл работу. Кажется, всё шло неплохо. Но очень скоро я понял, что нормальный человек не может выжить в реальности без поддержки или денег. Самостоятельность, которую я получил, означала полное поражение. Даже если общество верит в наклейку: "свобода и демократия" - это не делает нас меньше рабами, как работа без отдыха и зарплата ради поддержания жизни.
Оставался последний капитал: молодость и внешность, но я не знал, как заработать на нём, потому что способы продажи вызывали отвращение. Одна надежда: найти человека, с которым можно было бы обустроить жизнь. Через какое-то время я начал мечтать, что встречу такого взрослого красивого мужчину, который решит все проблемы. Я понимал глупость своих мечтаний, но не мог остановить их. Они сами всплывали в сознании, вызывая приятные ощущения. И не было сил сопротивляться. Мне просто хотелось заполучить всё то, что имели люди на голубых экранах: машины, уважение, власть, место под солнцем.
И мне повезло...
Юра закончил повествование.

* * *

Слушая рассказ, Дима с удивлением обнаруживал между строк свою собственную историю с Алексом. Они знакомились с Сашей дважды. Первый раз формально, когда он был в последних классах школы. Второй раз - встретились зимой и гуляли весь вечер по проспекту, погружённые в "умные разговоры". Перед расставанием Алекс спросил: "Ты не против, если мы снова увидимся?", и, замечая удивление на лице Димы, добавил: "У меня нет никого, с кем бы я мог так поговорить". Признание звучало лестно, и они встретились ещё раз. А потом ещё раз, пока не оказалось, что помимо длинных бесед есть нечто другое, что объединяло их. А на следующий вечер после "случившегося", Дима сказал:
- Учитывая, что мой дом находится недалеко от института, будет совершенно логично, если ты останешься у меня.
И с ним никто не спорил. Алекс как-то просто всё объяснил родителям, при этом, казалось, не объяснив ничего. В Алексе Дима обрёл двух людей сразу: подростка, требующего повышенного внимания, с причудами возраста, и взрослого мужчину, требующего того, чего обычно требуют взрослые мужчины. К счастью, это было как раз тем грузом, который Дима долго ждал, и к которому он был морально готов.
Было и то, что смущало его: любовь. Большая разница в возрасте вызывала сомнения в состоятельности таких отношений, тем более, Алекс только-только начинал расцветать. Из неуклюжего девятнадцатилетнего подростка он превратился в шикарного щегла-скромника, "папа" которого не жалел ему денег на хорошую одежду и мог позволить себе шик. Дима не скрывал, сколько удовольствия приносил ему сам процесс одевания "любимого мальчика". В нём вдруг из ниоткуда просыпался аристократический вкус, хотя сам ходил в чём и как попало (изрядно портя репутацию стереотипу мужчин его толка). Впрочем, отношения с молодым партнёром имели свои позитивные последствия, кроме очевидных, и накладывали новые обязательства по слежению за внешностью, амбициям карьерного роста. Очень скоро Дима понял, что его зарплата стала тесна, начал уделять внимание частной практике и искусству лизания "нужных мест" начальства. Усилия дали плоды.
Всё это выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой. Дима ждал подвоха. Он не верил, что жизнь бывает простой. Он знал и боялся, что чем выше будет взлёт, тем больнее окажется падение. Но он не мог запретить себе получать радость.
Если это был взлёт, то всё, что случилось, - оказалось лишь стартом. Близился пятый курс, когда ребёнок в Алексе, наконец, уступил своё место взрослому. Всё началось с мелочей. Алекс занялся вопросами одежды и внешнего вида "своего парня". И если Дима всё ещё считал такие действия "началом конца", Сашей двигали иные мотивы. Наконец он чувствовал себя дома, и, примеряя роль хозяина, приблизился к пониманию того чувства, которое ощущал Дима, приобретая для него новый пиджак.
Когда они оба получат рабочую визу в Канаду, страх "внезапного несчастья" покинет Диму, и следующие полгода окажутся самыми сказочными в его жизни... Наверное, он будет думать именно так, когда самолично разрушит собственные достижения, выбрав путь боли и страдания, заменив Алекса на Юру, а Канаду на Киев.

* * *

Юра попросил минут пятнадцать, чтобы сгонять за пивом, и, хотя Дима не пил, тем более пиво, сейчас это не имело значения.
- Тебе что-то взять?
- Возьми шоколадку, пожалуйста, - попросил он у хозяина квартиры.
Когда дверь закрылась, Дима тяжело вздохнул. В его мыслях не было осуждения, то ли от того, что он сам стал осуждаем, то ли от того, что чувствовал часть личной вины в судьбе человека, только что вышедшего за дверь. Он бы такого не допустил. Правда?
Юра вернулся и передал откупоренную бутылку Диме, который закусил шоколадом горький как человеческие слёзы хмельной напиток. Они разложились на широком диване. Диме пришла дежурная мысль: "Пиво плюс тело равно ...". Ему стоило отодвинуться подальше, но Юра не был для него "просто телом". Он был символом утраченной молодости и любви, лучших мечтаний и детских чаяний. Человек-мечта, синяя птица, реальный живой тотем из плоти и крови: сгусток времени и пространства, связующая нить между настоящим и прошлым. Если в самом начале Диме казалось, что его ум никак не реагировал, то теперь, под цвет ночи, сознание ощутило тяжесть, словно проклятое кольцо тянуло своего носителя к жерлу вечного огня, мрака и тьмы. Дима закрыл глаза, положил за щёку половину сладкой плитки и грязно ругнулся в воображении. Кажется, стало чуть легче.
Тем временем хмель развязал язык Юре, и тот быстро и не очень складно рассказывал свою историю.

