КВИР - Глубокое погружение

Глубокое погружение

Этот контраст между ощущением трехчасового праздника всех шести чувств и тускло-серым недельным одиночеством не терял остроты вот уже третий год. Вот уже третий год они встречались по средам.

Она, как всегда, опаздывала. На все про все у них было ровно три часа, а эта невыносимая особа никогда не могла явиться вовремя. Анна неотрывно смотрела в окно, на по-осеннему мрачный московский двор, на встрепанную ворону на голой почерневшей ветке, на подъезжающее желтое такси, вспоровшее светом фар наступающие сумерки. Вот из такси выпорхнула фигурка в темном пальто и, перескакивая лужи, на ходу снимая перчатки, почти бегом припустила к подъезду. Анна улыбнулась: "Стрекоза, ну как есть, стрекоза".

С того самого момента, как под ее окнами останавливалось это такси (зимой - припорошенное снегом, летом - сияющее глянцевыми боками), ее жизнь приобретала вкус, запах, цвет и прочие объемные ощущения, которые начисто пропадали, стоило лишь обладательнице черного пальто выйти из Аниной квартиры, вновь усесться на заднее сиденье и исчезнуть еще на одну, невыносимо долгую неделю. Мир снова становился пресным, как манная каша, а время - тягучим, словно патока. Надо было опять учиться жить без нее, каждый раз - заново. Этот контраст между ощущением трехчасового праздника всех шести чувств и тускло-серым недельным одиночеством не терял остроты вот уже третий год.

Вот уже третий год они встречались по средам.

Вот уже третий год Лика обещала, что разведется с мужем.

Тем летом у Анны особенно удачно складывались дела. Закончился, наконец-то, суматошный и дорогой ремонт в подмосковном доме. Удачно прошел ряд переговоров, на которые она особенно и не делала ставку. Японцы неожиданно согласились поставлять свою косметическую линию в ее салон, что автоматически вело за собой приток клиенток, охочих до редкой и труднодоступной фирмы. Поток клиентов схлынул в отпуска - появилось время и на любимых подруг, и на вечерний сеанс в кино, и на ни к чему не обязывающие, но приятно будоражащие интрижки. Все было хорошо. И даже с погодой везло: июль выдался не по-московски мягкий, с теплыми вечерами и почти совсем без дождей.

А вот в тот день как раз лило с самого утра, но даже это не портило настроение, и, стоя на светофорах Бульварного кольца, она не без удовольствия наблюдала за вечными обитательницами бульваров - весело взвизгивающими голоногими студенточками с мокрыми от ливня волосами, что бежали парочками и стайками в укрытия ближайших кофеен. Возникла даже шальная мысль предложить добросить до дома одну, белокурую, особенно промокшую и в особенно коротеньких шортах, умудрившуюся уронить то ли очки, то ли телефон на переходе прямо перед носом Аниной машины, и, нагнувшись за потерей, успевшую сверкнуть полоской безупречной золотистой кожи между шортами и легкомысленной маечкой.

Однако, донжуанские планы пресек характерный толчок и мерзкий звук удара: кто-то впечатался в задний бампер Аниной машины - несильно, но отчетливо. "Права купили, водить не купили", - выругалась про себя Анна. Придется выходить под проливной дождь, ругаться, ждать полицию, и красотка в шортиках ускакала. Внутри начинало закипать раздражение. Пока она, чертыхаясь и прикрывая от ливня голову завалявшимся на сидении журналом, пыталась не наступить в лужу, выходя из машины, к ней уже подошли двое: молодой мужчина в лёгком летнем костюме, и худенькая, почти миниатюрная женщина, над которой он держал зонт, и которая, судя по зардевшимся щекам и виноватому выражению лица, и была за рулем.

Лика всегда мгновенно краснела, когда смущалась или злилась. С такими же заалевшими щеками она спустила с плеч бретельки платья в их первую ночь спустя ровно месяц после этого дождливого дня.

Все было лучше, чем Аня ожидала: повреждений на бампере видно почти не было, так, маленькая царапина, на которую она была бы готова закрыть глаза, чтобы только не тратить остаток дня на муторные разбирательства. Но парочка оказалась на редкость совестливой и принципиальной: мужчина, представившийся Игорем, настоял на том, чтобы Аня записала их телефоны и перезвонила немедленно после того, как мастера объявят ей стоимость ремонта.

- Если я буду недоступен - звоните жене. Она менее занята, - покосившись на свою спутницу, сказал он. Та энергично кивнула, и светлые кудряшки подпрыгнули вокруг её лица.
- Звоните, пожалуйста, - горячо попросила она, - я обязательно все оплачу. И простите, ради Бога.
- Позвоню, - усмехнулась Аня, - договорились. И водите аккуратнее, что ли.
- Она второй день за рулём, - примирительно объяснил молодой человек, - учимся пока что. Пойдём, Лика, мы все решили. Спасибо Вам за понимание.

