КВИР - Гараж

Гараж

И даже отсюда, с крыши, я чувствовал, какими они могут быть нежными, эти руки, и нежность, казалось, охватывала весь мир...

Деда Юра вернулся из гаража злой. Шмякнул в прихожей об пол свои железяки, так что ударная волна, кажется, докатилась до самой кухни. Швырнул засаленную куртку на тумбу под зеркало, снял кроссовки и протопал к кухонной плите. Схватил холодный чайник с кипячёной водой и жадно начал пить. Струи воды катились по его щетинистой шее, затекали за пазуху, а он всё пил, пил, пил.
- Пап, ты чего опять? - мама вытерла пот со лба и отстранилась от мясорубки.
Она крутила фарш, потому что в наш поселковый магазин привезли мясо, и мы купили сразу четыре кило, чтобы про запас... Дед осушил чайник и, шумно выдохнув, заговорил:
- Крыша, най, снова потекла! В гараже, най. Я полез, най, посмотреть, а там дыра - ладонь просунуть можно, най! Только прошлым летом делал, най - и вот опять!
Говорил он с лёгким кавказским акцентом: высокий, широкоплечий, с чёрными густыми вьющимися волосами, которые только начали седеть. Все знали, что не Юра он никакой, а Юнус-Бек, но уже лет сто называли Юрой. Он, наверное, и сам давно забыл это своё старое южное имя.
- Железо опять доставать надо? - спросила мама, вновь принявшись за фарш.
- Железо, най, не проблема! Его на железке сколько хочешь, най! Мне по дружбе отдадут и ещё добавят, най! Только гараж этот, най, разваливается уже! Новый нужно ставить, най! А денег нет!
- Сейчас ни на что особо денег нет! - вздохнула мама, продолжая вертеть ручку мясорубки.
Эту фразу она повторяла раз по сто пятьдесят в день. При этом работала, как проклятая, в больнице сутки через двое. Ездила автобусом до Мызы: дребезжащий "ЛиАЗик", который с трудом разворачивался на пыльной площадке у магазина. Дед был обходчиком на железной дороге. Его иногда подбирала дрезина. Прямо от гаража, где он проводил половину жизни. Станции в нашем посёлке почему-то не было, редкие электрички и товарняки проползали, не останавливаясь. От деда Юры всегда пахло, как от тепловоза. И сам он был, как тепловоз: горячий, сильный, стремительный. Ему было тогда всего-то пятьдесят четыре или пятьдесят пять. Жену, мою бабку, он схоронил довольно давно и после этого всегда был один. Жил в соседней комнате за стенкой, которая называлась "спальня", а мы с матерью - в "гостиной", как полагается, с длинным сервантом и телевизором. Кроме мамы, была у него ещё одна дочь, моя тётка. Жила через дом от нас. Но пила и считалась непутёвой. Хотя сын её, Макс, мой двоюродный брат, часто у нас ошивался. Ещё с самого детства, когда мы были пацанятами. Деда Юра называл нас "детвора", обнимал руками, как крыльями, и рассказывал сказки, которые выдумывал на ходу.
"Жил-был паровоз, который не слушался маму. Она говорит ему: не езди за крутой поворот - заблудишься, пропадешь! Но паровоз был упрямый и всё равно ездил за поворот и ещё дальше, через поле, и за дремучий лес. И вот однажды возвращается он после после дальней прогулки на вокзал, а вокзала нет! Сполз вокзал в реку и поплыл по ней, как пароход. Долго гудел паровоз вокзалу вслед, но никто его не слышал. Вокзал уплывал по реке всё дальше и дальше, най..."
"И что, так и уплыл?" - настойчиво теребил я деда.
"Уплыл, най! До самой Астрахани доплыл!"
Тогда я понятия не имел, где эта Астрахань, но думал, что, наверное, это и есть край света, потому что именно там заканчивается Волга.
Только через много лет я понял: деда Юра рассказывает про Ромодановский вокзал, на котором он когда-то работал. И никуда не уплыл этот вокзал - стоит себе на самом берегу Оки, у Метромоста, только не вокзал это никакой: закрыли его давным-давно, а пути разобрали. После этого деда и перевели поближе к дому, на станцию Мыза, где заканчивается наша глухая ветка.
И вот мне уже двенадцать, и я знаю, что дальше Астрахани - Каспийское море, а ещё дальше - Иран, с коврами и верблюдами, и живут там смуглые бородатые люди, похожие на деду Юру.
Поставив чайник обратно на плиту, он потопал прочь с кухни и там, в коридоре, начал возиться со своими железяками, из которых состояла его жизнь.