* * *

Как запланировал мой новый "папа", я опробовал несколько специальностей, и всё-таки поступил на экономический, где очень хорошо учился. Он часто называл себя "пигмалионом". Меня раздражало это слово, так как ассоциировалось с "пигмеями". Но он был прав. Очень скоро из ничего возникла прекрасная статуя, которой любовался каждый, в том числе и я сам. Ощутив новую силу подчинения, было тяжело не поддаться сладостной власти "управления".
Всё началось с профессора макроэкономики. Мы как-то прошлись с ним вместе вдоль университетской аллеи с фонтанами, и я всё понял. Профессор поедал меня глазами, а я смеялся. В отличие от остальных, он делал это столь учтиво и возвышенно, что казалось, нет ничего предосудительного. Когда, наконец, учёный пригласил меня на обед в лоно аристократической семьи, с красивыми японскими супницами, я не мог отказать.
В тот же вечер я рассказал обо всём "папе". Он даже не спросил, было ли что-то у нас. Поэтому я сам отметил вслух, что между нами ничего не было. Он пожал плечами и заявил, что для меня подобные желания нормальны. Эти слова обидели меня, и через неделю я сделал с профессором то, чего не собирался делать на прошлой неделе. Кажется, так случилась моя маленькая месть, но я не мог разобраться, для кого она предназначалась. Для "папы", которому было всё равно? Для бедного профессора, который впал во власть иллюзий? Или всё же для меня, который хотел доказать самому себе высоту себестоимости. Тогда не было времени на такие мысли. Я просто плыл по течению.
Со временем мне наскучило сидеть дома, и я решил зарегистрироваться на сайте и завести себе новых друзей. Папе было всё равно, я мог гонять на машине хоть целую ночь. Он никогда не спрашивал, чем мы занимаемся. Со временем я понял, что он думает обо мне хуже, чем есть на самом деле. И мне захотелось, чтобы его мнение соответствовало реальности: я стал продавать себя за деньги. Придумал красивую историю: приезжий студент без денег. Прикидывался такой овечкой. Думаю, тебе было бы интересно услышать, что есть особый вид людей, которые гоняются за неопытными. Помнишь, когда были подростками, мы стыдились отсутствия опыта? Глупости! Оказывается, быть девственником - это сексуально. Если бы ты видел их глаза! Как я играл роль мальчика недотроги. Знаешь, многие платили деньги без интима, и я старался встречаться именно с такими. Не было смысла выбирать опытных, прожжённых жизнью, так как они легко обнаруживали обман. А те... были нежными, учтивыми и чертовски "нелепыми" в сексе.
Всё было хорошо, пока не попался мужчина, который раскрыл мои намерения. Мы встречались с ним каждую вторую пятницу и переписывались онлайн. Кажется, я к нему прикипел. Однажды я рассказывал о прошлом, выдумывая детали на ходу, а он зацепился за что-то незначительное. И признался, что уже давно подозревает меня в тотальной лжи. Я спросил его: "Почему же мы вместе?", а он ответил: "Потому, что я живу так же".
Я, правда, надеялся, что он поможет, что два похожих человека нашли друг друга. Но, как оказалось, чтобы помогать другим, нужно сперва помочь самому себе...

* * *

Когда Юра начал погружаться в мрачную часть повествования, в сознании Димы неожиданно зазвучала прелюдия из ХТК[2] до-минор, заглушающая слова из реальности, но одновременно, усиливающая их скрытый смысл. Дима смотрел на его отрешённое лицо, которое ни капли не соответствовало смыслу повествования, и пытался понять: "Что он делает? Что он делает?! Неужели это такой способ оттолкнуть меня, выставив себя в самом ужасном свете. Или он рассказывает это потому, что никогда не рассказывал? Или всё же...". Дима посмотрел на пустую обёртку шоколадной плитки: сладкое закончилось, но он слушал до конца, или делал вид, что слушал, временами погружаясь в музыку.

* * *

На самом деле в сказке Колобок не ушёл ни от бабушки, ни от дедушки, ни от зайца, ни от волка и других зверей - каждый откусил от него свой кусок. И это то, что происходит с вами в реальной жизни: когда вы катитесь кубарем, вы собираете больше грязи, чем обычно. Оказавшись на колобковых правах, без крова и еды, нормальной работы, Юра неожиданно вкатился в очередной "мужской клуб", который формально возглавлял Вуйчик (психиатр на пенсии), и де-факто некто Вацлав.
Вацлав составлял разительный контраст с мужчинами из прошлых "колобковых" кувырканий. Он вёл себя сдержанно, говорил возвышенными фразами и рассказывал много интересного из истории "мужчин, которые любят мужчин". Элитарность камерной группы, неподдельная заинтересованность парнем, отеческая забота - всё это не могло не сыграть решающую роль для парня, которому в принципе уже было всё равно: быть или не быть.
Вот так до безобразия худой, с впалыми скулами, лишённый некогда соблазнительного "мышечного корсета", Юра въехал на землю Варшавы под крышу квартиры номер пять неказённого дома, недалеко от центра города, в первых числах сентября года NN. Погода стояла отвратная.
Предложение казалось привлекательным: Вацлав обещал не только дать крышу над головой, работу, настоящую мужскую дружбу, решить проблемы с депрессией, но и (внимание!) верного мужа. На удивление Юры, все эти обещания были выполнены, и даже перевыполнены, из-за чего и без того мистическая фигура Вацлава, презиравшего современное порно, и любившего "естественность 70-х", слывшего истинным ценителем философии и культуры, сделалась ещё более символической.
Тяжёлая физическая работа и сносное питание вернули Юре былую юношескую привлекательность, и в благодарность покровителям, он не стыдился положить плоть на алтарь эротической фотографии, запечатлев в веках мимолётную сексуальность свежего тела. Вацлав никому не доверял фотографировать молодого сатира, дабы не испортить кадр пошлостью кривых рук и глаз. Богатое внимание зрелых мужчин, осознание желанности дали Юре ощущение полноценности самого себя, и вместе с "семейным теплом" он обрёл некий призрак уверенности в завтрашнем дне. Думы о смерти впервые за много лет покинули его.
Но идиллия продержалась недолго, до третьего запоя нового "мужа", который, несмотря на большую разницу в возрасте, искренне понравился Юре. Во-первых, он был настоящим актёром театра, а для Юры это был пунктик. Во-вторых, у него был помпезный мужской бархатный голос (на чём Вацлав делал особенный акцент: "Посмотрите, какое дарование, какой голос! Богом данный голос!"). Первый настоящий конфликт, в котором Юра занимал вполне адекватную позицию, был премодерирован самим Вацлавом не в пользу Юры. Тогда и стали всплывать другие уродства семьи: финансы. Мир прост и крутится вокруг денег. Мужской клуб Вацлава не был исключением. Большая часть зарплаты, достававшейся нелёгким трудом без официального трудоустройства, шла на покрытие нужд клуба. В результате, Юра, в сущности, кормил как нового мужа, так и в той или иной степени членов клуба, оставляя себе немного денег на карманные расходы. Это не было проблемой: для того, кто не желал существовать, деньги не значили ничего. Но Юре сделалось "обидно".
Первый укол обиды, прорвался в нём тогда, когда Вацлав поддержал "мужа" вместо него. Особый клуб равных мужчин, которые любят других мужчин, больше не выглядел "элитарным" (или, как шутил Вацлав: ЭгоЭлитарным). Теперь он показался Юре сборищем лодырей, жаждущих молодых "зайчиков" и умудряющихся за шорой философствований жить за чужой счёт.