Он мягко взял жену под локоть и повёл к машине, придерживая, чтобы та не поскользнулась на высоких каблучках. На прощание Лика обернулась, виновато пожала плечами и вдруг широко улыбнулась: извините, мол, ещё раз недотепу. Аня, вспомнив свой второй день за рулём, улыбнулась в ответ и махнула рукой, нормально, дескать, бывает. Настроение почему-то было хорошим. "Такая девочка из хорошей семьи, - думала она по дороге домой, - живёт себе, как фиалка, за надёжной спиной, и зонтик над ней носят. Такие до старости остаются похожими на девочек-подростков: бытовуха-то не заедает. А улыбка красивая. И кудряшки... Фарфоровая куколка...". И она усмехнулась. Такие женщины были совершенно не в её вкусе: Аня любила девушек дерзких, норовистых, заметных в толпе. В её коллекции романов были юные журналистки, балерины, модели - словом, юные нимфы с акульей хваткой. Её не слишком смущало, если оказывалось, что та или иная её фаворитка оказывалась замужем - разбираться с совестью она предоставляла своим пассиям, полагая, что коль уж замужняя дама позволила себе увлечься другой женщиной, то и свои матримониальные вопросы она уладит сама.

Сама же Анна вот уже пару лет как жила в настолько напряженном режиме, что женщинам могла отвести роль приятного приключения, эмоциональной встряски - но не более. Салон - любимое и капризное детище - высасывал все силы и требовал полной отдачи. Короткие влюблённости кончались в тот момент, когда дамы начинали капризничать, обижаться на поздний приход с работы и требовать больше внимания, чем она готова была уделить.

Её по-настоящему любимая женщина собрала вещи и уехала работать в Америку спустя год после торжественного открытия Аниного салона: не выдержала одиноких вечеров, вечной Аниной усталости и сошедших на нет совместных выходных. Тот Новый год они собирались отпраздновать вместе, отключив, наконец, Анин вечно звонящий телефон, но не учли, что салон будет разрываться от клиенток, желающих немедленно навести красоту перед праздником. Аня прилетела домой взъерошенная, вымотанная, за десять минут до боя курантов, и обнаружила пустую квартиру и допитую до конца бутылку шампанского на нетронутом праздничном столе. В записке под бутылкой было только одно слово "достало". Через пару месяцев через общих знакомых Аня узнала, что та получила рабочую визу и уехала по контракту в Штаты. Бессонными ночами Аня ворочалась, пытаясь объяснить, понять, принять как факт - не получалось. Получалось, что любые отношения не выдерживают малейших испытаний. В таком случае, решила Аня, отныне я сама буду решать, кому и когда будет пора уходить. Никаких больше глубоких погружений.

В страховой Ане сказали, что ремонт сделают бесплатно. Тем не менее, она решила позвонить Лике, чтобы успокоить ту, и заверить, что денег с неё не причитается. Ну и ещё потому, что за прошедшую неделю она нет-нет, да и вспоминала её весёлые кудряшки и неожиданно просиявшую улыбку на узком, действительно фарфоровом лице. Лика обрадовалась звонку, обрадовалась тому, что все хорошо кончилось, и вообще звенела в трубку колокольчиком. Неожиданно для себя Анна предложила выпить вместе кофе, отметить, так сказать, приятный финал истории. Лика как-то сразу легко согласилась и тотчас же пригласила в гости, сославшись на то, что ждёт сантехника и выйти из дома не может. Аня посмотрела на часы: у неё был ровно час до рабочей встречи. Все складывалось.
"Подружек девочке не хватает, - подумала про себя Анна по дороге к Ликиному дому, - или строгий муж их отваживает?"

Лика жила в знаменитом "Доме на набережной", известном своими номенклатурными обитателями. Дверь она Анне открыла в домашнем лёгком платье и босиком, и в полутёмном коридоре казалась совсем девчонкой. Высокой Ане она была примерно по грудь. Однако при дневном свете в просторной гостиной удалось разглядеть и пару морщинок у уголков глаз и не по-юному спокойный взгляд. За тридцать, подумала Аня, просто уж больно миниатюрна, вот и кажется подростком. А гостиная была под стать самому дому: овальный стол с льняной скатертью под низким абажуром, старинный буфет, хорошие репродукции Левитана на стенах. Чай Лика принесла в фарфоровых, тонких на просвет чашках.

- Бабушкины, - словно извиняясь, сказала она. - Да и все здесь - от бабушки с дедом. Они оба профессора были, научные работники. Дед астрофизикой занимался, а бабуля - биолог. Я не хотела ничего переделывать, а Игорю все равно, он все равно постоянно на работе.
- А ты? - поинтересовалась Анна, уютно устроившись напротив Лики и незаметно любуясь игрой солнечных лучей в её по-домашнему спутанных кудрях. Была в ней какая-то утончённость, так подходящая к этой старинной мебели и картинам. Длинные пальцы, изящные кисти рук, гордая посадка маленькой головки Коломбины на высокой шее. "В двадцатые таких расстреливали сразу, - подумала Аня. - За тонкую кость, за излом бровей, за вот эту полуулыбку".
- А я дома, - Лика кивнула на стоявшее у стены фортепиано, - преподаю. Раньше работала в музыкальной школе, а сейчас решила, что дома выгоднее. И не тратишь время на дневники-журналы, и график делаешь под себя. И по дому успеваешь.