- Дед опять в гараж попёрся! - сказал Макс и сплюнул на асфальт.
Он пришёл к нам в обед, и мама сунула ему в зубы две котлеты: горячие, зажаристые, с золотистыми боками. Тётка снова в запое, так что кормить Макса некому. Проглотив наскоро котлеты и бульон с жидкой, развалившийся вермишелью, мы снова выбежали на улицу, где наконец-то, буквально вчера, началась весна, и вниз от нашего дома, вдоль теплотрассы и остатков асфальта, туда, к гаражам и железной дороге, текли и текли ручьи. Макс вынул из-за пазухи пачку сигарет, закурил и швырнул "бычок" в журчащую воду. Тот немного покрутился на месте, а затем разогнался и поплыл, словно стремительный белый катер, обходя пороги и перекаты. Мне закурить Макс не предложил: я несколько раз пробовал - плевался и кашлял.
"Только сигареты на тебя переводить!" - и курил сам, как совсем взрослый парень. У него уже пробивались усы и бакенбарды, а голос недавно стал хриплым, будто у простуженного.
- Пойдём, деда навестим. Только тихо! - Макс шепчет и подносит палец к губам.
Мне кажется, что сегодня, вот прямо сейчас, начнётся что-нибудь сказочное: из-за угла вылетит ковёр-самолёт, мятая железная крышка от бутылки окажется золотой монетой, стеклянные осколки - алмазами, - гараж - дворцом со стеклянной крышей, а дед - каким-нибудь магом, готовящим эликсир молодости.
Дед очень редко пускал нас в гараж. Это было его царство, куда нам дозволялось заходить лишь по особому приглашению. Там стоял мотоцикл, который, сколько себя помню, никогда не ездил, а служил подставкой, полкой, стулом. А ещё в гараже было полно железяк разных цветов и размеров, и дед зачем-то таскал их туда-сюда, и руки у него от этого были жёлтые и мозолистые. Прямо за гаражом росла старая ива, раскидистая, как целая роща, и одна из веток нависала над самой крышей. Спрыгнешь - и загудит, задребезжит под ногами гулкое железо, а оттуда перемахнёшь на соседнюю крышу - и так весь ряд, до крайнего гаража, а там сиганёшь вниз на тропинку - и через кусты, через заросли полыни и крапивы, вдоль железнодорожных шпал, вдоль разогретых рельсов, к полю и дачам за путями, пока кто-нибудь не вылез из гаража и не запустил булыжником в затылок.
Но в последнее время Макс к этому как-то остыл. Он любил неспешно достать из-за пазухи сигарету, сломать ветку, сделать из неё "щипцы", зажать ими сигарету, поднести к губам и затянуться.
"Это чтоб от рук не воняло, - объяснял он, сплёвывая на землю. - А то мать запалит!"
Вот и сейчас, взобравшись на ветку ивы над дедовым гаражом, он чиркнул зажигалкой и затянулся. Отмахнувшись от дыма, я смотрел сверху на чистое-пречистое небо, на бутылочные осколки на тропинке, сверкающие, словно алмазы, на наш посёлок, в котором всего-то десять домов - и все красные, как переспелая морковь. Вот, подкравшись, показалась из-за поворота электричка. В ней только четыре вагона, и плетётся она медленно, шумно, да ещё вдруг зачем-то свистит, точно старый электрочайник, а затем скрывается из вида. Пока я смотрел на электричку, Макс спустился на крышу гаража и, приложив ладонь ко лбу, заглянул в дыру, из-за которой так злился дед. Некоторое время Макс так и сидел, внимательно смотря в дыру, а когда поднял голову, на его лице была какая-то слащавая ухмылка.
- Чего там? - шепнул я.
В ответ он лишь приставил палец к губам и, словно поколебавшись немного, жестом позвал меня спуститься к нему. Я ступил на крышу, стараясь двигаться бесшумно и, наклонившись, заглянул в дыру. То, что я увидел, до сих пор вызывает у меня иногда тягучую сладость, стоит мне только вспомнить сидящего на мотоцикле деду Юру и его огромный, ровный, как линейка, член, который он, обхватив обеими руками, ласкал, ни о чём не подозревая. Член был мокрым и хлюпал, словно нога в галоше. Дедовы руки - всё такие же грубые и жёлтые - в этот момент больше напоминали руки скульптора или музыканта, играющего на флейте. И даже отсюда, с крыши, я чувствовал, какими они могут быть нежными, эти руки, и нежность, казалось, охватывала весь мир. Я смотрел, словно приклеенный, до тех пор, пока дед не застонал. А потом он затрясся, откинул голову, закрыв глаза, и разрядился струёй спермы.
На следующий день мы с Максом снова пришли к гаражу.
- А ты что, не дрочишь ещё? - спросил он, закуривая.
Я помотал головой.
- Хочешь, научу? - громко прошептал он.
Воздух стремительно теплел.