* * *

Когда Юра прервал "повесть временных лет", было четыре утра. Дима сходил на кухню попить воды. У окна он встретил рассвет. Весь его романтический настрой улетучился, заменённый смешанными чувствами боли, сожаления и слабости. По пути в комнату он заметил в зеркале отражение демона с пепельным взглядом и, вернувшись к Юре, усилием воли сменил звуки фуги на старое адажио.
Он давно использовал этот способ самоуспокоения. Чтобы победить страх "выступать перед толпой", для него было важным погрузиться в себя. Персональный плеер стал самым бесполезным подарком, ведь музыка звучала внутри него по-особому, изменяемая по настроению, акцентированная вдохновением, поэтому он не смог привыкнуть к приборам, копирующим звучание.
Дима выбросил валяющиеся остатки вечера-ночи, сложил разбросанные вещи, нашёл помятый плед, подошёл к Юре и укрыл его.
- Я не сплю, - произнёс Юра.
- И как давно?
- Давно уже.
- Понятно.
Дима ещё что-то хотел сказать, но список его дежурных фраз закончился, поэтому он просто лёг рядом. Вместо сна он усиленно думал, чувствовал, пытаясь осознать всё то, что с ним происходило и происходит. Через какое-то время внутри него зазвучал голос:
"Если разобраться, я видел тысячи красивых людей на краю человеческих мечтаний. Может быть, лишь немногие могли бы принадлежать мне, но это не явилось утешением или счастьем. Я встречал тысячи умных людей, озарённых талантом, и пусть редко с кем мог бы построить семью, это не давало мне чувства надёжности. Но любовь...". Внутренний голос продолжил вслух:
- Теперь, когда я снова вижу тебя, я могу вспомнить, что такое настоящая любовь. Не чувство любования совершенством ума или тела, а возможность быть другим человеком, каким всегда мечтал. Даже отвратительный рассказ, который должен был остановить желание... мне не хочется целовать, но я готов умереть, чтобы избавить тебя от демонов. Ты развеял даже страх смерти.
Они повернулись лицом друг к другу:
- Дим, я тоже не боюсь умереть, но по обратной причине. Я никого не люблю.
"Даже так!" - хотелось закричать в лицо, но Дима сдержался. - Наверное, ты ненавидишь меня за то, что я должен был признаться много лет назад.
Юра помотал головой:
- Мне всё равно.
- Это даже хуже.
- Может быть...

Для Димы утро сегодняшнего дня начиналось позже обычного: часы показывали одиннадцать. Он бодро слез с дивана, нашёл какие-то тапочки, чтобы не бегать голыми ногами по полу, и с характерным звуком пошкандыбал на кухню, где Юра уже занимался завтраком. Завидев хозяина квартиры, внутренний месье вежливость потребовал приветствия, но Диме это показалось лишним фальшивым жестом.
Хозяин почувствовал на себе заинтересованный взгляд, краем глаза засёк направление, и, сполоснув руки, взял с табуретки и нацепил на себя спортивные штаны. Дима не оценил этот жест "скромности" и скорчил в ответ рожицу.
- Скажи честно, зачем ты вчера рассказал мне всю эту историю, - с нотками упрёка произнёс он.
- Потому что никто кроме тебя бы её не согласился выслушать, - ответил хозяин квартиры, даже не оборачиваясь к гостю.
- Понятно. А я подумал, что это был ещё один способ "натянуть штаны".
Юра вопросительно посмотрел в сторону собеседника, но не потому, что не понял фразу, а лишь для того, чтобы убедиться, с каким лицом она была сказана.
- Дим, - Юра сделал паузу, чтобы подобрать слова, - "снять штаны" дело не хитрое, только чем потом прикрыть совесть.
- Твою совесть что ли? - возмутился Дима.
Хозяин вздохнул:
- Ты хотя бы раз в жизни изменял?
Дима покачал головой.
- Тогда зачем тебе это всё?
- Для миссии...
- Какой такой миссии?
- Специальной миссии, - ответил Дима. - Понимаешь, я был уверен, что ты больше не живёшь тут. Я решил приехать для галочки, потому что всегда этого желал. Моя первоначальная миссия была лишь в том, чтобы появиться по адресу проспект Сорокалетия Октября. И я пообещал себе, что если вдруг, каким-то чудом ты окажешься здесь, я сделаю всё остальное.
- Остальное? - переспросил Юра.
- Всё, чего я до сих пор боялся в жизни.
- Прыгнуть с парашютом? - улыбнулся хозяин квартиры.
- Нет, этого я боюсь слишком сильно.
- Алле оп! - Юра ударил в ладоши. - Либо всё, либо ничего!
У хозяина квартиры неожиданно загорелся огонёк авантюризма:
- Давай так: меняю штаны на парашют. По-моему обмен сильно честный?!
Дима широко открыл глаза, стараясь понять, как действовать, ведь он дал себе слово делать всё, чего боится, а соглашение с таким предложением пугало больше всего. Его внутренний голос прокричал: "Не согласен!":
- По рукам, - ответил Дима, а внутренний голос возмущенно заматерился. - Только с условием. Помоги мне выполнить ещё два квеста.
В знак согласия они пожали друг другу руки.

* * *

Согласно договорённости, Дима обязан был исполнить два условия: прыгнуть в воду с небольшой высоты и поймать мяч по всем правилам, упав на землю. Финальным аккордом миссии являлся прыжок с парашютом вдвоём с Юрой, после которого Юра обязывался воплотить "эротические мечты", разрушив идеальную репутацию своего "непорочного друга".
Впервые за несколько лет Юра ощутил себя тем, кто управляет потоком событий, а не находится внутри него. Впрочем, стать кем-то вроде Вацлава - Юре было не в новинку. Опыт манипулирования людьми имелся, но случай с Димой отличался от всего прежнего. Чем-то отличался. Но чем? Юра не мог точно понять, но ощущал это различие. И оно казалось ему позитивным, добрым, хорошим.
"Ты ведь и в самом деле хочешь сделать то, чего боишься больше всего?" - переспрашивал он Диму несколько раз. Дима кивал. "Хорошо - отвечал Юра, - это мы устроим".
Серый, незаметный, неухоженный Юра побрился, побежал в парикмахерскую, обрил виски до тройки, добавил немного шика, посмотрел новое бельё, успел заехать за новой футболкой, шортами и кедами под цвет, дезодорант, плавки, и вот он был готов к акту авантюризма.
Когда Дима вернулся вечером домой, он даже слегка оторопел от изменений:
- Это зачем?
- Нравится?
- Да...
- Ну, отлично! Завтра на пляж.