Почему-то не покидало ощущение, что она постоянно немного оправдывалась. За бабушкино наследство, за голубую кровь, за данную природой внешность коллекционной статуэтки.
- Выгода, график...- усмехнулась Анна, - мне кажется, ты говоришь чужими словами. Признавайся, муж с работы забрал?
- Муж, - засмеялась Лика. - Сказал, что хочет видеть меня чаще и не с учительским пучком. А я не возражала. Хотя в школе было хорошо... Особенно ранней осенью. У меня класс был на солнечную сторону, а во дворе стоял огромный клён, и можно было смотреть, как медленно-медленно падает листочек за листочком, под какой-нибудь ноктюрн Шопена.
- Ты давно замужем? - помолчав, спросила Аня.
- Почти десять лет, - кивнула Лика, - мы вместе заканчивали школу, родители были соседями. А после института он мне сразу сделал предложение. Когда дедушки с бабушкой не стало, мы переехали сюда.

В тот день Лика, кажется, и рассказала ей всю свою жизнь. Детство в Мерзляковском переулке с музыкальной школой и Пушкинским музеем по выходным. Дача в Кратово. Каникулы в Ялте - в закрытом для простых смертных пансионате для академработников. Дипломаты-родители, существующие в виде звонков и посылок из Англии - у школьницы Лики раньше всех появлялись и неведомые в голодные девяностые иностранные шоколадки, и невероятные по красоте Барби, и заграничная одежка. Потом институт - родители, конечно, настаивали на МГИМО, но она заупрямилась: всегда мечтала преподавать музыку. Поступила на музыкальный в педагогический, закончила, конечно, блестяще. Свадьба с Игорем, в ту пору уже подающим надежды программистом, - английское платье с узкой, не в пример пошловатым русским невестам юбкой; домашний праздник с самыми близкими, медовый месяц у родителей в Лондоне. По приезду - старая музыкальная школа, которую сама когда-то заканчивала, вечера в обнимку с любимым Чеховым, ожидание с работы мужа. Отпуска - зимой в Европу, летом - в Тайланд. Новый круг друзей мужа, молодых бизнесменов, где каждый второй тайно в неё влюблён, но она, воспитанная консервативной бабушкой, и порядочная на уровне химического состава крови, остаётся верна своему Игорю. Купили машину, учится водить. Словом, тишь да гладь.

Они проговорили до вечера. Аня, не задумываясь, отменила две встречи - поступок для неё совершенно не типичный. Просто ей давно не было так легко с кем-то. Она наслаждалась прекрасной Ликиной речью, улыбкой в уголках её рта и вспыхивающим на щеках румянцем, когда она смеялась или говорила о чем-то волнующем. О себе Аня говорила немного: свой бизнес, родители в Подмосковье, путешествия с любимыми друзьями. Да, одна. Да, нравится. Да, спорт. И теннис, и сноуборд, и серфинг. А как же. Наконец, Аня засобиралась: скоро должен был вернуться с работы Игорь, а с ним ей почему-то встречаться не хотелось.

- Я рада знакомству, - задержав в руке Ликину тонкую кисть, сказала она в прихожей.
- И я очень рада, - улыбнулась Лика, - прости, если заговорила тебя. У меня не слишком много собеседников с тех пор, как я плотно засела дома. Предлагаю сделать встречи традицией.
- Идет, - засмеялась Аня, - у меня салон тут недалеко. Могу заскакивать на обед. Ты готовить-то умеешь? А то одним чаем меня поила.
- Обижаешь, - фыркнула Лика. - Бабушкина школа... первое, второе и компот.
- Борщ небось? Ненавижу борщ, - скривилась Аня.
- Скорее, форшмак уж тогда, - хихикнула Лика, и снова стала похожа на школьницу.
- Ааа. Ну тогда все с вами ясно, товарищ, - расхохоталась Аня и шагнула в лифт.

Дома, уже завернувшись в одеяло и засыпая, она подумала: "И вправду куколка. Старинная куколка на полке. Профессорская внучка. Не лезь, Анька. У неё все предопределено на годы вперёд. А у тебя завтра туча дел. И послезавтра. И через год. Но ведь бывает же такое... настоящий раритет." И она с улыбкой заснула.

Лика позвонила через пару дней и пригласила на обед - как договаривались. Аня вдруг ужасно обрадовалась и поняла, что, несмотря на данное себе обещание не связываться со слишком понравившейся ей Ликой, оказывается, втайне очень надеялась, что та позвонит. Обед состоялся - с супом в супнице, полотняными салфетками и малюсенькими, на один укус, дорогущими пирожными, купленными Анной. Теперь больше говорила Аня. Рассказывала о страстях между её сотрудниками, о последней поездке в Голландию, об отце - мастере на все руки, отказывающемся покупать новую машину и часами возящимся в гараже со своими древними жигулями. Лика внимательно слушала, по-детски подперев щеку рукой, звонко смеялась и понимающе кивала. Им было и вправду очень хорошо вместе. Аня всю дорогу пыталась внушить себе, что нашла новую замечательную подругу, но не получалось. Мешали Ликины коленки, прорисовывающиеся сквозь тонкую ткань длинной летней юбки, мешала медовая кожа плечей, пахнущих каким-то упоительным, неизвестным Анне ароматом, а особенно мешали маленькая грудь, стянутая легкой майкой, и подвижные, нежно очерченные губы.