За долгие годы в посёлке почти ничего не изменилось: те же десять домов, та же теплотрасса, те же гаражи. Только вот дедов развалился всё-таки, и на его месте теперь - свалка, куда скидывают железяки, мешки, с мусором и без мусора, бутылки, какие-то ржавые запчасти и даже похоронные венки - до кладбища-то рукой подать. На этом кладбище мы сначала хоронили тётку - она отравилась насмерть палёной водкой, которую пила с соседкой. Дед после этого поседел, но был ещё крепок и по-прежнему каждый день, вернувшись с работы, ходил в гараж. А вот Макса он долго пережить не смог. Макса, который тоже стал пить, шататься пьяным по посёлку, и в конце концов попал под поезд. Схоронив его, дед постарел лет на двадцать, стал пожёвывать нижней челюстью, сгорбился, похудел. А однажды его увезли на скорой среди ночи и больше не привозили.
Иногда, стоит мне задремать, - и я вижу перед собой Макса, как живого, который вываливает из штанов... нет, не такой же, как у деда, но почти такой, как расстёгивает мне ширинку и лезет в штаны, и нежность охватывает всё и вся, а дед обнимает нас тёплыми, грубоватыми руками-"крыльями".
"Детвора, най!" - говорит он с едва различимым южным акцентом.
А потом вдруг поднимается ветер, и земля под ногами начинает куда-то плыть, и я понимаю, что попал на Ромодановский вокзал, который сполз в реку и "сбежал" в Астрахань, и я вижу дедов силуэт: он стоит в совершенно пустом зале ожидания у вокзального окна и ласкает руками то, чем его не обделила природа.
И вот, наконец, я просыпаюсь со стальной эрекцией, тянусь туда рукой и в который раз понимаю, что до деды Юры мне, как до Астрахани. И что весна нынче холодная - какие уж тут ручьи!
А мама так и работает в больнице на Мызе. Сутки через двое.

04 АПРЕЛЯ 2018 КАРИМ ДАЛАМАНОВ

Ссылка:

Смотрите также

#ЗНАКОМСТВА, #ПЕНИС, #РОДИТЕЛИ

Что такое преждевременная эякуляция?

Каждый третий представитель сильного пола в течение своей жизни испытывает трудности с преждевременной эякуляцией. А это, как минимум, 30 % мужчин!

15 фото Омара Аполло и его эрегированный член на обложке "Live for Me"

Американский певец и автор песен Омар Аполло продолжает радовать поклонников не только новой музыкой, но и откровенными снимками в соцсетях. Смотрим, слушаем...

Как мастурбация помогала нашим предкам выживать?

Мастурбация относительно широко распространена среди различных видов животных и, по всей видимости, особенно среди приматов, включая человека.

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!