* * *

Юра выбрал не самое близкое место для отдыха, добравшись до семьсот восемьдесят девятого автобуса, который должен был доставить их по Обуховской трассе к "голубому озеру". Запасшись рюкзаком еды и снабдив подопечного кепи, он смело выдвинулся вперёд, показывая дорогу: "Сколько же я тут не был", - то и дело сетовал он.
Сегодня он намного больше походил на самого себя в детстве, угрюмость развеялась, глаза блестели дельным огнём, было видно, что всё под его контролем: никто никуда не спешит, никто ничем не раздражён, полное довольство. Дима ощутил снова старое забытое чувство, когда они вдвоём проводили дни напролёт. Но, в отличие от своей детской версии, он не трещал словно щегол, а лишь слегка улыбался.
Юра скинул одежду, залез в озеро первым, продемонстрировав, что уроки плаванья не прошли даром, то бишь, талант не пропьёшь. Впрочем, у него могли быть и другие мотивы: очередной раз продемонстрировать превосходство. Тем внимательнее он следит с берега за Димой, который в сравнении с мэтром барахтался в воде словно корыто:
- Тебя научили плавать?
Мэтр знал всё о страхах своего подопечного и помнил про фобию утонуть, которая сформировалась когда-то на море из-за неудачной попытки научиться держаться на воде. Дима постарался изобразить скромность:
- Немного. Я сам научился.
- Сам?! - Юра удивился по-настоящему.
- Да.
- Если ты сам смог преодолеть свой страх, то зачем тебе я?
Впрочем, почти сразу Юра пожалел об этих словах и догадался: "Потому что он хотел, чтобы это был ты". На мгновение улыбка сошла с его лица, но он стряхнул тень мыслей с себя и показал пальцем на небольшой причал:
- Вот отсюда можно прыгать.
- Это высоко - тихо произнёс Дима.
- Да там всего метр над водой!
Больше он не повторял эту фразу, потому что сразу стало ясно, что "всего метр над водой" для Димы равнялось километрам Марианской впадины, настолько напуганным становилось лицо. Юра предложил "столкнуть", после чего подопечный впился руками в его плечи словно рак, не желающий выпускать жертву.
- Дим, давай ты отпустишь меня, и я тебя неожиданно столкну. Хорошо?
- Да... Нет! - словно два разных человека отвечали ему хором.
- Хорошо, тогда сам, - сказал Юра, отходя от несчастного. - Всё сам.
Дима кивнул и приготовился прыгать. Но, конечно же, никакого прыжка не было. Юра незаметно подгадал время и пнул птенца ногой под мягкое место. Бомба полетела вниз в тишине без крика: "БАБАХ!"
- В порядке? - Юра подал руку сброшенному в бездну.
Брошенный кивнул. Но сам прыгать так и не стал. Юра обладал невиданным терпением, особенно когда дело касалось Димы. И Дима знал это. Будь он сам на месте его мучителя, давно бы уже плюнул на всю затею. Но Юра отличался неистовым упорством, хитростью и словом раз за разом сбрасывая тело вниз. В конце концов, и он признал, что дело это бесполезное:
- Никогда не думал, что так тяжело топить человека, - с иронией заметил инструктор. - Ты же психолог, неужели у тебя нет никакого такого фокуса?
Дима постоял, пытаясь прийти в себя.
- Раньше мне казалось, что я боюсь приземлиться на воду, момента контакта с её поверхностью. Но ты кидаешь меня уже третий раз. Значит, я не могу этого бояться.
- Да, чувак, ты плюхаешься как кусок... пенопласта, но это в принципе поправимо, если перестанешь зажиматься. Значит, - продолжал свою мысль специалист, - здесь страх в чём-то другом. Обычно мы имеем дело со страхом страха. Допустим, когда ныряю, я боюсь, чего?
Дима посмотрел на инструктора.
- Я боюсь... что испугаюсь. А если испугаюсь - я запаникую. А если запаникую - я утону. Ведь люди тонут в основном из-за паники, а не потому, что не умеют плавать. А я плавать умею, пусть и плохо.
- То есть, ты хочешь сказать, что боишься запаниковать, если испугаешься? - Уточнил инструктор.
- Верно.
Юра щёлкнул пальцами.
- Так, стой тут, - указал он место на краю причала. - Стань чуть левым боком к воде. Я стану тут, - Юра повернулся лицом к страдальцу. - Будем падать вместе. Ты же не боишься, что я запаникую?
Дима кивнул.
- И не боишься, что я утону.
Дима кивнул второй раз.
- Значит, с тобой ничего не случится?
Дима улыбнулся:
- Неплохо придумано, только процессом буду управлять я, хорошо?
- Босс, как скажешь, босс!
Озеро играло лучами солнца, серебрилось, где-то шумели дети, где-то были слышны голоса, мир вокруг. Пальцы крепко переплелись друг с другом, не давая шанса на побег. Глаза старались смотреть только в глаза, чтобы не заметить, как горизонт опрокинется, а мир полетит кубарем.
Тела потеряли вес, освободившись от гигантского притяжения Земли, а вместе с ними вес потеряли ещё тысячи вещей, скрытых внутри тел: важность, значимость, карьера, деньги, лучшая жизнь, худшая жизнь.
Прозвенел взрыв касания о поверхность воды, голоса исчезли, глаза инстинктивно закрылись, только пальцы продолжали знать друг о друге. Никакой суеты. Ни страха, ни паники. Дима подумал, что падение слишком скоротечно, чтобы в полную силу насладиться ощущением освобождения от тяжести. Он провёл левой рукой в темноте, убеждаясь, что не одинок, сжимая сильнее пальцы в знак благодарности и единения. Ему ответили тем же.
Время шло. Они всё ещё падали, но их падение казалось не отличимым от полета. Неужели в жизни бывает даже так? Он задал себе этот вопрос второй раз, когда постарался запомнить ощущение в темноте, где не было одиночества, и в третий, когда пытался встать на ноги и выйти из воды. Снова и снова. Снова и снова. Ноги не хотели слушаться его, не желая брать на себя ответственность и обязанности, не желая снова взваливать на свои плечи непосильную ношу без цены ценного барахла.
Никто из них не сказал друг другу ни слова. Юра обождал, сложил вещи, переоделся и собрался в дорогу. Он ещё раз посмотрел на утопающего, пытаясь понять, кто из них хотел утонуть на самом деле, и в результате уехал один. Телефон был с ним. Ничего страшного.

* * *

Вечером раздался звон мобильного:
- Да?
- Не обиделся?
- Глупости.
- Я приеду?
- Валяй.
Юра постоял, погрыз ноготь большого пальца: "Так, так". Он подошёл к двери, чтобы проверить, и не ошибся: за дверью был Дима.
- Уже приехал? - с иронией спросил Юра.
- Угу.
- А чего стоишь?
- Я ещё в автобусе.
С присущей ему манерой имитации женского голоса Юра незамедлительно продекламировал:
- Осторожно, двери закрываются!
Пассажир протянул коробку конфет.
- Это ваш проездной?! - не выходя из роли, продолжил Юра. - На этом мы с вами далеко не уедем!
Дима вытащил немаркированную бутылку разливного пива.
- Вай, вай, вай, молодой человек! А вот с этим мы уедем, мы помчимся, кх-кх-кх - закашлялся актёр, указывая рукой, что нужно пройти на кухню.
Больше не было сказано ничего смешного или глупого, Юра принял серьёзный вид, ожидая какого-нибудь разговора. Но никакого разговора не предвиделось, и хозяину квартиры пришлось разбавлять тишину застолья самостоятельно.
- Ты единственный человек, Дима, с которым я пью пиво под шоколад.
- И Вася так тоже сказал бы.
- Вася?
- С ним первый раз попробовал.
- Понятно, - многозначительно ответил хозяин. - Значит, завтра идём на ворота?
- Идём. Нет смысла терять время.
- Вот это по-нашему! - бодро подхватил инструктор для утопающих.
- Не против, если я останусь?
Юра пристально посмотрел в глаза.
- Я тебе постелю, - согласился хозяин.