Аня была достаточно уверена в своих силах. Почти наверняка знала, что начни она активные действия - рано или поздно, Лика бы не устояла, и, позабыв о муже, отдалась бы ей прямо на бабушкином диване. Но на этот раз слишком многое её останавливало. Добиться один раз и исчезнуть? Этого ей было мало. Позволить себе плыть по течению и допустить возможность романа? Заставить тонкую, умную, глубокую девушку метаться, врать мужу, разрушать их такую спокойную, такую безупречную жизнь в этом их дворянском гнезде - ради её, Ани, прихоти? Нет уж, увольте. Такой грех на душу она при всём цинизме брать была не готова. Остаётся дружить и глотать слюну. Или больше не встречаться.

Прошёл месяц с момента злополучной (или счастливой?) аварии. Аня почти привыкла к мысли, что обладать Ликой она не будет. Они встречались регулярно, теперь уже не только у Лики, ходили по кафешкам, пару раз были в кино, съездили на концерт Ликиной бывшей однокурсницы-пианистки, и говорили, говорили, говорили... За внешностью дорогой статуэтки скрывалось достойное содержание: Лика действительно была прекрасно образована, умела к месту и небанально пошутить, была внимательным слушателем и тонким, живым собеседником. Аня по-прежнему таяла от Ликиного запаха и ловила любую возможность бегло, будто по-дружески прикоснуться к её руке, волосам, талии. Этот давно забытый юношеский трепет даже начал по-своему нравиться Ане, и вообщем-то почти не мешал время от времени отвлекаться на плотские утехи с менее изысканными дамами, что подворачивались по пути. Впрочем, нет, мешал. Подобных дам становилось все меньше.

Она отчаянно отказывалась признаться самой себе, что по уши влюбилась.

По какому-то негласному установленному между ними правилу, они никогда не встречались, если Игорь был дома. Возможно, это было исподволь продиктовано самой Ликой: в немногие свободные часы мужа она безраздельно принадлежала ему. За весь месяц Анна не видела его ни разу. Лика никогда - вот оно, воспитание, - не обмолвилась и словом об изнанке их семейной жизни. Ни разу не рассказала ни об одной ссоре. Ни разу не пожаловалась на мужа, не посплетничала о нем по-женски, не поругала всласть, как это любили делать практически все знакомые Анне замужние дамы. Ей оставалось только гадать - что это, женская интуиция, подсказывающая, что эту тему с Анной лучше не обсуждать, или просто высшая степень аристократизма, не позволяющая выносить на люди грязное белье. Тем не менее, Аня чувствовала, что не все так гладко в этой идеальной на первый взгляд паре. Нередко Лика приходила на встречи с грустными глазами. Часто, попрощавшись с Анной, когда та подвозила её до подъезда, она украдкой бросала взгляд на свои окна и чуть заметно облегченно выдыхала, увидев, что свет в них не горит, а значит, Игоря ещё нет. Словом, что-то было не так. И однажды Лика в порыве откровения призналась: муж уже давно ею недоволен.

Оказалось, что Игорь очень хотел детей. После нескольких лет бесплодных попыток он уговорил Лику обратиться к врачу, который и поставил неутешительный диагноз: детей у неё, скорее всего, не будет. Какая-то редкая патология. Они все же решили бороться, прошли курсы изнурительного лечения, но все было зря, и вконец измотанная, начавшая терять здоровье, мягкая обычно Лика решительно настояла на том, чтобы прекратить издевательства над собой. Нет, значит, нет. В конце концов, им - молодым, красивым, не бедствующим, и так было дано так много, что хоть где-то вселенная должна была допустить просчёт. Лика была не против взять малыша из дома ребёнка, но Игорь и слышать об этом не хотел. Только свой. Нет - так не будет никаких.

С тех самых пор разрыв между ними только рос: Игорь не смог простить Лике того, что та бросила попытки. Лика силилась понять, почему Игорь начал видеть в ней исключительно машину для деторождения. Потом как-то затерлось, замялось. Шли годы. Все было по-прежнему хорошо, вот только прежнему хорошо, за исключением того, что Игорь перестал с ней спать. Совсем. Относился бережно, нежно, продолжал заботиться и был неизменно ласков. Но спать не спал. Чмокал в нос, отворачивался к стенке и засыпал здоровым сном усталого мужчины. Вероятно, смысла в любовных играх без возможности продолжения рода он больше не видел. Лика подозревала, что у него бывают другие женщины - не мог же молодой мужик обходиться месяцами без секса, - но Игорь вёл себя идеально, вечерами неизменно возвращался домой, выходные проводил только с женой, поэтому придраться Лике было совершенно не к чему. Да и не хотелось. Что-то важное ушло, испарилось постепенно из их такого надёжного и праздничного вначале союза. Как будто оба бежали, бежали за руку навстречу какому-то счастливому неосязаемому будущему, а тут бац - и тупик. Куда дальше - непонятно.

Все это Лика рассказала Анне в тот вечер, когда они впервые оказались у неё, у Анны, дома. Лика в этот день была будто сама не своя: задумчивая, неразговорчивая, на вопросы отвечала невпопад и попросила перенести на другой день их запланированный поход на выставку.

- Поедем к тебе? - вдруг спросила она, подняв на Анну глаза. Анна молча кивнула и рванула с места машину.

Дома Лика попросила налить ей вина, что было уж совсем для неё нетипично. Анна так же молча открыла бутылку красного и плеснула в бокал. Поставила его перед Ликой, села напротив и приготовилась слушать. Лика тихо, монотонно рассказала свою историю, а когда Аня открыла было рот, чтобы сказать все сочувствующие и ободряющие слова, которые были бы уместны, вдруг поднялась из-за стола и подошла близко-близко.

- Поцелуй меня, - попросила она.
Аня, пытаясь унять заколотившееся сердце, медленно поднялась из-за стола. Испытующе посмотрела Лике в глаза и тихо спросила:
- Потому что с мужем проблемы?
- С мужем проблемы очень давно, - дёрнувшись, ответила та, - и никогда я ни о ком не думала. Не связывай это. Я уже месяц мечтаю к тебе прикоснуться. А ты записала меня в неземные создания, и носишься со мной, как с писаной торбой. А я живая, понимаешь....

Аня не дала ей договорить. Искушенная, давно привыкшая ко всем этапам постельных игр, на этот раз она не помнила, как они оказались в спальне, не помнила, был ли включён свет, и лишь истома, с которой скользило по телу вниз и падало к ногам Ликино шелковое платье, осталась в памяти навсегда и всосалась в кровь вместе с тысячей других моментов их безумных, счастливых, несчастных трёх последующих лет.

С тех пор они встречались у Анны дома раз в неделю. Началась осень, вернулись с каникул Ликины ученики, а у Анны появилась возможность немного расширить помещение салона, а это означало долгую возню с разрешениями от чиновников и ремонтом. Времени друг на друга у них оставалось совсем немного. Лика ко всему прочему должна была быть дома к возвращению мужа, потому что так у них было заведено, и она не хотела вызывать подозрений своими изменившимися привычками. Ну, а Анна и рада была бы переложить часть дел на кого-то надежного, чтобы проводить побольше времени вдвоём, да только не было у неё такой вот правой руки. Поэтому меньше времени проводить на работе не получалось. У них оставались их неизменные три часа по средам: Аня любой ценой освобождала их, Лика специально подстраивала свой преподавательский график. Их время, их тайна, их смысл, наполняющий существование остальных дней. Первые месяцы они почти не разговаривали - не хватало времени насладиться друг другом, пересчитать родинки и шрамики, насытиться вкусом, запахом, шепотом. Спустя год страсть потеснила нежность: они, лёжа в обнимку, рассказывали друг другу свои прожитые в разлуке дни, выбирались из кровати, чтобы сварить кофе, посидеть вместе на ковре в гостиной, подольше посмотреть друг другу в глаза. Им по-прежнему было хорошо вместе каждую секунду. Лика ходила по дому в Аниных рубашках, которые ей, конечно, были длинны, и рукава их по-клоунски свисали ей до колен. Как кошка, усаживалась на подоконник, подолгу глядя в окно, и Аня любовалась спутанной гривой её волос, узкими щиколотками, поднятыми коленками. "Куколка", - неизменно говорила она. "Я не куколка! Я ужасная, испорченная особа", - парировала Лика, повисая у неё на шее.

Конечно, говорили о будущем. Лика плакала, рассказывала, что Игорь все ещё надеется, пачками притаскивает в дом медицинские журналы, названивает светилам-профессорам и говорить может только об этом. Что стал внимательней и ласковей прежнего и очень просит попробовать ещё раз. Что увидела, с какой нежностью он возится с малышами друзей, зашедших в гости, и подумала, что ведёт себя как преступница.

- Я ведь уже ничего с ним не хочу, Ань, понимаешь? Но как ему сказать, как разрушить эту его мечту, как предать его? - прижав лоб к оконному стеклу, шептала Лика.
- По частям резать больнее, - мрачно отзывалась Аня, - лучше сказать и уйти. Перетерпит, переживёт, найдёт девчонку, которая родит ему десятерых. Ты же ведь и его держишь, неужели ты не понимаешь?

Лика понимала. Но понимала и то, как любит её Игорь, раз не ушёл за все это время, не отчаялся, не бросил её ради одной из своих любовниц, не предал, заведя семью на стороне. Сжав зубы, шёл вместе с ней. А она что же - сбежит, как крыса с корабля?
А ещё понимала про то, как отреагируют родители - её и Игоря. Общие друзья. Коллеги Игоря, вхожие к ним в дом. Её подруги. Понимала, что её решение уйти к Ане разрушит с самого основания все то, что было ей дорого, всю её спокойную, налаженную, уютную жизнь со звуками фортепиано, визитами к родителям, семейными выездами и пониманием того, что все так и будет и завтра, и через год, и никакие штормы не страшны. Она представляла себе, как собирает вещи и уходит к Ане. Игорь, наверное, съедет к родителям или снимет квартиру. Аня переезжать не станет, да и дико представлять себе её, резкую, порывистую, среди бабушкиных салфеточек. Значит, квартира останется пустой. Аня с утра уходит на работу, возвращается к ночи, Лика остаётся одна наедине с растущим чувством вины. Игорь брошен, предан. Его папа-сердечник, с детства обожавший Лику, как свою дочь, скорее всего, свалится с приступом. Каково будет её собственной маме в далеком Лондоне - даже думать не хочется: взрослая дочь разрушила семью, шутка ли. Стоит ли игра свеч? Стоят ли её упоительные минуты нескольких испорченных жизней? Имеет ли она право решать сама за себя? Обо всем этом Лика молчала. Умная девочка, она понимала, что решение за ней, и она не может вешать свои терзания на Аню, которая и без того изводилась ожиданием и разлукой.
- Пойдём пить чай? - она вскакивала с подоконника и натягивала улыбку. - Как китайские мудрецы, будем решать все проблемы чаепитием.