Иногда кажется, что человечество делится на два типа: первые верят в то, что красивых мало, а вторые - что умных. Как легко люди заговаривают о смерти, словно способны "унести" её. Он кричит: "Я не боюсь смерти" - и врёт. Он кричит: "Я люблю тебя" - и врёт?
Никто не знает, была ли ложь в словах о любви, но то, что слова о смерти оказались фальшивыми, выяснилось очень быстро.
Хозяин прошёл мимо спящего. Кажется, уснул. Он посмотрел ещё раз, чтобы убедиться. Интересно, в какой момент он догадался, что в него влюбились? Это ведь была та ещё загадка! Отнюдь. Помнится, они находились где-то недалеко от мусорных корзин. Рядом стояли их приятели. На Юре были спортивные тонкие летние штаны, и он участвовал в разговоре. Дима находился позади его. Неожиданно он нагнулся к Юре, протянул руки к лодыжкам и закатил его спортивные штаны до колен. Зачем? В поведении Димы было много странного, но иногда казалось, что это странное он делал только для того, чтобы скрыть ещё более "странное".
Когда на тебя смотрят словно ты - самое удивительное чудо мироздания, неповторимая сущность, рано или поздно начинаешь сам в это верить. Думаешь, что зависят от тебя, но сам зависишь от его глаз, желая отражаться в них всю жизнь. Каждый твой плюс ценят сполна, каждый изъян берегут, словно шрам времени. Даже ты сам не относишься к себе с таким трепетом, как это делает он без единой ноты фальши. И пусть ты знаешь, что твоё отражение в чужих глазах - иллюзорно, его вера - искренне реальна.
Всем хочется быть богом, даже если ты бог лишь одного существа. Может быть, именно такие боги могущественнее всего? Может они справедливее всего? Чем те, кому поклоняются сотни и тысячи, чьё внимание размазано среди миллионов судеб и расплёскано на миллиарды звёзд. Может быть бог одного человека - намного значимее, чем бог людей?
Юра вспомнил, что значит быть богом. На пятом этаже в подъезде стояла лестница на чердак. Дима боялся многого и на крышу залазить отказывался, но оставить своего бога без присмотра не имел права, поэтому пытался уговорить поступить так, как удобно ему. Юра почти долез до самого верха лестницы и приподнял люк спиной, слушая нытьё снизу. Бог не вполне понимал, как поступить. С одной стороны уважить - приятно, с другой - хочется того, что хочется. Юра приподнял люк повыше, глянул на грязь, пыль чердака и резко захлопнул, сгруппировавшись назад. Он скривил лицо, чтобы изобразить боль - лицо Димы сделало то же самое, но по-настоящему. Следовало посмотреть в глаза, чтобы понять: всё по-настоящему. Дима, и правда, ощущал боль, которой не было. Сперва выдуманную боль, а потом другую боль из-за раскрывшегося обмана. Юра внимательно смотрел в его глаза, в которых читался укор за "предательство". Но даже этот укор был укором того, кто уже простил.

* * *

- Почему не разбудишь?
Хозяин обратил внимание, что его гость уже проснулся.
- Доброе утро. Спешить некуда.
- Есть куда. Я ещё хотел купить костюм.
- Костюм?
- Да, костюм.
Юра уточнил:
- Ты же сегодня собирался ловить мяч.
- Совершенно верно. В белоснежном дорогом костюме.
Юра смекнул, что только этим дело не кончится, и оказался прав. После завтрака мужчины поехали по бутикам. Дима не просто собирался купить красивый дорогой костюм себе, но и Юре. Он оправдывался, что один будет смотреться нелепо, а вот вдвоем... Юра не сопротивлялся.
Парни вышли на поле в кроссовках, с мячом, одетые в блистающие белые приталенные костюмы. Юра наотрез отказался от галстука, Дима выбрал бабочку, встал на ворота.
- Смотри, что тот с мячом вытворяет - кричали ротозеи-дети.
Столько внимания бывший футболист юношеской сборной к своей персоне не помнил уже давно. Сперва на него смотрели из-за странного "спортивного" костюма, потом из-за того, как он играл с мячом. Юра замечательно вошёл в роль. Он напомнил Диме правила, хотя это никогда не помогало, принялся пробивать пенальти.
- Эй, лентяй, ты обещал падать, - разогревался Юра. - Если ты не будешь работать, я начну лупить по тебе со всей силы, сломаешь руки или лицо, учти. Это тебе не прыжки в воду, вместе не прыгнем.
Но Дима не спешил падать. Юра подошёл к бутылке с водой, облил мяч и вывалял его в дорожной пыли.
- Сам же напросился, - Юра ударил достаточно сильно, надеясь на то, что Дима схватит мяч полностью, прижав к груди, а не так, как это делают школьники во дворе. Но Дима постарался его отбить руками, и грязь разлетелась в стороны. Наблюдающие ахнули: белый костюм вратаря превратился в шкуру снежного барса.
- Красава! - скандировала толпа.
- Слышал? Ты - красавец! - бывший футболист засмеялся по-настоящему.
- Хорошо, хорошо, - тихо ответил Дима, постепенно теряя самообладание.
За страхом падения скрывалось неумение приземлиться, поэтому вечером и утром Юре пришлось тренировать подопечного. Дима шипел, жаловался, даже ныл, но его тренер не обращал внимания. Будет ли результат? Конечно, нет, но даже самая плохая подготовка необходима.
Первый раз вратарь упал совершенно случайно, запутавшись в собственных ногах. Толпа зевак становилась всё больше, желая понаблюдать за снежным барсом, чем лишь сильнее раздражала "условного" вратаря. В это время Юра перешёл на закрученные мячи. Пот уже струился по его лицу, когда он, наконец, сбросил с себя белоснежный пиджак на зелёную траву.
Из толпы слышались советы: "Да не ставь руки веером, обнимай", "Не смотри на мяч, смотри на бомбардира". Большую часть из них Дима давно знал, только мало что умел. Его ужасно раздражала толпа, и, делая каждое движение, он смотрел на её реакцию: гул, смешки, одобрительные и не очень реплики. Иногда кто-то выкрикивал: "Мочи его".
Юра приблизился:
- Если хочешь, можем сменить поле.
Дима покачал головой.
- Ладно. Мы не в ту игру играем, Дим, - он вытер белым рукавом пот со лба.
- Ты что, на самом деле хочешь поймать мяч? Ты же не вратарь. Зато отлично догадываешься, что я сделаю. Давай сыграем в эту игру. Я бью - ты угадываешь, куда. Мы ведь с тобой в неё давно играем. Да, Дима?
Дима кивнул. Ему понадобилось время, чтобы перестать быть условным вратарём и снова стать тем самым человеком, которым он и был всегда. Человеком, который угадывает. Теперь они играли совершенно в другую игру, и Дима знал, что толпа зевак понятия не имеет, в чём её смысл. Внешне это выглядело как забивание голов, иногда было забиванием голов, но на самом деле имело совершенно иной смысл между двумя взрослыми людьми в запачканных белых костюмах.
Толпа недовольно заныла, когда вратарь неожиданно принялся отбивать мяч. И этот вой досады подбадривал Диму. Он угадывал лучше и точнее, а Юра бил сильнее и резче, пока Диме не пришлось принимать решения заранее. Он не только падал, не только прижимал мяч, но и смеялся. Его каждая попытка была либо успешной, либо успешной почти полностью. Если он ошибался, это значило, что часть ошибки была так же и в ударе Юры, поэтому не было причин для огорчения. Их общие ошибки - не считались ошибкой.
Толпа шуршала, шепталась, шумела. Отдельные выкрики: "Как он вообще это делает?", "Если бы у нас так играли профи" сменились полной тишиной и безразличием. Смотреть на удачно пойманные мячи оказалось менее забавным, чем на пропущенные. Народ разошёлся.
Дима сбросил с себя пятнистый пиджак, под которым пряталась промокшая рубашка, и сплюнул.
- Красавец! - похвалил его Юра.
- Разве это честно?
Юра развёл руками:
- А что значит, честно? Ты хотел ловить мячи, у тебя получилось.
- Но ведь они были брошены специально для меня.
- В точку, чувак! - улыбнулся Юра. - А на кой хрен тебе сдались другие?
- В этом что-то есть, - согласился Дима, и посмотрел на Юру тем взглядом, которым смотрел лет пятнадцать назад.
- Скажи честно, - спросил он чуть позже, когда они направились домой. - Как тебе удаётся говорить такие вещи?
- Какие? - переспросил Юра.
- Про мячи, например, - Дима поднял указательный палец вверх. - Ты не увлекаешься философией, не читаешь тонны книг, но, когда доходит до вот таких простых вещей, тебе удаётся буквально выстрелить мне в голову какой-то совершенно примитивной фразой. Как можно настолько элементарно подать что-то настолько глубокое?
- Может быть, тебе просто кажется, что оно настолько глубокое? - Юра улыбнулся.
- То есть, ты говоришь наобум? Случайно?
Юра остановился:
- У меня получается так только тогда, когда ты рядом.