Аня тоже все понимала. Что готова выхватить Лику из совершенно тепличных условий, к которым та привыкла с детства, и что той придётся вечно ждать её и терпеть её бесконечную занятость, и что, в общем, непонятно, сможет ли она действительно сделать счастливой эту хрупкую, нежную, похожую на старинную драгоценность женщину, что сидела напротив и смотрела на неё безукоризненно синими глазами, в которых отражалась её, Анина, любовь. Та любовь, которая отменяла все эти вопросы и требовала одного - быть вместе, вместе, вместе.
- Чай так чай, - кивала она со вздохом. Пусть лучше так, раз в неделю, чем спровоцировать Лику на какой-то неверный шаг и потерять её совсем. Об этом Аня боялась даже думать.

И все повторялось снова: дни ожидания, такси, два коротких звонка в дверь (Лика отказывалась брать ключи от Аниной квартиры), три часа тягучего счастья, и вечернее сообщение: "Уже снова скучаю. Скорее бы. Люблю".

Летом они разъезжались: Лика с мужем - в законный отпуск; Аня с подругами - извернувшись и найдя недельку посреди вечного завала делами. Скучали отчаянно, но созванивались и списывались крайне редко - обе считали эти тайные игры с телефоном за спиной у Игоря чем-то совсем уж низким. Праздники проводили отдельно - что поделать, семья. Аня терпела. Пыталась, пару раз выйдя из себя, закрутить ни к чему не обязывающие отношения с какими-то особами, но начинала тосковать по Ликиному голосу, смеху, запаху сразу после того, как в дверях её квартиры появлялась любая другая. Поняла это, и перестала пытаться себя обмануть.

Шло на убыль их третье совместное лето. Завтра была среда, и Аня, улыбаясь, предвкушала встречу со своей отдохнувшей на райских берегах смугло-загорелой любовью. Прошло уже три дня, как Лика вернулась, и назавтра Аня планировала их обычный "праздник возвращения": заказала суши, купила шампанское, вызвала домработницу привести в порядок квартиру. Но вечером Лика позвонила и попросила встретиться немедленно. Где угодно.
- Что случилось? - выкрикнула в трубку в панике Аня, и услышала именно то, чего так бояться услышать все влюблённые мира: "Нам надо поговорить".

Она неслась по вечерней Москве, пытаясь унять приступ страха, но уже заранее шестым чувством понимая, что это - конец. В условленном месте к ней в машину села Лика, действительно загорелая дочерна, красивая до одури и с совершенно потерянным лицом. Аня молча смотрела на неё. Наконец, Лика заговорила.
- Я жду ребёнка, Ань. У нас получилось. Игорь нашёл там, на Бали, какого-то врача, и у нас получилось.
- Уходи от него сейчас, - хрипло сказала Аня, - ты мне нужна, с ребёнком или без. Ты же не любишь его, давно не любишь. Пожалей же себя. Меня, его. Хоть кого-нибудь пожалей.
- Слишком многое на карте, - печально покачала головой Лика, и её кудри закачались в такт движению, как в день их знакомства, - слишком многое, Ань. Ты моё счастье, моя вспышка, моё сердце. А Игорь... Игорь меня знает, как я сама себя не знаю, наверное. Он мне давно как брат, самый близкий, самый родной. Не могу я вот так взять и предать.
- С братьями детей не делают, - отвернувшись к окну, глухо проговорила Аня.
- Ну кто виноват, что ушла страсть, - помолчав, сказала Лика - и что нет больше той любви. Зато есть долг. И общая жизнь. И принципы, по которым меня воспитывали. А теперь есть ребёнок. И будущее. Слишком многое на карте, Ань. Я не могу, как ты... Жить только для себя. Я себя прокляну, я же знаю.
- А жизнь с нелюбимым? Не проклянешь? - резко обернулась Аня.
- Я буду понимать, ради чего, - упрямо сказала Лика, - да и ведь не ненавижу же я его. Так многие живут.
- Ты не многие! - закричала Аня. - Как ты сама не понимаешь, что ты - не многие! Ты исключение! Ты достойна другого!
- Это ты - исключение, - мягко взяла её за руку Лика, и Аня дёрнулась, как от ожога, - потому что готова смело следовать своим желаниям. И я восхищаюсь тобой. Но я не такая. У меня не хватит дерзости. Прости меня и будь, пожалуйста, счастлива. Ради меня.

Лика молча вышла из машины. Трясущимися руками Аня завела мотор. Скорее уехать. Доехать до дому и напиться.