* * *

Всё, что делается, делается потому, что Ты рядом. Нет никакой разницы, кто делает. Ведь что-то получается у него, а что-то у Тебя. Изначально рождённое как желание, оно существует в виде намерений, надежд и чаяний. И вот является человек, который способен это воплотить. Какая разница, кто это будет? Почему мы так сильно ценим творцов, но не обращаем внимания на мечтающих? Пусть скажут не они, пусть напишут не они, пусть создадут не они, но только ради них будет явлено, и только ими - оценено. Как мяч, намеренно брошенный в руки тому, кто сможет поймать, от того, кто сможет направить. Разве кто-то способен полюбить кого-то другого, как не того, кто подаёт ради тебя и ждёт, что ты примешь?
Юра развернулся лицом и спросил:
- Я когда-нибудь говорил, что ты красивый?
- Один раз, - Дима добавил, - давно.
- И что ты ответил?
Дима замялся:
- Ничего...
- Ты красивый, - Юра произнёс почти одновременно со словом "ничего".
Дима поднёс указательный палец к губам, словно хотел сказать, что и сейчас ничего не скажет, хотя на самом деле слова сами вырывались наружу. Так он простоял несколько минут, пытаясь освободиться от бабочки. Наконец, развязав её и отбросив в сторону, он глубоко вздохнул:
- Я только что промолчал о том, что люблю тебя. Потому что звуки и смыслы этих слов настолько обесценены, что лучше ничего не говорить. Извини, раньше я не смог в этом признаться, потому что боялся, что сам себя не пойму. А теперь, я молчу об этом, потому что так понятней нам обоим.
Дима сделал шаг вперёд:
- Ещё я бы хотел попросить прощения, но, кажется, что ты-то давно простил меня, а я ещё не совсем.
Юра приблизился в ответ:
- А если я попрошу? Он не откажет?
- Тебе... нет, не откажет.
Солнце взыграло сквозь длинные ветви-ресницы старой ивы. Упало тенью на руки, которые запутались друг в друге, точно так же, как запутались жизненные пути двух людей. Прохожие проходили мимо, оглядывались, потом снова шли дальше. Кто-то думал: "Пьяные", кому-то два обнявшихся человека в грязных белых костюмах напоминали погорельцев, но, кажется, никто не смог увидеть главного. Наверное, потому, что мы слишком часто смотрим кино, читаем книги. А когда сталкиваемся нос к носу, готовы выдумывать тысячу объяснений, вместо очевидного.
Лишь одна девушка улыбнулась, легонько толкнула локтем своего спутника и указала ему на двух обнимающихся мужчин под ивой. Легче всего любовь отражается в любви, как и ненависть в ненависти, как и глупость в глупости. Только жизнь лучше всего отражается в смерти, потому что смерть её отражение, а не существует сама по себе.

Знаете, почему люди любят трагичность? Почему они восхищаются несчастьем, как сладким ядом? Потому что это позволяет оправдывать их бездействие и ошибки. Но бездействие - не трагично, оно банально. А в трагичности есть некая высота. Гордость, если вам угодно. А ещё в трагичности есть фатум. А фатум - это судьба. А судьба - это такая старая сморщенная баба, которая виновна во всех ваших несчастьях. И когда воображаешь, что она существует, становится легче, потому что не приходится нести груз ответственности самому.
Иногда она появляется среди толпы, нагруженная миллиардами человеческих мечтаний и чаяний. Она медленно ковыляет на правую здоровую ногу, а идёт при помощи больной левой. Её движению мешают тысячи убеждений и страхов - как тысячи нитей, прикрепленных к жестяным банкам. Громогласно помпезно и неприятно звучит хор пустых банок. Её лицо закрыто, а на спине просматривается большой горб из-за того, что взгляд её всегда устремлен к земле, а видит она лишь на шаг. В кармане её лежит большая амбарная книга, в которую записываются пройденные мили. И каждый вечер, устраиваясь на покой, любит она перечитывать страницы прошлого, упиваясь самыми жуткими шагами из всех шагов.

* * *

Дима успел снять грязный костюм, принять душ и пообедать. На часах было шесть вечера, когда позвонил Алекс. Его голос казался странным, лишённым обычных красок, но Дима не заметил или сделал вид, что не заметил, настолько сильной была его радость, и сейчас ему меньше всего хотелось думать о чём-то другом.
Через минут десять позвонил Юра. Его голос тоже был странным, простым, серьёзным, но Дима и этого не заметил. Напротив, звонок Юры его очень обрадовал. Юра предложил ему отменить прыжок с парашютом, обязуясь выполнить вторую часть условия. Казалось, вся вселенная только и занята тем, чтобы устроить его жизнь наилучшим образом. Дима расцвёл и отправился искать шампанское. Было оговорено встретиться завтра в одиннадцать часов утра, и Дима решил не терять ни минуты, делая все необходимые приготовления, словно барышня на выданье.
Он заставил себя лечь рано, проснулся рано, понежился в кровати до семи часов. Оделся, заказал себе лёгкий восхитительный завтрак, выпил кофе, выглянул в окно, чтобы полюбоваться отличной летней погодой, ярким солнцем и зеленью. Заказал такси и в десять тридцать был уже на Голосеевском проспекте рядом с домом номер сорок во всеоружии. Излишняя пунктуальность была его пунктиком, особенно в таком случае. Остальные минут двадцать он прождал около подъезда, пока телефон не зазвонил, и безэмоциональный голос Юры не произнёс:
- Ты, наверное, уже приехал, тогда заходи, дверь открыта.
Дима рванул со всей дури по лестнице, добравшись до нужного этажа, открывая дверь и заваливаясь в комнату с бутылкой шампанского, сияющей улыбкой и широкими объятиями, готовый на всё.
Юра стоял рядом с диваном, недалеко от окна, которое располагалось напротив входа в комнату. Прямо по центру комнаты находился другой человек, удивительно похожий на Юру лицом, но моложе и выше. Одетый в дорогой белоснежный костюм, наглаженный, с гармонично подобранным галстуком, парень превосходил хозяина квартиры не только в одежде, но и во внешности, и даже следы былой ветрянки не могли повлиять на этот факт.
Алекс принадлежал к тому разряду людей, которые, обладая красивой внешностью, скептично относились к ней. Возможно, по этой причине Алекс не любил коллекционировать собственные фото и отдавал предпочтение фотографиям Димы. Дима старался уловить нужный момент, дабы запечатлеть своего парня в наилучшем виде. Возможно по этой же причине Алекс, с одной стороны обладающий отличными внешними данными, долгое время оставался практически не у дел, не реагировал на комплименты, и даже старался их избегать, считая их ложными и не достойными себя.
Секрет успеха Димы был прост: он никогда не говорил комплиментов, а выражал эмоции отношением. Его разнузданная откровенность, неприкрытая голая и порой неприятная правда в купе с самоуверенностью - вот был главный подарок любимому человеку. Ментальный стриптиз, разжигавший доверие и страсть, заставлял Алекса вести себя иначе, пока однажды он не осознал, что ему легче быть с этим человеком вместе, чем оставаться наедине с самим собой.
Первые полтора года отношений Дима играл роль ведущей скрипки, стремясь передать её Саше, что всё больше и больше подкупало последнего. Алекс очень боялся, что совместная жизнь со взрослым мужчиной будет жизнью в клетке. На самом деле, всё оказалось вплоть до наоборот. Той степени свободы и доверия, которую получил Алекс, у него не было даже в семье при весьма лояльных и современных родителях. Наконец он ощутил к себе отношение как к взрослому человеку, и это ещё крепче притягивало его к Диме. Так со временем Алекс осознал, что ему придётся взрослеть, чтобы соответствовать. Но это взросление оказалось радостным и приятным.
Юра решил прервать гробовую тишину:
- Разрешите представить: Саша - Дима. Впрочем, вы это знаете и без меня. Лучше я представлю вас друг другу в ином качестве, - Юра указал рукой в сторону гостя с шампанским:
- Это Дима. Он не умеет играть в футбол, зато у него есть отлично подвешенный язык и бездонные добрые глаза, за которые его невозможно не полюбить.
Юра перевёл указатель на себя:
- А это Юра, пусть не единственный чувак, который умеет играть в футбол, но единственный человек, которого любит Дима. Вот и весь список его позитивных качеств.
Наконец, хозяин квартиры посмотрел в сторону Алекса:
- А это Саша. Замечательный красивый мальчик, который очень похож на парня, которого любит Дима. И который имеет массу хороших качеств, на которые Диме в общем-то наплевать, потому что самое главное - это то, что он почти как Юра. А в сущности даже лучше.
Дима с бледным лицом опустил бутылку шампанского на пол.
- Ну?! Что вы такие оба тухлые? Дима же собирался заняться сексом, шампанское купил. Романтически настроился. И эрекция, наверное, образовалась, пока сюда поднимался. Да, Дима?
Юра посмотрел в сторону Алекса:
- Саш, ты не обижайся. Ничего личного. Семейная жизнь, она такая. Иногда нужно вносить разнообразие. Секс с одним Юрой - это хорошо. А с двумя Юрами - в два раза лучше. Особенно, когда один из них... настоящий. Знаешь, сколько он об этом мечтал? Пятнадцать лет! Мне бы такую силу духа!
Юра подошёл к гостю, который стоял у входа в комнату:
- Дим, ты не стесняйся, раздевайся, тут же все свои.
Алекс с агрессивным настроем направился по направлению к Диме.
- О! Вот как, значит. Обожаю, когда мужики из-за меня дерутся! Только в лицо чур не бить, красоту не порть, начальник.
Алекс подошёл вплотную к Диме, зажав правую руку в кулак, и, замахнувшись со всей дури, неожиданно направил удар не прямо, а в сторону хозяина квартиры. Юру отбросило на диван, и сквозь боль он успел прокричать вслед уходящей паре: "Я же говорил, по лицу не бить...".