Аня не появлялась на работе две недели - не могла. Сидела дома, металась от стены к стене и выла. Потом, измотанная, спала безостановочно почти двое суток. Потом встала и поехала в салон: понимала, что без неё все рушится. Работа, как всегда в таких случаях, спасла: дел накопилось такое количество, что думать было некогда больше ни о чем. Аня приезжала домой глубокой ночью, замертво падала в кровать, рано утром под звон будильника вытаскивала себя из кровати и выбегала на работу. Без выходных и праздников. По средам она старалась оставаться у подруг или родителей, среды были совсем невыносимы. Через несколько месяцев она, выглянув в окно, с удивлением заметила, что наступила зима. Она открыла окно и в комнату ввалился морозный воздух с паром. Анна вдохнула его и в первый раз засмеялась. Жизнь, кажется, передумала кончаться. А весной она вновь затосковала - ощущение пустоты не уходило, как ни пытайся она его заполнить новыми случайными романами, которые пока что ни во что, кроме разочарований, не выливались. На работе дела шли неплохо, и удалось нанять очень грамотного администратора, который оказался настоящим трудоголиком и взял на себя огромную кучу организационных вопросов, тем самым освободив Анну от необходимости торчать в салоне каждый день до закрытия. Появилось время на себя. И тут она поняла: ей нужен ребёнок. Существо, которое она будет любить - безгранично, беспринципно, бесконечно. Просто любить, не думая о последствиях.

К этому вопросу она подошла со свойственной ей практичностью, благо, средства позволяли. Поехала в надёжный центр. Пролистав тысячи и тысячи анкет, нашла кандидата. Прошла все необходимые процедуры. И все получилось с первого раза - как будто судьба спешила вручить ей вознаграждение за пережитую боль. Все были несказанно рады - Анины родители, совершенно ошеломлённые новым поворотом в жизни дочери, Анины друзья, увидевшие, что та впервые за долгое время начала улыбаться, Анины подчинённые - потому что строгая начальница теперь ходила с загадочной, погружённой в себя улыбкой и почти никого не строила.

Аня передала дела администратору (все-таки золотой оказался мальчик), сдала московскую квартиру и уехала с родителями в подмосковный дом. Гуляла, читала классику, слушала Моцарта, на выходных неизменно приезжали друзья. В срок и без особых осложнений родился мальчик, и, взяв его первый раз на руки, Аня в первый раз окончательно перестала ощущать тоску по Лике. Ее затмило новое щемящее чувство нежности к маленькому комочку, названному Илюшей.

Когда Илюше исполнилось полгода, они вернулись в Москву. Аня вновь вышла работать и поняла, как истосковалась по своему детищу, по косметическим запахам, по щебетанию девочек-стилистов. Администратор, давно произведённый в ранг управляющего, вёл дело достойно, но Анне не терпелось забрать бразды правления обратно. С Илюшей сидели мама и няня. Выходные они проводили вместе с Анной, гуляли, читали, засыпали в обнимку под трескотню телевизора. Мальчик рос замечательным, в меру шаловливым, говорить начал рано и презабавно, в общем, радовал своих многочисленных женщин. Анна неожиданно для себя оказалась очень трепетной матерью, и отношения с сыном у них с самого начала сложились самые нежные.

Вскоре в жизни Анны вновь начали появляться женщины. Теперь требований было много: ей нужны были взрослые адекватные особы без особых претензий на её время, умеющие приходить и уходить на цыпочках. Илюшина воспитательница из детского сада. Девочка-стоматолог из клиники, куда Аня заскочила с разболевшимся зубом. Симпатичная сотрудница страховой службы, занимающаяся Аниной машиной. Все они были милы, внимательны, ненавязчивы и меняли друг друга с периодичностью примерно раз в три месяца просто потому, что встречался кто-то новый. Замужних Анна обходила стороной.

Вспоминала ли она Лику? Вспоминала. Глухой болью где-то глубоко внутри отзывались любые светлые кудряшки на улице. Дом на набережной она объезжала как можно дальше. Долгое время не могла слушать звуки рояля. Но, пожалуй, и все.

Когда Илюше исполнялось три года, она решила подарить им обоим райский отдых, и купила тур в Тайланд для них двоих. Сын был счастлив. Не вылезал из воды, топал по мокрому песку, строил замки, копал ямы, гонялся за местными причудливыми птицами, быстро покрылся золотистым загаром и стал похож на довольного купидончика. Как-то, избаловавшись окончательно, и устав от однообразных походов к океану (вы подумайте, они устали), Аня решила остаться в отеле и понежиться у бассейна. Илюша возился в детском "лягушатнике". Аня дремала, периодически поглядывая на сына.

- Анечка! - вдруг услышала она голос, который не перепутала бы ни с чьим. Вдоль кромки бассейна бежала девочка лет четырёх с короткими светлыми кудрями.
- Анечка, стой! Упадёшь! - молодая женщина в длинной юбке и тёмных очках с заколотыми наверх золотистыми волосами добежала до девочки и подхватила её на руки.
Аня медленно поднялась с шезлонга. Поправилась... Бедра стали округлыми, теперь её не спутаешь с подростком. Незнакомая прическа делает её чуть старше. Те же тонкие запястья, те же крошечные ступни. Куколка... Аня встала во весь рост и слегка перегородила Лике дорогу.