Возвращаясь от юриста, Юра забрал костюм из химчистки. По дороге домой купил себе два литра пива и шоколадку. Открыл банку сардин, игриво заглянув в игрушечный глаз нарисованной рыбе, хитро подмигнул ей. Она, кажется, улыбнулась ему в ответ и, сделав воображаемый "Чиз", дала добро на банку тёмного. Да!
Он надел белую рубашку от костюма, оставив штаны и пиджак на вешалке. Подошёл к зеркалу, поправил ворот, полюбовался синим фингалом под глазом. Потом уселся босиком на пол, запрокинув голову наверх, положил шоколадку слева от себя и поставил пластиковую бутылку пива перед собой.
Какой ужас. Когда отправлялся в долгую дорогу домой, он был уверен, что всё самое худшее, что может произойти с ним - уже случилось. Ему не было страшно, не было больно, а было скорее "никак". Всё равно. Полное безразличие, которое выработалось внутри его организма, изредка разбавленное хмелем, отлично позволяло существовать.
А что происходит потом? Старая карга таки находит в его жизни самый светлый незапятнанный ошибками кадр и ставит против него. Полбеды, если небезразличный тебе человек встречает твою худшую копию из будущего, ещё хуже, когда он жаждет заполучить тебя прошлого. А ещё хуже, если ты вынужден объявить в лицо, что человек, которого он ищет, давно умер, и этот человек ты сам.
- Вот так Дима... - сказал он в сторону шоколадки и откусил от неё маленький квадратик. Ему хотелось сказать многое, но вместо этого он лишь повторял: "Вот так, Дима", и закусывал горький хмель сладким шоколадом. Неужели его супер-способность говорить глубокие вещи работала лишь рядом с любимым. Он же пошутил, когда говорил об этом. Или это над ним пошутили. Правда?
- Вот так Дима... - сказал он, смотря на полуоткрытую дверь балкона, за которой шумел проспект. И никто бы не мог понять, что именно скрывалось за этим "Вот так". Не было переводчика, никого.
Вдруг ему стало очень обидно за себя. Он почувствовал жуткую несправедливость во всём. Со злости запрокинул бутылку, и липкие тёмные капли запачкали белый ворот.
- Вот так... Дима... - отозвался внутренний ребёнок, о котором он давно позабыл.
Ему казалось, что на его месте можно было бы плакать, но он считал, что люди должны плакать лишь тогда, когда у них не получилось то, к чему они приложили массу усилий. А он не тратил никаких усилий. Всё случилось само собой, и в этом нет ничего утраченного. Чего-то такого, о чём можно было сожалеть на самом деле.
- Вот так... Дима, - Юра откусил шоколадку.
Он думал, ему очень повезло, что всё случилось именно так, что для Димы удалось организовать операцию, которую он условно назвал: "Прыжок с парашютом", где роль прыжка сыграл Алекс, а роль парашюта - должен был сыграть он. Впрочем, получилось не совсем так, как задумано. А может даже и лучше.
Когда он придумал это, финал уже был известен. Его последний шанс руководить жизнью. Заставить повиноваться своей силе, сделать всё так, как надо. Он наслаждался каждым мигом, каждой улыбкой и взглядом, которые Дима возвращал ему. На пару дней он снова превратился в бога, могущественного и важного бога для одного человека. Наверное, в тот самый момент он стал богом и для самого себя.
- Вот так... Дима....
Самым сложным оказалось уговорить Алекса, ведь он мог поступить совершенно иначе. Но увидев его фотографию в смартфоне Димы, Юра всё понял, и его догадка оказалась удивительно точной. Алекс с Юрой были схожи не только внешне, но и характерами. В этом красивом парне, лишь на первый взгляд покладистом и вежливом, скрывался тот самый авантюрист и умник, который жил в Юре. Требовалось лишь надавить на нужную сторону личности, а Юра хорошо знал, как это сделать, и каким должно было быть пари, чтобы Алекс приехал инкогнито.
- Вот так... Дима....
Единственное, чего не ожидал Юра, так это то, что они совпадут не только внешностью и характерами, но и предпочтениями. Впрочем, это было даже лучше, потому что....
- Потому что любви к кому-то не достаточно... - Юра дрожащими руками поднёс шоколадку ко рту и удивился.
- Любить нужно либо всё, - он расставил руки в стороны. - Себя, людей и жизнь - либо ничего. Вот так, Дима?
Эта мысль показалась той самой, которую ему хотелось подумать, вопреки теории о том, что умные вещи приходят только рядом с любимым. Впрочем, это ведь была шутка, не так ли?
Юра доел шоколадку, посмотрел на полупустую бутылку и переместил взор на балкон.
- Где же мой парашют, Дима? - спросил он у пустой обёртки шоколада.
Он криво улыбнулся и попытался встать с пола. Но ноги не слушались, завалив тело на бок. Он заставил себя снова подняться второй раз, третий, четвёртый. Взял сигареты и открыл дверь...

* * *

- Юра, телефон... - звенел голос матери.
- Я знаю, что тебя уже нет, отстань.
- Подойди к телефону, ты нужен, - повторил голос.
- Если б нужен, - Юра выбросил обёртку от шоколада вниз.
- Всё равно подойди, слышишь! Подойди!
- Поздно, мама.
- Это не красиво по отношению к твоему другу!
- Можешь больше не называть его другом, мам. Он всё давно понял...
- В конце концов, это не красиво по отношению к тебе.
- Согласен. Мне так и не удалось стать другом для самого себя. Вот так, Дима...

От рассказчика

Дорогой невольный участник событий, если ты всё ещё здесь и хочешь узнать конец, я отвечу: "Ты знал, какой он". И я знаю, что ты знал. Потому что настоящая жизнь не бывает непредсказуемой. Выбранные тропинки протоптаны. Они давно известны. По ним ходили миллиарды ног до нас, и пройдут ещё. Нет смысла врать и изгаляться. Нет смысла обманывать и обманываться.
Но если ты хочешь знать, я всегда возвращаюсь в ту комнату, перед тем как он откроет дверь. В мыслях я успеваю сделать это. Каждый раз я прихожу и говорю ему: "Сволочь, что ты наделал!!! Посмотри, что ты наделал!!! Зачем ты съел мой шоколад!!!". А потом мы живём долго и счастливо, как положено.
Считаете, обманул вас? Выдумал историю? А если Юра - не обязательно человек? Если он - это забытая мечта или талант? Хотя, если честно, имейте в виду: он существовал, а может, даже где-то существует....
Ещё лет десять, двадцать или больше, кто знает, сколько я ещё буду возвращаться туда, потому что есть двери, которые невозможно закрыть. Вещи, которые невозможно перепрожить. Дела, которые невозможно закончить.
Только мысли можно думать бесконечно... потому что это всего лишь мысли... которые ничего не стоят, если они остаются только моими мыслями...
Извините, кажется, теперь они стали немного и ваши...

[1] Психотерапевт, который консультирует других психотерапевтов
[2] Хорошо темпери́рованный клави́р (нем. Das wohltemperierte Klavier), BWV 846-893, - цикл клавирных произведений И. С. Баха, включающий 48 прелюдий и фуг, объединённых в 2 тома (24 пьесы в каждом томе).

15 ИЮЛЯ 2018 DANTE

Ссылка:

Смотрите также

#ДЕНЬГИ, #ОТНОШЕНИЯ, #ПРОСТИТУЦИЯ

В Польше вечеринка ксензов с сексработником вышла из-под контроля

Несколько священников в местечке Домброва-Гурнича, Польша, заказали на вечеринку мужчину по вызову. Эскортник потерял сознание во время группового секса.

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

"Гормон любви" окситоцин в буквальном смысле лечит разбитое сердце

Раньше считалось, что окситоцин помогает нам испытывать только чувства привязанности, эмпатии и доверия. Однако вырабатываемый гипоталамусом мозга "гормон любви" в буквальном смысле "склеивает", то есть восстанавливает клетки сердца.

Долго и счастливы: как построить отношения, которым не страшен кризис

Бывает ли в реальной жизни "жили долго и счастливо"? И если да - что для этого нужно сделать?