- Женщина, чего вы кричите, здесь люди отдыхают, - шутливо проговорила она, - ничего с вашей Анечкой не станет, тут мелко, тонуть некуда.
Лика ошарашено остановилась.
- Господи, Аня! Но как, здесь - ты?! - она спустила с рук малышку и схватила Аню за руки.
- Ну, а что такого, собственно, - усмехнулась Аня, - место среди нашего брата популярное. А это, - она кивнула на девочку, застенчиво спрятавшуюся за мамину ногу, - дочь?
- Дочь, - кивнула Лика
- Та самая?
- Та самая...
Аня помолчала.
- Кофе, Лик? Вон столик хороший в тени, - предложила она.
Лика покраснела:
- Да мне Аньку некуда девать, а она шебутная...
- Ничего, мой кавалер за ней присмотрит. Илья! Илюша! Вот девочка, видишь? Забирай её и идите играть вот сюда на лужайке, чтоб мы вас видели!
Илюша, пыхтя, подбежал, молча взял маленькую Аню за руку и так же молча потащил её на лужайку в указанном направлении. Лика в изумлении наблюдала.
- Это... твой?
- Мой, Лик. Как видишь, дети бывают не только в браке, - не удержавшись, подколола Аня. - Ну как ты? Игорь здесь?
- Мы развелись, Ань, - тихо сказала Лика, - уже год, как. Он влюбился в другую женщину, и очень быстро ушёл. Сказал - так честнее и каждый имеет право на счастье. Он очень помогает нам, конечно. Анька то у меня, то у него. А так у него давно другая семья.
- Имеет, Лик, - подтвердила Аня. - Я это и тогда до тебя пыталась донести. Ну, а ты сама как?
- Ну, а что я? Мы с Анькой скоро вот в Лондон улетаем к родителям. Я подумала, хорошо бы ей получить британское образование. А так все по-прежнему. Ученики. Дом. Дочь.
- Ну, а ещё? Мечты, планы? Души, так сказать, прекрасные порывы? - внимательно разглядывая Лику, спросила Аня.
- Мечты... Не знаю, Ань. Когда была с Игорем - мечтала о ребёнке. Когда была с тобой - мечтала остаться с тобой. А сейчас как-то... По течению. Только все, что связано с Анькой. Ну, не будем об этом. У тебя-то как?
- У меня? - переспросила Аня. - У меня все здорово. Сын красавец, бизнес развивается, планов куча. Успеть бы все! Ладно, Лик, пойдём мы. Он с утра на солнце, боюсь, сгорит. Илюха! Пошли в номер, сказки читать.

Аня порывисто поднялась и, кивнув Лике, взяла сына за руку и зашагала по аллейке, ведущей к корпусу. Лика долго смотрела ей вслед.

Вечером, уложив сына, Аня со стаканом сока вышла на балкон - посидеть, глазея на догорающий закат, и подумать. Желательно - не о Лике. Стук в дверь был тих и несмел. Не сказать, чтобы Аня его совсем не ожидала. В дверях стояла Лика, с распущенными по плечам кудряшками, отросшими за эти годы почти в два раза, в легком летнем сарафане - почти такая же, как в день знакомства.
- Давай попробуем сначала? - без предисловий спросила она, перешагнув порог и вцепившись пальцами в Анино предплечье. - Ты ведь была права. Любовь важнее остального. Я не забывала тебя ни на секунду. Дочь назвала твоим именем, чтобы просто иметь возможность его произносить. Я многое поняла. Я уже ничего не боюсь. Давай начнём сначала?

Синие глаза умоляли, нежные губы вздрагивали, Лика была готова заплакать. Аня ласково взяла её за подбородок.

- Куколка... Ты не стала смелой. Просто тебе стало нечего терять. А вот у меня слишком многое теперь поставлено на карту. Теперь я тебя понимаю - тебя тогдашнюю. А сейчас - ну, что я тебе предложу? У меня мама, Илюха, бизнес. У тебя дочь. Опять встречаться раз в неделю? Ты права была тогда: невозможно жить только для себя. Сейчас я это хорошо понимаю. И не могу позволить себе вновь рисковать. А у тебя все обязательно сложится. И никогда не меняйся. Ты зародила во мне любовь к жанру миниатюры.
Анна усмехнулась и посторонилась, открывая Лике дверь. Та молча вышла.

Пока Лика не скрылась за поворотом аллейки, Аня неотрывно смотрела ей вслед. Прямая спина. Гордая шея. Безукоризненное воспитание: даже виду не подаёт, что плачет. Анна вздохнула: вот так. Не всегда удаётся жить только по велению сердца. Права ты была, мудрая куколка. Слишком многое на карте.

Она обернулась на громко сопящего Илюху и улыбнулась. Жизнь продолжалась.

Иллюстрация René Groebli

15 ФЕВРАЛЯ 2016 КРИСТИНА ВОЛКОВА

Ссылка:

Смотрите также

#ДЕТИ, #ЗНАКОМСТВА, #ОДИНОЧЕСТВО, #ОТНОШЕНИЯ, #СЕМЬЯ

Что такое одиночество? И когда оно может быть полезно?

Почему страх одиночества делает нас удобными для общества и когда полезно побыть наедине с самими собой.

Для счастья романтические отношения необязательны

Удивительно, но в 2023 году кому-то приходится объяснять: все мы разные. Кому-то нравится быть в романтических отношениях, а кто-то ценит возможность жить без них.

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

"Хуже педофилии" - полемика по вопросам семьи в Италии обостряется